Коррупционер

Глава 19

Как я понимаю, мою спутницу в кафе хорошо знали, встретили с улыбками и поклонами, проводили в небольшой закуток с маленьким столиком на двоих. Наверное, для кафе, торгующего спиртным, знакомый директор винного магазина — очень приятный бонус. Выслушав заказ на кофе-глясе и пирожные, официантка сердечно улыбнулась, и исчезла, чтоб появиться с заказом через пять минут.

— Ты, Павлуша, сказал, что у тебя разговор на двадцать минут — Алла Петровна откусила кусочек эклера и сделала маленький глоток из красивой чашечки, явно, для особых гостей: — Пять минут уже прошло.

— Я уложусь — я улыбнулся, затем, размеренным и равнодушным, голосом, глядя в сторону общего зала, стал, в лицах, излагать подслушанный разговор, но только в версии «лайт». Об убийстве речи не было, я сказал, что женщину хотят сильно избить, чем добиться ее увольнения. И о двоюродном брате из ритуального хозяйства я не рассказал. У женщин часто эмоции преобладают над разумом, пусть пока часть подробностей останется моей тайной. Во время моего монолога Алла меланхолично прихлебывала кофе и потихоньку откусывала пирожное, не выказывая никаких эмоций. Закончив свой рассказ, я посмотрел в глаза женщины и испугался. Вместо красивых карих глаз на меня смотрели две черных, бездонных дыры.

— Скажите, юноша, зачем милиция устроила эту грязную провокацию? Что вам надо? Кому нужно мое место? Начальнику БХСС? Торговому отделу райисполкома?

— Вижу Алла Петровна, разговор не задался. — Я встал, бросил два рубля на столик и пошел к выходу.

— Стоять! — визг раздавшийся за моей спиной заставил вздрогнуть посетителей кафе, сидящих в общем зале.

Я развернулся и шагнул в закуток. Алла Сергеевна нервно рылась в сумочке:

— Забери свои деньги…сученок.

— Дура ты Алка, тебе эти деньги на лечение пригодятся, а когда тебя убьют, мне за эту информацию гораздо больше премию дадут.

Она что-то еще кричала, но мне было все равно. Пройдя метров триста от кафе, я свернул за угол, в сторону дома, когда какой-то шум, еле слышный, на уровне подсознания, заставил меня остановится и выглянуть за угол. Женщина бежала в мою сторону, прижав к груди сумку и придерживая полы не застегнутого плаща. Увидев, что я остановился, Алла перешла на шаг, судорожно пытаясь отдышаться. Подойдя ко мне, она повисла у меня на руке, пытаясь восстановить дыхание.

— Извините, Павел, я сорвалась. Наверное, вы мне не соврали, иначе, какая то очень сложная схема получается. Если у вас есть время, проводите меня, пожалуйста в сторону дома, по дороге я у вас еще кое что спрошу.

— Хорошо, Алла Петровна, давайте прогуляемся.

— Ну, если я для вас уже Алка-дура, то глупо дальше называть на «вы». Зовите на «ты» и по имени.

— Хорошо, Алла, я Павел. Что вам рассказать?

— Подождите, я себя в порядок приведу — Алла сунула мне в руки свою сумку, заколола, сбившиеся на бок, волосы и застегнула плащ, после чего приняв сумку, повисла на моем локте. Бег на двести метров дался заведующей винного нелегко.

— Павел, еще раз извини, просто, я такого не ожидала. Конечно, у нас бывают конфликты, но я, вроде бы, стараюсь никого не обижать, всем даю заработать немножко. Да, я понимаю, это плохо, и, наверное, даже преступно, но такая жизнь. Пожалуйста, еще раз расскажи, что ты мне в кафе рассказывал. Честно говоря, я так разозлилась, наверное, часть твоих слов пропустила.

Мы шли по темной улице, я периодически проверяя, чтоб за нами никто не шел, негромко повторил свой рассказ.

— Павел, а как ты оказался в кустах возле дома Андрея?

— Видишь ли, Алла… ты конечно сказала, чтобы нам продавали спиртное, но, по твоему подчиненному видно, что он не успокоится. Сделает вид, что подчинился, а сам будет пакостить, сначала по мелочи, потом все сильнее и сильнее. Я просто решил его убрать….

— Что ты решил?

