Колесница бога

Глава 18 ЧЕРВИ

— Шанадул, — сказал король и жестом отослал придворного, который принес петицию, написанную на глиняной табличке, высушенной до алмазной твердости. — Потом, потом. Шанадул, — снова повторил он. Одан стоял с поджатыми губами возле стола, за которым сидел король. Лучи утреннего солнца проникали в комнату через окна. Из сада слышалось пение птиц. Уже все было готово, чтобы пуститься в путь через пустыню в колесницах, и Анкиду настоял, чтобы Одан взял его с собой. Это могло быть последнее путешествие Одана на колесницах, так как с этим придется покончить, когда он станет королем.

— Да, король… отец. Мне нужно побывать там. И мне надоела эта бессмысленная жизнь во дворце.

Неб-Айн-Ке откинулся в кресле. Он нахмурился.

— Неужели ты думаешь, что такая жизнь нравится мне? Но, сын мой, если ты хочешь стать королем, тебе нужно многому научиться. И самое главное — научиться скрывать истинные чувства.

— Ты хочешь, чтобы я тебе лгал?

— Нет, нет, — король потер подбородок. — Нет, ты сын бога, и тебе нет необходимости играть передо мной словами. Что тебе нужно в Шанадуле?

И Одан солгал.

— Я должен заплатить долг старому другу… вознести молитвы, принести жертву. А кроме того, если я собираюсь стать королем, то я должен знать, что лежит вдоль Золотой дороги до Шанадула.

— Да, вознесение молитвы и жертва — достаточно веская причина. Но второй довод мне больше по душе.

Итак, все было улажено.

В этот день Одан носился в колеснице по пустыне, наслаждаясь быстротой езды. А позже, смывая с себя пыль и пот в ванне, Одан сказал Анкиду:

— Все улажено. Я в ближайшие три дня еду в Шанадул.

— И я с тобой!

— Я рад, Анкиду. Мы поедем с небольшим отрядом, чтобы никто не знал о нас.

— Говорят, что в Шанадуле есть великолепные исполнительницы танца живота, способные околдовать любого мужчину.

— Женщины для меня ничего не значат… — начал Одан. А затем, чтобы сменить тему, он сказал: — Я ищу идеальную девушку, Анкиду.

— А я уже нашел себе, мой принц. Но она не замечает меня. Однако я ношу ее образ в сердце своем, чистый и непорочный. И если кто-нибудь станет ее мужем, я зарублю его без всякого сожаления.

Одан был слишком занят своими мыслями, чтобы думать о любовных делах Анкиду. Следующие два дня они готовились в путешествие. И на третий день они выехали через восточные ворота Эреша на Золотую дорогу, ведущую в Шанадул.

Одан все время внимательно рассматривал всех придворных, ища руку с бородавкой. Это уже стало у него привычкой. Он автоматически бросал взгляд на левую руку каждого нового человека. Но когда он наконец увидел эту бородавку и узнал ее — события приняли новый, пугающий оборот…

Их путь лежал через Золотую песчаную пустыню. Их колесницы неслись легко и быстро. Бурдюки были полны воды. Звезды над головой были яркими и огромными. Воздух обжигал жаром днем и холодом ночью. Но здесь, в суровой пустыне, Одан нашел какое-то облегчение для души. Это была жизнь для него. И все же богохульные мысли теснились в его мозгу, и спать он ложился с проклятием на губах. Нет, он не был счастливым человеком. Но он и не был человеком. Он был получеловеком.

Шанадул оказался городом, который сильно отличался от тех городов, где он бывал. Города Реки были ограничены ее берегами, а Шанадул на берегу Сладкого моря расположился на холмах, окаймляющих гавань. При виде этого города дух захватывало. Одана радовало все, так как он ближе и ближе подходил к своей цели. Он сделал все, что обещал. Нашел место рождения Надьюла-Квика и очень сожалел, что никого из его ближних не осталось в живых. Он поставил в городе каменную стелу с надписью: «Лучший из фехтовальщиков, когда-либо путешествовавших по Реке, любимый всеми богами и его друзьями». И далее: «Воздвигнута в память друга Оданом, принцем Эреша. Слава Анки! Слава Задану! Слава Ке!»

Анкиду, глядя на стелу, сказал с улыбкой:

— Ты еще не упомянул здесь Одана Эн-Ке, мой принц.

