Клятва верности

6: ГЛАЗ БУРИ

Лежа на чужой кровати в чужом городе и в чужой стороне, сэр Джордж Риди постепенно осознал, что не может заснуть.

Причиной была, конечно, разница во времени. Сэр Джордж всегда страдал от нарушения биоритма. Это было печально, потому что его работа требовала большого количества поездок. Он бы не выжил, если бы не научился спать в самолетах.

Однако, выспавшись во время полета в Лос-Анджелес, Риди совсем не хотел спать даже в полночь. Он устал, но спать не хотелось. Если бы он плотно закрыл глаза, стиснул кулаки и заставил себя уснуть, он пролежал бы так до самого рассвета. Он часто пытался обмануть сон. Фокус состоял в том (думал он, сев и протянув руку за контактными линзами), чтобы принимать дополнительное время бодрствования как дар, и стараться что-нибудь с ним сделать.

День был изобилен на непереваренные данные… Энтони Рэнд упомянул акционеров, которые работают за пределами Тодос-Сантоса, никогда не покидая его. Интригующая возможность для мира, в котором кончается топливо. Как же Рэнд назвал их? Уолдо. А технический термин он забыл.

– МИЛЛИ, – обратился сэр Джордж не открывая рта. – Риди.

Слушаю, сэр Джордж.

– Какая у тебя есть информация об «уолдо»?

Уолдо – это система, в которой движения руки или рук человека повторяются механической рукой или руками, расположенными в другом месте. Впервые эта идея появилась научно-фантастической в повести Роберта Хайнлайна «Уолдо», опубликованной в 1940 году. Уолдо, или телеуправляемые устройства, были позднее разработаны для работы с радиоактивными материалами, а затем для любых опасных профессий: добычи урана или угля, манипуляций с опасными химическими веществами, для работы в вакууме на Луне. Телеуправляемые станки могут быть любого размера, управляются чаще при помощи перчатки, а не рукой. Рутинные операции могут быть записаны один раз при помощи оператора, а затем программа может воспроизводиться независимо.

– Как много операторов-уолдо проживают здесь в настоящее время?

Четыреста десять.

Риди сейчас стоял у окна, глядя на яркий ковер огней. Действительно, Лос-Анджелес прекрасен… если смотреть на него отсюда. – Производит ли система кондиционирования воздуха Тодос-Сантоса очистку воздуха от смога?

Да, с эффективностью 60%.

– Стоимость?

Доступ ограничен.

Сэр Джордж шагал по комнате. – Закажи мне большую кружку шоколада и две унции бурбона.

Выполнено.

– Этот писатель-фантаст… Что еще он изобрел? Заработал ли он на этом деньги?

Роберту Хайнлайну приписываются следующие идеи: линейный пусковой ускоритель, движущая дорожка, водяная постель. Патенты в файле не зарегистрированы.

Риди улыбался, качая головой. Типично. Но уолдо сейчас могут оказать большое влияние на площадь, которую Канада должна будет представить под проектируемый арколог. Что же еще нужно проверить, перед тем как завтра начать раскапывать реальную информацию?

Арколог не может существовать без лежащего рядом города?

Если это правда, то это решающий момент. Какого рода город? Как близко? Тодос-Сантос и Лос-Анджелес расположены, вероятно, слишком близко друг от друга, и отношения между ними кажутся напряженными. Род напряженности, которую он увидел, может существовать вечно, подумал Риди. Что-нибудь может улучшиться.

Возможно, предпринимающему канадскому городу или его жителям следует сделать какие-либо уступки?

Та семья, в «Коммонз», их профинансировал сам Тодос-Сантос. Так сказал Боннер. Как это срабатывает?

– Милли.

Слушаю.

– Какие данные имеются на семью Филипс, муж, жена и двое детей?

