Гардемарин Ее Величества. Коронация

Глава 25

Дверь в кабинет еще не успела открыться до конца, а его сиятельство Николай Ильич Морозов уже знал — не получилось. Ни сегодня, ни вчера. Острогорский будто сквозь землю провалился. А последняя попытка поймать старого знакомого закончилась…

Закончилась тем же, чем и все предыдущие. Серый Генерал снова ушел, оставляя после себе трупы, искореженные автомобили и наверняка еще дыры в стенах какого-нибудь исторического здания, где членые Совета безопасности так и не смогли взять его ни мертвым, ни уж тем более живым. И примерно такие же дыры появились и на авторитете самого Морозова — так что скрывать свои замыслы от ее высочества и списывать любые просчеты на очередных террористов или мятежников становилось все сложнее.

Иными словами, все в очередной раз катилось в тартарары. И за последний год это происходило так часто, что, черт возьми, можно было уже привыкнуть. Но Морозов, конечно же, не привык. Видимо, поэтому пока еще и надеялся. И надежда теплилась в увешанной орденами груди, пока замок не щелкнул, отделяя кабинет главы Совета имперской безопасности от коридора звуконепроницаемой дверью.

Значит, новости. И наверняка паршивые — Иван Людвигович Книппер определенно не выглядел, как человек, способный принести хорошие. Ни вообще, ни уж тем более в тот день, когда его облик напоминал посланника ада… Или даже самого черта, явившегося, чтобы забрать с собой многогрешную душу Морозова.

Четыре дня назад серый костюм с протертыми чуть ли не насквозь локтями, который Книппер носил еще с конца прошлого века, выглядел так, будто по нему проехался асфальтоукладочный каток. Протез, заменявший старику руку со дня злосчастной бойни в Воронцовском дворце, превратился в уродливый кусок оплавленного металла, а на одноглазом лице добавилось то ли новых ожогов, то ли ссадин.

Они уже успели зажить — да и тогда, пожалуй, не стоили внимания. Книппер проводил операции по захвату Одаренных высших рангов столько лет, сколько Морозов себя помнил, и такие мелочи едва ли его беспокоили. Единственное, что могло волновать железного старикашку — задача.

Которую он, очевидно, не выполнил.

— Полагаю, нет никакого смысла спрашивать об успехе нашего… мероприятия? — со вздохом поинтересовался Морозов. Господи, я до сих пор не могу понять, что же такого могло случиться, милейший Иван Людвигович, что даже вы не справились?

— Там был Гагарин. Старший, глава рода. — Книппер невозмутимо пожал плечами. — А уж его возможности вам наверняка прекрасно известны.

— Мне также известно, что вас было четверо. Против дряхлого старика и мальчишки!

Из зайдествованных в операции членов Совета — разумеется, из числа особо доверенных — двое, включая, собственно, самого Книппера, вполне попадали под определение «дряхлых стариков», однако Морозов начал выходить из себя, и остановиться уже мог.

— Какого черта там случилось? Четверо… Четверо, мать вашу! — Тяжелый генеральский кулак громыхнул по столешнице. — Четыре Одаренных высших рангов не могут взять одного пацана?

— Пацана?

Голос Книппера так и остался спокойным и ровным, будто тот вел непринужденную светскую беседу, а не получал взбучку от старшего по чину и положению. Старикашка прекрасно владел собой и умел не терять голову — наверное, поэтому и смог в свое время к неполным пятидесяти годам получить неофициальный титул сильнейшего во всей Империи Одареного боевика.

— Не стройте из себя идиота, Николай Ильич, — продолжил он. Так же тихо и неторопливо, будто только что и не нарушил субординацию вопиющим образом. — Вам прекрасно известно, что формально этот — как вы изволили выразиться — почти мой ровесник. И обладает силой Дара на уровне…

— Да какая разница⁈ — рявкнул Морозов. — Сейчас ему девятнадцать. К этому возрасту синапсы еще не способны выдать мощность элементов высших рангов.

— Боюсь, его синапсы очень даже могут. — На лице Книппера на миг промелькнуло что-то отдаленно похожее то ли на обиду, то ли на раздражение. — К тому же ваши сиятельство и сами знаете, что не все определяется мощностью. Порой опыт куда важнее грубой силы. А опыт генерала Градова колоссален.

— Не называйте его так, Иван Людвигович! — прошипел Морозов.

