Гардемарин Ее Величества. Коронация

Глава 14

— Здесь останови, — негромко проговорил дядя, указывая на обочину узкой дороги, тянущейся вдоль ветхой чугунной ограды.

Почти на то же самое место, где я оставил мотоцикл, когда прикатил в Ростов…

Не так уж и давно — меньше года назад. Хотя по ощущениям с тех пор миновала чуть ли не целая вечность. Видимо, новое юное тело предпочитало считать время в процентах от своих скромных восемнадцати лет, а не от тех, что я прожил в прежнем.

А может, дело было в количестве событий: за прошедшие с начала новой жизни месяцы я едва ли хоть раз успел вынырнуть из стремительного потока, который подхватил меня и потащил, попутно переворачивая через голову и то и дело колотя о дно и холодные скользкие камни.

Правда, потащил в нужную сторону — иначе я вряд ли смог бы махнуть по карьерной лестнице от самого обычного курсанта-первогодки до гардемаринского прапорщика, а потом и выше, к должности советника будущей императрицы, разом прыгнув не то, что через ступеньку, а через несколько этажей.

И вот цикл замкнулся: я снова стоял у калитки родового поместья Острогорских — но уже совсем не тем, кем пришел сюда в первый раз.

— Ох и удивил ты меня тогда, Вовка.

Дядя с ухмылкой коснувшись толстых прутьев, которые я разогнул, демонстрирую новообретенные силы. Теперь они вернулись на место, и я почему-то вдруг представил, как старик спускается по лестнице среди ночи, выходит из дома в сад, шагает по тропинке через сад, находит нужное место и, держа фонарик во рту, пытается выправить решетку…

И не может — без помощи Дара. Непослушный чугун поддается не сразу.

— Еще как удивил. — Дядя распахнул калитку и, пропустив меня вперед, неторопливо двинулся следом. — И с тех пор, можно сказать, и не перестаешь…

— Ну, видимо, это у нас семейное. — Я пожал плечами. — Я вот тоже никак не пойму, зачем ты меня сюда притащил. Что за важное дело?

Не то чтобы я был не рад видеть дорогого родственника, однако его появление — внезапное и явно спешное, буквально через несколько дней после того, как я укоротил на голову младшего Морозова, определенно что-то означало.

Только — что?

— Уж простите, господин советник, — буркнул дядя. — А что, дом проведать — это не важно? Родовое поместье, так сказать…

Старик наверняка темнил: он окончательно перебрался в Петербург еще в конце зимы. И тогда же перевез не только Настюшку со всей немногочисленной прислугой, но и даже кое-что из особенно дорогой сердцу доисторической домашней утвари.

Иными словами, в Ростове от родового поместья остались только стены.

— Так и тянет в подвал заглянуть. — Я чуть пригнулся, чтобы ненароком не зацепить макушкой низкий дверной косяк. — У тебя все дела обычно там. И все секреты.

Дядя что-то неразборчиво проворчал за моей спиной. И я тут же почувствовал буквально хлестнувший из него стыд. Разумеется, мне и в голову не приходило в чем-то обвинять родственника — более того, мы даже ни разу не вспоминали оружейный склад, который младший Морозов организовал в подполье усадьбы Острогорских.

И мне оставалось только догадывать, сколько единиц оружия отсюда в конечном итоге досталось тем, кто чуть меньше месяца назад шагнул на улицы Ростова с именем мятежного князя на устах. Вряд ли дядино имя хоть раз всплыло на допросах осужденных по делу об измене, однако он и без того наверняка каждый день ругал себя за глупость.

— Да нет там ничего в подвале. — Дядя будто прочитал мои мысли. И тут же засуетился, разве что не силой утаскивая меня на веранду. — Пусто.