Филипс Кэлвин Рэймонд, и Джуди Ни Кэмпбел. Независимые жители-акционеры. Состоят в браке первый раз, на данный момент девять лет. Дети: Кэлвин Рзймонд-младший, возраст восемь лет, Патрик Лафайет, возраст шесть лет. Кооперативный собственник секции 18-4578. Процент собственности: доступ к информации ограничен.

– Опусти личные детали, – инструктировал Риди. – Вопрос: как финансировался его бизнес?

Директор по экономическому развитию авансировала ссуду в обмен на одну четверть процентов в деловом предприятии.

– Какая гарантия была обеспечена для этой ссуды? – Сэр Джордж почесал ухо. Голосок в голове щекотал.

«Собственноручная подпись на рекомендации мисс Черчворд».

Он уже слышал это имя… от Боннера? – Кто такая Черчворд?

Директор по экономическому развитию.

– Вот это да, – сказал Риди вслух.

Вопрос не понят.

– Ложный сигнал. Такого рода финансовое соглашение является нормальным?

443 акционера открыли свое дело в Тодос-Сантосе, используя рекомендованные Барбарой Черчворд ссуды. К настоящему времени 27 из них объявили себя банкротами.

Это довольно хорошее соотношение, решил Риди. – Расскажи мне о Барбаре Черчворд.

Требуется разрешение от Черчворд. Черчворд в настоящее время имеет статус, по которому запрещается ее беспокоить по рутинным вопросам. Это срочно?

– Нет. Это все, спасибо.

Столик открылся с доставленным для сэра Джорджа горячим шоколадом. Он отпил немного и добавил бурбон. Раньше в подобных случаях это помогало ему уснуть.

Потягивая шоколад и улыбаясь, он смотрел на ковер из огней. Неудивительно, что жители Лос-Анджелеса были ожесточены. Все предыдущие аркологи начинали свою жизнь как многообещающе самодостаточные объекты. Тодос-Сантос начинался как симбиот Лос-Анджелеса. Сейчас, найдя людей, которые ему нужны, привлекая их ссудами и концессиями, город в здании прилагал все усилия, чтобы стать самодостаточным, в границах Лос-Анджелеса.

Вот только насколько Черчворд необходима для этого процесса?

Может ли она искать новую карьеру, с изрядным повышением жалования? Риди отметил в уме выяснить это.

Человек может настолько отчаяться, что начинает готовиться уничтожить себя, а другие люди могут насмехаться над ним в этот самый момент! Он никогда бы не поверил в это. Последние из его иллюзий сгорели, когда он танцевал под порывом ветра на вышке для ныряния. Его злость была глубоко, он ее не показывал, и она была обращена против самой себя.

Его лицо даже не было мрачным. Оно было смертельно спокойным, когда он сидел, ожидая, ожидая – чего, он не знал, и не хотел знать. Он пошел туда, куда охранники его повели, и сел туда, куда ему указали.

Охранники обнаружили его, когда он стоял, прислонившись к ограде, глядя перед собой, со слезами, катившимися по его спокойному лицу. Он почувствовал на своем плече короткие пальцы, и пошел туда, куда они тянули. Охранник говорил успокоительным тоном, но он не слышал слов. Его привели в лифт. Вниз, как падающий камень. Из лифта. В эту комнату, где он сейчас ждал.

Дверь отворилась.

Он не побеспокоился взглянуть. Но люди разговаривали.

– Я не знаю, Тони. Я не знаю, что сейчас произойдет. Но я клянусь, что они выглядели так, будто они собираются взорвать водородные трубопроводы.

– Я был там. Я спустился, чтобы посмотреть оборудование, которое они несли. Оно не здесь? Ох, а это кто? – Голоса стали звучать более громко, когда головы повернулись к комнате.

– А? Да, это прыгун, которого мы сняли с твоей вышки для прыжков в воду.

– Черт побери, Паттерсон, у нас проблемы посерьезней, чем с ним! Мистера Сандерса накачали успокоительным по глаза. Мистер Рэнд, что нам делать, если полицейские из Лос-Анджелеса придут за ним?

