— Нет, нет, Одан! Не так! Ты тупой идиот! — так кричал Блуф Сильяк. Лицо его было красным от возмущения, глаза выкатились из орбит и стали похожи на колеса телеги. И затем он опомнился. — Милорд! Ваше Величество. Ты самый могущественный принц!
Одан опрокинулся на спину, в пыль тренировочной арены и барахтался там, весь покрытый потом. Деревянный меч Сельяка уперся ему в грудь.
— Я прикажу, чтобы тебя повесили и вырвали твой язык, Сельяк, могущественный воин.
— Если ты будешь сражаться так же, ты никогда не доживешь до этого дня, мой принц, милорд!
Моми хлопнула в ладоши. Она не знала, что ей делать, смеяться или звать на помощь. Одан был так горяч, и хотя она хорошо знала, что ее обожаемый Неб-Айн-Ке никогда не отдаст приказа о наказании Блуфа Сильяка, мужчины со своими мечами всегда ведут себя странно и непонятно.
Сейчас, когда они сражались деревянными мечами, Блуф Сильяк богохульствовал, оскорблял короля самым ужасным образом. И Одан этому может научиться. За пределами тренировочной арены Сильяк был покорный и преданный слуга короля и его семьи. А на арене он становился настоящим дьяволом. Одан-полубог был лишь мальчиком четырех лет.
— Он слишком мал, любовь моя, для того чтобы сражаться этими огромными деревянными мечами.
— Чепуха, Моми! Он должен учиться защищать себя. Если он не постигнет этой науки, любой враг может напасть на него, когда он станет королем, и отобрать королевство и Эреш.
— Но ему только четыре.
— Когда мне было три года, я мог бы побить его два раза из трех.
— Милорд!
Неб-Айн-Ке с удовольствием смотрел на Одана. Мальчик был сыном бога, но во всем, что касалось Неб-Ке, Одан был его сыном. Король любил мать мальчика и был уверен, что любит и его. Одан Эн-Ке с того времени, как привез Моми, ни разу не появился в Эреше. Он даже не присутствовал при рождении мальчика, не был на церемонии присвоения имени. Так что Неб-Айн-Ке, отец Зенары, считал Одана своим полноправным наследником.
И для введения мальчика в наследство вскоре должна была состояться грандиозная церемония. Может, тогда Одан Эн-Ке явится в Эреш.
В тот день Одан к своему имени Одан-Айн добавил благодарную, ревностно охраняемую частицу Ке.
Ке — создавший на земле все живое, от которого пошла человеческая раса. Эреш пользовался покровительством Задана и великого древнего бога Ке. Добавление частицы Ке к имени того, кому суждено стать королем, совершалось торжественно, с соблюдением древних обрядов.
И после этого Одан, когда придет его время, будет королем.
А если это не будет сделано, — при мысли об этом улыбка скользнула по губам Неб-Айн-Ке, — тогда мальчик, когда подрастет, спросит его об этом.
— Получи, Блуф Сильяк! Я надеюсь, что это научит тебя уважению! — с этими словами Одан, держа деревянный меч перед собой, кинулся на Силька. Он в ярости был похож на маленького свирепого дьяволенка. Сильяк легким движением отбил удар, и Одан проскочил мимо него. Сильяк повернулся и шлепнул мечом по заднице мальчика.
— Хай! И ты уже мертв, Одан, маленький принц!
— Я… я сотру тебя в порошок, Сильяк!
Моми рассмеялась.
— Это звучит ужасно, моя любовь.
— Он становится настоящим принцем, — Неб-Айн-Ке потер рукой подбородок.
— Да, мое сердце, он будет настоящим королем. Но до этого пройдут годы и годы, и мы с тобой к тому времени уйдем к Задану и Ке…
Она замолчала.
Неб-Ке предпочел не услышать ее слов. Он подошел к Одану, поднял его с земли, отряхнул пыль с царственных рук.
— Тебе нужно учиться драться, сын мой. А то, как справедливо заметил Блуф Сильяк, тебя убьют в первом же бою.
— Я побью его в следующий раз.
— О, я уверен, что ты побьешь его. Теперь тебе пора идти с Моми. Тебя ждут уроки.