На мгновение показалось, что сейчас на столе появится самовар… Ну, или хотя бы чайник — а за ним чашки с блюдцами, сахарница, вазочка с конфетами, печенье и сушки. Но, похоже, вместо уюта и тихих семейных посиделок меня ждала беседа. Серьезная и вряд ли такая уж приятная — судя по тому, как решительно дядя толкнул меня в плетеное кресло перед тем, как устроиться напротив.

— Ну… Ты как сам? — нетерпеливо поинтересовался он. — Расскажи хоть — а то не звонишь, не пишешь…

— Да не до переписок мне, дядь Костя, — вздохнул я. — Сам понимаешь — то да се, дела государственные. Ты только приехал, считай, а мы в одном только Ростове уже неделю, считай, сидим. Много гадины тут собралось всякой — всех так сразу и не передавишь. А до этого… А хотя — чего я рассказываю? — Я махнул рукой. — Ты будто бы телевизор не смотришь.

— Смотрю. И успехам твоим, дорогой племянник, все никак не нарадуюсь. — В голосе дяди особой радости я, впрочем, почему-то не услышал. Скорее даже наоборот. — Но сюда тебя позвал не за этим.

— А за чем тогда? — поинтересовался я. — Чаем не угощаешь, водки на столе я что-то тоже не вижу…

— Да обожди ты… — Дядя на мгновение замялся — и вдруг указал на фото на стене в коридоре. — Помнишь, кто это такие?

— Ты. И отец мой. — Я ответил, даже не повернув голову. — Ты ж мне сам показывал, когда я только приехал. Тогда, в сентябре…

— Показывал… А где я учился? — продолжал наседать дядя. — А отец где?

— В Тифлисском кадетском корпусе, — ответил я. — Отец — в классической гимназии в Пятигорске, а потом…

— А после корпуса — где?

— Во Владимирском пехотном. — Я закатил глаза. — Дядь Кость, ну правда — что ты за допрос тут устраиваешь?

— Допросом тебя не прошибешь. Что так, что этак… — Дядя тоскливо огляделся по сторонам и выдохнул, опуская плечи и разом становясь чуть ли не вдвое меньше. — Думал, хоть родные стены помогут.

— В чем помогут-то? — усмехнулся я. — Темнишь ты что-то. Если уж надо чего сказать — так лучше говори прямо, без этих самых…

— Если прямо скажу — ты меня, пожалуй, в желтый дом упрячешь. — Дядя поморщился. — Подумаешь — совсем старый из ума выжил.

— А ты за меня не решай. Я не…

— Да все хочу понять — кто ты такой. С виду Вовка. И шрам на лбу, как у Вовки — от того самого крючка на двери. И говоришь, как он, и ходишь так же, хоть и десять лет прошло. — Дядя улыбнулся — и тут же снова сдвинул брови. — А в глаза посмотришь — совсем другой человек. Будто тебе не восемнадцать лет, а все сорок.

— Жизнь такая, дядь Кость, — отозвался я. — Приходится взрослеть. Ударными темпами.

— Ты мне зубы-то не заговаривай. Небось, сообразил уже, что я спросить хочу.

Сообразил — попробуй тут не сообрази. О том, что в теле гардемаринского прапорщика с того света вернулся его светлость генерал-фельдмаршал Владимир Федорович Градов, знало уже слишком много людей. И еще больше — раз этак в сто — догадывались. Слухи ходили уже давно, а Сеть пестрила такими подробностями, будто над ними поработали не сыскари, а самые настоящие писатели-фантасты. Кто-то считал меня Мессией, кто-то — Антихристом, явившимся, чтобы спалить в огне войны весь мир. А кто-то…

Впрочем, вряд ли дядю интересовала болтовня на форумах.

— А если и так? — тихо спросил я. — Если верно все говорят? Если умер твой племянник Вовка, только и после смерти отечеству служит, тогда — что скажешь?

— Тогда скажу — чего уж теперь… И винить, кроме себя, мне тут некого. И знать больше ничего не надо, раз так. — Дядя отвел взгляд. — Только светлостью тебя величать не буду, уж извини.