– Ничего. Прес убил двух саботажников и поймал третьего. Этому третьему повезло. Прес имел полное право убить и его тоже. Лос-Анджелес ничего не собирается с ним сделать.

– Да, но у ребят не было динамита, черт побери! Это был ящик с песком. Как на это посмотрит Большое Жюри?

Он поднял голову и увидел как «Тони» пожал плечами и сказал:

– Блейк, эти трое изо всех сил старались убедить нас, что они собираются уничтожить Тодос-Сантос. Я бы сказал, что им это удалось лучше, чем в их самых безумных мечтах. Считайте это эволюцией в действии.

Раздался смех, а затем серьезный голос:

– На этом не остановится, Тони. Боже, я рад, что я не Боннер.

Ответный смех.

– Как и все сегодня ночью.

Они закрыли дверь. Его снова забыли. Это его возмутило. Его возмутил их смех, они насмехались над его приближающейся смертью.

О нем вспомнили через час. Охранник с короткими пальцами провел его в лифт, спустился с ним и посадил его в вагон подземки, сказав что-то, что он не побеспокоился услышать. Он уже принял решение.

Томас Лунан щелкнул электронным устройством и въехал на своем «Ягуаре» в гараж. Он достал два мешка с продуктами и положил их на пол, а затем занялся замками: двумя огромными металлическими засовами поперек гаражной двери, затем полицейским замком и двумя засовами маленькой двери для людей, чтобы выйти. Снаружи он снова положил свои пакеты, чтобы запереть дверь.

Его квартира находилась в трех кварталах отсюда, поэтому продукты приходилось носить. Хотя улицы здесь были хорошо освещены и с оживленным движением, что было одной из причин, по которым он выбрал именно этот гараж.

Многоквартирное здание было домом, прежде чем оно стало старым и запущенным, слово «полуразвалившееся» не будет большим преувеличением. Ковер в вестибюле был потертый, а стены не красили много лет. В старом доме было только две квартиры. Он поднялся на один пролет по лестнице к своей квартире и отпер дверь. Замки на ней не были новыми и не казались особенно хорошими, хотя в действительности они были рекомендованы фирмой консультантов по безопасности, в которой он брал интервью.

Внутри все было по-другому. Его квартира была со вкусом обставлена и везде было чисто. Его стерео и телевизор были новыми и дорогими. Некоторые из картин на стенах были оригиналами.

Однако со стороны вы бы никогда не догадались, что здесь есть что украсть, вот в чем состояла идея. Лунан даже гордился методом, который изобрел. Он хотел жить недалеко от берега, но не мог позволить себе поселиться в богатых прибрежных кварталах, поэтому он был вынужден поселиться в Венеции с ее старыми домами, построенными в двадцатые годы. Однако Венеция была районом высокой преступности, поэтому как он мог пользоваться своими дорогими вещами и не быть ограбленным? Очевидно, ему следовало жить так, чтобы никто не узнал, что у него есть что-то ценое.

Автомобиль был самой трудной ада чей. Если бы он стал останавливать «Ягуар» рядом с домом, кто-нибудь обязательно бы понял, что у его владельца есть чем поживиться. Они бы проследили за ним и ограбили. Лунан жил один, и работа вынуждала его отсутствовать неделями, что было достаточно плохо. Однако было бы еще хуже, если уличная банда пришла, когда он дома. Вот почему он с такой осторожностью шел от гаража к квартире, и пока это срабатывало хорошо.

Он включил новости, но обращал на них мало внимания, прислушиваясь только, не услышит ли он что-нибудь необычное. Необычным было то, что могло привести его к сенсационному рассказу.

У Лунана были неприятности. Нет, сказал он себе, большая неприятность. Он уже несколько месяцев не делал большого рассказа, и директор станции дышал ему в затылок.