— Я думал об этом, но не осмелился. Этот Надьюл был очень горячим учителем и неоднократно причинял мне боль, наносил синяки.

— Но, может, Надьюл хотел этого.

— Ну хорошо! Я — Хекеу и не боюсь рискнуть. Эй, каменщик, бери инструменты и выбей здесь «Слава Одану Эн-Ке!» — он нахмурился. — Да не забудь выбить Эн-Ке. Это очень важно.

Перепуганный каменщик кивнул и тут же взялся за работу. Сначала линии иероглифов были начерчены мелом, а затем мастер взял в руки резец. Он не умел читать, но каждая линия, выбитая его резцом, была чудом искусства. Воистину, талант существует сам по себе, ему не нужно образование, не нужен опыт предшествующих мастеров.

Одан принес в жертву четыре быка — по одному на каждого бога. Место, которое было выбрано для ритуала — склон зеленого холма с прекрасным видом на гавань — понравилось бы Надьюлу. Одан сделал все, что было нужно. Он молился богам, чтобы Надьюл в той жизни наслаждался вином, прекрасными женщинами и чтобы у него не было недостатка в хороших партнерах по фехтованию, ведь мускулы его должны оставаться крепкими и молодыми. Затем Одан поднялся. Отступил назад.

Улыбающийся Анкиду последовал за ним к их колесницам.

— Ну а теперь повеселимся, мой принц. Танец живота! Вино!

Без сомнения, это было большим искушением для Одана: ведь он оставался мужчиной и в его теле бурлила горячая кровь. Но его жажда стать богом подавляла все страсти.

— Ты иди, друг Анкиду. А у меня есть кое-какие дела. Но учти. Об этом не должны знать ни король, ни его министры, ни жрецы. Понял?

— Да, мой принц. Понял.

— Тогда утром встретимся во дворце.

Король Шанадула любезно принял их и предоставил место во дворце. Одан вернется обратно после того, как сразится за свою новую судьбу.

Он помчался прочь из города со страшной скоростью, не заботясь о своей безопасности и о здоровье тех, кто встречался ему по дороге.

Анкиду посмотрел вслед ему и вздохнул:

— Может, он и принц, и полубог, но он человек, страстями которого владеют демоны!

Некроман Сялу из Шанадула имел всего один глаз. И левое ухо у него было отрезано. Жидкие волосы не прикрывали серый череп. Но он уверенно сидел в бешено несущейся колеснице, держа под рукой свиток папируса. Одан нашел его именно там, где и ожидал найти. Асхурнакс с помощью магии отлично организовал эту встречу.

— Вот тут сверни в лес, принц, — сказал Сялу.

— Там дьявольски темно.

— Теперь твой путь лежит во мраке, Одан-полубог.

— Я помчусь за всеми демонами, чтобы удовлетворить жажду моего сердца!

У него хватило достаточно благоразумия довериться лошадям, чтобы они сами находили путь между деревьями. Ни один луч света не проникал сюда, как бы боясь забраться в угрюмый мрак под деревьями. Одан в этом лесу не заметил ни одного знакомого дерева. Мрак все более сгущался.

— Дальний крик из твоей пустыни, принц.

Это был крик и из лесов Зумера тоже, но Одан промолчал. Он уже научился хранить молчание за время своего пребывания в Эреше. Он молчал во время нескончаемых обедов, во время торжественных процессий по городу, во время богослужений. Одан решил, что если он будет королем, то он в корне изменит королевскую жизнь.

— Теперь уже недалеко, мой принц. Если произнести соответствующее заклинание, то можно вызвать Орпкула. Я сделаю это для тебя ради моей дружбы с Асхурнаксом. Но как только я это сделаю, моя работа будет выполнена, и ты должен будешь идти дальше один.

Одан, готовый идти хоть в ад, чтобы стать богом, повернул хмурое лицо.

— Ты не будешь сопровождать меня?

Мастер Сялу прикрыл свой единственный глаз.

— Нет, принц.

Ну то же, это к лучшему. То, что Одан хотел спросить, должно быть тайной, и все его планы должны оставаться в строгом секрете, пока он после завершения намеченного не вернется в страну Эа.