— Можешь даже господином советником не называть. — Я пожал плечами. — По документам я твой племянник, и это, как минимум, надолго. Так что…

— А вот тут позволь не согласиться… дорогой племянник. — Дядя демонстративно вложил в родственное обращение весь имевшийся у него запас едкого сарказма. — Судя по тому, что сейчас происходит в столице, твоя тайна уже стала достоянием…

— Широкой общественности? — усмехнулся я. — Тоже мне новость. Но вряд ли хоть кто-то воспринимает всерьез ту ерунду, что пишут в сети или желтых газетах.

— Ну, если ее высочество Елизавета Александровна для тебя «кто-то»… — Дядя зажмурился и помотал головой. — За нас взялись, и взялись конкретно. И я готов поставить эту усадьбу и оба своих ордена, что дело именно в тайне личности прапорщика Владимира Острогорского.

Да твою ж…

— Так, — нахмурился я. — А вот отсюда поподробнее.

— А чего тут поподробнее? Вызвали в Зимний. Долго спрашивали, не замечал ли я чего-либо странного в твоем поведении. Просили сохранить беседу в тайне… конечно же. — Дядя будто выплюнул последние слова, собрав в них все презрение, которое честные вояки традиционно испытывают к офицерам тайного сыска и им подобным. — Если тебя это интересует — ничего содержательного они из меня не вытянули.

— Они — это кто? — на всякий случай уточнил я.

— Его благородие не представился, — ядовито ответил дядя. — А в лицо мне, простому гвардии майору, таких людей знать вроде как не положено.

— Значит, допрос… — Я откинулся на покрытую пылью спинку кресла. — И все?

— Через три дня мне сообщили, что ее высочество освобождает меня от службы в рядах Совета имперской безопасности. — Дядя протяжно вздохнул и добавил: — Личным распоряжением. И настоятельно рекомендует вернуться домой. То есть, в Ростов. И что это означает, ты, полагаю, уже понимаешь.

Я понимал — и, пожалуй, куда лучше самого дяди. Старый вояка прекрасно представлял себе значение слов «отставка» и «ссылка», однако вряд ли уже сообразил, откуда растут ноги внезапной… На самом деле, конечно же, ничуть не внезапной немилости будущей государыни.

Сильные мира сего не любят делиться властью — иначе они вряд ли бы стали сильными. Елизавета же родилась с умением царствовать в крови. И наверняка смекнула, что бесстрашный и везучий прапорщик Острогорской слишком уж резво скачет по карьерной лестнице.

А если и не смекнула — ей подсказали. Желающих вставить мне палки в колеса хватало и раньше, а теперь их количество наверняка достигло буквально астрономических значений.

— В общем, я уж не знаю, в чем там суть да дело, — мрачно проговорил дядя. — Но считаю, так сказать, своим долгом предупредить.

— Понял, — кивнул я. — Благодарю.

Странно, но я почти ничего не почувствовал — ни злости, ни боли, ни даже обиды. Разве что легкое удивление, что за меня взялись так быстро. На месте Елизаветы я бы скорее дал господину советнику по особым вопросам закончить дела в Ростове и навести порядок на юге страны — а уже потом… Впрочем, сойдет и так. Морозов повержен, а на усмирение остатков его сторонников вполне хватит и пары гвардейских полков. Я проделал основную часть работы, а сливки будет снимать… Да хоть тот же младший Гагарин — вряд ли его сиятельство откажется принять командование.

Особенно если ее высочество обратится лично. А меня так же вежливо и ненавязчиво…

— А тебя, полагаю, попросят вернуться в столицу. — Дядя в очередной раз оказался куда сообразительнее, чем можно было ожидать от отставного гвардейского майора. — Причем уже в самое ближайшее время. Дня через три или…

— Завтра, — вздохнул я. И с усмешкой добавил: — Только не попросят, а настоятельно рекомендуют. Так настоятельно, что хрен откажешься.