В положенное время на свет появился Одан-полубог.
Он, крича и сопротивляясь, пришел в мир в сорочке и с копной коричневых волос.
Все жители города сочли добрым предзнаменованием, что Моми родила его в день Одана, который был так же днем Задана. Было совершенно очевидно, что бог доволен.
Когда повитухи сделали свое дело и Моми снова стала прекрасно выглядеть, вызвали короля.
После многочисленных обрядов и жертвоприношений, выставив охрану у двери — королевскую гвардию, выставив духовную охрану в соседней комнате — Мненон Кет, Набозинадас и высшие жрецы остальных богов, которым поклонялись в Эрешс, выставив магическую охрану — мастер Киду, его помощника и мастера Асхурнакс в Башне Реликтов — появился король.
Он бросил один любящий взгляд на Моми, так как его страсть к ней все возрастала в эти месяцы после свадьбы, а затем подошел, чтобы посмотреть на сына бога.
— Так это и есть Одан-полубог, — сказал он и улыбнулся.
— Ты так добр ко мне, Неб-Ке.
— Ты еще ничего не видела, любовь моя, я буду еще лучше. Тебе скоро будет хорошо. Все, что мальчику будет нужно, будет сделано.
— Я знаю. И… я люблю тебя за это.
— А Одана Эн-Ке?
— Он бог. Ты человек.
— Ради тебя я могу стать богом.
— Нет! — она протянула к нему руки. — Не говори так, мое сердце! Одан Эн-Ке явился ко мне, как буря, и я почувствовала, как моя глупая девическая гордость пришла в восхитительное смятение, я не могла противиться ему… Но ты, моя любовь, ты человек и завоюешь меня и покоришь другим. Нельзя сравнивать бурю в дальних горах с бурей на Реке.
Он сел на постель, взял ее руки в свои наклонился и поцеловал ее. Он был очень мягок и нежен — для короля.
— Ты говорила, что твоя мать с северных гор и поэтому у тебя такие красивые каштановые волосы. Но у мальчика волосы темно-коричневые — великолепные блестящие коричневые волосы. Правда, я мало вижу из-за пеленок.
— Моя мать была продана в рабство. Она никогда не говорила мне, откуда она родом. Брат вождя деревни взял ее с радостью в жены, а сын вождя Ваду очень хотел жениться на мне… О, как ужасно они поступили с бедным Ваду… Он был так добр…
Неб-Айн-Ке сочувственно кивнул, отпустил ее руки и пригладил волосы. Он снова поцеловал ее в лоб и прошептал:
— Теперь тебе нужно уснуть.
Когда он поднялся с постели, глаза девушки открылись. Она смотрела на короля, и в глазах ее был вопрос.
— Ты его примешь как своего сына?
Ответ короля прозвучал без колебаний.
— Он мой сын!
Она упала на подушки, улыбающаяся, довольная.
Таким образом Одан-полубог пришел в мир, ничего не зная о своем огромном богатстве и могуществе. Тысячи рабов трепетали от страха, выполняя волю своих надсмотрщиков, надсмотрщики, в свою очередь, дрожали перед своими господами, которые покорно и почтительно выполняли волю могущественных и знатных дворян, а жизнь и благосостояние каждого из дворян зависело от милости короля.
Каждый каприз Одана, независимо от того, крупный он или мелкий, моментально выполнялся. Когда он потребовал луну, ему дали огромный серебряный шар и торжественно заверили, что тот блестящий шар, который он видит в небе, просто плохая копия этого. Он сделан рабами и ремесленниками по приказу его отца, короля, да будет благословенно имя его, и что заброшен в небо гигантской катапультой со стен великого города Эреш.
Шло время. И вскоре Одан уже бегал издевался над слугами, бил стеклянную и фарфоровую посуду, дразнил животных, охотился на птиц. И тогда Моми подарила ему сестру, настоящую дочь Неб-Айн-Ке.
Одан, полный сил и энергии, своенравный и эгоистичный, смотрел на сморщенный красный комочек со смешанными чувствами. Теперь уже Моми не прибежит по первому его зову, чтобы поиграть с ним. И число его нянек заметно уменьшится.
Все это пришло ему в голову, когда он шел по коридору. И мальчик тут же бросился в комнату, где находилась его сестра. Он проскочил мимо пораженного часового и вбежал в дверь. Копье задрожало в руках у солдата, колени подогнулись, он знал, что теперь не сносить ему головы.
Мальчик бросился к матери, крича, чтобы та сейчас же шла играть с ним.
И затем его сестра Зенара заплакала и привлекла его внимание.
— Не люблю ее! — крикнул Одан. Он попытался сдернуть с нее одеяло в знак своего презрения. Но Моми крикнула и оттащила его от колыбели:
— Я люблю тебя, Моми. Пойдем играть.
