Черное лондонское такси мчалось по автостраде М-3 со скоростью сто сорок километров в час; обгоняемые автомобили и грузовики проносились мимо расплывчатыми кляксами. Вдалеке, посреди паутины городских магистралей, виднелась приземистая башня Винчестерского кафедрального собора.
Пендергаст, расположившийся на заднем сиденье бок о бок с Констанс, бросил взгляд на часы.
— Нам надо быть в саутгемптонских доках через пятнадцать минут.
— Невозможно.
— За это еще пятьдесят фунтов.
— Деньги не заставят нас взлететь, сэр, — отозвался таксист.
Тем не менее машина еще прибавила ходу и, визжа покрышками, преодолела съезд на шоссе А-335, ведущее к югу. Серые пригороды Винчестера быстро уступили место зелени. В мгновение ока мимо проскочили Комптон, Шофорд и Оттерборн.
— Даже если успеем к отплытию, — проговорила наконец Констанс, — как мы попадем на борт? Я читала сегодня утром в «Монд», что все каюты были зарезервированы за несколько месяцев. Этот дебютный рейс называют самым престижным со времен «Титаника».
Спецагент пожал плечами:
— Довольно неудачное сравнение. Кстати, я уже позаботился о подходящем размещении. Тюдоровский номер люкс на корме судна. Там даже имеется третья спальня, которую мы сможем использовать под кабинет.
— Как тебе это удалось?
— Этот люкс заказали мистер и миссис Протеро из австралийского Перта. Они не отказались обменять этот номер — вместе с умеренной денежной компенсацией — на еще больший в следующем кругосветном круизе «Британии», который состоится ближайшей осенью. — Губы Пендергаста тронула легчайшая усмешка.
Такси пулей пролетело транспортную развязку с автомагистралью М-27, затем начало снижать скорость, поскольку дорожное движение в сторону Саутгемптона сделалось плотнее. Проехали через тоскливую промзону, миновали ряды прилепившихся друг к другу кирпичных домиков на одну семью и въехали в лабиринт улиц в старом центре. Сделали левый поворот на Марш-лейн и тут же — правый, на Терминус-террас; большая машина виртуозно ныряла в малейший просвет в потоке транспорта. Тротуары полнились людьми, большинство держали в руках фото— и видеокамеры. Спереди раздавались оживленные крики, возгласы приветствий.
— Расскажи мне, Констанс, что за открытие побудило тебя покинуть монастырь с такой поспешностью.
— В двух словах. — Она понизила голос: — Я приняла твою просьбу близко к сердцу и проводила изыскания.
Пендергаст, в свою очередь, тоже понизил голос:
— А как это — проводить изыскания в тибетском монастыре?
Констанс подавила мрачную усмешку:
— Дерзко и бесцеремонно. Я пошла во внутренний монастырь и встретилась там с монахами.
— Вот как.
— Это был единственный способ. Но… как ни странно, похоже, меня ждали.
— Продолжай.
— Они оказались на редкость обходительны.
— В самом деле?
— Да, но я не очень понимаю почему. Монахи во внутреннем монастыре в самом деле не знают, что представляет собой этот артефакт и кто его создал. Лама Тубтен был прям и откровенен в этом отношении. Вещь привез из Индии некий святой праведник, для того чтобы спрятать и хранить в тайне высоко в Гималаях.
— И?..
Констанс помедлила.
— Кое-что монахи от тебя утаили: им известно назначение Агозиена.
— И в чем же оно состоит?
— Как я поняла, это орудие возмездия миру. Чтобы очистить его — так они сказали.
— Не намекнули, в какой форме будет происходить «возмездие» или «очищение»?
— Сами не знают.
— Когда это должно случиться?
— Когда Земля погрязнет в себялюбии, алчности и пороке.
— Как удачно, что миру в этом отношении ничто не грозит, — иронически заметил Пендергаст.
— Монах, который вел со мной беседу, сказал, что осуществление возмездия не входило в их намерения и обязанности. Они были только хранителями этого предмета, обеспечивали его сохранность до срока.
