Коррупционер

Глава 13

Инна позвонила тем же вечером:

— Привет, что ни будь придумал?

— Придумал, бери скрипку и приходи.

Девушка постучала в мою дверь через десять минут.

— Ну, и что ты придумал?

— Ищешь себе группу единомышленников и начинаете выступать на улице. Например, ты и еще одна девочка, но твоя противоположность, как инь и янь.

— Что?

— Ну вот представь, ты — шикарная блондинка — я руками изобразил ее форм, что было принято весьма благосклонно: — И, например, худенькая брюнетка, а если, есть еще подружки, рыжие, например, ну чтобы, как говорится, на любой вкус и цвет. И вы танцуете играя на скрипках, и что там еще со скрипкой сочетается, саксофон?

— И?

— Закончили играть, поклонились эротично, а, потом, пошли по кругу со шляпой. Как ты думаешь, сколько вам денег в эту шляпу накидают?

— Ты, что, дурак? Я то обрадовалась, что ты мне работу нашел, а ты…. Даже, если, я найду кого ни будь, кто согласиться со мной на улице играть и кланяться, то нас быстро увидят и в ректорат сдадут. А там за дискредитацию высокого звания….

— Давай так. Если, я тебе, расскажу реальный, рабочий план, то ты, по-честному, извинишься и будешь привлечена, за такие слова, к половой ответственности.

— К какой ответственности?

— Ты слышала. К половой.

— А, если, не признаю твой план реальным?

— Тогда, просто, сможешь переночевать в моей квартире, без ответственности.

— Хи-хи, ну, давай, рассказывай.

— У вас комсомол еще работает?

— Конечно, я комсорг группы.

— Ну вот!

— Что вот?

— Собираете проверенных комсомольцев. Принимаете решение о создании фольклорной группы по изучению средневекового и прочего музыкального наследия, нашего и европейского, а также популяризации музыки среди населения Республики. Назовете, к примеру, арт-студия «Ваганты»….

— Почему «ваганты»?

— Ну не «скоморохи» же. Как-то это название, мне кажется, дискредитировано в СССР. Можете назваться «Трубадурами», если хочешь, это одно и тоже. Где ни будь там, в протоколе, между строк, пишите, что имеете право заработанные выступлениями деньги тратить на уставные и общественно значимые цели, как-то закупка сценических костюмов, инструментов, питание артистов, материальной помощи студентам консерватории. Заверяете решение в институтском комитете комсомола и вперед, зарабатывать деньги.

— Где зарабатывать?

— Слушай, у нас, на Станционном Бродвее толкается куча народу. Если вы днем будете выступать, особенно в выходные, мне кажется, на хлебушек с маслицем там можно будет заработать.

— Слушай, а мне это зачем?

— Что, зачем?

— Ну, костюмы сценические, помощь малоимущим студентам. Я буду со скрипкой плясать, а кто-то будет помощь получать?

— Сейчас объясню. Ты, кстати, кушать, хочешь?

— Не откажусь.

— Пойдем, там Демону много каши сварил, и тебе… Да, стой, я пошутил — я схватил поджавшую губы и шагнувшую к двери студентку за кисть: — Видно, голодные студенты, шуток о еде, не приемлют. Демону каша, тебе картошка тушеная, с мясом, иди руки мой.

Когда Инна схомячила почти всю картошку, я продолжил:

— Вкусно?

— Угу.

— Вот, и кто помешает, вам покупать на заработанные деньги себе еду. Только в решении напишите, что заработанные деньги тратятся на питание артистов группы.

— А материальная помощь?

— Себе оказывайте материальную помощь, тут противоречия не будет.

— Ну, а сценические костюмы? Они, знаешь, сколько стоят?

— Джинсы и клетчатая рубашка, с узлом на животе — сценический костюм для исполнения музыки в стиле американского кантри. Черные обтягивающие трико — моя рука скользнула по бедру Инны: — и, черная футболка, вполне будут смотреться, как наряд трубадура. Дальше продолжать, или сама сообразишь?

— Ладно, вроде бы есть о чем подумать — Инна шлепнула меня по ладони: — иди брейся, а то ты колючий. Будешь меня к ответственности привлекать.