Испуганный часовой вызвал начальника охраны. Тот, выслушав доклад, пришел в очень дурное расположение духа. Видения, одно страшнее другого, мелькали в его мозгу. Он тут же отправился искать командира гарнизона, нашел его, играющего в кости в своих покоях над главными воротами. Командир выслушал сбивчивый доклад и выскочили из комнаты.
Он отыскал камергера Нарпула Стаффа и рассказал о случившемся. Камергер явился к королю в то время, когда тот просматривал таблички, на которых было записано количество товаров, поступивших в город за последний месяц. Когда король оторвался от этих и понял, что произошло, глаза его потемнели. Он старался успокоиться, когда вслед за Нарпулом Стеффом шел в покои первой жены.
Сцена, которая открылась его глазам, рассердила и рассмешила его. Все женщины-служанки собрались в кучу у открытого окна.
Они ничего не могли поделать, так как ни одна женщина не могла ударить мужчину, такого маленького, как двухлетний принц Эреша. Сама Моми, хоть она была матерью Одана, тоже не могла ударить сына без разрешения короля. А король такого разрешения не дал бы.
Одан все-таки стащил мать с постели, и теперь они играли в кости на покрытом ковром мраморном полу.
— Одан! — воскликнул король.
Одан поднял глаза. Его круглое личико было возбуждено, глаза светились, волосы растрепаны.
— Отец, я и у тебя выиграю, если ты играешь так же, как Моми.
Неб-Айн-Ке подавил отцовское чувство. Он начал действовать как король.
После того, что произошло, Моми начала плакать, служанки в страхе сбежали из комнаты, король ругался, кричал, лицо его покраснело, а Одан стоял широко раскрыв рот, как будто хотел проглотить свою личную луну. В его мозг вошло что-то новое. Он еще не мог понять, что именно, но он понимал, что мир изменился.
И он всей страстью, силой воли, которую он ощущал в себе как глубокую и темную силу, решил, что он найдет, что послужило причиной этого.
А уж потом он подумает, что сделать с тем, что обнаружил.
В его голове мелькали не связанные между собой мысли. Он не мог еще определить твердой и окончательной линии своего поведения в будущем. Эти мысли как бы погрузили его в море, они наполняли его ощущениями, они возбуждали. И может, он никогда не выберется из этого алого и в то же время черного моря, может, все время будет вести безнадежную борьбу с мраком непонимания.
В этот период жизни для Одана существовали только он сам, да Моми, да его отец, который представлялся ему гигантом, который мчится по небу, усыпанный золотыми искрами.
Число слуг, служанок, нянюшек было так велико, что ни одна из них ничего не значила для него. Он считался только с Моми. Он даже примирился с Зенарой, когда она выросла настолько, что могла ползать, и ему было позволено играть с ней, только недолго. Он пытался остаться с ней подольше, но отец выволок сопротивляющегося мальчика из комнаты.
— Когда ты научишься обращаться с ней так как с сестрой, то тебе разрешат играть с ней, маленький принц, — сказал отец, и его слово было закон.
Не все в мире было разрешено Одану-полубогу.
В это время король Дильпур посещал свою дочь в Эреше. Союз оказался очень полезным для Дильпура, и теперь корабли его платили ту же пошлину, что и корабли Эреша. Оба города были независимы и управлялись королями, и каждый занимался своей торговлей. Но при нападении разбойников солдаты Эреша и Дильпура стояли плечом к плечу, а объединенные отряды боевых колесниц, как буря, обрушивались на врага. Так что дороги были свободны, по крайней мере, на время.
Но главная забота короля Норгаша Дильпура выразилась в нескольких горьких словах, которые он сказал своей дочери Фретти, когда они стояли на узком балконе Жемчужной башни двора высоко над западной стеной. Далеко за оросительными каналами солнце спускалось в золотую пустыню. Но слова, с которыми король Дильпур обратился к дочери, были холодны и суровы. Они как безжалостные ножи резали сквозь нежный свет заходящего солнца.
— Прошло уже больше трех лет. Уже есть Одан, полубог. И есть дочь Зенара. А ты, принцесса Дильпур, вторая королева Эреша. Ты все еще бесплодна. Где же внук, которого я должен иметь?
— Я борюсь, — сказала Фретти. Но она не сказала, что хотела сказать: — Я проигрываю борьбу, — так как это бы ничего не изменило. — Я молюсь, приношу жертвы. Целые месяцы я провела в святилищах богов, — она не заплакала, хотя чувствовала пощипывание в глазах.
— Я тоже приносил жертвы Редалу, да будет благословенно имя его, богу наших отцов и нашего города. Я пригнал много коров, чтобы умилостивить его. Но он не ответил на мои молитвы.