Если он не отыщет чего-нибудь быстро, они дадут ему задание, а он работал слишком долго и слишком тяжело для достижения своего нынешнего положения специалиста по журналистским расследованиям, чтобы снова вернуться на задания. Еще хуже, что помощник продюсера не любит его, как и большинство его коллег – репортеров. Они наверняка подсунут скучную гадость. Конечно, не всю скучную гадость, он был слишком хорош для этого, но любого количества гадости было слишком много.

Неприятность состояла в том, что у него долгое время не было идеи. А он жил на идеях. Лунан не делал рассказы, как другие. Он не охотился за машинами скорой помощи, не ездил на пожары и не отирался вокруг полицейских участков. Он совершенно не делал того, что другие назвали бы «новостями». Его специализацией были глубокие интервью, раскапывание интересных рассказов о людях, которые объясняли бы мир.

Что же делать сейчас? Он прикинул, что осталось примерно две недели до того, как его вызовут и посадят обратно в лужу. Не так много. Как, черт побери, он сможет найти что-то стоящее за две недели?

Он решил вернуться к способу, который срабатывал в прошлом – пойти половить рыбку. Побродить, поговорить с любым, кого сможет найти и дать событиям развиваться. Это выглядело надеждой на случай, и это именно так и было. Однако в прошлом ему везло. Таким образом он заработал две Пулитцеровских премии.

Итак, куда пойти? Он поставил классику – «Битлз», расслабился, потягивая из бокала «Шиваз Ригал» и, немного погодя, вспомнил, что долго не был на Молл в Санта-Монике. Почему бы не пойти туда? Может быть, из этого получиться что-нибудь хорошее.

Прыгун вышел из метро на остановке Флауэр-стрит в центре Лос-Анджелеса. Здания здесь были не такие огромные, как в Тодос-Сантос, но все же достаточно высокие. Люди, которые смеялись над ним в Тодос-Сантосе, прочитают о его смерти, и почувствуют сожаление.

Но узнают ли они об этом?

Это было важно. У него с собой не было документов или предсмертной записки. У него были только деньги, которые охранник из Тодос-Сантоса впихнул в его карман. Тогда он решил умереть анонимно. Сейчас этого было недостаточно. Он должен что-то оставить. Он стоял между рельсовым путем и стеной, исписанной грязными надписями, символами банд, пока в его голове формировались мысли…

Он поискал и нашел в кармане карандаш «Маджик Маркер». Он стоял перед стеной, не боясь, что кто-нибудь смотрит, пока не пришло вдохновение. Большими печатными буквами поверх почти стершейся надписи он написал:

СЧИТАЙТЕ ЭТО ЭВОЛЮЦИЕЙ В ДЕЙСТВИИ.

Ну вот, теперь было хорошо. Это было не очень гордо. Это было послание человека, который оказал человеческому обществу последнюю услугу, избавив его от хронического неудачника. Он мог нацарапать это на парапете, или в другом месте, перед самым прыжком. И этот человек, Тони, узнает в этом свои собственные слова…

Он повернулся и быстро пошел к ведущей к выходу лестнице.

Джим Планше-старший в своем домашнем кабинете налил себе еще бурбона и сел в кресло. Он подумал, что его гость наконец подошел к главному. Джордж Харрис истратил много времени, говоря ни о чем, и было уже поздно, пора было присоединиться к остальным своим гостям в патио.

– Ты знаешь, что я сажусь в тюрьму каждую неделю, – сказал Харрис.

Член совета Планше нахмурился.

– Кажется, я слышал об этом.

В действительности он знал об этом ничуть не меньше самого Харриса. Он должен был это проверить, так как хотел быть уверен, что участие Харриса в финансовом комитете по организации его избирательной компании не приведет к неприятностям с его лос-анджелесскими избирателями.

Джордж Харрис фальсифицировал свои налоговые декларации, был пойман на этом и обвинен в уклонении от налогов. На суде он заявил, что сделал это в качестве протеста против политики Вашингтона, которому он отказался платить. Однако это не помогло ему приобрести сочувствие судьи, и в дополнении к штрафам он должен был провести сорок восемь уикендов в окружной тюрьме. Его выпускали в воскресенье вечером, так что он мог заниматься своим бизнесом, но утром каждой субботы он должен был возвращаться обратно.