Глеб Владимирович Касьянов с тоской наблюдал за вялой весенней мухой, проспавшей где-то все холода, а теперь, тупо, ползущей по стеклу, в поисках выходя из сложной жизненной ситуации. Минуты тянулись бесконечно, первый весенний дождю, бьющий под углом в стекло, был однообразен и бесконечен, как жизнь Глеба Владимировича. Приняв экзамены у двух «хвостистов» — толстой и некрасивой дурехи со специальности «Общественное питание», и бестолкового, но, единственного, парня на этом потоке, поставив им вымученные «трояки», молодой преподаватель ждал девушку с чудесным именем Настя, которой пересдачу он назначил с временным лагом от других студентов.

— Извините, можно, я на минуточку — вместо долгожданной Насти, в аудиторию, заглянул незнакомый парень, облаченный в синий халат хозяйственной обслуги техникума: — я на минуточку, оборудование надо прикинуть на месте установки.

Глеб Владимирович раздраженно кивнул, и, вновь уткнулся взглядом в экзаменационную ведомость. Неужели все срывается? Если этот балбес, что, высунув язык от усердия, что-то прилаживает к оконному стеклу напротив стола преподавателя, останется здесь, то он сорвет весь план Глеба, неоднократно проигранный в голове Касьянова, и признанный вполне жизнеспособным.

— Вот и все — парень отошел на пару шагов и полюбовался на размещенный в углу оконной рамы, на стекле, пластмассовый прямоугольник датчика охранной сигнализации, с торчащими в сторону проводками электропитания: — как в аптеке. Еще раз извините.

Глеб Владимирович проводил взглядом покинувшего кабинет «хозяйственника». Наверное, в связи с ростом преступности в Городе, руководство техникума решило поставить на «сигналку» и кабинеты второго этажа учебного корпуса. А, сейчас, прикидывают, на какой клей монтировать всю эту непонятную машинерию. Через пару минут в кабинет заглянула рыженькая девичья головка:

— Можно? Здравствуйте, Глеб Владимирович. Я не опоздала?

Глеб вскочил и, незаметно, вытер о спинку стула, мигом вспотевшие, ладони:

— Проходите, присаживайтесь… Настя.

Высокая, стройная девушка, звонко стуча каблучками, шла по старым доскам пола, красиво покачивая бедрами, плотно обтянутыми короткой юбкой — тюльпан. Теплая, мохеровая кофта, с широким воротом, открывала длинную шею.

Девушка подошла к столу, уселась за стол и выложила зачетку.

Глеб Владимирович, сглотнул набежавшую в рот слюну, тоже плюхнулся на свое место, взял Настину «зачетку» и стал ее перелистывать, делая вид, что изучает предыдущие оценки. Мысли, в панике, бились в черепной коробке, мешая сосредоточиться и вспомнить заранее отработанную нить беседы. В Настю, вернее, девушку, очень похожую на Настю, Глеб Владимирович был влюблен уже лет пятнадцать. Она появилась в его жизни и его дворе такой же поздней весной, внезапно, как будто неоткуда. Вот, юный Глеб, прикрывшись от маминого взгляда из окна, «солидно» прикуривает болгарскую «Родопы», предварительно угостив одобрительно гудящих приятелей из пачки, забытой на балконе отцом. А вот, в арке дома, появляется высокая стройная фигура, одетая в короткую юбку и красный, распахнутый не небольшой крепкой груди, плащ. Девушка, бодро стуча каблучками высоких сапожек, ловко крутя попой, идет через двор, с улыбкой грозит пальчиком, застывшим с сигаретами в руках пацанам и распахивает скрипучую коричневую дверь подъезда Глеба, а через секунду парень с воплем роняет дотлевшую до пальцев сигарету.

— Ты чего?

— А это кто?

— Что влюбился? — хохотнули друзья: — Это твоя соседка. Позавчера, в квартиру над тобой, переехала. Алиной зовут. Но тебе не светит. У нее муж военный, летчик.