Он не смотрел на свою дочь. Он смотрел с балкона на дали западной пустыни, раскинувшиеся перед ним, и мысли его были заняты нуждами своего королевства и необходимостью иметь внука, чтобы быть уверенным, что Дильпур не погибает.
— Я молился, а Редал не ответил мне. Я боюсь, что виновата ты, Фретти, дочь своей матери. Ты виновата в своем бесплодии.
Фретти разрыдалась. Она не могла сдержаться. Отец сказал правду. Она могла бы победить красоту Моми, но не ведьма украла ее господина.
— Я даю тебе еще три месяца, Фретти, дочь моя. Только три месяца. Затем я возьму дело в свои руки.
Фретти не имела ни малейшего понятия, о чем говорит ее отец.
Но что бы то ни было, ничего хорошего ее не ждало, ни ее, ни ее господина короля Неб-Айн-Ке.
— О! Мастер Киду, у меня ужасно болит живот!
Король стонал, корчился, прижимал руки к животу. Лицо его было зеленым. Слюна стекала из уголков рта.
Комната, где был король, находилась в самых тайных глубинах дворца. Белые стены были расписаны цветными изображениями животных, птиц, растений, сценами охоты и жертвоприношений. Росписи были сделаны очень искусно, так что в комнате, казалось, пахло дымом, поднимавшимся из рисованных чаш. Стены также были украшены иероглифами, означавшими имена древних богов страны Эн. Король приходил в эту комнату, когда хотел помолиться в уединении, вдали от пытливых взглядов жрецов, вдали постоянного всеобщего внимания, которое сопровождало каждый его шаг.
— Киду, ты уверен, что надежно защитил меня от колдовства?
— Абсолютно уверен. Ни одно злое заклинание не коснется тебя, король, — после первых неспокойных дней в роли дворцового колдуна Киду наконец обрел уверенность. Неб-Айн-Ке хорошо выбрал колдуна. Киду говорил твердо и уверенно. Этот тон он счел самым удобным. — Я применил самую сильную тройную защиту, хотя в этом не было необходимости. Ни один колдун не сможет поразить ни тебя, ни твоих жен, ни твоих детей, — Киду старался сдержать улыбку.
То, что он должен был сказать королю сейчас, должно сильно подействовать на такого экзальтированного человека.
— Мой король, у тебя просто болит живот.
— Тогда Мненон Кет врет. Он сказал, что какой-то колдун из Эндала, имени которого я не запомнил, хочет погубить меня.
— Эти дьяволы из Эндала пытались, но безуспешно. Но, мой король, очень важно знать имя колдуна. В именах содержится могущество, тайна колдовства. Я должен расспросить высшего жреца, что он знает и откуда получил информацию.
— О, мой живот, — снова застонал Неб-Айн-Ке, и Киду подал ему сосуд с теплым вином. Потом он подал королю красивое полотенце. — А ты не можешь излечить меня своим искусством, мастер Киду?
— Если доктора ничем не смогут помочь, я сделаю все, что могу. Но в таких делах мое искусство чересчур сильнодействующее. Мой учитель Саге Киду, чье имя я взял, научил меня всему. Так что, если доктора не излечат тебя, то я сделаю свое дело.
Неб-Айн-Ке достаточно общался с магами, чтобы знать, что больше ничего он не может получить от дворцового колдуна. Но он так много ел вчера вечером, а Фретти была так требовательна, что просто чудо, что он не получил ничего другого, кроме болезни живота. Он со стоном поднялся, и Киду отступил назад. Между королем и колдуном установились искренние взаимоотношения, которые немедленно прервались, если бы Киду начал демонстрировать низкопоклонство и коленопреклонение, как это было принято перед королем.
— Ты хорошо охраняешь меня, Киду, и я благодарен тебе за это. Скажи, как дела с твоей служанкой Литли?
— Ничего не помогает, мой король, — покачал головой Киду.
— Жаль. Такое прекрасное тело и жуткая голова.
— Мастер Витори, резчик по слоновой кости, и его друзья из других гильдий — гончары и ювелиры, ткачи — обещали сделать мне маску, она будет готова, я оживлю ее с помощью заклинания. Думаю, что Литли будет немного легче ждать, пока я полностью не освобожу ее от злых чар.
— Ты целовал ее?
— Однажды.
— Да, нельзя верить старым сказкам.
В верхней комнате приземистой башни, которая стояла в диком неухоженном саду башни, которая носила название Жилище Летучих Мышей и о которой с трепетом вспоминали жители Эреша, сидел, дрожа и откинувшись в изнеможении на спинку кресла, мастер Чембал-Нет, пот стекал по его худому лицу.
— У тебя опять ничего не вышло?
Дядя короля Габаль-Айн говорил с мягкостью, которая только усиливала угрозу в его словах. Кровь хлынула ему в лицо. Глаза его с безумным выражением устремились на распростертое в кресле тело некромана, рука судорожно стиснула рукоять бронзового меча.
