Клятва верности

8: ПРОЗОРЛИВОСТЬ

Томас Лунан сидел, отдыхая и улыбаясь, на круговой скамейке на аллее Санта-Моника Молл. Он поглядывал вокруг и изредка потягивал из баночки кока-колу.

Томас Лунан выглядел хорошо. Он был явно доволен собой и приятно улыбался. Прохожие обычно улыбались ему в ответ. Он был слишком хорошо одет, чтобы быть бродягой, и слишком явно бездельничал, так что от него вряд ли можно было ожидать что-то другое. Он собирался подняться через минуту или две и куда-нибудь пойти, наверное в аптеку или на другую скамейку кварталом дальше.

Все репортеры сейчас должны были быть в Тодос-Сантосе или в Сити-Холле Лос-Анджелеса. Погибло двое молодых людей, из них одна красивая девушка, другой – сын члена городского совета, оба были не вооружены и не представляли опасности. Это была сенсация года, а Томас Лунан сидел на Санта-Моника Молл!

Редактор отдела городских новостей это не поймет. Лунан тоже этого не понимал, однако он верил своим инстинктам, своему счастью, своей мойре. Толпа прохожих обтекала скамейку. Некоторые из них с трудом удерживали множество бумажных пакетов. За несколькими покупателями шли человек шесть парней и девушка студенческого возраста. В большинстве случаев на Лунана не обращали внимания. Некоторые садились на его скамейку, но обычно отказывались с ним говорить. Когда на него никто не смотрел, он иногда разговаривал сам с собой.

Лунан называл это «работой для ног».

К нему приближалась молодая девушка…

Даже Лунан не понял, что побудило ее остановиться, но она остановилась. Она ярко выделялась в толпе расплывчатых лиц. Ее походка. Ее прическа. Стиль одежды. Странное отношение к окружающим ее людям, как к движущимся препятствиям, которых нужно избегать, или как к любопытным предметам.

Девушка из Тодос-Сантоса.

Он проворно вскочил.

– Прошу прощения, мисс…

Ее реакция была странной – она оглянулась на аллею, а затем посмотрела на Томаса Лунана. – Да?

– Я репортер «Лос-Анджелес Трибюн». Вы слышали об убийствах, произошедших прошлой ночью?

Она чуть не ушла.

– Я слышала, – бросила она. Было видно, что она рассержена.

– Что вы думаете об этом?

Она колебалась. Заговорить, зная, что ее слова могут быть потом неправильно поданы? Лунану была знакома эта реакция. Но она была молода, ей не было, наверное, и двадцати. Она будет говорить.

– Это были не убийства, – сказала она, на этот раз хорошо контролируя свой голос.

– Однако окружной прокурор готовится предъявить, э-э, Сандерсу обвинение в убийстве, – сказал Лунан.

– Мистер Сандерс выполнял свой долг. Лос-анджелесцы не имеют права вмешиваться в наши внутренние дела.

Он не был в этом уверен.

– Я хотел бы знать, требовала ли ситуация таких решительных действий?

– Да.

– Как вы можете быть так уверены? Я имею в виду, вы не можете много знать о том, что случилось. В утренних газетах об этом было очень мало…

– Я точно знаю, что произошло, и мне не нужно читать лос-анджелесские газеты. Мистер Боннер показал нам все сегодня утром, – она увидела, как он недоуменно нахмурился. – По телевизору. По нашему кабельному телевидению. Мистер Боннер. Генеральный директор Тодос-Сантоса. Сегодня утром он показал нам точно, где были вторгнувшиеся, и что могло произойти, если бы установили бомбы.

Ему очень не хотелось, чтобы она ушла, но он пошел на риск.

– У них не было бомбы.

– Ваши лос-анджелесские дети сделали все возможное, чтобы походить на членов ФРОМАТЕС, несущих бомбу, – сказала она. – Они не могут жаловаться, что с ними обошлись, как с саботажниками. Считайте это эволюцией в действии.

Я слышал это раньше, подумал Лунан. В отделе городских новостей. Жертва ограбления, личность человека не была установлена, написал это перед тем, как кто-то превратил его голову в желе.

– Где вы слышали эту фразу? От мистера Боннера?