Одан не мог ничего ни сказать, ни сделать, чтобы заставить короля отказаться от намерения научить его чтению, письму и счету. Его учили жрецы. Что касается атрибутов богов, то он очень быстро научился изображать их на глиняных табличках тростниковой трубочкой. Попытки научить его писать трубочкой на папирусе ни к чему не привели и пришлось снова вернуться к глиняным табличкам.
Да, в жизнь Одана, принца и сына бога, вторгалось много такого, что ему не нравилось и не хотелось делать.
Этот день начался как самый обычный день. Не было ни процессий, ни церемоний. В святилище Задана было спокойно. Только над алтарем курился синий дым жертвоприношений. Этот священный дымок рассеивался легким ветерком.
Эреш был погружен в дремоту. Яркое солнце нещадно поливало его своими палящими лучами. На Реке не было больших караванов, прибывших с берегов Сладкого моря. Только четыре среднего размера баржи с трудом пробивались против течения к гавани, где им простояло разгрузиться и ожидать попутного каравана в Шанадул, порт на берегу Сладкого моря. На Реке виднелись еще два небольших корабля, которые плыли на север. Но они были гружены рабами, захваченными в южных пустынях.
После ужина, вечерних молитв Задану и Одану, имя которого он носил, мальчика отослали в постель. Он спал в просторной, полной воздуха комнате с решетчатыми окнами. Два раба спали на тюфяках прямо в комнате, а сильный отряд охраны дежурил снаружи у массивных дверей из черного дерева и слоновой кости.
Одан потянулся, зевнув и мгновенно заснул.
Уже много позже, завершив свою вечернюю трапезу, по мозаичному полу дворцовых коридоров шли король со своим дядей, направляясь в покои для сна. Король выглядел очень утомленным. Он страдал от болей в животе.
— Сегодня ночью я буду с Фретти, — сказал Неб-Айн-Ке, поглаживая живот.
— Король счастливый супруг, — заметил Габаль-Айн. Он получил подтверждение своим предположениям. Так что он может избавиться от этой ведьмы Моми и ее ублюдка после того, как он уничтожит своего племянника. Все должно получиться хорошо…
Они разошлись на галерее и в сопровождении рабов с факелами пошли каждый в сторону. Фретти ждала своего господина. Она оделась в самую красивую одежду, расшитую золотом и украшенную множеством маленьких колокольчиков. Румяна, краски, духи, ароматные травы — все было пущено в ход, чтобы доставить удовольствие мужчине, воспламенить его чувства. Она с еще большим нетерпением, чем ее отец, желала, чтобы в чреве ее зародился маленький принц.
Король разделся и встал перед ней в длинной одежде из переплетенных нитей, улыбнулся и протянул к ней руки.
— Иди ко мне, Фретти, и расскажи, чем ты сегодня занималась…
Внезапно лицо короля исказила гримаса. Он вскрикнул, и руки его судорожно прижались к животу.
— О, боги! Я здесь горю! На меня набросились все дьяволы ада!
— Мой господин! Любовь моя! — Фретти в испуге бросилась к нему, криками призывая слуг.
— Нет, нет, Фретти, любовь моя. Помоги мне. Помоги мне пройти к Моми. У нее есть бальзам. Он может помочь. Помоги мне, Фретти, любовь моя.
Ревность не тронула сердце Фретти. Ее господин болел, а та женщина известная колдунья и у нее есть бальзам. Так что было вполне естественно для нее помочь своему господину пойти к той женщине, хоть она и была ее соперницей. Моми и Фретти в последнее время достигли молчаливого взаимопонимания.
Они шли по угрюмым коридорам быстро, насколько мог идти король. Несколько рабов освещали путь факелами, а остальные поддерживали короля, помогая Фретти. Фретти не отпустила его одного, и вся эта печальная процессия ввалилась в спальню Моми. Она мгновенно все поняла, быстро вскочила еще до того, как король рухнул без сознания на ее постель, открыла шкаф, украшенный жемчугом и слоновой костью, и начала приготавливать лекарство.
— Идите за врачами, — приказала она рабам. — И пришлите сюда Нарпула Стаффа, быстро!
Суета привлекла внимание всех.
Охранники из покоя Фретти и покоя короля стояли в дверях, тихо переговариваясь с охранниками Моми.