Немногие знали, куда уезжал на уикенды Харрис, и большинство из них, ему сочувствовали. Ведь каждый уменьшает цифры в налоговой декларации насколько это возможно. Некоторые считали, что Харрис заслуживает медали. Поэтому не было проблемы, оставаться ли друзьями с Джорджем, и это было хорошо, потому что Планше знал его многие годы.

– Мне нужна помощь, – сказал Харрис. Джим Планше-старший нахмурился.

– Послушай, Джордж, это был федеральный суд. Если твои адвокаты не могут тебя вытащить, я точно не могу…

– Я это знаю, – сказал нетерпеливо Харрис. – Большинство думают, что я легко отделался. Я думаю, что да, если сравнить с тем, что было бы, оставайся я там на всю неделю. Но Джим, я не могу это больше терпеть.

Похоже, это могло привести к затруднениям, Планше это видел. Харрис, крепкий старина Джордж Харрис, был почти готов сломаться и зарыдать. Совсем не хотелось увидеть это. Они не были хорошими друзьями до такой степени. Харрис может пожалеть об этом позже, и…

– Послушай, Джордж, я знаю, что это неприятно, но…

– Неприятно? Это чистый ад! Совершенное отсутствие человеческого достоинства. Тюремщики – садисты. Я слышу каждую неделю одни и те же слова от одного из жирных мерзавцев: «Со мной очень легко поладить. Очень легко. Но если от тебя будут неприятности, я сделаю так, что ты об этом пожалеешь. Просто помни об этом. Эти их правила, что ты видишь наклеенные на стенах, не имеют никакого отношения к тому, что здесь происходит в действительности. Помни об этом, и мы хорошо поладим». Он говорит это каждую неделю.

И каждое его слово правда. Им нравится их работа, Джим! Им нравится поднимать нас в четыре тридцать утра. Им нравится гнать нас в душевую тесным строем, прижавшись друг к другу. Они любят загонять нас в накопитель и держать сорок человек в камере, рассчитанной на шестерых. Я прихожу туда каждую субботу в восемь утра. Я должен быть там в восемь. Они даже не впускают меня до девяти, но только бог мне поможет, если я не приду к восьми, чтобы не сидеть перед дверью целый час. Затем вталкивают в камеру для обработки задержанных. Каждую проклятую неделю. Они знают, что я прихожу, поэтому зачем вся эта обработка? Но я не осмеливаюсь спросить, и ты бы тоже не осмелился.

– Да, ну…

– Я не рассказал и половины. – Харрис сломал барьер нежелания рассказывать, и теперь слова потекли потоком. – Завтрак в пять, и его невозможно есть. Сырой хлеб. Яйца, поджаренные на рыбьем жире. В пять утра! В воскресенье. Они говорят, что завтрак должен быть рано, потому что большинство заключенных вызывают в суд, и они должны быть готовы в восемь. Может быть это и так, но в воскресенье? А на ланч тот же проклятый хлеб, жирное мясо и сосиски, обернутые в резину, с резиновыми картофелинами. Они действительно резиновые. Подпрыгивают, если их уронить!

– Тюрьма не для веселья, Джордж.

– Я это знаю! Но разве они должны срывать последний покров человеческого достоинства? Они меня «исправляют»? Каким образом? Я не преступник.

– Нет. Судья посчитал тебя чем-то более опасным. Мятежником.

– Черт побери, с Гитлером обращались лучше, когда его посадили в тюрьму после Мюнхенского путча.