Она нахмурилась, пытаясь вспомнить.

– Нет. Я не знаю, где я это слышала. Может быть, от одного из охранников, когда я выходила сегодня утром?

Плохо, что не от Боннера, подумал Лунан. Для статьи было бы лучше, если бы это сказал руководящий работник Тодос-Сантоса. «Считайте это эволюцией в действии».

– Ну, это действительно правда, двое из них не жалуются. Я заметил, вы упомянули ФРОМАТЕС… – Микрофон Лунана виднелся из воротника его рубашки прямо под его подбородком как булавка. Несмотря на миниатюрность, он заставлял некоторых людей волноваться. Но не эту девушку.

– А кого же еще? – сказала она. – Только на прошлой неделе они сорвали концерт при помощи ос. Они пытались добавить ЛСД в нашу воду. Они гордятся тем, что делают такие вещи.

– Но они не применяли бомбы…

– Нет. Есть другая группа, которая верит в бомбы и гранаты, – ответила она. Экологическая Армия? Кажется так. Но они все из ФРОМАТЕС. Кто еще может нас так ненавидеть?

Она могла еще рассказать о реальных и воображаемых враждебных действиях против Тодос-Сантоса. О некоторых Лунан знал. Другие он может найти в подшивках газет. И конечно она знала о происшествии в Канзас-Сити, где террористы убили двенадцать жителей арколога. Когда она остановилась передохнуть, он предложил купить ей чаю со льдом. Он начинал думать, что напал на золотую жилу.

Пусть другие репортеры откапывают факты. Ключ к этому делу – конфликт между двумя культурами. Как Тодос-Сантос стал таким параноидным? Почему они отреагировали так решительно? В их официальном заявлении в газетах говорится, что они «сожалеют о необходимости» действий Сандерса. Сожалеют, конечно, что убили двух молодых людей, но подчеркивают необходимость собственной защиты.

А это было то, что хотел Лунан. Ключ. Две культуры, настолько разные, что Лунан смог заметить девушку из Тодос-Сантоса в двигающейся толпе идущих за покупками прохожих, хотя он не понимал, как он это смог. Ей было около восемнадцати лет, и она могла провести большую часть своей жизни за вздымающимися стенами.

Он захотел почувствовать особенность Тодос-Сантоса: его жизнь, отношения, философию. «Ваши лос-анджелесские дети…» и в этом роде. Он позволил разговору отдалиться от темы убийства, продолжаться без цели. Он задавал вопросы. Умение слушать – тонкое искусство, и Лунан им владел.

Ее звали Черил Дринкуотер. Она была студенткой университета в Тодос-Сантосе, где училась на втором курсе инженерного факультета. Ее отец работал оператором-уолдо. Лунан узнал о ней много, и было не трудно подтолкнуть ее к разговору о жизни в Тодос-Сантосе.

– …и мы подпрыгивали, как только лифт трогался вниз, – говорила она. – Если постараться, можно дотронуться до потолка кабины и встать на пол до того, как вернется вес.

– Кажется, для меня это слишком быстро. Как на аттракционе «русские горы».

Черил это удивило.

– Если их замедлить, то требуется вдвое больше времени, чтобы попасть куда-нибудь, правда? А нам нужно попадать на сто уровней.

Узкий подбородок, вздернутый нос, брюнетка с прядями обесцвеченных волос, она была мила. Не красива в смысле классической красоты, но все же привлекательна. Когда она улыбалась, Лунан хотел, чтобы здесь оказался фотограф. Может быть, позднее…

Она мало что знала о ФРОМАТЕС кроме их постоянных актов саботажа. Когда он заговорил об их работе по сохранению экологии в незаселенных районах Америки, она засмеялась.

– Мы живем почти в закрытой экологической системе, – сказала она. – Мы знаем точно, что ваши члены ФРОМАТЕС должны изучать в колледже.

– Они не мои члены ФРОМАТЕС.

– Извините. И не мои тоже. – Она нахмурилась. – Во время моего детства ФРОМАТЕС или жители Лос-Анджелеса никогда не беспокоили нас. Да, а вы помните кино, длинный художественный мультфильм? Он назывался, э-э, кажется, «Гнездо».

– Да. Десять лет назад?