— Уволить его из винно-водочного. Просто уволить, поймать несколько раз пьяным, и ты бы, получив бумаги из вытрезвителя, нашла бы повод его уволить.

— Павел, но ведь это некрасиво и нечестно!

— Алла, а я не красивый и не честный. Просто, такому человеку, как твой Андрюша, на таком месте, не место, извини за каламбур. А, теперь, оказалось, что я прав, и всему твоему коллективу не место, но кроме оставшихся двух продавщиц.

— И что мне теперь делать?

— Слушай, это тебе решать, ты б… женщина умная, руководитель. Я могу посоветовать, чтобы твой муж встречал тебя после работы и провожал утром до магазина, ну и дверь никому чужому не открывай.

— К сожалению, это не возможно.

— Тогда второй вариант — ты пишешь заявление в милицию….

— И мне дадут охрану?

— Нет, конечно. У нас такого не практикуют. Твоих работников, в лучшем случае, вызовут, и опросят. Они могут либо признаться, если совсем дебилы. Или, скажут, что это твои фантазии, и их просто отпустят. В любом случае, у тебя будут неприятности.

— Почему?

— Ну вот смотри, они признаются, что хотели тебя у…. избить, и посадить на твое место сестру Славяна, за то, что ты по двадцать ящиков в день спускаешь нужным людям, а им разрешаешь продавать по спекулятивной цене только пару ящиков. Ты будешь после этого директором магазина? Нет, не будешь. А сможешь куда ни будь в торговлю устроится?

— Нет, Паша, после этого не возьмут. Во всяком случае, в хорошее место.

— Смотри — второй вариант. Они не признались, но они знают, что ты знаешь. Ты им это простишь?

— Нет, конечно.

— И они знают, что ты им это не простишь. А от своих мест они отказываться не хотят. Значить история не закончится, и они, что ни будь еще придумают, только уже ты об этом знать не будешь. Значит, вариант с неравнодушным к тебе мужчиной наиболее благоприятный.

— К сожалению, это не вариант. У меня сейчас никого нет.

— Алла, не сочтите за комплимент, но ты же себя каждое утро в зеркале видишь…

— Павел, я пять лет, как глубоко замужем. Но, это грустная история. Я вышла замуж, смогла устроить мужа дальнобойщиком в «Совтрансавто», в автокомбинат у Тещиного языка. Через год муж стал ездить за границу, сначала в Монголию, а потом в Иран. А два года назад, в Горьковской области, его фура врезалась в легковушку. И хотя вина была водителя легковушки, но погибли люди, а у мужа нашли остатки алкоголя в крови, и он был не местный. Короче, ему дали срок. Я смогла перевести его на «химию», ему там отбывать еще два года. Поэтому, меня никто не может провожать ни утром, ни вечером.

— Извините, я не знал. А папа, брат? — Я единственная дочь в семье, папа старенький уже, живет в Нальчике. Ни брата, ни соседа нет.

— Ну, тогда тебе осталось только заявление писать в милицию.

— Павел, ты же понимаешь, что меня или посадят, или уволят. — Ну, посадят вас вряд ли, скорее уволят, но хоть живая останешся. — Павел, ты же сказал, что меня избить хотят?

— Э-э, ну будут бить, могут перестараться, или лицо повредить, эксцесс исполнителя называется в уголовном праве. — Всё ясно. Скажи, Павел, а ты лично мне не можешь помочь? За вознаграждение, естественно… — Ты знаешь, я так часто слышал эту фразу… — Оплата ежедневно. — Надо подумать. Подумал. Нет. — Почему? Я же готова заплатить.

— Как ты это представляешь? У меня работа с девяти утра до шести часов вечера. Ты где живетшь — На улице Анархиста-князя. — Ну вот, представь, вечером магазин же до восьми вечера работает… Допустим, я буду успевать вечером съездить домой переодеться, но вот утром? Ты же не будешь утром в половину восьмого выезжать из дома. — Если надо, то буду. — Да в том то и дело, что не надо. Надо, что бы ты на работе находились вместе с причастными лицами.

— Почему?

— Потому, что если в магазине будет находится кто-то из, скажем, заговорщиков, то в это время на тебя не нападут, так как этим людям нужно алиби на момент нападения. А если они будут в магазине, когда на тебя нападут, то алиби не будет.