Конечно же, все — то есть, все, кому следовало — уже давно знали тайну личности бравого гардемаринского прапорщика. Но одно дело знать, и совсем другое — признавать что-то подобное, пусть даже и в личной беседе, которую никто и никогда не услышит. Хотя в последнее время Морозов все чаще ловил себя на мысли, что вздрагивать его заставляет самого имя старого друга — и нынешнего злейшего врага.

Оно имело силу и особую власть над всеми, кто его слышал. И упомянуть Серого Генерала вслух понемногу становилось все страшнее, будто он каким-то немыслимым образом мог услышать. И тут же явиться, чтобы…

Нет уж, куда лучше продолжать называть его мальчишкой Острогорским — даже про себя!

— Как будет угодно вашему сиятельству.

Книппер изобразил поклон, однако в голосе его уже не осталось почтительности — только усталость, раздражение и едва заметная издевка. Которую он еще неделю назад не мог себе позволить.

Власть главы Совета трещала по швам.

— Господь милосердный… неужели вы не понимаете?

Морозов никогда не считал себя глупцом. И сейчас весьма проворно сообразил, что продолжать наседать и окончательно портить отношения с одним из самых опасных членов Совета, пожалуй, несколько несвоевременно. И тут же поспешил сменить тон с гневного на почти жалобный.

— Сейчас мы все в одной лодке, Иван Людвигович. А значит, и ко дну пойдем тоже все вместе. — продолжил он. — Если не найти мальчишку в ближайшие дни, он найдет способ связаться с ее высочеством. И непременно вернет себе и имя, и положение. И вы наверняка представляете, что случится! — Морозов на мгновение смолк. И тут же принялся объяснять — то ли для Книппера, то ли для самого себя, хотя прокручивал в голове возможные последствия возвращения Серого Генерала уже тысячу раз. — Он вышвырнет нас к чертовой матери. Или вообще расформирует Совет. Мы станем никому не нужными стариками… А от этого, Иван Людвигович, недалеко и до национализации имущества заседателей. Или вы думаете, что Градов позаботиться о сохранении имущества тех, кто более не несет пользы короне?

— Нет, Николай Ильич. Я так не думаю, — с улыбкой отозвался Книппер. — Но, в отличие от вас, никогда не утруждал себя накоплением богатства. Некоторым из нас, в общем-то, нечего терять.

— Нечего терять? — ехидно переспросил Морозов. — А как насчет жизни и свободы? Вы замазаны во всем этом точно так же, как и я!

На этот раз Книппер не потрудился ответить — просто посмотрел единственным уцелевшим глазом так, что даже главе Совета имперской безопасности вдруг стало не по себе.

И неизвестно, сколько бы еще длилась эта бессловесная дуэль, не появись в кабинете еще один человек.

— Ваше сиятельство! — Невысокий седоволосый мужчина в мундире гренадерского полка распахнул дверь. Изрядно оробел и даже на мгновение застыл на месте, увидев небольшую, но грозную фигуру Книппера. — Доброго дня, Иван Людвигович… Вам уже известно, что случилось?

Погоны с золотым шитьем, две звездочки… генерал-майор. Похоже, один из младших членов Совета, сменивший на посту то ли отца, то ли брата. В последнее время Морозов все хуже запоминал имена и, как ни старался, сейчас не мог сообразить, кто именно вломился к нему в кабинет.

— Ваше сиятельство, включите телевизор! — Генерал, видимо, сообразил, что никто его не понимает. — Быстрее! Прямой эфир!

Первой мыслью было выставить наглеца вон, но тот едва ли стал бы так надрываться, не имея на то серьезной причины. Морозов поморщился, вздохнул, коротко кивнул Книпперу, извиняясь за неудобство — и все-таки потянулся к пульту, лежавшему на столе рядом с телефонным аппаратом.

Жидкокриссталический экран под потолком вспыхнул…

И на нем появилось ненавистное лицо. Второй человек — после Острогорского, конечно же — которого его сиятельство Николай Ильич Морозов предпочел бы видеть лежащим в гробу под толстым слоем алых гвоздик.

А еще лучше — никогда не видеть вообще.

— Да, слухи не врут. Я имел честь намедни беседовать с ее высочеством Елизаветой Александровной.