Лес впереди становился немного реже, но светлее не становилось. Из земли тут и там торчали камни, серые, шершавые. Какие-то неведомые силы поработали над ними так, что эти камни стали похожи на жуткие неподвижные фигуры, один вид которых внушал ужас и трепет. Кони зафыркали и остановились. Сялу соскочил с колесницы. Он присел на корточки, приготовился и развернул свиток. Его единственный глаз вглядывался в строчки. Он был похож на уродливого гнома, темного и злого, не принадлежащего к миру веселого солнца. Но Одан знал, что некроман трудится для него и должен получить за свою работу золото.

Он вызывал известного — или неизвестного — Оракула Шаемишту. Простые смертные обращались к его могуществу только в самых крайних случаях. Она общалась в основном с колдунами, волшебниками, магами, которые вызывали ее, чтобы воспользоваться ее могуществом, получить совет в тех делах, при одном упоминании о которых у простых смертных стыла кровь в жилах. Ее знали под именем Равен.

Одан медленно шел вперед, а Сялу оставался позади и занимался своим делом. С камней в воздух поднялись три большие тяжелые птицы. Сильные удары крыльев подняли этих ворон вверх, и их черные перья скрыл мрак, они стали невидимыми во тьме. Одан шел вперед. Вскоре он нашел расселину в камнях, о которой ему говорил Сялу. Там стоял треножник, на котором возвышался золотой сосуд. Одан снял кошелек с пояса и бросил в сосуд. Золото со звоном встретилось с золотом.

И как ему говорил Сялу, Одан крикнул:

Говорили, что один человек много лет назад тоже пытался вызвать Равен, но из расщелины вырвался язык пламени и дыма, который полностью поглотил того смельчака.

Одан, сгорбившись, наклонив голову, стоял, глядя в расщелину и положив руки на рукоять меча.

Во мраке появилось какое-то движение. Возникли проблески света, которые клубились, извивались, снова исчезали, снова появлялись и приближались к выходу. И вот из расщелины показались языки бледного дыма. Дым сгущался. Одан затаил дыхание. На камне перед ним стояла прекрасная женщина. Одан с изумлением смотрел на нее. Да… Да! Это была Зенара! То же лицо, те же прекрасные формы, те же блестящие волосы… да, это была точная копия его возлюбленной Зенары… И тут раздался тихий голос.

— Я услышала тебя, Одан-Кудзук. Я явилась по твоей просьбе.

Одан проглотил комок в горле. Его окружала кромешная тьма, и только эта женщина, которая была похожа на Зенару и не была ей, светилась призрачным светом. Снова раздался ее голос, сладкий, чарующий, напоминающий, требующий.

— Ты пришел ко мне, чтобы узнать то, что тебе знать нельзя.

— Нет, Равен, нет, — говорить ему было трудно. Он знал, что любой промах, любая ошибка с его стороны приведет к мучительной смерти. Но он шел на риск. Сялу бы не смог уже помочь. — Я сын бога. Это доказано. Я хочу узнать тайну, как стать настоящим богом. Я…

— Ты просто ничтожный дурак, который суется не в свое дело.

— Да, я дурак. Но не ничтожный. Ты можешь посвятить меня в эту тайну? — и здесь сказалось его воспитание у Хекеу. Голос его стал громче, голова заносчиво вздернулась. — Да или нет?

А в ответ послышалось шипение.

— Полегче, полегче. Ты говоришь, как человек, который хочет, чтобы душа его отделилась от тела. Ты, вероятно, не знаешь моего могущества.

— Если бы я не знал, то не пришел бы сюда. Ты можешь дать мне те знания, которые нужны мне?

— Ты принес золото. Но ты не принес покорности и смирения.

— Я преклоняюсь перед богами. Ты не богиня. А я…

— Ты не полубог, Одан Кудзук.

Одан был ошарашен таким заявлением. Он облизал губы.

— Что ты сказала?

Шепот был очень разборчивым, и в смысле слов сомневаться не приходилось.

— Я стара. Я старше, чем ты можешь себе представить. И все же еще до меня было много поколений тех, в чьей мудрости я не сомневаюсь. Страна Эа была населена большими людьми, близкими к богам по могуществу и мудрости. Затем пришли другие люди, маленькие, страшные, похожие на обезьян. Эти люди верили в могущество деревьев и камней, птиц и зверей. Они боялись темноты и населили небо своими ничтожными богами, которых придумали сами.

Одан слушал, старательно вникая в смысл.

