Коррупционер

Глава 15

Любовался я своим отражением в сапогах минут пять, прежде, чем Марина закончила хныкать.

— Слушать готовы? Или еще немного подождем?

— Готова. — Марина решительно оттерла лицо платком и подняла на меня красные глаза.

— Вам все правильно сказали. И все вопросы вам будут задавать. В не только вам, но и дочери, и матери. И не только следователь, но и на суде — судья, адвокат, прокурор, подсудимый. Любой из них и любые вопросы. Единственное что — если речь будет о половой неприкосновенности, то суд будет закрытым. То есть, будут все перечисленные, но, не будет публики в зале суда. Но, тут неизвестно, что хуже. Те же ваши знакомые, узнав про закрытый суд, сами все додумают и со всеми поделятся, своим видением ситуации, со сколькими вы мужиками переспали, от кого у вас ребенок и насколько ветвисты рога у Тимофея. Поэтому, если вы не готовы через это пройти, то лучше не начинать. А во-вторых: вы тут меня обвинили, что я не задержал этого парня. Ну, я бы его задержал. А дальше, то что? Дела, как я понимаю, нет, вы от заявления отказались. Даже, если бы оно было, то единственным доказательством было бы опознание по смеху? Мне уже смешно. Естественно, что он будет на опознании смеяться по-другому. Его через несколько часов отпустят, а потом он придет к вам с претензией. Вы уверены, что вы к этому готовы?

— И что теперь? Государство защищает преступников, а я должна по пол ночи не спать, потому что я боюсь, и выходить из дома только в сопровождении мужа, так что ли? Да, нахрен, нужно такое государство!

— Вы, Марина, мои слова передернули, а то, что не сказал, сами додумали.

Я вам говорю, что государство права преступников соблюдает очень строго, поэтому на основании только ваших слов его никто задерживать не будет. Нужно что-то более весомое. Я данные парня установил, он учится в сборочном техникуме. Думайте, откуда у него данные, где вы живете, ведь кто-то с ним вашим адресом поделился. Тот, кто что-то про вас знает, но не все подробности. Например, как я понимаю, Тимофей ваш — я ткнул пальцем в опешившего парня: — я думаю, что его из числа наводчиков можно вычеркнуть. Он же знал, что денег у вас нет. А хотя… Может быть Тимофей подговорил своих знакомых, чтобы этим нападением вызвать у вас нестабильное эмоциональное состояние, и, побыстрее, залезть к вам в постель.

Я полюбовался на моих, растерянно переглядывающихся, собеседников и засмеялся:

— Извините, я пошутил. Просто, подумайте сами, откуда у преступников взялась информация о вас, я тоже, в свою очередь, кое что сделаю. Через несколько дней к вам подойду, может быть что-то новое будет. А сейчас извините, меня вызывают.

Я вышел из киоска и двинулся к ЦУМу, пытаясь связаться с дежуркой:

— Я двадцать третий, кто меня вызывал?

— Двадцать третий, как слышишь?

— Двадцать третий, слышу хорошо.

— Двадцать третий, Станционный Бродвей девять, первый подъезд, между первым и вторым этажом драка. Как понял меня?

— Понял, выдвигаюсь.

— Извините — запыхавшаяся Марина заступила мне дорогу.

— Что случилось?

— Извините, я не знаю, как к вам…

— Меня Павел зовут.

— Павел, если вы мне поможете, то я вас очень сильно отблагодарю.

— Марина, вы конечно очень красивая, но как же Тимофей? — я кивнул в сторону тревожно выглядывающего в нашу сторону из киоска любовника молодой женщины.

Марина сильно покраснела. По выражению ее лица, я было решил, что она хочет меня как-то обозвать. Но женщина сдержалась:

— Я имею в виду деньги.

— Хорошо, Марина. Меня столько раз уже обманывали в этом вопросе, но вам я поверю. До свидания.