Конечно, и если бы с ним обращались похуже, он бы не попытался сделать это снова, подумал Планше. Начни обращаться лучше с уклоняющими от налогов, и произойдет антиналоговый мятеж по всей стране, и что же тогда будет с бедными? Джордж протестовал против атомных электростанций, но по той же логике можно протестовать и против пособий, а пособия гораздо менее популярны, чем атомные электростанции. Он действительно не очень сочувствовал Джорджу Харрису. С другой стороны, для предвыборной кампании необходимы денежные пожертвования, а Харрис имеет влияние на некоторых больших владельцев недвижимости. С человеком следовало быть друзьями.

– А люди, с которыми меня сажают в камеру! Джим, в один из уикендов я был в камере один. Унитаз засорился, пол затопило, но это был лучший уикенд из всех. Животные, к которым меня бросают…

– Я думаю, это должно быть довольно неприятно, – сказал Планше. – Что ты хочешь, чтобы я сделал? Тюрьма принадлежит округу, а не городу. У меня нет никаких средств влияния на нее. Это департамент шерифа.

– Но не можешь ли ты хоть что-нибудь сделать?

– Мы пытаемся. Время от времени судья заявляет, что тюрьма «жестока и антигуманна» и происходит шумиха насчет «реформ», но это ни к чему не приводит.

– Да, но что же делать мне? Я на пределе терпения, Джим.

– Я полагаю, – сказал Планше. Он достал из ящика стола микрофон. – Эми л, посмотри, не сможешь ли ты устроить для мистера Харриса – пишется как произносится – содержание в окружной тюрьме как высокопоставленного лица. Он проходит по одной из этих программ заключения по уикендам. Приходит в субботу утром и уходит в воскресенье вечером. По крайней мере попытайся подобрать ему сокамерников получше. Округ нам кое-чем обязан, позвони одному из наших должников. – Он положил микрофон обратно в стол. – Ну вот. Мой помощник займется этим утром.

Харрис, казалось, почувствовал облегчение.

– Не могу обещать, – предостерег его Планше, – но я думаю, что дело улучшится. По крайней мере, немного улучшится.

– Спасибо. Я тебе чертовски благодарен! – Он осушил свой бокал.

– Да, кстати, о сборе средств в твой фонд. Думаю, что смогу кое-что получить от парней из Атлетического Клуба на покупку столов. Хотя это было бы легче, если бы ты показывался там иногда. – Он осуждающе поглядел на живот Планше, начинающий немного свешиваться над ремнем. – В такой форме ты не войдешь даже в комнату Конгресса Соединенных Штатов.

– Полагаю, ты прав, – сказал Планше. Прошло много времени с тех пор, когда Джим Планше был падающей звездой. Впрочем, это не повредило его политической карьере.

Джордж похлопал по своему плоскому животу.

– Ты должен держать форму, Джим. Нужно иногда поработать.

– Уикенды в тюрьме, кажется, не повредили тебе в этом смысле, – сказал Планше.

– Ни черта не повредят. Единственный путь – заниматься регулярно. Каждый чертов день. А ты можешь представить меня делающим упражнения в камере с визжащим пассивным гомосексуалистом? Но оставим то, что ты становишься таким дряблым, ты должен вступить в клуб, чтобы познакомиться с парнями. Поиграй как-нибудь с ними немного в покер. Ты удивишься, как много друзей можно приобрести, проиграв пару сотен зеленых.

Планше кивнув.

– Хороший совет. Но когда мне заняться этим? У меня нет времени даже чтобы увидеть собственного сына.

– А в чем проблема? – Планше пожал плечами.

– В основном, Тодос-Сантос. Множество предприятий в моем округе теряют клиентов из-за этого термитника. Я мало что могу сделать, но они безусловно хотят, чтобы я попытался.

Харрис сочувственно кивнул.

– Да. Они привозят своих собственных строителей тоже. Покупают все у своих фаворитов. Не так давно я подготовил сделку по продаже им кое-каких электротоваров, но они нашли кого-то у себя внутри, кто об этом позаботится. У твоих избирателей законные жалобы. Тодос-Сантос освобожден от большинства законов, которые сдерживают наш бизнес.

– Конечно, но это был единственный способ, чтобы они построили дома, – сказал Планше.

