Гардемарин Ее Величества. Коронация

Глава 6

Дверь открылась почти неслышно. Занятый мною кабинет в самом обычном здании на южной окраине города неподалеку от выезда на трассу не отличался ни солидностью, ни дороговизной обстановки, ни даже размерами, подобающими положению советника ее высочества по особым вопросам — а фактически командующему объединенными силами гвардии и гардемаринской роты. Однако его светлость герцог дель Инфантадо, похоже, не забыл, чем закончилась наша последняя встреча.

И заходил осторожно — совсем не как в тот день, когда он имел наглость вломиться прямо на закрытое заседание Совета имперской безопасности.

Впрочем, ни хорошие манеры, ни даже учтивость, с которой дон Диего запрашивал аудиенции через младшего Гагарина, не отменяли того факта, что новости он принес преотвратные — хотя бы потому, что других не мог принести по определению. Вряд ли за эти четыре дня иберийские доны, германские фрайхерры и еще господь знает кто передумали оказывать младшему Морозову всестороннюю поддержку.

Нас с Елизаветой предупреждали. Мы — не послушали. И последствия…

Последствия или уже наступили, или были на подходе — при всей своей наглости дон Диего никогда не отличался глупостью и предпочитал не сотрясать воздух, не имея на то серьезных оснований.

А значит, основания него имелись. Или очередная едва завуалированная угроза, или прямой ультиматум от Мадридского двора… Но куда скорее — оповещение о вполне конкретных именах и звучных фамилиях и титулах, готовых усилить не самое выдающееся воинство его сиятельства Матвея Морозова. Его величество Альфонсо Четырнадцатый всегда предпочитал загребать жар чужими руками. Желательно — руками моих же соотечественников, но его хитрые планы раз за разом терпели крах. И теперь очередь дошла и до иберийцев.

Наделенных Даром наследников древних родов, которые, конечно же, явились сюда по зову совести. И представляли исключительно собственные фамилии и не носили знаков отличия армии его величества.

О том, как именно они пересекли границу, я не стал даже спрашивать — у младшего Морозова наверняка было достаточно друзей на юге страны, чтобы высадить на пляжи Черноморского побережья хоть десяток полков с вертолетами и тяжелой техникой. И я мог только догадываться, какие еще силы уже совсем скоро поспешат отгрызть хотя бы кусочек ослабевшей Империи — и на чьей стороне они выступят.

Но даже это никак не могло стать поводом идти на уступки.

— Доброго дня, ваша светлость.

Я и не подумал встать, чтобы поприветствовать гостя, хоть его титул и был неизмеримо выше моего «благородия». И извиняться за получасовое ожидание, конечно же, тоже не стал — не то чтобы мне так уж хотелось напомнить иберийцу, кто здесь хозяин, однако даже самое обычное проявление вежливости он вполне мог трактовать, как слабость — и сделать выводы.

В корне неверные выводы.

— Доброго дня, господин прапорщик.

Дон Диего изобразил поклон. Настолько учтивый и глубокий, что едва прикрытое издевательство в самом обычным обычном соблюдении дипломатического этикета заметил бы даже слепой. И не только в самих движениях, но и в обращении — в соответствии со званием младшего офицера гардемаринской роты.

— Можете называть меня «господин советник», ваша светлость, — ядовито отозвался я. — Или по имени и отчеству — как вам будет угодно.

Дон Диего дернулся, недовольно сдвинул брови, но от комментариев все же благоразумно воздержался. Я не постеснялся спустить его с лестницы при свидетелях и в куда более обязывающей к соблюдению этикета обстановке. А уж сейчас, после боя, на южной окраине Воронежа…

Как говорится — война все спишет. К примеру — внезапную и трагическую гибель иберийского посла, случайно угодившего под атакующий элемент запредельной мощности… Вряд ли дон Диего всерьез опасался за свою жизнь, однако желания дерзить у него явно поубавилось.

— Как вам будет угодно… господин советник. — Издевка из голоса, впрочем, никуда не делась. — Полагаю, вы знаете, зачем я здесь.