Спецагент на мгновение задумался:
— Выходит, кто-то из братьев мог быть с этим не согласен.
— Что ты имеешь в виду?
Пендергаст повернулся к ней лицом, светлые глаза его заблестели.
— Я бы предположил, что какой-то монах почувствовал, будто Земля созрела для очищения. И помог Джордану Эмброузу похитить Агозиен, дабы в конечном счете выпустить его в мир.
— Что заставляет тебя так думать?
— Это совершенно очевидно. Агозиен чрезвычайно хорошо охраняли. Я провел в монастыре больше года и даже не подозревал о его существовании. Как могло получиться, что случайный гость, альпинист, к тому же не проходящий в монастыре обучение, ухитрился найти его и похитить? Это могло произойти лишь в том случае, если один или более монахов попросту хотели, чтобы он был похищен. Лама Тубтен уверен: ни у кого из монахов этого предмета нет. Но это не означает, что кто-то из обитателей монастыря не помог постороннему лицу его добыть.
— Но если артефакт настолько ужасен, как они утверждают, что за человек мог пожелать намеренно выпустить его на волю?
— Интересный вопрос. Когда вернем Агозиен в монастырь, нам придется отыскать виновного монаха и расспросить его. — Пендергаст на минутку задумался. — Любопытно, почему монахи не уничтожили этот предмет. Не сожгли, например.
— Это был последний вопрос, который я задала. Отшельники очень перепугались и сказали, что для них такое немыслимо.
— Интересно. В любом случае, вернемся к делу. Наша первая задача — раздобыть список пассажиров и выяснить, кто и когда поднялся на борт.
— Ты думаешь, убийца — пассажир?
— Совершенно уверен. Весь экипаж и обслуживающий персонал обязаны были подняться на борт задолго до того времени, как был убит Эмброуз. Я считаю весьма красноречивым, что убийца замаскировался окровавленной повязкой.
— Почему? Чтобы не быть уличенным в преступлении?
— Вряд ли, направляясь в отель, он уже планировал совершить преступление. Нет, Констанс, убийца замаскировался еще до того, как узнал, что именно Эмброуз ему предложит. Скорее всего, это какая-то известная, узнаваемая личность, которая пожелала остаться инкогнито.
Беседа внезапно прервалась, потому что такси подкатило к пристани Куин-док. Пендергаст стремительно выпрыгнул из машины, Констанс — за ним. Слева располагалось здание таможни и регистрации отбывающих; справа царило настоящее вавилонское столпотворение из зевак, провожающих, съемочных групп и представителей разнообразных СМИ. Все размахивали британскими флагами, разбрасывали конфетти и приветствовали отплывающих громкими возгласами. Ко всему прочему играл оркестр, внося свою лепту в эту какофонию.
И над всем этим высилась «Британия». Казалось, она зрительно уменьшала не только причал, но и весь город; ее черные борта перерастали в белоснежную сияющую надстройку высотой более чем в дюжину палуб; сплошь бликующее стекло, балконы и декоративная облицовка из красного дерева. Это судно оказалось больше и величественнее, чем все, что Констанс могла себе вообразить, и его громадина нагнала на всю округу — улицу Платформ-роуд, Банановую верфь, прибрежный район Оушн-Виллидж с эспланадой — тень в буквальном смысле слова.
Но тень эта двигалась. Ревели пароходные сирены. Портовые рабочие травили стальные тросы и убирали погрузочные краны. Высоко над головами провожающих сотни пассажиров стояли у палубных поручней или на бесчисленных балкончиках, фотографируя, бросая серпантин и взмахивая руками на прощание. С последним, сотрясшим небо и землю ревом сирены громадная «Британия» медленно, тяжеловесно и неумолимо начала выходить из дока.
— Извините, приятель, — развел руками таксист. — Я сделал все, что мог, но…
— Несите сумки! — перебил его Пендергаст и припустил сквозь толпу зевак к контрольно-пропускному пункту.