– Ну, мои родители говорят, что его сделал ФРОМАТЕС, и с той поры начались неприятности. Я сама не помню.

Он знал об этом из другого источника, о котором не хотелось распространяться. Он сменил тему.

Когда он спросил, как ей нравится жизнь за стенами крепости, она сказала, что у стен крепости нет балконов.

– Вы можете все стать друг другу родственниками, – сказал Лунан. В вашем университете все студенты – жители Тодос-Сантоса?

– Почти все. У нас несколько студентов учатся по обмену. Некоторые из моих друзей ходят в школы, которые находятся Снаружи. Мне у нас нравится. У нас преподают настоящие инженеры-практики. И настоящие менеджеры. Мисс Черчворд преподает экономику. Мисс Рэнд читает лекции по проектированию городов.

И так далее. Она даже не могла допустить, что жизнь может предложить что-нибудь еще кроме места в Тодос-Сантосе или в каком-нибудь другом аркологе.

– За вами следят каждую минуту дня, – сказал он. Так вот почему она не застыла перед микрофоном. – Может быть, это не очень хорошо?

Она улыбнулась ему, держа второй стакан чая со льдом.

– А может у нас мало что скрывать. – Туше, черт побери.

– Ну… а свидания? Говорят, что автомобиль революционизировал свидание. Имеется в виду, что пары смогли находить уединение. Кто угодно, с тех пор, как они смогли садится в машину. Вы же сделали гигантский шаг назад, не правда ли?

– Я не знаю. Наверное, я еще не выросла.

– Но… – он чуть было не сказал «наемные охранники», – люди из службы безопасности будут знать о всех мальчиках, которым ты назначишь свидание. Куда вы пойдете. Я думаю, они могут даже подглядывать в комнаты.

Она обдумала это, нахмурившись, а затем сказала:

– У нас нет машин, и у нас не очень много уединения. Мы трахаемся, но при этом говорим об этом своим родителям.

– Вы т-тр…

– В конце концов, они все равно об этом узнают, – быстро сказала она. – Иди и трахайся, но скажи маме и папе – вот что сказал мне мой брат Энди, когда я стала подрастать. И в школе нас учат, как избежать беременности, если ее не хочешь. Я не буду трахаться с парнем, который не нравится моим родителям, но это все равно оставляет мне большую свободу. Конечно, женитьба – более серьезная вещь. – Она заметила выражение его лица, которое было, вероятно, необычным. – Что случилось? Я сказала не то слово?

– Нет. Мы тоже его употребляем. – Это было попадание в десятку. Можно говорить о прозорливости.

В переулке пахло мочой и гниющим мусором. С одной стороны тянулась глухая деревянная стена, с другой цепная изгородь, заросшая плющом. На черной поверхности асфальта были видны белые пятна высохшей мочи. Лейтенанту отдела по расследованию убийств Доновану хотелось зажать нос пальцами, но он не осмелился. В начале переулка росла гудящая толпа черных.

– ПОЛИЦЕЙСКИЕ УБИЙЦЫ! – Голос принадлежал женщине, но был совсем не женственным.

– Скоро подъедет полиция метрополитена, – тихо сказал сержант Ортиз.

– Начальник местного отдела опасается, что не сможет их сдержать.

Донован кивнул и вернулся к телу, которое лежало скрючившись за переполненным мусорным баком. Это был молодой негр. Под густой африканской шевелюрой почти не осталось лица. И не должно было остаться после выстрела дробью четвертого номера из двадцатидюймового ствола ружья для подавления мятежей двенадцатого калибра Ремингтон Модель 870.

В груди тоже была большая дырка.

Недалеко от тела стояло около дюжины полицейских. Чуть поодаль стояли двое других, не вместе с остальными, но в то же время и не отдельно от них. Донован сделал рукой знак одному из них и отвел его на несколько шагов от остальных. Негромким голосом он сказал:

– Хорошо, Паттерсон, расскажи мне об этом еще раз.

– Есть, сэр. Мы получили звонок в девять шестнадцать сегодня утром. Хозяин дома слышал шум у задней двери. Когда мы прибыли по адресу позвонившего, мы подъехали к задней двери. В этот момент неустановленный черный мужчина выскочил в дверь и бросился бежать по переулку. Я стал преследовать его бегом, а офицер Фаррер на патрульной машине поехал к другому концу переулка.