В первом подъезде, на момент моего прибытия, стояла относительная тишина. Где-то, из радиоточки в какой-то квартире, оптимистично заливался соловьем ведущий передачи «Рабочий полдень», зачитывая письма доярок и ткачих, с просьбой исполнить новую песню Ярослава Евдокимова «Фантазер». Я постучал в первую квартиру, потом позвонил в квартиру номер два. Дверь мгновенно распахнулась, и я охренел.

На порогу квартиры стоял очень высокий дяденька, более двух метров роста, на вид лет пятидесяти. Его лицо, грубо вырубленное, как у римской статуи, с учетом почти полной темноты, густевшей у него за спиной, вызывал нешуточные опасения.

— Здравствуйте, у нас вызов на этот адрес….

— Проходите — сделав лопатообразной ладонью приглашающий жест, мужчина отступил в темноту коридора. Я заколебался на пороге. Коридор был жутко заставлен какими-то коробками, связками книг и картонок, в середине оставался узкий извилисты проход. Сунешься туда, я этот монстр тебя, среди коробок и придушит, а потом упакует в коробку, и отправит во Владивосток малой скоростью багажным вагоном. Но делать нечего, надо идти.

Я нажал на тангенту рации, дождавшись шума эфира и громко сказал в пустоту:

— Двести двадцать третий на связи, на адресе только хозяин квартиры номер два дверь открыл, сейчас объяснение с него возьму.

Пусть этот Минотавр, затаившийся где-то в глубине темной квартиры, думает, что Родина знает.

Протопав по лабиринту я вышел в сторону светлого пятна, оказавшейся кухней. Вся квартира была заставлена залежами книг, только на кухне было немного свободного места.

— Присаживайтесь.

— Спасибо. Нас на драку в подъезде вызвали…

— Это соседи со второго этажа. Они пришли ко мне, устроили скандал.

— А что случилось?

— Жена моя бывшая и теща…

— Как интересно. Но вам все равно придется ситуацию объяснить, мне в дежурку надо документ какой-то представить.

— Меня зовут Кузнецов Василий Кириллович, двадцатого января одна тысяча шестидесятого года рождения.

— …..?

— Да, знаю, что выгляжу очень плохо, но так жизнь сложилась. В восемьдесят третьем году я женился на соседке из шестой квартиры — Наденьке Банниковой, а в восемьдесят четвертом году развелся. А через два месяца, после скандала с уже бывшей женой, медицинская бригада забрала меня из дома и увезла за Город в психиатрическую больницу на улице Кызылсукской. А пришел я в себя только в одна тысяча девятьсот восемьдесят шестом году. Тогда модной стала тема карательной медицины, приехала комиссия из Москвы и многих из больницы выгнали по причине несоответствия диагноза. А моего лечащего врача сильно зацепили. У кого-то из его пациентов родственники настырные оказались, доказали, что он людям за деньги диагнозы ставил. Меня из больницы выписали, и я узнал, что развод мой с Наденькой Кузнецовой был признан незаконным, так как согласно представленного в отдел ЗАГСа заключения психиатра, расторгал я его в невменяемом состоянии. А, следовательно, моя, вновь законная жена, оказалась прописанной в этой квартире. Через год я добился, чтобы брак вновь был признан расторгнутым, на основании чего, Наденьку выписали из квартиры. Вот только, как я понял, деньги они передавали через четвертые руки, и следствие им ничего не предъявило. Вот, теперь два года они пытаются меня обратно в психушку запихать.

— Василий Кириллович, вы где работаете?

— Инвалид второй группы. Поле того, как я два года практически без осознания себя находился, у меня тремор рук часто бывает, давление зашкаливает до двухсот, и печень с почками практически не работают.

— А зачем сейчас то скандалить, она же бывшая жена?

— Видите ли, товарищ сержант, если тебя один раз признали психом, то в любой момент можно вновь признать. А, при должном умении, можно, даже вас, признать шизофреником. А у меня после таблеток бывают судороги и припадки, сходные с эпилептическими, особенно когда волнуюсь. Хорошо, что сегодня вы пришли, а то наш участковый… как-то не складывается у меня с ним. Он даже в мою квартиру не заходит. Орет, из подъезда, что у меня помойка в жилом помещении и он меня выселит за антисанитарию.