С той поры Глеб потерял покой. Он часами был готов сидеть во дворе, чтобы, наконец дождаться, когда распахнется дверь подъезда, и красивые, стройные, бесконечно длинные ноги, начнут свой быстрый танец до арки двора. Вечером, будущий Глеб Владимирович, занимал позицию в подъезде, чтобы в урочный час, дождаться, когда, мимо него, пропорхнет, обдав неуловимым ароматом духов и молодой женщины, его мечта, а потом, хоть на мгновение, поймать глазами снизу, приоткрывшиеся сильные бедра соседки, бодро взбегающей по лестнице на верх. Правда, частенько, Алина возвращалась домой со своим мужем — высоким, блондинистым, офицером, с пропеллером и крылышками на голубых петлицах. Эти минуты Глеб не любил. В его, частых и влажных фантазиях, муж всегда трагически погибал, а Глеб находил рыдающую и потерявшую разум рыжеволосую вдову, в каких-либо кустах, или в лесу, приводил домой, деликатно держа под тонкий локоть своей сильной рукой, а уже дома…. Дома Алина понимала, кто все это время, безмолвным стражем, был возле нее, обвивала шею Глеба руками, впивалась в его рот поцелуем…. Через год Алина с мужем уехали из дома Глеба, оставив в его сердце незаживающую рану. Потом окончание школы, институт, с множеством девиц на факультете «Бухучет», обмывание начала студенческой жизни с одногрупниками. Глубокой ночью девчонки стали особенно привлекательны. Маленькая, смуглая, как галчонок, Света, уже полчаса как, с видом победительницы, елозящая на коленях у Глеба, предложила пойти покурить в ванную комнату. Забранная юбка и приспущенные колготки с трусиками, не вытащенный вовремя из влажного отверстия Глебов «друг» …. Через три месяца, невысокая, смуглая, рано постаревшая, женщина, втащила за руку, в квартиру родителей Глеба, заплаканную Свету, которая, особо юноше, и, не нравилась, и громко крича, поздравила Глеба отцом. Скоропалительная свадьба, беспокойный ребенок, жизнь с нелюбимой женой, скучная специальность. Все это превратило жизнь Глеба в вечную, без светлых дней, увядающую осень. Пара случаев адюльтера с замужними коллегами на работе, которые, при этом, были постарше, а одна — значительно, старше — светлых полос в растительное существование Глеба не внесло. И вот, в январе, на консультации, Глеб увидел Алину, свою первую, оставившую в сердце кровоточащую рану, любовь. Потом Глеб понял, что это не Алина. Но, девушка была так похожа, так хороша. Сердце Глеба вскипело, в его глазах появился блеск, жена стала подозрительно нюхать его рубашку после работы. И, Глеб решил действовать. Дважды «завалив» на экзамене Настю планом счетов и списком основных средств, Касьянов открытым текстом сказал, поймавшей его, в пустом коридоре, Насте, что экзамен она сдаст или за деньги, или через постель. После этого, молодой преподаватель, несколько дней вздрагивал, ожидая вызова в ректорат по жалобе Насти, но все было тихо и спокойно. И тогда Глеб понял, что его мечта может осуществится. Он съездил на, подаренной тестем, машине на в пустой, по ранней весне, дачный поселок, где, среди нерастаявших ноздреватых сугробов, стоял небольшой, дощатый домик, подаренный родителями Светы. Прибрав в домике, Глеб упал не диван, представив, как, через несколько дней, привезет в этот дом высокую, стройную девушку. Они выпьют сладкую настойку на коньяке, пока дом прогревается электрообогревателем, потом Глеб подтолкнет Настю на зеленое покрывало, с рычанием вопьется в еекрепкие грудки, закинет длинные ноги девушки себе на плечи и будет долго изливать в нее свою боль и тоску по исчезнувшей в далекой юности любви.

— Глеб Владимирович, мне билет брать? — сексуальный, до дрожи, голос Насти, внезапно, вырвал Глеба из эротических грез и заставил вздрогнуть.

— Нет, Настя, билет пока не надо тянуть. Давайте просто побеседуем. Вы что решили?

— Я вам деньги принесла. Как вы и сказали — сто рублей.

— Настя, я не хочу брать у вас деньги. Я просто хочу стать вам другом. Давайте, скажите мне «да», я поставлю вам «хорошо» и мы поедем. Машина за углом стоит.

— Куда поедем?

— Настя, поедем просто, покататься на машине. Ну, может быть, заедем куда ни будь, не на долго, заедем, погреться. Одно свидание, Настя, решайтесь. Я вас очень прошу.

— Нет, извините, Глеб Владимирович. Я не готова. Вот возьмите — Настя положила на стол белый дешевый конверт без марки и рисунка.

Глеб отогнул клапан конверта — несколько десятирублевых купюр, выглядывало из-под серой бумаги конверта.