— Полагаю, для того, чтобы снова бросаться угрозами. — Я постарался, чтобы мой тон прозвучал не менее вызывающе и высокомерно. — Которые меня ничуть не страшат. И которые вы, вероятнее всего, даже не сможете осуществить. Будь у его величества Альфонсо достаточно желающих умирать за Матвея Морозова — об этом уже трубили бы на всех новостных каналах. Я, знаете ли, имею привычку следить за телевидением в солнечной Иберии. — Я коснулся лежащего на столе закрытого ноутбука. — И должен заметить, что ничего подобного в эфире не было. Ни сегодня, ни вчера, ни неделю назад.

— Это ничего не значит. — Дон Диего даже бровью не повел. — Мои друзья не из тех, кто любит шумиху. Я уже говорил это, и не поленюсь повторить снова: в Европе достаточно тех, кто готов сражаться за справедливость и честь сословия аристократов. К которому едва ли могут относиться те, кто нарушает свое слово… — Дон Диего изобразил на лице почти искреннее разочарование. — Как и те, кто поддерживает клятвопреступников. Когда-то я посчитал бы за честь пожать вам руку, господин советник, но теперь…

— Теперь вы пожмете руку любому — если на то будет воля вашего монарха. Мне, Матвею Морозову, ее высочеству Елизавете Александровне — кому угодно. И продолжите играть словами, притворяясь, будто вам есть какое-то дело до чести или клятв, которые не стоят ничего, когда дело доходит до интересов держав. — Я махнул рукой. — Впрочем, какая разница? Вы все равно блефуете. И, должен заметить — блефуете не слишком умело. Я достаточно хорошо знаю его величество Альфонсо — и он из тех, кто любит бряцать оружием. И если этого вдруг не происходит — значит, ваша светлость, никакого оружия на самом деле нет и в помине.

— Нет и в помине? — вспыхнул дон Диего. — Что ж, вы убедитесь, что ошибаетесь. И уже очень скоро!

Есть! Кажется, сработало — ибериец заглотил наживку. Годы карьеры в посольстве приучили его держать себя в руках и не говорить лишнего. Но характер никуда не делся. И теперь вся великосветская мишура стремительно облетала, и из-под маски учтивого дипломата проступал тот, кого я знал десять лет назад — прямой, как лом, военный моряк, который всегда предпочитал не болтать, а действовать.

Уязвленная гордность, к тому же помноженная на горячий иберийский темперамент, жгла беднягу изнутри, и дон Диего… Нет, конечно же, не принялся швырять свои козыри на стол одной колодой — и все же явно начал выдавать их куда быстрее, чем собирался, заходя в мой кабинет.

— Впрочем, не в моих интересах переубеждать вас, господин советник, — проговорил он. — Или я уже могу обращаться — ваша светлость?

— Сможете, — невозмутимо ответил я. — Как только ее высочество пожалует мне соответствующий титул.

— Не сомневаюсь, это случится очень скоро. — Дон Диего явно пытался сделать театральную паузу, но ему отчаянно не хватало терпения. — Ведь вам уже приходилось носить его раньше, не так ли? И будет очень неловко, если весь мир узнает, кто скрывается за личиной юного Владимира Острогорского.

Грубо. Очень грубо. Я ничуть не сомневался, что дон Диего уже давно и прекрасно осведомлен о некоторых моих тайнах, однако поспешно вываленная угроза оказалась нисколько не убедительной. Скорее даже наоборот — глупой и неуклюжей…

Похоже, я зацепил беднягу сильнее, чем думал — и этим определенно стоило воспользоваться.

— Собираетесь во всеуслышание заявить, что в теле юного прапорщика воскрес скончавшийся десять с лишним лет генерал Градов? Отличная идея, ваше сиятельство! Кстати, не желаете дать интервью? — Я чуть сдвинул вверх рукав кителя и демонстративно взглянул на часы. — У меня как раз намечается встреча с американскими журналистами.

Дон Диего сердито сверкнул глазами, но промолчал. Вряд ли он всерьез рассчитывал запугать меня оглаской, однако реакции наверняка ожидал совсем другой — и теперь судорожно соображал, как выкрутиться и направить разговор в нужное ему русло.