— И большие люди, о которых я сказала, победили ничтожных пришельцев, вооруженных кремневым оружием. А затем… а затем пришел день горести и несчастья, день катастрофы для страны Эа. Пришли боги, настоящие боги, в своих сказочных колесницах. Это были настоящие боги. Они дали несчастным маленьким людям новое оружие и новое знание, и большие люди были изгнаны из их прекрасных городов и были вынуждены скрываться и прятаться.

Призрачная белая фигура женщины заколебалась. Одан мог видеть сквозь нее очертания камней. Дым стал рассеиваться, и затем он снова сгустился и зазвучал голос.

— И среди этих новых богов пришли настоящие боги, пришли Ниргаль и Задан, пришли Анки и Луфали, пришли Тиа и Сахмет.

Дьявольское шипение перешло в смех, как будто сам воздух смеялся над Оданом, как будто из черной расщелины за фигурой женщины появилось тонкое вибрирующее лезвие меча.

— И старые боги, которых изобрели трусливые перепуганные люди — Ке и Сетто и прочие, о которых ты знаешь, — стали всего лишь глупым суеверием и сказками для устрашения детей.

И Одан-Кудзук понял. Он все еще стоял, хотя ноги у него сделались ватными. Он попытался что-то сказать, но не смог, затем снова попытался и хрипло выдавил из себя:

— А Одан Эн-Ке, Одан, древний бог…

— Ты идиот! Никакого Одана нет!

— Нет! Я не верю!

— Веришь, или нет, это не имеет значения. Это правда.

Взбешенный Одан инстинктивно реагировал как оскорбленный дикарь с исключительной скоростью и свирепостью. Он бросился вперед, и его меч, выхваченный из ножен, сверкнул в желтом пламени. Этот порыв был инстинктивным, но не бездумным. Когда он бросился на клубы дыма, окутавшие самую прекрасную женщину страны Эа, женщину, недоступную для него, он почувствовал, как вибрация прошла по всему его телу.

Он не думал, что происходит в его мыслях. Он только хотел зарубить, уничтожить то существо, которое приняло облик его Зенары и которое отказывало ему в праве быть полубогом.

Это было оскорбление всей его жизни. И с этим нельзя было примириться.

Шипящий голос стал громче. Что случилось? Всего лишь какой-то ничтожный полубог бросился с мечом на нее?

— Я не вижу тебя, Одан-полубог. Но ты же не сын бога, этого не могло быть… и все же ты невидим для меня.

Бронза сверкала зловещим пламенем, когда Одан поражал со всей силой страсти облик Зенары… Зенара… Дым колебался и не сопротивлялся его ударам. Он широко расставил ноги и бил, бил, стремясь поразить то, что было за этим призрачным сладостным видением.

— Теперь ты снова стал видим, Кудзук. Ты сошел с ума — ты же не устоишь против моего могущества. Я уничтожу тебя…

— До сих пор ты не поразила меня пламенем и дымом. Думаю, что ты не можешь. Я полубог. И я буду богом!

— А я настолько стара и мудра, что ты даже не можешь вообразить себе. Стой спокойно, чтобы я могла видеть тебя.

Одан, стараясь удержать себя от вспышки необузданного гнева, который мог лишить его разума, а это было бы опасно в таком жутком месте, непрерывно перемещался из стороны в сторону, оставаясь невидимым.

— Ты невидим, Одан, и все же… — шипение перешло в пронзительный свист. Теперь Одан с уверенностью почувствовал в ее голосе растерянность и страх.

— Стой спокойно. Ты, видимо, преуспел в тайных искусствах и можешь быть невидимым. Ты невидим, пока двигаешься, но в конце концов ты устанешь, и тогда я покончу с тобой.

У Одана не было времени радоваться тому, что он научился быть невидимым. Однако он знал, что это искусство будет полезно ему в будущем — конечно, если ему удасться выбраться отсюда живым. Значит, он невидим, пока двигается, и становится видимым, когда стоит на месте. Он бросился за спину псевдо-Зенары и стал осматриваться вокруг, как голодный саблезубый лев.

— Может, — сказала Равен на фоне стены непроницаемого мрака. — Может, ты действительно полубог. Ниргаль говорил, что у него есть сын от смертной женщины. Ты не его сын?

— Неужели ты, Равен, не знаешь? — в голосе Одана отчетливо звучало насмешливое презрение.