Королевский колдун Киду прибыл раньше докторов. Он взял руку короля и посмотрел ему в лицо. Его длинное лицо все еще хранило привычное печальное выражение, но он за последние дни уже отъелся. Литли заставляла его есть помногу. Она очень беспокоилась о его здоровье, надеясь на то, что он найдет нужное заклинание и расколдует ее.
— Доктора… — с трудом проговорил король. — …Бесполезно. Они болтуны и шарлатаны. Вылечи меня, Киду! Я король и приказываю тебе!
— Повинуюсь, мой король. Но боль сначала будет очень сильной. Отошли отсюда всех лишних. Пусть останутся королева Моми и королева Фретти. Они могут помочь.
Такова была ситуация в тот момент, когда Габаль-Айн, дядя короля, всеми силами желающий стать королем, подошел к покоям королевы Фретти. Он обнаружил, что в покоях никого нет, а у входа испуганно перешептываются слуги. Из их разговоров он узнал, что король, возможно, умер.
Тогда Габаль остановил свой отряд. Эго были его люди, люди, которым он мог доверять, во всяком случае, до тех пор, пока он платит им. Габаль схватил полуобнаженную служанку и тряхнул ее.
— Что с королем?
— Лорд! Лорд! Говорят, что он умер. Демоны поселились в его животе… лорд…
Габаль отшвырнул ее в сторону. Если король действительно мертв, то дело наполовину сделано.
Отдав короткий приказ, он повел своих людей. Он шел кружным путем. Король, возможно, умер, но нельзя, чтоб его видели возле покоев будущего короля, когда его найдут мертвым. Необходимо изменить план. Принц не должен быть найден. Его исчезновение принесет больше пользы, да и Задан не выразит неудовольствия в этом случае. А неизвестно, как бы он повел себя, если принца нашли с перерезанным горлом.
Люди Габаля безбоязненно шли по коридорам, где факелы дымили, догорая, верное свидетельство того, что здесь уже давно не было слуги, следящего за освещением. Охранники у двери Одана насторожились.
— Стойте! Назовите себя, во имя короля! — Охранник не успел договорить, как брошенное копье пронзило его горло. Это был великолепный бросок. В воздухе просвистели еще два копья, но охранники успели прикрыться щитами. Их копья тоже устремились в воздух. Человек, шедший впереди Габаля, охнул и упал.
— Вперед! Вперед, идиоты!
Через мгновение в коридоре раздался звон бронзовых мечей. Копья летели как стремительные птицы, а затем охранники и бандиты Габаля вступили в бой на мечах.
Габаль остался сзади. Это было не его дело. Он стискивал рукой пузырек, который принес Чембал.
Как только он выплеснет содержимое, тот, кого он коснется, погрузится в глубокий сон. Но это снадобье одноразового действия. Так что Габаль приберегал его для более важного дела, а здесь его мальчики должны были справиться сами и побыстрее.
Охранники Одана сражались упорно. Но их было слишком мало. Их крики о помощи оставались без ответа, хотя весь дворец был полон суматохи и беготни. Но все бежали к покоям Моми, где лежал умирающий король. Наконец пал последний охранник. Меч вонзился в шею, не защищенную кирасой, и вышел из тела окрашенный кровью. Габаль, перешагнув через труп, открыл дверь в спальню принца.
Картина, открывшаяся его взору, была неожиданна…
Удерживая вырывающегося Одана, держащего в руках кинжал, перед Габалем стояла величественная и негодующая фигура высшего жреца Задана, Мненона-Кета.
— Я знаю зачем ты здесь, Габаль-Айн, — звучным голосом провозгласил Мненон Кет. — Откажись от своего намерения, а то Задан поразит тебя своим гневом!
— Прочь с дороги, жрец!
— Я высший слуга Задана, — Мненон Кет крепче ухватил борющегося мальчика. Одан изо всех сил старался освободиться из его рук, чтобы броситься с кинжалом на врагов.
Два раба уже были без особой борьбы и сопротивления схвачены людьми Габаля и связаны разорванными на полосы портьерами. Но Мненон Кет держал мальчика и противился обозленному неожиданным препятствием Габаля.
— Задан! — пропел высший жрец. — Задан, я умоляю, обрати свой гнев на святотатца…
Габаль открыл пробку и выплеснул невидимое содержимое.