— Ну да, есть такая статья, если причиняешь ущерб состоянию жилища. Но, согласитесь, квартира у вас очень странная. Так, стоп, стоп, не надо волноваться! Просто объясните, вот это все — что такое?

— Это книги.

— Просто книги?

— Ну, да, просто книги. Я как работать перестал, стал книги реставрировать, прошиваю, переплеты дорогие, подарочные делаю. Вот видите, кожа, тисненная. Чтобы запах химии в вентиляцию не шел, у меня вытяжка мощная стоит на кухне. А здесь просто книги. Сейчас много книг выбрасывают, а я езжу по библиотекам, в пункт приема вторсырья, ну и еще, в разных местах. Некоторые люди частным образом обращаются, чтобы я привел книгу в хорошее состояние, а потом можно как подарок кому-то вручить.

— И куда вы потом отреставрированные книги деваете?

— Продаю. По выходным езжу в Дом культуры имени Знаменитого Летчика, там коллекционеры и книжники собираются. Детективы, фантастику у метро продаю в будни, тоже хорошо расходится. Прихожу с обеда и, до темноты стою, на Привокзальной площади. Народ в дорогу хорошо книги берет.

— Скажите, как часто на вас заявления пишут?

— Часто. В выходные я рано выхожу из дома, чтобы в Дворце Культуры хорошие места занять, поэтому с бывшей не встречаюсь, она поспать любит. Когда на площадь хожу, то тоже обычно проскакиваю. А вот, стоит мне с кем-то о встречи договорится, то как по заказу, пока я дверь закрываю, Надька сверху бежит, орет, и пытается меня ударить, а за ней ее мамаша бежит, тоже самое. Я, хорошо, если успеваю дверь захлопнуть и на один оборот закрыть, убегаю. А на следующий день участковый приходит, объяснение требует.

— Понятно. Так, прочитайте пожалуйста и вот здесь, здесь и здесь распишитесь. Ну, на этом, наверное, все. Хотя нет, еще один вопрос. Василий Кириллович, а вы не хотите расширит свой ассортимент и количество товарных позиций?

— Здравствуйте. Мне бы Банникову Надежду Александровну.

— Я Надежда Александровна, только фамилия моя — Кузнецова.

— Понятно. У меня к вам вопросы по сегодняшнему скандалу в подъезде.

— А почему вы пришли? Мы участковому, Боброву заявление отнесли, на опорный пункт.

— Я не знаю, что там у вас с участковым, но меня направила дежурная часть Дорожного райотдела, по поводу драки в первом подъезде, между первым и вторым этажом. Вы что ни будь знаете б этом?

— Конечно знаю, мой муж, Кузнецов Василий Кириллович напал на меня, когда я вышла из дома и избил.

— А где ваш муж?

— Во второй квартире.

— А вы в этой квартире у соседки прячетесь?

— Нет, эта квартира моей мамы. Во второй квартире я была прописана, но когда мужа выпустили из психбольницы, он меня выгнал из квартиры, и я, временно, нахожусь у мамы.

— Как все сложно у вас. Ну, хорошо. А что конкретно сегодня случилось?

— Ну я все в заявлении указала, как все было. Заявление у участкового.

— Хорошо, тогда здесь пишите, что пояснять ничего не желаете, но я бы вам не советовал.

— Почему?

— Ну, считается, что честному человеку скрывать нечего.

— Хорошо, пишите: муж дождался, когда я вышла из квартиры, а потом выбежал в подъезд и набросился сзади.

— Сколько он раз вас ударил?

— Пять или шесть раз в голову, и около пяти раз в спину.

— А следы побоев где?

— Вы что, мне не верите? Просто мой муж обучался наносить удары так, чтобы следов не было видно.