— Я многое знаю, — призрачный образ Зенары заколебался и исчез. Теперь не было смысла общаться друг с другом с помощью этого фантома. — Я знаю, что новые боги все время воюют друг с другом. Они борются между собой за увеличение своего могущества. Идиоты! И они используют в своей борьбе вас, простых смертных. Говорят, что если у бога будет сын от смертной женщины, то с его помощью он может стать высшим богом. И этому верят сами боги. Но при это сын должен умереть, так как отец получит могущество только в том случае, если принесет в жертву сына.

Теперь в булькающем голосе Равен звучала насмешка.

— Ты хочешь стать богом, Одан-полубог. И я предсказываю тебе судьбу, которая ждет тебя. Ты все еще хочешь найти своего отца и пасть жертвой его величия?

— Ниргаль не мой отец! — воскликнул с негодованием Одан. Весь сарказм его испарился. — Ты лжешь, ведьма!

— Я не лгу. Мне нет нужды лгать вам, ничтожным людям.

Голубое сияние на фоне тьмы пульсировало, колебалось, меняло форму. И Одан знал, что это сияние пронизано злыми силами. Он почувствовал, как зубы его до боли прикусили губу.

— Ты ничтожное презренное создание, — снова раздался голос Равен. — Ты не допускаешь мысль, что боги могут использовать тебя как пешку в своей игре. Ты можешь захватить город, свергнуть короля и занять его трон, обмануть народ. И когда ты достигнешь своей мелкой славы, а он станет первым в пантеоне богов, он немедленно скинет тебя вниз и принесет в жертву, чтобы достичь собственного величия и славы. Идиот!

— Да. Так поступил бы Ниргаль, бог дьяволов Эндала. Он сам дьявол. Но мой отец — Одан Эн-Ке. Он всегда был честным, и люди Эреша уважают его. Мой отец не принесет меня в жертву.

Шипение усилилось. Голубое сияние стало более ярким, посылая свой мертвенный пульсирующий свет на камни.

Одан наклонился вперед, всматриваясь в жуткие потусторонние формы, возникающие и исчезающие в сиянии.

— Ты можешь верить во что хочешь, человек. Может, Ниргаль и не твой отец — это не важно. Но ты уже достаточно позабавлялся. Ты хвастался, ты сыпал оскорблениями… — и шипящий голос забулькал, как озеро расплавленной серы под горой Вузув. Этот голос, полный ненависти, вернул Одана к реальности, к ощущению смертельной опасности. — …И теперь тебе придется платить за это.

И в это страшное мгновение, когда на его голову должны были обрушиться демонические жуткие силы, Одан почувствовал, что в нем ожила и поднялась его человеческая половина. В это мгновение, когда катастрофа была так близка, ему неожиданно пришла в голову смешная мысль о том, что, наверное, многие боги имеют сыновей от смертных женщин, и, вероятно, целая армия этих сыновей рыщет по стране Эа в поисках своих исчезнувших отцов, и каждый готов к смерти и славе.

Но даже тень улыбки не скользнула по его шершавым губам. Его сильные плечи выпрямились, бугры мышц спины напряглись, глаза из-под густых коричневых бровей с вызовом смотрели на зловещее голубое сияние.

— Ты не человек, — сказал он. Голос его прозвучал совсем неожиданно в этой гнетущей напряженной атмосфере. — Ты демон, слуга дьявола. Я не боюсь твоего колдовства!

Он говорил так, зная, что колдуны Асхурникс и Киду тщательно проверили его и обнаружили, что колдовство так же не действует на него, как на эти дикие камни, заросшие вечным мхом.

— Я обладаю не такими хищным могуществом, как ваши земные колдуны, человек, — Равен говорила шипящим, раздражающим нервы голосом. — Приготовься к смерти. Ты обречен.

По ноткам растерянности в ее голосе Одан понял, что она уже пыталась применить свое могущество к нему и потерпела неудачу. Значит, он мог просто повернуться и спокойно, как на прогулке по улице славного города Эреша, уйти отсюда.

Здесь ему больше нечего было искать. Он и так много узнал. Он пока еще не поверил тому, что услышал об Одане Эн-Ке, ведь все испытания и проверки неоспоримо подтвердили, что он сын Одана Эн-Ке, а многие люди видели сияющую сказочную колесницу в небесах. И если он не сын Одана, значит, он сын какого-то другого бога. Он это ощутил всем своим существом. Он был полубогом!