Чембал со всхлипыванием втянул в себя воздух.
— Мне не удалось вызвать дух Гор-Но Термилорд. Он очень сильно заколдован и сопротивляется вызову…
— Заколдован этим ублюдком Киду, дьявол его забери!
— Да. Я ничего не могу поделать. Мне не проникнуть через его защиту. Король и его семья надежно охраняются.
В этой комнате черной башни сильно пахло дымом. Ладаном и еще чем-то, острым, резким и тем не менее приятным. Габаль не испытывал страха, присутствуя при этих ужасных делах черной магии, некромании, так как Чембал хорошо понимал, что поднимая завесу, он подвергает опасности собственную жизнь. Ведь если Габаль заметит хоть тень коварства и предательства, удар меча тут же покончит с колдуном. Чембал знал, что его жизнь висит на такой же тонкой нити, как та, с помощью которой он вытягивал из черных бездн души умерших.
Наконец Чембал пришел в себя, устроился поудобнее в резном кресле и протянул руку к серебряному кубку с подогретым вином. Он сказал:
— Твоя собственная защита еще держится, я ощущаю ее здесь, в моей собственной башне.
— Защитное заклинание, которое продал Уншерби перед тем, как отправился кормить крокодилов. Оно еще держится.
— И все же бронзовый нож проткнет защитный барьер… — сказал Чембал и добавил: — милорд.
Габаль посмотрел на колдуна с такой яростью, которая заставила бы содрогнуться даже испытанного смелого воина.
— Эта правда. Но я еще не встречал человека, который бы мог поднять этот нож.
Габаль — младший сын старого короля, по традиции Эрешем правил перворожденный, после смерти отца трон занял старший брат Габаля. А когда умер он, то королем стал его сын Неб-Айн-Ке. Но Габаль не расставался со своими честолюбивыми устремлениями. Уничтожить брата ему не удалось. И пока все попытки уничтожить племянника тоже проваливались. Но он не оставил этих попыток. Идиот Киду отказался от сотрудничества, и Габаль выбежал из комнаты колдуна на улице Желтого Лотоса с отвратительной красной синью и чесоткой по всему телу.
Теперь у него уже был свой сын — юный Валад-Айн. Это был настоящий дьявол, всего на несколько лет моложе короля. Габаль отослал его на Соленое море набраться опыта чтобы не мозолил тут глаза. Мать мальчика — Ах-Вашти, она очень хорошо разбиралась в жизни. Она была старшей сестрой матери Неб-Айн-Ке. Хотя никто не знал в точности, но ходили упорные слухи, что она, когда увидела, что его младшая сестра выходит замуж за короля, немедленно отравила своего мужа и сделала все, чтобы выйти замуж за младшего брата короля, Габаля. Но как бы то ни было на самом деле, она уже умерла, отец короля и его мать тоже умерли, и теперь уже новое поколение вступило в борьбу, чтобы обеспечить будущее своих детей.
Таковы были повороты судьбы Габаль-Айна. Он не успокоится до тех пор, пока не займет Трон Крокодила и не будет королем Эреша. Для достижения этой цели он готов воспользоваться услугами даже этих дьяволов из Эндала. Потом он порвет с ними. Он считал, что не следует обращать внимание на то, что случилось с Тубалом. Союз с Дильпуром принес мало выгод Эрешу.
И даже хуже, он рассорил Эреш с сильными городами на западе. А именно туда нужно ездить для торговли. Нужно торговать от Сладкого моря на востоке до соленого на западе. А на море, расположенное далеко на севере, редко ходили торговые корабли страны Эа, лежащей между двумя морями.
— Значит, только бронзовый нож.
Услышав хриплый голос Габаля, Чембал вздрогнул, посмотрел на него, затем отвел взгляд и отпил вино, которое уже остыло. Чембал с содроганием вспомнил, как он корчился под его заклинаниями.
— Если я могу чем-нибудь помочь, милорд.
Чембал был слишком хитер и слишком напуган, чтобы предположить, что милорд мог отказаться от его услуг.
— Приготовь снадобье, вызывающее мгновенный сон. Я пришлю за ним завтра вечером.
— Все будет сделано, милорд.
Тени корчились на стенах башни в сетях поутины в углах. Урт, главный паук — не надсмотрщик, смотрел вниз и ворчал, скоро ли уберется этот лорд, чтобы Чембал принес ему блюдо жирных мух. Габаль-Айн бросил золото на заваленный стол, и одна монета закатилась под череп.
— Значит завтра вечером… — голос его был зловещим, челюсти крепко сжаты. — А на следующую ночь…
И он вышел резко повернувшись. Черный плащ его исчез за дверью, и даже Урт, паук-надсмотрщик, вздрогнул и паутина его затрепетала.