Красные Башмачки

Глава двадцатая

— Меня зовут Лиис. Мне нужно в Неймеген. Прошу вас, господа…

Мужчины переглянулись.

— Чего там! Проводим! Только чудок душу отведем, ага?

— Я вам заплачу…

— Само собой, девка, заплатишь!

Первый снял со спины арбалет и положил на траву.

— Ложись и задирай юбку выше!

Мужчины рассмеялись.

Лиз покачала головой и сжала зубы, чтобы не стучали.

Возвращаться к ремеслу шлюхи она не собиралась.

— Ты что? Не согласна?

— Нет!

— Тогда поимеем тебя без согласия, чего там! — засмеялся второй.

Лиз медленно отступала к плотине, пятясь. Если броситься бежать — догонят и на накинуться как голодные псы! Озноб пробежал по спине. «Что же делать?!»

Мужчины приближались, пересмеиваясь.

Внезапный раскатистый рев ударил по ушам. Лиз ахнула и присела, оборачиваясь.

На той стороне реки, у начала бобровой плотины стоял здоровенный бурый медведь, нюхая воздух влажным блестящим носом. Глазки зверя пялились на людей с нескрываемой злобой.

Медведь, убедившись в том, что его заметили и прониклись, коротко рявкнул. Не спеша, косолапя, двинулся к плотине.

Лиз обогнала мужчин только на первые десять шагов, потом они ее опередили, с треском проломившись через кусты орешника.

Обогнув орешник, девушка обернулась и увидела бегущего медведя всего в десяти шагах. С визгом она бросилась к ближайшему дереву и кошкой вскарабкалась на самый верх развесистой березы. Только ощутив как гнуться под ногами тонкие ветви, Лиз остановилась. Сердце выбивалось из груди. Вцепившись судорожно в ветки, она осторожно посмотрела вниз. Тихо ахнула.

Медведь стоял под березой на задних лапах, нюхал воздух и уходить никуда не собирался.

— Ну что за несчастья на мою голову!?

Лиз закрыла глаза и торопливо скороговоркой помолилась. Без крестика на шее она ощущала себя брошенной и покинутой высшими силами.

Она повторяла молитвы еще и еще пока ее не окликнули снизу.

— Красавица, полно там сидеть! Или вей гнездо или спускайся вниз!

Под березой грыз яблоко веселый бородач в кожаной куртке без рукавов, надетой на голое тело.

— А где медведь?

— Убежал.

— Вот как? Поклянитесь!

— Клянусь здоровьем моей матери!

— Кто вы?

— Я — Урс, меня послал Тируэль. Спускайся, Элиза. Опасность миновала!

Девушка перевела дух.

«Он знает мое имя, и он знает Тируэля!»

Спуститься Лиз смогла только до нижних ветвей. До земли не меньше чем полтора человеческих роста и сучьев нет.

«Как же я сюда забралась?!»

Лиз внимательно посмотрела на Урса. У друга Тируэля вся одежда была из кожи. Безрукавка, штаны, мягкие сапожки до колен… а поясе в ножнах длинный кинжал. Арбалет лежит на траве у ног. «Весело ему — улыбается!»

— Я… не могу…

— Прыгай, я поймаю!

Урс улыбнулся сквозь рыжую курчавую бороду и протянул вперед крепкие ручищи.

Лиз с сомнением покачала головой.

— Точно — поймаешь?

— Легко и осторожно — как лебяжью пушинку!

— Я не пушинка!

— Уже вижу.

Лиз прижала подол платья к ногам. Возмутилась.

— Заглядывать под юбку — хамство!

— Если закрою глаза — то не поймаю. Смелее! Может быть, ты желаешь остаться жить на этом дереве?

Лиз вздохнула.

Если спускаться самой — есть шанс, что юбка завернется до талии на потеху этому бородачу!

— Прыгаю!

— Ловлю!

Он поймал ее ловко и аккуратно.

Лиз замерла, глядя в веселые карие глаза Урса.

На руках ее мужчины еще никогда в жизни не носили! Это было восхитительно приятно! Урс держал ее на руках легко, без малейшего напряжения. От него пахло терпким потом, кожей и почему-то мехом — теплым, звериным мехом.

— Спасибо.

Лиз настойчиво высвободилась из рук спасителя и опустилась на траву.

— Медведь и впрямь убежал?

— Не бойся, в этом лесу рядом со мной тебя никто не обидит!

«Хвастун, как все мужики!»

Лиз оправила юбку.

— Далеко от Неймегена мы сейчас?

— Завтра к обеду придем.

— Ого! И ночь будем идти?

— На ночь остановимся в одной таверне тут неподалеку. Ты не голодна?

Лиз вздохнула.

Подкрепится, не мешало бы, за весь день горсть лесной земляники!

«Когда я последний раз нормально ела? До родов…»

В груди начал разрастаться ком тупой боли. Лиз осторожно выдохнула воздух и замерла.

«О, боже! Я забыл о моем малыше! Я — черствая, тупая сука!»

Ощущение потери навалилось на нее душным тяжелым одеялом.

— Эгей, девушка, ты в лице переменилась! Что-то болит?

— Нет, ничего… спасибо…

Заботливый Урс взял Лиз за руку и вложил в ладонь краюху уже начавшего черстветь пшеничного хлеба.

Она шла следом за Урсом, делала вид что ест, а на самом деле давилась слезами. Комок стоял в горле и проглотить душистый хлеб она никак не могла.