Перед тем как выбежать в переулок я вытащил мой служебный пистолет и увидел офицера Фаррера с противобунтовым ружьем в руках на другом конце переулка. Выбежав на аллею, я услышал по крайней мере два выстрела. Выстрелы были из-за мусорного бака. Я закричал «полиция!», и услышал еще один выстрел. Вспышка привлекла мое внимание, и я увидел вооруженного подозреваемого, который пригнулся за мусорным баком. Я прицелился в бак на уровне груди и сделал один выстрел. Когда я выстрелил, я услышал выстрел ружья моего напарника.

Подозреваемый упал из-за мусорного бака. Когда мы подошли к нему, мы обнаружили рядом с подозреваемым автоматический пистолет «Кольт-Коммандер» сорок пятого калибра. Затем мы сообщили об участии в перестрелке диспетчеру.

После того, как он повторит это еще несколько раз, он будет рассказывать отлично, подумал Донован. А сейчас Фаррер…

Он раздраженно поднял голову и увидел, как в дальний конец переулка въезжает черный «Империал». Сдерживающая толпу цепь полицейских быстро расступилась и пропустила машину. Он увидел поднимающиеся и опускающиеся полицейские дубинки.

Кто-то кричал:

– СПРАВЕДЛИВОСТИ!

– Надеюсь, что полиция метрополитена скоро прибудет сюда, – сказал Паттерсон. – Я могу идти,сэр?

Донован кивнул и встал, ожидая Империал. Когда машина приблизилась, он узнал Маклина Стивенса и почувствовал облегчение. У мэра работало несколько странных людей, но Стивенс был нормальным.

Стекло в дверце опустилось. Стивенс взглянул на Донована и вопросительно поднял брови. Донован начал.

– Кажется все законно, – сказал он. – Какой-то ненормальный юнец стрелял из сорок пятого калибра в двух патрульных, и они его застрелили.

Стивенс недовольно нахмурился.

– Толпа считает по-другому. Почему?

– Черт, они всегда все переворачивают, когда случается стрельба, – ответил Донован. – Вы это знаете, сэр. – Он нахмурился. Что-то было не так. Стивенс реагировал не так, как нужно. Почему? Что происходит? Проклятый святоша! Не удивительно, что Стивенс так странно отреагировал. Он был не один в машине.

Донован узнал человека на заднем сиденье. Преподобный Эбенезер Клей, с давних пор активист и лидер движения за гражданские права. Какого черта он здесь делает? Донован лихорадочно пытался припомнить, что он сказал. Не много. Вряд ли нанес ущерб. Он сказал «они», имея в виду черных из района Уотте, но какого черта, это правда. Они действительно все переворачивали, когда бы ни случалась стрельба.

– Преподобный Клей едет на встречу с мэром, – сказал Стивенс. – Мы услышали о стрельбе, и заехали посмотреть.

– Да здесь в общем-то не на что смотреть, – сказал Донован. – Э, тело не очень хорошо выглядит, сэр, вы не захотите смотреть…

– Я смогу это выдержать, – сказал преподобный Клей. Он вышел из машины, высокий худой человек с кожей цвета слабого чая. У него были белые, как вата, волосы, и казалось, что он появился из старого фильма. На Клее был серый костюм с воротничком, какие носят священники, однако из кармана на груди выглядывал платок бледно-зеленого цвета. Он посмотрел на переулок неодобрительно, поджал губы, и направился к телу.

– Здесь действительно была хорошая перестрелка, – сказал Донован. – Подозреваемый выстрелил в полицейских три раза.

– Свидетели? – спросил Стивенс. Донован пожал плечами.

– Только полицейские…

– Только полицейские? Никто не слышал выстрелов? Никто ничего не видел?

– Никто, кто бы в этом признался, – ответил Донован. – Поверьте мне, мистер Стивенс, мы ищем. Черт, я знаю, что произойдет. Как только полицейские расскажут о происшествии газетчикам, появится дюжина свидетелей, которые будут утверждать, что все было совсем не так. Потом мы станем их допрашивать, и окажется, что половина из них не была даже в нескольких милях близко от этого места, когда это произошло. Другие будут рассказывать бессмысленные истории. Но может оказаться, что один или два были здесь, и они расскажут истории, которые подходят к уликам, о которых они знают, и тогда хорошие полицейские окажутся в беде.