И он повернулся, чтобы уйти, но не мог двинуться с места.

Но в этом не было колдовства. Ничто не сообщило ему, что он находится в крепких сетях заклинания. Но он не мог двинуться с места.

Раздался полный ненависти смех, похожий на бульканье расплавленной серы в ядовитом озере. Но никакого запаха серы не ощущалось в воздухе. Равен вовсе не нуждалась в таких дешевых трюках. Одан напряг все свои могучие мышцы и не мог сдвинуться с места. Одан знал, что магия бывает разная. Мелкие маги плетут слабую сеть заклинаний, которые долго не держатся и пропадают, так что магам приходится непрерывно искать все новые и новые заклинания. Более могущественные маги пользуются более мощными средствами. Может, Равен обладает могуществом большим, чем известные ему колдуны? Одан тщетно старался вырваться и подумал, что так оно и есть.

— Встретить свою судьбу, как человек — как полубог — как бог! Для меня все одно.

Голубое сияние пульсировало в такт словам. На каменистой земле вокруг Одана образовалось кольцо. Он посмотрел вниз. Он ощутил приступ тошноты. Его не вырвало, но желчь подступила к горлу и душила его.

Вокруг него в широком кругу между камнями копошились черви.

Сотни — тысячи — извивающихся, покрытых омерзительной слизью червей окружали его. И теперь Одан понял — хотя он все время предполагал, но отказался признать, — что Равен обладает во много раз большим знанием, могуществом, чем он мог получить за всю свою жизнь. Многие знания легко пришли к нему, а за это ему придется дорого заплатить!

Черви пульсировали, скользя друг по другу, переплетаясь между собой, образовывая скользкую массу, состоящую из живых блестящих колец и трубочек блестящего розового мяса. Как будто черви из всех трупов, похороненных на земле Эа, собрались сюда, в сжимающееся вокруг него кольцо. Одан смотрел на несметное количество их, с трудом сдерживая тошноту.

Размеры их были самые разные — и тоненькие белые червячки, похожие на небольших змей, с головками-бусинками и черными глазками, вместо рта у них были присоски, которые сжимались и разжимались, тянулись к телу Одана. Были и толстые черви, которые медленно, но неуклонно сжимали свое кольцо вокруг наглого человека, осмелившегося бросить вызов их повелительнице.

У них не было рук и не было ног. Но руки и ноги нужны только людям. Люди-черви делали свою высшую магию, древнюю магию, существовавшую еще задолго до того, как человек спустился с деревьев.

Черви ели камни. Ели безостановочно, оставляя после себя пустоту. Они непрерывно росли, а камень исчезал. Круглая каменная плита с Оданом в центре ее и кольцо червей, разъедающих камень и приближающихся к нему. Твердый камень под ногами уже шатался. Они подгрызли плиту со всех сторон. Еще немного, и он полетит вниз — вниз, но куда?

Он боролся, но не в силах был скинуть с себя тиски заклятия, которые сжимали его невидимыми объятиями, твердыми, как металл Задана.

Он безумно боролся в своих мыслях. Ведь эти черви нереальны. Они иллюзии, фантомы, создание Равен. И она, эта сука, старая, старая до невероятности, создала эту жизнь. Истоки ее лежат в далеком прошлом. Ее народ — люди-черви — владели всем миром еще до того, как пришли люди. Она называла его ничтожеством. Да, эта Равен, эта великая пророчица, была женщиной-червем.

Одан изо всех сил сопротивлялся ужасу, который хотел сковать его, лишить разума. Черви были всего лишь иллюзией, и все же они ели камень, который уже колебался под его ногами, крошился и исчезал безвозвратно. И он провалился в колодец с гладкими стенами, и пока он летел, за ним сыпалась шевелящаяся масса извивающихся червей.

Скованные силы Одана безумно сопротивлялись. Он падал, как бревно, и сердце его бешено колотилось в груди. И вдруг он почувствовал, что связи ослабли. Одан мгновенно переселился в тело червя и глядел своими новыми глазками на большую сгорбленную фигуру, падающую в открытую пасть преисподней. Червь! Одан-полубог переселился в покрытое слизью тело червя! И он упал вместе с сотнями, тысячами своих извивающихся омерзительных собратьев на каменный пол круглой подземной камеры.