Гагарин — впрочем, как и всегда, буквально воплощал собой уверенность, утонченные манеры и ту аристократичную небрежность, которая редко достается даже сиятельным князьям в бог знает каком поколении. Погода на улице выдалась жаркой, так что сегодня он выбрал светлый костюм, надетый поверх угольно-черной рубашки. Никакого галстука — зато пуговиц сверху расстегнуто две или даже три. На ком-нибудь другом это наверняка смотрелось бы неуместно или даже безвкусно, но, но старик умел любой костюм носить так, что столичные модники в четыре раза моложе тут же принимались копировать его наряды.

Икона стиля, черт бы его побрал.

— Вы действительно собираетесь занять должность канцлера Государственной думы? — поинтересовался женский голос за кадром.

— Да, это так. — Гагарин чуть склонил голову. — Рано или поздно кто-то должен был взять на себя смелость и принять нелегкое бремя, которое прежде нес безвременно покинувший нас его сиятельство Иван Петрович Мещерский. И, по единодушному мнению заседателей, сейчас я справлюсь с этой работой куда лучше любого из них. Возраст дает о себе знать, конечно же. — Гагарин улыбнулся и будто бы невзначай пригладил и без того безупречно уложенные седые волосы. — Однако на год или два меня еще хватит. Вполне достаточно, чтобы подыскать себе достойную замену.

— И что же сподвигло ваше сиятельство?..

— Как я уже говорил — личная беседа, — с явной охотой отозвался Гагарин. — С той, кого я надеюсь уже через неделю назвать «ваше императорское величество». Полагаю, я буду первым, кто сообщит соотечественникам это судьбоносное решение: Елизавета Александровна считает, что затягивать не следует. — Гагарин посмотрел прямо в камеру. — И назначила коронацию на третье сентября — уже через неделю.

— Господь милосердный… — Морозов стиснул пульт от телевизора так, что тонкий пластик затрещал. — Прекратите это безобразие!

— Прекратить? — с мрачной ухмылкой поинтересовался Книппер. — Прямо сейчас отправиться на Дворцовую площадь и арестовать Гагарина? Боюсь, это едва ли возможно… Не говоря уже о том, что старик силен, как сам черт. Я не рискнул бы выйти против него ни в одиночку, ни вдвоем, ни даже…

— Я знаю! — рявкнул Морозов. И, взяв себя в руки, продолжил уже тише. — Знаю, черт бы вас всех побрал… Нельзя дать девчонке надеть корону. Сейчас — нельзя. Значит, у нас есть всего неделя, чтобы…

Мысли скакали, как бешеные, и ничуть не желали встать в привычный ровный строй. Морозов изо всех сил пытался заставить себя дышать ровнее, но пока без особого успеха. Вытер со лба пот рукавом кителя, бросил взгляд на стоявшую на полке бутылку коньяка…

А телевизор, тем временем, продолжал издеваться.

— А что вы думаете об исчезновении нашего героя — Владимира Острогорского? Куда мог подеваться советник ее высочества? — продолжила невидимая репортерша. — И как вы прокомментирует слухи, которые…

— Прошу меня извинить, сударыня, но слухи я комментировать не собираюсь. — Гагарин на мгновение нахмурился — и тут же снова натянул на лицо лучезарную улыбку. — А что касается Острогорского — он обладает загадочным для меня талантом всякий раз неизменно оказывался в нужном месте и в нужное время. Не сомневаюсь, что так будет и впредь. И даже если героя почему-то не слишком интересуют ордена и титул, которые ждут его в столице, — усмехнулся Гагарин. — То коронацию ее высочества он наверняка не пропустит.

— Что ж… Пожалуй, вы правы. И, ваше сиятельство — позвольте еще один последницй вопрос! — не унималась репортерша. — Фактически, у нас беспрецедентный случай: должность канцлера готовится занять действующий член Совета имперской безопасности… Вы собираетесь также возглавить и Совет?

— О нет. Нет-нет, ни в коем случае. — Гагарин даже не поленился изобразить на лице притворный испуг. — Мне и так предстоит много работы, и я уж точно не собираюсь отбирать хлеб у моего друга — его сиятельства Николая Ильича Морозова. К тому же дело Думы — разрабатывать законопроекты, предоставлять их государыне и далее следить за выполнением ее указов. Мы — власть, в то время как дело Совета — обеспечивать безопасность в столице и во всей стране. — Гагарин снова посмотрел в камеру, улыбнулся и уже совершенно хулиганским образом подмигнул. — Вот пусть этим и занимаются.