— Понятно, вот здесь распишитесь, хорошо. Все, до свидания, вас известят.

За всеми этими хлопотами, время уже шло к вечеру, надо было еще успеть за сегодня разорить цыганскую «кладку» и подорвать экономическое благополучие противника. Но, к моему удивлению, поход по отделам ЦУМа положительного результата не дал. Уже вторую неделю, после моих регулярных набегов на «сигаретные поляны» молодые продавщицы, одним движением шаловливых глазок указывали мне места, где стоит поискать пахнущие табаком сумки. А я, никогда не забывал, на ходу, положить на прилавок пару узеньких пачек «Ст. Моритц супер лайф» или других, более-менее приличных сигарет из улова. Но сегодня везде было пусто. Бригада Азы, понеся существенные потери, решила сменить места хранения?

Додумать эту мысль я не успел, в рации раздался голос ротного, немедленно требующего нас в отдел.

— Товарищ майор, за время патрулирования на вверенном посту происшествий не случилось.

— Где вы были с десяти до пол одиннадцатого утра?

— Сейчас посмотрю, товарищ майор — я полез в постовую книжку: — у «Сокровищ Буратино» находились.

— Отлично. Если вы там были, то как допустили разбой прямо возле магазина?

— Товарищ майор, продавец кафетерия подтвердит, что мы там были! — влез, на удивление, несвоевременно Олег.

— Короче, был разбой на точку от кафе «Снегурочка», которая в торце «Буратино» находиться. Дело на контроле у начальника областного УВД. Тот лично дал указание наказать милиционеров, якобы несущих там службу. Меня тоже накажут. Поэтому через десять минут объяснения мне на стол, где вы в момент разбоя, в каком кафетерии несли службу. Вопросы есть?

— Товарищ майор, да как это случилось? Что за ситуация?

— Ориентировка в дежурке, если по рации не слышали. Время пошло.

— Да у нас рация выключилась, ничего мы не слышали — Олег, честно глядя в глаза командиру роты, крыл железными аргументами, нас, по его мнению, оправдывающие.

— Пойдем, Олег, некогда нам — я потащил напарника из комнаты роты, пока он про нас еще чего ни будь не рассказал.

Желтый, с неровно оборванными краями, лист ориентировки гласил, что «сегодня, в период с десяти часов до половины одиннадцатого утра по адресу Станционный Бродвей дом одиннадцать в помещение киоска от кафе „Снегурочка“, с применением физической силы ворвался неизвестный, который под угрозой ножа открыто завладел денежными средствами и двумя бутылками ликера. Приметы: на вид около сорока лет, высокий, около метра восьмидесяти сантиметров, плотного телосложения, одет во все черное. Особых примет нет. Ущерб устанавливается».

Под сочувственными взглядами дежурных, мы написали рапорта, о том, как в указанное время добросовестно несли службу возле этого дома, но ничего подозрительного не заметили, и положили бумаги на стол дежурного по отделу. Олега, то, наверное, как блаженного, не уволят, а вот со мной — вопрос оставался открытым. Из того, что с нами произошло, хуже было только застрелить человека на улице или принять взятку на глазах у изумленных сотрудников КГБ. Но надо было жить дальше, и пытаться выкарабкаться из этой ситуации.

— Ребята, я не знаю, что еще рассказать. Я это сегодня уже раз десять рассказывала — очень крупная женщина, лет сорока на вид, в белом халате, с плохо смытыми разводами потекшей туши на глазах, сметала веником осколки бутылки с пола, наверное, один из, упомянутых в ориентировке, ликеров был еще и разбит.

— Ну значить, расскажите в одиннадцатый раз.