— То есть, меня все-таки хотят убить…

— Я не знаю. Конкретно это слово никто не говорил.

— Павел, помоги мне, пожалуйста.

— Алла, я физически не буду успевать встретить тебя и успеть на службу.

— Павел, а у тебя права есть?

— На грузовик, а что?

— А если я тебе дам машину, ты будешь успевать?

— Какая машина?

— «Жигули», ноль одиннадцатая, не знаю, что это значить, я плохо разбираюсь. На ней муж ездил, а так, она в гараже стоит… с того времени.

— Ну, если машина на ходу, то надо подумать. Где гараж?

— Возле моего дома. Мы кстати пришли.

Алла жила в престижной кирпичной одноподъездной свечке, высотой в двенадцать этажей, с большими лоджиями и балкончиками, выходящими в подъезд.

— Хороший дом.

— Да, спасибо.

— А гараж где?

— Вон там — женщина ткнула рукой в сторону ряда капитальных гаражей, теснящихся у края лога.

— Номер какой?

— Я не помню.

— Давай, завтра в одиннадцать ты подойди к тому углу. Увидишь меня, иди к гаражу, я подойду.

— Так может быть, утром созвонимся?

— Хорошо, давайте номер.

Следующий день я провел в гараже. В «Жигулях» цвета кофе с молоком умер аккумулятор, два колеса были спущены в ноль. Хорошо, что на полке нашлось зарядное устройство, а масло и антифриз были на уровне. После промывки батареи, замены электролита, шестичасового цикла зарядки, стрелка зарядного устройства, уныло лежащая на цифре «ноль», чуть — чуть приподнялась, а через два часа стала показывать устойчивый заряд. Спущенные покрышки, накачанные ручным насосом, тоже внушали надежду, восстановив форму и, вроде бы, держа давление. Следующий день был посвящен танцам с бубнами вокруг бензонасоса и карбюратора. Часа через два, двигатель стал «кашлять», на села батарея. Вечером, уже в темноте, двигатель внезапно взревел, даря мне надежду на благополучную реанимацию машинки. Я осторожно, утопил дроссельную заслонку и стал собираться. С завтрашнего дня начиналась моя работа «секьюрити», на дополнительном окладе.

Утром я ехал на работу, бросая машину в квартале от отдела. Отправив Олега пить традиционный кофе в «Буратино», я садился на «одиннадцатую», и сняв китель, ехал за Аллой. Бросив машину у соседнего дома, я поднимался на лифте на двенадцатый этаж, спускался пешком, проверяя подъезд и проходя по площадке десятого этажа, где проживал объект охраны, звонил в ее дверь, после чего ждал ее во дворе. После чего, я садился в машину, подхватывал девушку на дороге, чтобы высадить за квартал до винного магазина. До магазина провожал ее, находясь на разумном расстоянии, после чего одевал китель и искал на маршруте напарника. Конечно, такая система охраны зияла дырами, но я надеялся, что злодей не подозревает о моем существовании, и будет действовать незатейливо, подловив женщину на пути домой, по вечерней темноте. Развязка наступила на четвертый день.

— Совсем забыла, у меня сегодня инвентаризация, придется задержаться на работе.

— До какого часа?

— Ну, наверное, до десяти часов, где-то.

— Давай так, никого не отпускай, одна в магазине не оставайся…

— Да там работы полно…

— Я на всякий случай предупреждаю. Без десяти десять я буду стоять у стоматологической поликлиники. За пять минут до выхода, выключи свет в своем кабинете, чтобы я успел развернуться, и иди в сторону Арены, я тебя подхвачу. Все поняла?

— Ну конечно! Сделаю все, как ты сказал. Пока, до вечера — и женщина выпорхнула из салона.

Вечером было все как обычно, только время нашего прибытия к дому Аллы сдвинулось на два часа позднее.