Один из его людей, внезапно выскочивший из-за его спины с копьем, вдруг застыл на месте, медленно повернулся и рухнул на постель.
Мненон Кет выругался. Глаза его были устремлены на Габаля.
— Твое колдовство не может повредить высшему жрецу Задана! И мальчик тоже полубог. Габаль-Айн, ты предатель короля и государства. Сложи оружие и отдайся на милость короля, да будет благословенно имя его!
— Король мертв, — фыркнул Габаль, выхватил свой меч и шагнул вперед. Мненон Кет отскочил в сторону с проворством, неожиданным для такого большого человека. Габаль проскочил мимо, остановился и повернулся, тяжело дыша. Гнев душил его.
— Мертв? — спросил Мненон Кет. — Если это так, то я не позволю тебе убить принца. Назад! Назад! — и он снова стал призывать своего бога. — Задан! Задан! — Но на этот раз в голосе его вместо твердой уверенности были отчаяние и мольба.
В этот момент Одан вырвался.
Он без колебания бросился на своего дядю. Он всегда не любил этого человека, толстого и вонючего, часто поглаживающего мальчика по голове большой тяжелой рукой, ехидно улыбаясь. Даже в свои четыре года Одан чувствовал фальшь. Король был его отцом. Если он умер, значит, этот вонючий толстяк убил его с той же жестокостью, как он однажды на глазах у Одана убил заупрямившуюся лошадь, которая не хотела тащить колесницу.
Одан бежал к нему с поднятым кинжалом. Он кричал своим поразительным детским голосом:
— Я убью тебя!
Забыты были все уроки, которые так болезненно вколачивал в него могущественный воин Блуф Сильяк. Никаких уловок, приемов, обманных движений — только слепая дикая ярость направляла лезвие кинжала.
Габаль отскочил, слегка ударил рукой, и кинжал вылетел из руки мальчика.
Одан по инерции отскочил к окну. Он быстро повернулся, его детское лицо пылало гневом. Он был готов выкрикнуть те самые слова, которые часто слушал от мальчиков на конюшне и которые Моми со слезами на глазах просила принца не повторять.
В спальной комнате принца разгорались жестокие страсти.
— Убейте жреца, собаки! — крикнул Габаль. Его люди подались назад. Убить жреца Задана! Да ведь тогда гнев бога обрушится на них, и с ними все будет покончено. Нет, нет лучше не вмешиваться.
— Идиоты! — вопил Габаль. Меч в его руках направился на жреца. Тот тоже выхватил свой меч из под мантии. Лезвие сверкнуло ледяным пламенем в свете факелов. Габаль увидел этот меч и узнал его, узнал светлый металл, по которому бежали бело-голубые блики.
— Ты умрешь за свое богохульство, Габаль!
— Я не служу Задану, ослиному богу! Я поклоняюсь Ниргалю, богу огня! Я не боюсь тебя, Мненон Кет, не боюсь твоего меча!
— Умри, богохульник!
С гневным криком Мненон Кет бросился на Габаля. Массивное тело священника двигалось со скоростью, которую не ожидал Габаль. Лезвия скрестились, Габаль увидел, что на его лезвии появилась глубокая вмятина, в то время как на бело-голубом лезвии Мненон Кета не было ни следа. Мненон Кет с криком наступал, и Габаль был вынужден пятиться к окну.
Одан бросился к Габалю и схватил его за ногу. Он повис на ней, и Габалю пришлось волочить его по комнате, отбиваясь от жреца. Но жрец не был такой искусный воин, как дядя короля.
Удар меча обрушился на плечо Мненон Кета, при этом раздался звон, как при ударе о металл.
Габаль выругался. Видимо, жрец, кроме меча, носил под своей мантией и кирасу.
Резко отскочив назад, Габаль освободил пространство для своего меча, которым он владел искуснее, чем жрец. Одан все еще висел у него на ноге и кусал ее. Габаль резко взмахнул мечом и ударил. Мальчик заметил угрозу и пытался уклониться, но лезвие плашмя ударило его по голове. Рухнул на спину Одан-полубог. Принц Эреша беспомощно растянулся на полу. Он даже не крикнул. Он лежал без звука, без движения.