— Хорошо. Сегодня я пришла пораньше, хотела вчерашнюю выручку отнести в кафе, в кассу сдать. Пересчитала деньги, а тут в дверь постучали. Я решила, что сменщица моя пришла зачем-то, дверь открыла, а там, за дверью, огромный мужик стоит. Он меня затолкнул в киоск, шагнул в след, а затем еще раз толкнул, ну я и упала сюда — женщина показала не липкий от ликера пол между прилавком и огромным ларем-холодильником, где морозилось мороженное. Я упала, хотела закричать, а он достает из кармана огромный нож и мне говорит «Заорешь — убью.». А у меня ребенок маленький, я зачем орать буду. Он через меня перешагнул, что мне в глаза песок с его ботинок просыпался, взял с кассы деньги, несколько бутылок лимонного и кофейного ликера, одну видите — уронил, а потом вышел. Перед тем как выйти, сказал, что будет под дверью стоять, и, если я заору, то он меня убьет. Ну я дождалась, когда дверь захлопнется, поднялась, выскочила на улицу, но уже никого не было. Я у прохожих спросила, не видел ли кто мужика. Люди сказали, что нет. Я побегала, и пошла в «Буратино» звонить, на работу и в милицию.

— Понятно. Сколько денег было в кассе?

— Семьсот четырнадцать рублей.

— Это что. За один день выручка?

— Нет, за полтора, позавчера я тоже не сдавала деньги.

— А почему у вас халат чистый? Не вижу я, что бы в нем на пол падали.

Продавщица взглянула на меня со злом и ехидцей:

— Вы меня, товарищ милиционер на такую дешевку не ловите. Я в куртке была — она кивнула на теплую, стеганную куртку, висящую на крючке: — Я не переодевалась. Собиралась сразу в кафе идти, деньги сдать.

Я подошел к вешалке. Действительно, спина куртки была грязной. Вроде бы, все верно, все логично. Но, что-то мешала мне смиренно принять ситуацию, что мы с Олегом весело дули кофе в тепле кафетерия, в десяти метрах отсюда, отделенной от мест происшествия только толстой кирпичной несущей стеной здания. Тонкие, фанерные стенки киоска я во внимание не брал.

— Одевайтесь.

— Что, опять? Ну сколько можно. — продавщица, в сердцах, сплюнула, отряхнула рукой куртку, одела ее на себя, взяла в руки ключи от киоска и нетерпеливо уставилась на меня.

— Падайте.

— Что?!

— Я говорю — падайте — я ткнул пальцем в узкое пространство пола, покрытого затертым линолеумом, зажатым между мерно гудящем морозильным ларем и прилавком.

— Да как вы смеете, на до мной издеваться! Я сколько это терпеть могу!

— Я говорю, падай на пол, как ты упала от удара. Я отсюда вижу, что ты здесь не поместишься, больно много мороженного ела.

Женщина пыталась, смело падала на спину, но протиснуться в указанное ей же место, смогла только боком. Потом она предложила нам сто рублей, потом сто рублей каждому. Больше не предлагала, наверное, все уже истратила.

— Тебя как зовут, фантазерка?

— Люба.

— Вот смотри Люба, какой у тебя расклад вырисовывается: Ты сообщение сделала, как свидетель расписалась. Пока дело в общесоюзный реестр не внесен, номер делу не присвоен. Пока это не сделано, ты можешь написать явку с повинной, тогда дела уголовного, скорее всего, не будет. Я вот если ты протянешь время, ты все равно признаешься, но будет уже поздно. Дело по разбою будет возбуждено, и его уже не прекратишь. Тогда, тебя, на сто процентов, привлекут к уголовной ответственности за растрату и заведомо ложное сообщение о тяжком преступлении. Вот и думай, то ли тюрьма га сто процентов, или есть вероятность, что тебя просто уволят, а дальше уже от тебя все зависит. Ты все поняла?

— А если заведующая кафе заявление заберет? — Люба трясла головой от внезапно посетивших ее слез раскаяния: — Дело прекратят?

— Нет, это не та статья, чтобы заявление можно было забрать. Я тебе повторяю — твой единственный шанс спастись — быстро, обо всем, признаться.

— Хорошо, дайте бумажку и скажите, что писать.

— Пиши Люба — сверху слева дату, справа — название Города.