Ощущение скользких тел, переползающих через него и через которые он переползал, заставило его содрогнуться. О, как они все переплетены! Он был червь в массе других червей, и двигал им голод, голод толкал его к телу, распростертому на каменном полу. Телу, полному жизненных соков. Он должен сосать! Он должен есть! Он должен наполнить себя плотью и кровью!

И вдруг он почувствовал, он понял. Равен догадалась, что он сделал, и теперь переносит его обратно в его собственное тело, где он и будет съеден омерзительными созданиями. Ну что же, он человек, полубог, и он будет бороться тем оружием, что у него есть.

Одан открыл глаза. Он был уже снова в своем теле.

Есть ли у него оружие?

Голубое сияние освещало угол комнаты. Оскорбительные карикатурные изображения людей, животных, сцены жертвоприношений, сцены триумфа людей-червей над людьми украшали стены комнаты.

Вдруг черви отпрянули назад. Одан лежал на камне и ощутил, что тело его поднялось в воздух и перенеслось на базальтовую глыбу. Он посмотрел наверх и увидел, что голубое сияние колышется над ним.

— Ты будешь съеден, Одан-полубог. Но ты слишком хорош для них, простых слуг.

Одан увидел, что голубое сияние начало пульсировать, как будто Равен залилась смехом. Однако Одан был уверен, что зовут ее не Равен.

— Ты можешь убить меня, высосать все соки, Равен. Но историю тебе назад не повернуть. Твой народ обречен и будет стерт с лица земли…

Он замолчал.

Выживание! Ке сейчас смотрит на него, печально нахмурив брови, Хекеу фыркают и ждут от него решительных действий, высшего усилия. Неужели он, дикарь с гор Зумена, будет покорно лежать на базальтовой плите и ждать, когда из него высосут жизнь эти омерзительные твари?

Из голубого сияния выделился червь.

Равен была огромна. Гигантский червь, огромный, толстый, пульсирующий, розовый, блестящий. Огромное тело приближалось к Одану, черные глазки зловеще сверкали в голубом сиянии.

— Я не буду есть тебя, человек, — на теле червя выросла выпуклость, которая повернулась к Одану. Кончик отливал черным. Одан увидел, как кончик раскрылся и внутри заблестели блестящие яйца. — О, нет, Одан-Кудзук. Ты будешь кормить их, пока они растут в тебе.

— Так вот почему боги уничтожили твой народ. Вы внушили им отвращение!

— Тот мир по праву наш! Ничтожество! В тебе вылупятся, будут расти и кормиться наши дети. Только оболочка, Одан-полубог, только оболочка останется от тебя.

Отверстие закрылось. Твердый и острый кончик приблизился к телу Одана. Капля молочной жидкости блестела на острие иглы, готовой вонзиться в живую плоть.

— Мы использовали вас с древних пор, еще когда вы были бессловесными животными. Но вы, несмотря на свою умственную слабость, возгордились, когда подняли камень, когда откололи кусок кремня, когда научились добывать и сохранять огонь. Но вы наша собственность и всегда будете ею.

Одан понял, что люди нужны червям, потому что они откладывают яйца в живое человеческое тело. Другие животные для этого не годятся, и поэтому так много животных вымерло, исчезло с лица земли. Одан не рассмеялся. Он только с омерзением плюнул на эту тварь.

— Твои дни кончились. Человек никогда не склонится перед тобой. Твоя комната для кормления покроется пылью и наполнится сухими листьями. Пауки будут плести свою паутину там, где плодятся твои слуги. Я презираю тебя, Равен, червь.

Он сжимал рукоятку меча, ощущая ее твердую полированную поверхность. Он ощущал ток крови в своем теле. Он ощущал — но не мог шевельнуться.

Это заклинание крепко держало его. Оно было сильнее, чем заклинание, которым Асхурнакс хотел вызвать у него паралич. Это заклинание возникло в древние темные времена. Одан попытался вспомнить, что говорили ему Асхурнакс и Киду, что он вычитал на глиняных табличках и папирусах.

Он был полностью убежден в одном: Равен попытается ввести в него иглу, а он должен попытаться воспрепятствовать ей.

Во всяком случае, он не может безвольно ждать, пока она начинит его своими вонючими яйцами. Нет, нет!