Я проверил подъезд, дождался Аллу, поднялся с ней на восьмой этаж на лифте, откуда пешком поднялся до одиннадцатого этажа, проверяя пространство за мусоропроводом и общественные балкончики. Сегодня в город вернулась зима. Несмотря на то, что, согласно календарю, была середина мая, по небу неслись тяжелые, темно-серые тучи. Днем в городе термометр опустился до шести градусов по Цельсию, а ночью обещали похолодание до минус трех градусов. Ветер, дующий со стороны Ледовитого океана, на высоте десятого этажа, казался просто пронизывающим. Я простоял на балконе, любуясь стремительным бегом мохнатых туч над головой, дождался, когда за женщиной захлопнулась дверь квартиры, и стал, не торопясь, спускаться вниз по лестнице. Дойдя до шестого этажа, я остановился. Наверху хлопнула дверь, потом раздался какой-то шум, еле слышный в завывании ветра на улице, с гулким грохотом, хлопнулось о бетонный пол и покатилось, что-то твердое, но легкое. Я, стараясь не шуметь, бросился на верх. На площадке десятого этажа лежало опрокинутое мусорное ведро, оранжевого цвета. На балкончике кто-то возился. Я шагнул вперед и увидел худого мужика в черной «хебешной» рабочей куртке и толстом свитере с высоким воротом. Мужчина, с любопытством, как юный натуралист, наклонив вбок голову, вглядывался в глаза Аллы, которая, выгнув спину назад, и практически вывалившись через ограждение балкона, старалась отклонить лицо от, поблескивающего в свете уличных фонарей, лезвия опасной бритвы, зажатой в кулаке мужчины. Все происходило в полной тишине, под романтичное завывание ветра. Я сделал шаг. Мужик, почувствовав что-то, начал поворачивать голову, но я уже схватил его за худые щиколотки и рванул вверх. Мужик был жилистым, но легким. Бросив бритву, мужчина, поднимаясь вверх, над бетонным ограждением, инстинктивно схватился двумя руками за норковый воротник импортного кожаного плаща, в котором, по причине холодной погоды, с утра щеголяла Алла. Мы оба одновременно вскрикнули, он от отчаянья, я от натуги, и двоюродный брат Андрея Андреевича, вдовец и любитель чехословацких мотоциклов, отправился в свой последний полет. Воротник, за который он вцепился мертвой хваткой с оглушительным треском оторвался, и Алла, с белыми от страха глазами, бессильно опустилась на пол. Внизу, еле слышно, звякнуло, затем глухо ударило об асфальт что-то тяжелое.

Я схватил Аллу за руку, подхватил ведро, и потащил бесчувственную женщину в ее квартиру. Захлопнув дверь, я втащил ее в спальню и ударил по щеке.

— Ой — в глазах девушки появились какие-то мысли.

— Ты как в подъезде оказалась?

— Ведро забыла с утра вынести, оно уже завоняло.

— Бля. Снимай плащ! Быстро, давай, пошевеливайся.

Я выдернул не пришедшую в себя Аллу из верхней одежды, плотно свернув тонкую кожу, запихнул узел в темную матерчатую сумку, висящую в коридоре.

— Запри за мной, никому не открывай. Лучше выпей, немного, для запаха. Если придет милиция, откроешь дверь в присутствии соседей, типа, боишься, так как живешь одна. Говори только то, что пришла домой поздно, выпила и легла спать, ничего не видела и не слышала. Ты поняла? Кивни, если все ясно!

— Не уходи, не оставляй меня! Я боюсь! Он умер, да? Я с ума сойду, если ты уйдешь — Алла схватила меня за шею и не собиралась отпускать.

— Алла, пойми, нам надо избавится от плаща, иначе нас с тобой посадят. Ты понимаешь? Отпусти меня, я приду через час, обещаю. Отпусти, мне надо торопится, счет на минуты идет. Все, давай, закрывайся.

Внизу уже собралась толпа, окружив нечто, темнеющие на асфальте. Я, вывернув в подъезде куртку оранжевой подкладкой наружу и накинув на голову капюшон, потоптался в задних рядах толпы, потом тихонечко двинулся со двора. Пройдя около километра, я, по пешеходному мосту, переброшенному через широкий лог, перешел на другую сторону, углубился в застройку старых «хрущовок», где, в каком-то дворе, который я, наверное, завтра, и сам не найду, сунул сумку в металлический ящик с мусором и двинулся в обратный путь. Во дворе, все также, стояли любопытные жители. Судя по количеству милиционеров в форме и в штатском, наличие норкового воротника в руках упавшего с высоты гражданина, не позволила, как основную, выдвинуть версию самоубийства. Я незаметно проскользнул в подъезд, на лифте поднялся на десятый этаж и постучал в дверь, которая распахнулась в тоже мгновение, как будто Алла ждала меня в коридоре.