Глеб с досадой хлопнул ладонью по столешнице:

— Настя, поймите, я вас люблю. Если хотите, я разведусь с женой. Я готов женится на вас. Только скажите мне «да», и мы поедем. Смотрите, я вас не обманываю, вот, пишу в ведомости и в зачетке «хорошо». Видите?

— Глеб Владимирович, я не могу. Возьмите ваши деньги и разрешите мне уйти.

— Знаете Настя — преподаватель нервно смахнул конверт с деньгами в портфель: — я осенью, обязательно, поеду в колхоз, на картошку, и обязательно руководителем вашей группы….

Кто вам разрешил войти? Здесь экзамен идет! — Окрик Глеба Владимировича был адресован наглому парню их АХО, который пол час назад уже приходил в аудиторию, устанавливать датчик сигнализации.

Он, не обращая внимания на преподавателя, подошел к столу и спросил у Насти: — все нормально?

— Что здесь происходит? Немедленно выйдите вон! — Глеб Владимирович вскочил, и указал работяге в синем халат на дверь: — вы не имеет права заходить в аудиторию, где проходит экзамен.

— Настя, подожди за дверью — парень повернулся и ткнул Глебу в глаза красные корочки, заставив его, от неожиданности, плюхнуться на стул: — Гражданин Касьянов, вы задержаны по подозрению в получении взятки.

— Какой взятки? Что вы говорите? Это провокация!

— Сел, я сказал, пока к столу не пристегнул — парень задрал длинную полу синего хлопчатобумажного халата, и выудил из кармана брюк, зловеще лязгнувшие, черные, тяжелые наручники, брякнув их на стол.

— Вы ничего не докажете, я не брал!

— Господин Касьянов, процесс совершения вами преступления проходил под контролем Комитета, весь разговор был записан — парень оторвал белую коробочку от окна и продемонстрировал ее дно преподавателю. Оттуда торчала батарейка и что-то, похожее на микрофон: — Сейчас мы деньги под протокол изымем, и поедем к нам в гости.

Из всего сказанного, пребывающий в панике Касьянов, различил только слово «комитет».

— У вас же удостоверение МВД!

— Вы, Глеб Владимирович, про документы прикрытия что ни будь слышали?

— Н-е-е-т.

— Мы действуем по документам МВД. Присаживайтесь пока — парень прошел до парты среднего ряда и достал из стола папу с бланками казенного вида: — давайте ваши документы, удостоверяющие личность.

Папка, заранее заложенная в кабинете, Глеба добила окончательно. Значить, его ведут давно, и что-то делать бесполезно.

— Что вы хотите?

— Давайте, для начала, деньги изымем — «комитетчик» начал заполнять протокол.

Глеб Владимирович вытащил из портфеля злополучный конверт.

— Деньги доставайте и начинаем пересчитывать.

Глеб пересчитал купюры, потом продиктовал правоохранителю их номера, потом подписал объяснительную.

— Ну что, Глеб Владимирович, зовем понятых и едем, или иные варианты будем искать?

— Какие варианты? — в горле Глеба моментально пересохло.

— Ну, например, вариант, что мы с вами начинаем дружить.

— Я стукачом не буду!

— А зачем нам стукач. У нас таких хватает Нам нужен, скорее, куратор, за вашим техникумом приглядывать. Человек, который будет здесь контролировать все. Ну, иногда, отдельные поручения выполнять.

— А. какая разница со «стукачом»? — Глеб горько вздохнул.

— Да, разница колоссальная. Например, я не буду наше сотрудничество регистрировать, соответственно, в архиве, которые, как известно, вечные, вашего имени не будет. Ладно, что я вас буду уговаривать. Вы вроде бы человек опытный, должны понимать, что в случае вашего несогласия, вы, прямо отсюда, поедете в тюрьма, а затем в лагерь, года на три-пять, как суд решит.

Глеб подумал пару минут, затем, дергано, словно, боясь передумать, протянул руку:

— Давайте, что надо подписать.

Через несколько минут все было кончено. Глеб, закаменев лицом, смотрел на дверь, где скрылся «комитетчик». Взяв псевдоним «Филин», Глеб подписал согласие, на сотрудничество с «конторой глубокого бурения», и даже написал пару сообщений, что парочка коллег почитывают издания «Демократического союза». Отказываться от постылой, но сытой жизни, ради непонятных принципов, и ехать в тайгу, осваивать пилу «Дружба»-2, Глебу не хотелось абсолютно.