Ключ к счастью попаданки

Глава 37

Более-менее я пришла в себя только к обеду следующего дня. После пережитой ночи болела каждая мышца, каждая косточка в моём тщедушном теле ныла и умоляла о покое. Ещё очень хотелось пореветь, хорошенько так, сутки-другие, завывая и растирая по лицу слёзы.

— Великие боги, где же я вас прогневила? — причитала я, сидя на лавке. — Всё, всё пропало!

Вдруг вспомнилась цитата из старого фильма. Как же он назывался? Не важно. Был там потрясающе обаятельный герой, этакий красавец-мошенник, вспоминая которого, я невольно заулыбалась.

— Шеф, всё пропало, всё пропало! — хихикнула я. — Гипс снимают, клиент уезжает!

А я-то чего сижу? Гипса нет, клиентов пока тоже, плачь — не плачь, надо жить дальше.

Постанывая, как старушка, прижимая руку к ноющей тихой болью пояснице (последствие десятков вёдер воды, выплеснутых ночью на горящую поленницу), я поплелась к соседям. Для начала мне нужна информация, постараюсь выяснить, кто и за что мне так безжалостно мстит.

Соседи обедали. За столом сидела вся семья, дети весело работали ложками, уплетая наваристую похлёбку. Данка, молодец какая, уже и еду успела приготовить. А ведь ночью тушила мои дрова вместе со всеми.

Степ выслушал мои вопросы, сыто хрюкнул, облизал жирные губы:

— Нет, Улька, не видели мы ничего.

— Ульна, — исправила я.

— Чё к словам цепляешься? — удивилась Данка, накладывая добавки старшему. — Хоть горшком назови — только в печку не ставь! Мы вчера днём как ушли за орехами, так только к темноте и вернулись. Далеко забрели, грибную полянку нашли большую — не оставлять же. Видишь, вон, в печи томятся.

В печь я, конечно, заглядывать не стала. Без приглашения открывать заслонку чужой печи — здесь всё равно, что лазить по чужим кастрюлям. Неприлично и нагло.

— Когда уходили в лес, никого не видели?

— У тебя во дворе, что ли? Нет, не видели. Слыхали только, как петух твой орёт.

— А ночью? Не заметили, кто заходил ко мне во двор?

Поленница находилась за домом, чтобы до неё добраться, надо либо войти через калитку и обойти дом, либо прийти к соседям и перелезть через чахлый плетень. В первом случае я должна была хоть что-то услышать, во втором без вариантов — на ту сторону в доме выходит глухая стена без окон.

Вчера я вернулась усталой, измотанной, расстроилась и наревелась от погрома, да так и заснула на лавке. Спала некрепко, потому что была на взводе и голодная. Но всё равно не услышала поджигателя.

Остаток дня я мыла, тёрла, драила, чистила. Пусть у меня теперь ничего нет, пусть я начну всё сначала, но надо же хоть с чего-то начинать.

Ближе к вечеру пришли Пекас и Феня.

— Да что ты будешь делать! — простонал дед, оглядывая мою пустую уже довольно чистую горницу. — Улька! Неладная твоя душа! Опять всё хозяйство разорила!

Дед схватился за голову и застонал. Мне даже его жалко стало, что я такая непутёвая получилась. Единственная внучка — и со всех сторон неудачница. Ни тебе мужа нормального завести, ни тебе хозяйство поднять.

Себя тоже стало жалко, я опустилась на лавку и жалобно заныла:

— Деда… Деда, я не виновата, правда. Это не я.

Феня плюхнулась на лавку рядом со мной, обняла за плечи, погладила по голове, нежно похлопала по спине, успокаивая.

Плакать захотелось ещё больше.

— Пекас, не греши, — тихо попросила Феня. — Разве же она чего натворила? Ничего. Если злые люди великих богов не боятся, да чёрные дела делают — так им и отвечать. Помочь надо Ульне, а не шпынять девку. Уж без того мы делов наделали, пока росла.

— Чем? Как? — рассердился дед. — Помочь! Помочь мы можем, да кабы так просто было. С нашей девкой не знаешь, чего завтра ждать.

Наверное, ему надо было найти виновного во всём, что произошло. Иначе совсем обидно получалось — хозяйство разорено, а виноватых нет.

— Дать ей ещё добра? Нельзя, она купить должна. Купить ей не на что.

Не на что, все медяшки у меня закончились. Продуктов тоже мало, да какие там продукты. Для птицы и свинок есть немного еды, но на всю зиму не хватит. Значит, их я содержать тоже не смогу. Не будет птицы — не будет яиц и, хоть иногда, нежного куриного мяса. В погребе, правда, есть запас овощей, довольно приличный. Только если я, и без того тонкая, как тростинка, буду до следующего лета питаться одними овощами — не то, что чугунок не подниму, я ног с лавки не скину.

От печальной перспективы громко заурчал желудок.

— Ульна, ты сегодня ела? — спросила Феня.

Я отрицательно покачала головой. Какая уж тут еда.

— Даже накормить её не могу! — воскликнул дед и закрыл руками лицо.

Какой он, однако, эмоциональный стал! Раньше два слова скажет — и всё, норма. Додумывай сама, чего хочешь.

А Феня-то, Феня!

Она подошла к деду, легонько прижалась щекой к его щеке. От этой немудрёной ласки дед вздрогнул и залился краской, как институтка на первом балу.

Мамочки мои, да у них же — любоооовь! Настоящая любовь-морковь, когда всё только — только начинается и пробуждается, когда птицы поют громче, солнце светит ярче, а ветер теребит локоны возлюбленной!

Правда, локоны немного припорошены годами, но Пекас и Феня сейчас точно переживают свою лучшую пору.

От умиления захотелось расцеловать их обоих. Великие боги! Пусть моим близким будет хорошо! Пусть они будут счастливы, хотя бы сейчас, на закате жизни.

Я довольно улыбнулась. Никакой ещё не закат, живут здесь долго!

— Пойдём к колодцу, девонька, покормлю тебя там, — вздохнула Феня. — Пекас, принеси из дома похлёбки. Да хлеба не забудь и взвара ей. Пусть досыта покушает, каждый раз к колодцу не находишься.

— Фенечка, зачем колодец? — не поняла я.

Чего я там не видела? Не хватало ещё сидеть на виду у прохожих, на площади на колоде, и жевать остывшую похлёбку.

Пекас сочувственно посмотрел на меня:

— Ульна, тебе нельзя помогать, но подаяние дать можно. И взять ты его тоже можешь — великие боги позволяют любому. Пошли на площадь, мы теперь только там можем тебя накормить.

Понятно. Как нищая, я имею полное право принять продуктовый паёк. Или надо для полноты эффекта с протянутой рукой сидеть? Говорят, от тюрьмы и от сумы не зарекайся. Но мне — молодой, здоровой и неглупой?

Я повязала чистый фартук и надела единственные уцелевшие башмаки. Под погром они не попали, потому что вчера я их надела в храм. Что же, на площадь, так на площадь. Пошли.