Пятнадцать лет назад Лос-Анджелес был рад получить Тодос-Сантос. Тогда террористы пытались поднять бунты путем устройства пожаров в одном из районов гетто. Это у них здорово получилось. Они взорвали настолько много зажигательных бомб, что вызвали огненную бурю и сожгли несколько квадратных миль города, оставив ужасный, болезненный шрам, множество бездомных и стремительный рост безработицы. Когда консорциум, которому принадлежал Тодос-Сантос, предложил вновь отстроить дома и создать сто тысяч рабочих мест, а также решить проблему чистой питьевой воды, Конгресс и законодатели штата, и все остальные так увлеклись этим, что предоставили в обмен банкирам привилегии, которых они требовали.

Вероятно, это была ошибка, подумал Планше. Но в то время это казалось хорошей идеей.

– Ты когда-нибудь обсуждаешь денежные вопросы с Тодос-Сантосом? – спросил Харрис.

– Не слишком часто. – Планше поднялся и поставил свой стакан в бар.

Харрис продолжал говорить, пока они с Планше шли к остальным.

– Ты можешь этому радоваться. У них есть акула женского пола, с которой приходится иметь дело. Красивая женщина, но холодная, как тот их айсберг в заливе. Жесткая, как гвозди.

Когда официант принес чек, Барбара Черчворд взяла его прежде чем молодой человек, сидящий с другой стороны стола, мог возразить. Его встревоженный взгляд был интересен, и она бесцельно подумала, беспокоится ли он о сделке, которую хочет провести, или не может согласиться с тем, что за обед платит женщина.

Никогда не повредит быть тактичной, подумала она, и сказала:

– Все в порядке, Тэд. Нам принадлежит половина этого ресторана, и я получу хорошую скидку.

Дело, конечно, было не в этом. Мистер Бингхэмптон испытал разочарование. Возможно, несколько раз, если она правильно поняла его намерения на остаток вечера. Не то что ей было бы особенно неприятно позволить ему похвастаться справкой о доходах, или что там еще он хотел использовать, чтобы заманить ее в его гостевые апартаменты на 96-м уровне. Он был красив, умен, представителен… но она никогда не смешивала бизнес с развлечениями, что он скоро должен был узнать.

И в связи с этим она не собиралась иметь с ним никакого дела и завтра тоже. Это казалось хорошей сделкой, разве что слегка осложненной. Недавно она приобрела компанию с отличной способностью торговли в разнос, действительно, продавцы были лучше, чем производящий продукцию персонал. Если бы у нее была хорошая местная производственная линия, чтобы добавить ее продукцию к их товарам, они бы хорошо справились.

Мистер же Тэд Бингхэмптон представлял испытывающую недостаток оборотного капитала компанию, производящую отличные недорогие пылесосы, которые ее продавцы носили от квартиры к квартире после очень небольшой переподготовки. Единственной проблемой был «айсберг».

Компания «Теннаха» проводила великолепную пенсионную политику. Какое количество престарелых работников? Если таких много, то в начале прибыль будет высокой, но через несколько лет дело может разладиться.

– МИЛЛИ, – подумала Барбара. – Сэм уже подошел с данными по возрастной структуре фирмы «Теннаха»?

Данные потекли в ее мозг. Возраст работников, право на пенсию, средняя текучесть рабочей силы, средний возраст при найме. Когда поток закончился, она обдумала, полученную информацию. Имея большой опыт, она контролировала выражение лица, но внутренне она нахмурилась. «Теннаха» – компания пожилых, старых рабочих. Они не нанимали новичков, и у них было множество пожилых рабочих, которые не проработают более десяти лет.

Это плохо. Как она и подозревала, айсберг оказался слишком большим. Она поиграла с мыслью купить «Теннаху», снять сливки и избавиться от нее, однако это включало риск поиска глупца, который бы потом ее купил. Вероятно, она смогла бы это сделать. Нынешняя цена была вздута по сравнению с реальной стоимостью, но это было хорошо спрятано, и ей потребовалось провести большое расследование, чтобы это выяснить. Но она не была уверена, что найдет глупца, когда тот понадобится.