— Теперь ты проклят богами! — вскричал Мненон Кет. — Король доверил мальчика мне! Я Мненон Кет, высший жрец Задана! Умри, предатель! — с яростным криком жрец вскинул меч и бросился на Габаля. Габаль отчаянно отбивался, призвав на помощь все свое искусство. Он спасал свою жизнь. Но наступление было таким отчаянным, что ему приходилось отступать.
Наконец он уперся в подоконник. Мненон Кет все еще наседал на него. Габаль был уже совсем прижат к стене, и Мненон Кет бросил свое огромное тело вперед для решающего удара. Но Габаль, искусный боец, встретил его ударом. Меч вошел глубоко в тело, найдя место, не защищенное краем кирасы.
Мненон Кет сделал шаг назад. На его рыхлом лице появилась выражение безграничного удивления. Он прижал левую руку к животу. Пальцы его окрасились густой красной жидкостью, его кровью. Но Габаль тоже не избежал удара. С отчаянным криком, раскинув руки, он упал на пол. Он сильно ударился спиной и теперь лежал на полу, и перед глазами его плясали звезды всех созвездий.
Мненон Кет медленно опустился на колени. Большой бело-голубой меч Задана выпал из его ослабевших пальцев. Удар Габаля был смертельным. Мненон Кет понимал, что жить осталось совсем немного. Он поднял голову и сквозь туман в глазах посмотрел на отряд людей Габаля.
— Не убивайте мальчика, — сказал Мненон Кет. — Он принц. Ничего хорошего вам убийство не принесет. — Он знал, что умирает. Один из парней с огромной коричневой, заросший черными волосами, бородавкой на левой руке, шагнул вперед.
— Не убивайте мальчика, — Мненон Кет чувствовал, что на него опускается темнота, как будто из чернильницы разлились чернила. О, сколько он пережил, когда был мальчиком и учился тому, что должен знать жрец. Разбитые таблички, разлитые чернила, побои за недостаточное усердие. И он учился. Он работал. Он стал высшим жрецом Задана. — Я, Мненон Кет, я высший жрец Задана…
И его последними словами были:
— Я храню верность королю и моему господину Задану. — Бандиты смотрели на тело. Никто не коснулся серого меча Задана, хотя он был ценнее сотни бронзовых мечей. А в некоторых городах тысячи бронзовых мечей стоил бело-голубой меч Задана.
— Что будем делать? — спросил один из них, раненный в бою с охранниками в голову.
— Убить ублюдка! — сказал человек с бородавкой.
— Нет. Нам нужно осмотреть господина. Может, он жив.
— Схватить мальчишку! Заверните его в ковер и унесите отсюда. Только ради бога, идите спокойно.
Выйдя из спальни, все собрались вокруг Габаля. Он смотрел на них. Выражение его лица изменилась. Рот превратился в щелочку, глаза ввалились и в них горел лихорадочный огонь.
— Поднимите меня, псы, — сказал он. — Тащите меня в мои покои. У меня переломаны все кости.
Во дворе везде стоял шум. Все бегали туда-сюда, обеспокоенные недугом короля. Мерцали огни. Люди подняли Габаля, и тут он увидел завернутого в ковер мальчика.
— Мы думали… — начал человек с бородавкой.
— Я буду думать. Вы делайте, — говорить Габалю было трудно. Он застонал и еще сильнее сжал губы так, что они стали совсем голубыми. — Убейте его, и все кончено.
— Но…
Человек с раной на голове махнул четверым, держащим Габаля, увидев, что тот потерял сознание.
— Несите господина в его покои. Перевяжите его. Если он спросит, скажите, что мальчик мертв.
Человек с бородавкой кивнул.
— И за это мы получим золото.
Габаля понесли в покои. Он был в бреду и не понимал, где он, что с ним. Единственное, в чем он был уверен, — это в своем ранении. Это он понимал.
Одана, завернутого в ковер, вынесли на набережную реки.
Здесь люди быстро договорились с хозяином корабля, плывущего на север. Одана осмотрели. Он был еще жив.
— Ну что же, разумная сделка, — сказал работорговец. — Но если вы думаете, что он много стоит, то вы ошибаетесь.
Они долго торговались над телом Одана. Наконец он был продан за семьдесят серебряных монет. А ковер они продали за семьдесят пять монет. Задолго до наступления утра корабль отчалил от берегов Эреша и взял курс на север.
Вот так Одан-полубог вступил в свое наследство.