Он лишь на мгновение остановился, чтобы показать полицейским свой значок, а затем вновь устремился вперед, мимо оркестра и операторов с камерами, туда, где на импровизированных подмостках, закрытых огромным флагом, стояла плотная группа официальных лиц и среди них — как сообразила Констанс — руководство пароходной компании «Северная звезда». Они уже собирались расходиться; мужчины в темных костюмах пожимали друг другу руки и начинали спускаться с помоста.
Пендергаст преодолел толпу более мелких функционеров, обступивших помост, и выделил человека, стоявшего в самом его центре: дородного, осанистого джентльмена с тростью черного дерева и белой гвоздикой в петлице. Тот принимал поздравления от окружающих и был явно застигнут врасплох, когда Пендергаст втесался без приглашения в эту маленькую группу. Некоторое время человек слушал спецагента; на лице его отражалась смесь нетерпения и раздражения, затем он вдруг нахмурился и начал яростно трясти головой. Пендергаст продолжал настойчиво говорить, а господин с тростью весь подобрался и принялся жестикулировать, тыча пальцем то в теплоход, то в собеседника; лицо его при этом густо налилось краской. Вокруг стали тесниться телохранители, и оба на некоторое время пропали из виду.
Констанс ожидала у такси, рядом с водителем. Он не побеспокоился достать багаж, что и неудивительно: громада «Британии» уже скользила вдоль пристани — пусть медленно, но все же постепенно набирая скорость. Теперь корабль не остановится до самого Нью-Йорка, после того как в течение семи дней и семи ночей будет бороздить океан.
В это время раздался еще один пароходный гудок, и внезапно вокруг носовой части судна забурлили громадные водовороты. Констанс нахмурилась: ей показалось, что судно замедляет ход. Она бросила взгляд в сторону Пендергаста. Сейчас он снова был виден — стоял сбоку от человека с гвоздикой, который что-то говорил в мобильный телефон. Лицо осанистого джентльмена из багрового сделалось пурпурным.
Констанс переключила внимание на судно. Да, это была не иллюзия: заработали носовые подруливающие устройства, и «Британия», кормой вперед, медленно поползла обратно в док. Оглушительные ликующие крики вдруг словно захлебнулись, толпа смотрела на океанский лайнер с нарастающим замешательством.
— Чтоб я сдох! — пробормотал водитель и, обойдя вокруг машины, стал вытаскивать багаж.
Пендергаст сделал знак Констанс встречать его у контрольно-пропускного пункта. Девушка начала продираться сквозь гудящую толпу, таксист — за ней. В самом доке рабочие спешно заново растягивали нижние кран-балки. Оркестр было примолк, затем вновь принялся энергично наяривать.
Прозвучал еще один гудок, а тем временем напротив черного борта судна опять устанавливали сходни. Пендергаст увлек спутницу через пропускной пункт, и вместе они торопливо зашагали по причалу.
— Спешить нет нужды, Констанс. — Пендергаст небрежно взял ее под руку, переходя на неторопливую, прогулочную походку. — Самая пора насладиться моментом: ведь мы удерживаем в ожидании величайший в мире океанский лайнер. Не говоря уже о четырех с лишним тысячах человек на борту.
— Как тебе это удалось? — спросила она уже на мостках.
— Мистер Эллиотт, генеральный директор «Северной звезды», — мой горячий поклонник.
— В самом деле?
— Ну, даже если он не был им десять минут назад, то сейчас определенно стал. Мы с этим джентльменом только недавно познакомились, а он уже разгорячился — еще как!
— Но задержать отправление, заставить пассажирское судно вернуться в док…
— Когда я объяснил, как важно для его выгоды разрешить нам ступить на борт и как невыгодно лично для него этого не сделать, мистер Эллиотт горячо пожелал оказать содействие. — Пендергаст посмотрел на громаду судна и опять усмехнулся: — Знаешь, Констанс, в данных обстоятельствах я, пожалуй, признаю этот вояж явлением положительным. Может, даже приятным.