Ситуация была кошмарная. Омерзительная вызывающая рвоту масса извивающихся червей, жуткое голубое сияние, породившее гигантского червя, возвышающегося над ним, блестящее твердое черное острие с каплей жидкости на конце, приближающееся к нему…

И в дюйме от его тела игла остановилась.

Блестящие разноцветные ручейки света побежали по телу Равен, разделились и образовали многоцветную радугу. Изменение цвета, вероятно, и есть заклинание. И как только это дошло до Одана, он постиг остальное и приготовился к действию.

Чтобы замаскировать свои действия, Равен опять зашипела, начала издеваться над ним. Острие было готово вонзиться в тело.

— Ты такой большой. В тебе много мяса и крови. Моим яйцам будет хорошо в тебе, Одан-идиот. Приготовься встретить свою судьбу, судьбу, которая ждет всех вас, людей. Вы предназначены, чтобы обеспечить вечное блаженство нам, червям.

Эти слова, которые она говорила, Одан не смог вынести. Его язык и голосовые связки были бессильны перед этими звуками.

Одан почувствовал, что тугие объятия, сковывающие его, ослабевают. Ведь в тело, охваченное параличом, все мышцы которого окостенели, игла не смогла бы войти, и поэтому Равен была вынуждена освободить его от заклинания, прежде чем ввести в него яйца. И Одан был готов.

Простой смертный не смог бы устоять перед этим кошмаром. Он был бы охвачен ужасом омерзением при виде белой массы копошащихся червей. И он лежал бы беспомощный и позволил бы делать все что угодно без применения заклинания.

Но Одан был Хекеу. Он мог бы и не быть полубогом. Но он воспитывался среди Хекеу, он был настоящий зумен, Кудзук, и носил имя саблезубого льва.

Черная игла ударила.

Одан двинулся.

Бронзовое лезвие сверкнуло, как свирепая молния в полутемной комнате.

Червь вскрикнул.

Отросток, наполненный яйцами, с иглой на конце, упал, и с обрубленного конца закапала молочная жидкость с тошнотворным запахом. Червь отпрянул назад. По коже его заметались разноцветные полосы. Но Одан не дал Равен шанса. Меч поднимался и рубил, поднимался снова и снова рубил.

Лохмотья, обрубки червя падали на камни. Масса извивающихся червей моментально исчезла. Зловещее сияние превратилось в болезненно-алое.

Камни исчезли. Одан вдохнул свежий воздух. Эта подземная комната для кормления оказалась иллюзией, как и все остальное. Только огромный червь был реальным.

Равен, женщина-червь, была реальной. И теперь ее окровавленные останки валялись между камнями. Некоторые еще шевелились, сохранив в себе остатки жизни. Одан методично разрубил каждый кусок на ленты. Он был уверен, что яйца не выживут здесь.

Затем он вытер меч о траву, выбрался из расщелины и пошел обратно к Сялу.

Он нашел некромана сидящим в том же положении, с развернутым папирусом на коленях.

Сялу был мертв.

На его одноглазом лице застыло выражение ужаса, навеки запечатленное смертью.

Одан взял свиток и аккуратно свернул его.

Он пошел обратно к колеснице.

Он остановился.

Он посмотрел вверх, сквозь густые переплетения ветвей.

На лице его не было страха или ужаса. На лице Одана-полубога было выражение гнева ярости, дикой первобытной ненависти.

Он закричал в небо со всей силой страсти, гнева:

— Эй вы, боги! Вы, кто играет людьми, как дети игрушками! Я Одан! Я Одан сын бога! Кто же из вас мой отец? Отец, неужели у тебя нет мужества, неужели ты трус, являющийся только по ночам?

Зловещие раскаты грома раскололи небеса.

Одан вскочил в колесницу и помчался прочь от деревьев, прочь от солнца, прочь от неба, населенного богами.

— Я презираю вас, боги! Я должен быть богом! Я должен узнать своего отца, и я должен выразить ему почтение, которого он заслуживает. Но если он прячется под другим именем — Одан Эн-Ке! Существует ли он?

Он остановил колесницу и встал, подняв голову вверх. Его всегда сутулое тело выпрямилось. Он с вызовом смотрел в голубой купол.

— Я сын бога! Кто ответит мне, Одану? Приди, могущественный бог, кто бы ты ни был! Приди и ответь сыну!

И рядом с солнцем высоко в небе поднялось второе солнце.