— Осмелюсь предположить, что возможность выступить в радиоэфире вас тоже не заинтересует? — Я с искренним удовольствием продолжал ехидничать. — Хотя бы потому, что вашей светлости не хочется выглядеть в глазах всей Европы посмешищем… А я, разумеется, буду все отрицать. Или не буду — в зависимости от того, что посчитаю выгодным для меня и моей страны.

— Какая разница? — огрызнулся дон Диего. — Рано или поздно они все равно узнают.

— Верно. И именно поэтому мне наплевать, кто и когда обнародует это. — Я пожал плечами. — А значит, ваша угроза — впрочем, как и все остальные — не стоит и ломаного сентимо.

— Дело не в угрозах. — Дон Диего сложил руки на груди и повторил: — Дело не в угрозах, друг мой. А в том, что непременно за ними последует.

Этих слов в заранее приготовленном плане беседы определенно не было. Даже голос его светлости изменился: в нем вдруг появилась тревога, усталость и то, что при определенном допущении вполне могло бы сойти за искренность.

— Мы были знакомы много лет, Еще в те времена, когда я и сам носил форму и погоны. И я знаю, что вы за человек, Владимир Федорович.

На этот раз дон Диего весьма двусмысленно обратился ко мне по имени и отчеству. Которые, по иронии ее величества судьбы, у прапорщика Острогорского и скончавшегося десять с лишним лет назад генерала-фельдмаршала совпадали полностью.

— Чудесно. В таком случае, вы знаете, что угрожать мне бесполезно. — Я пожал плечами. — Однако почему-то все равно продолжаете этим заниматься, ваша светлость.

— Нет. Больше нет. — Дон Диего покачал головой. — Я всего лишь хочу — пожалуй, не меньше, чем вы — предотвратить катастрофу. Ведь если мы не достигнем соглашения сейчас — дело может закончиться войной. И рано или поздно вам придется пойти на компромисс.

— Ни в коем случае. Это вам придется пойти… К чертовой матери! — Я уже без особых стеснений возвысил голос и выругался. — Вместе со всем иберийским посольством и прочими прихлебателями. Так можете и передать его величеству Альфонсо.

— Вы делаете огромную оши…

— Нет, это вы делаете ошибку! — с нажимом возразил я. — И прямо сейчас я готов предоставить последнюю возможность ее исправить.

— В таком случае — я готов выслушать ваши предложения. — Дон Диего внимательно прщурился, чуть склонив голову набок. — Разумеется, мы всегда готовы к переговорам.

— Никаких переговоров не будет, — отрезал я. — От лица ее высочества Елизаветы Александровны я настоятельно рекомендую вашему монарху не лезть в наши дела. Неужели, черт возьми, так сложно заняться своими? Постройте в Мексике пару заводов, подавите восстание в африканских владениях. И наведите, наконец, порядок в Мадриде! Стыдно сказать, но столица единственной в мире трансатлантической империи выглядит… Впрочем, вы и так все прекрасно знаете. — Я махнул рукой. — Просто держите свои лапы подальше от России. Эта страна в девятнадцатом веке отправила на свалку истории Наполеона Бонапарта. В двадцатом — уничтожила Австро-Вегрию и Второй Германский Рейх. Если придется, в двадцать первом мы сделаем это снова — и на этот раз с вашим Иберийским Содружеством… И не стоит сомневаться в моих возможностях. Я собираюсь защищать свою страну. И если ради этого придется пустить на удобрения пару сотен благородных иберийских донов. — Я облокотился на стол и подался вперед. — То именно так и случится.

Когда я закончил, в кабинете вдруг стало так тихо, что я почти слышал, как тикают часы у меня на руке. Отповедь получилось гневной и чуть менее корректной, чем я сам рассчитывал — однако в ее убедительности сомневаться уже не приходилось.

Хотя бы потому, что дар речи вернулся к дону Диего только через несколько минут.

— Что ж… — хрипло проговорил он, отступая к двери. — Как скажете, друг мой. Но мы еще непременно увидимся снова — и продолжим разговор.

— Может быть. А может, и нет, — усмехнулся я. — А сейчас — убирайтесь к черту, ваша светлость. Или мне придется спустить вас с лестницы еще раз.