Кроме того, она могла лучше использовать своих продавцов. Была еще одна компания, «СМС. Инк.», маленькая, расположенная прямо здесь, в Лос-Анджелесе, у которой было немало уязвимых мест, и это выглядело более выгодной сделкой. Она послала двух своих людей поговорить с работниками, и если основные из них захотят, вся фирма может быть переведена в Тодос-Сантос, и увеличит его возможности. Деньги будут оставаться в его банках и кредитно-сберегательных союзах, доступные для повторного инвестирования, а не уйдут в Колумбус, где был завод компании «Теннаха».

Для этого было множество преимуществ. Тодос-Сантос был свободен от большинства глупых предписаний, которым должны были подчиняться предприятия снаружи. Если купить «Теннаху», придется потратить уйму времени, чтобы отладить производство, учитывая принципы равных возможностей и недопущения дискриминации по возрасту, и все такое. Гораздо лучше импортировать производственные мощности, чем приобрести фирму за пределами Тодос-Сантоса.

Конечно, руководство компании «СМС» не захочет продавать ее в Тодос-Сантос, но это была только техническая проблема. Правильное предложение акционерам, сделанное в нужное время, и директора не узнают, что же их сразило. В любом случае, это была группа довольно наивных людей. Пара директоров довольно неплохи, и их она бы оставила, но большинству придется уйти…

– Эй, вернитесь, – сказал Тэд Бингхэмптон. – Вы за миллионы миль отсюда.

– Ох, извините, я немного задумалась, – ответила Барбара.

– Вы никогда не говорите, о чем думаете. Барбара подарила ему свою лучшую улыбку.

– Это хорошо. – Пока она не узнала, захотят ли ключевые работники из «СМС» переехать в Тодос-Сантос, будет лучше не продолжать переговоры с «Теннахой».

Она равнодушно слушала, как он говорил что-то о том, что ему приятно иметь дело с красивой женщиной. Она уже слышала это раньше, и поэтому могла отвечать соответствующей улыбкой не слушая.

Ей не нужно было слушать. У нее была абсолютно верная оценка собственной привлекательности: высокая. В конце концов, однажды, когда она еще начинала бизнес, «Плейбой» предложил ей поместить ее фотографию на развороте. А сейчас это было лестью. Слава богу, у нее хватило ума отказаться, хотя тогда у нее было куда потратить деньги. Добавить к этому то, что она была достаточно молода и весьма наивно считала, что физическая привлекательность ужасно важна. Все свидетельствовало о том, что это правда. Она заработала много денег, работая моделью.

По крайней мере, достаточно для того, чтобы обратить внимание на то, что делают с деньгами, и обнаружить, что ей нравится бизнес. Это было самой захватывающей игрой в городе. Не то чтобы ей не нравилось быть прелестным созданием, умевшим говорить как наивная девушка. Совсем нет. Она была популярна на вечеринках, где она встречала множество других молодых женщин с деньгами. Модели, звезды кино, телевидения, все великолепие голливудского общества, и вскоре она распоряжалась их вкладами. До того как окончился тот период ее жизни, она создала консультационную фирму, распоряжающеюся многомиллионными инвестициями, в которой она до сих пор имела неголосуемый двадцатипроцентный доход. Она также заработала достаточно, чтобы оплатить свой имплантат, а это было неоценимо. Пока люди, с которыми она вела переговоры, рылись в бумагах и старались вспомнить цифры, она получала все доступные данные, просто пожелав это.

– И у нас есть некоторые новые данные по производству, – говорил Тэд. – Я не принес их с собой на обед, но если вы сейчас пройдете со мной, я могу вам их показать.

Она раздумывала, как бы повежливее отказаться, когда в ее голове зазвучал сигнал и она поняла, что произошла большая неприятность.