Вернувшийся преподобный Клей подошел к ним. Он указал рукой на толпу.

– Я поговорю с ними…

– Что вы собираетесь сказать? – спросил Стивенс. – Хотите успокоить или…

– Успокоить? Что такое спокойствие? – сказал Клей. – Наш брат лежит мертвым, а вы говорите о спокойствии! Юноша, совсем мальчик…

– Этот мальчик пытался застрелить двух полицейских, – тихо сказал Донован. «Считайте это эволюцией в действии». С этим надо быть осторожнее. Скажи я это здесь, и я пропал.

– Это они так говорят, – сказал Клей. – Но зачем бы ему нужно было это делать? Он не был виновен ни в каком преступлении.

– Нам это не известно, – согласился Донован. По крайней мере полицейские, которых послали в дом, где его заметили, не смогли ничего обнаружить.

– Но у него был пистолет, который мы не смогли проследить. Он, может быть, краденый…

– Вы обвиняете его, но он не может защитить себя, – сказал Клей.

– Преподобный, это бессмысленно, – тихо сказал Стивенс. – Ни вы и ни я не знаем достаточно для того, чтобы составить свое мнение об этом. Вы хотели сами осмотреть происшествия, и вы это сделали. Я думаю, нам нужно уезжать.

– В то время как мои люди требуют справедливости, – сказал Клей.

– Мало что изменится, если мы сообщим им это, – сказал Стивенс.

– Этого никогда не происходило. Хорошо, мистер Стивенс, я поеду с вами. Я пропустил встречу с мэром, но есть очень важное дело, которое мы должны обсудить. – Он сел в машину.

Как только они уехали, прибыли первые три подразделения отряда полиции метрополитена, и Донован почувствовал себя намного лучше.

Одиннадцать лет назад Томас Лунан пришел сюда с девушкой.

На западной стене были готовы к сдаче внаем квартиры, и менеджерам была нужна реклама. Здесь были буфеты, гиды, и дельтаплан, летающий внутри Аллеи. Лунан был тогда еще неоперившимся новичком репортером, но он пришел сюда не за новостями. Тодос-Сантос был разрекламирован до самых мелочей. Телевизионные аудитории во всем мире знали все, что только можно о наполовину построенном городе в одном здании.

Это было хорошим предлогом, чтобы привести… как ее звали? Мэрион Как-бишь-там-ее? Хороший способ привлечь внимание Мэрион. Ей понравилось, как дельтаплан летал в этом пустом пространстве, нырнул вниз и пошел над ней на бреющем полете, а затем снова поднялся на восходящих потоках, посылаемых вентиляторами кондиционеров воздуха. (Заигрывает, – сказала она, и действительно, пилот так и поступил, позже.) Они испытали движущуюся дорожку, сделали покупку на Аллее, и Томас Лунан воспользовался своим журналистским удостоверением, чтобы попасть на крышу.

На крышу Аллеи. Аллея была закончена, и две её трети были уже заняты, а нависающие над ней балконы были наполовину достроены.

Внешние стены здания и некоторые внутренние были тоже достроены. Лунан и Мэрион стояли на крыше аллеи и смотрели вверх на гигантскую коробку без крышки, перекрещенную балками, которые формировали перевернутые пирамиды, будущие воздушные и световые колодцы. Вершины перевернутых пирамид стояли на четырех колоннах размером с небольшой многоквартирный дом.

Прошло одиннадцать лет. Мэрион Как-бишь-там-ее наверное замужем и растолстела, а Лунан никогда не возвращался сюда. Огромная коробка стояла на горизонте одиннадцать лет, и давление из нее достигло самого Лос-Анджелеса. Эта штука была слишком велика, чтобы не обращать на нее внимание, и лос-анджелесцам не нравилось думать о ней. Это был материал для воскресного приложения, а не для новостей.

До сегодняшнего дня.

Томас Лунан и другая девушка смотрели на Аллею с маленького балкона, расположенного прямо над крышей. Черил доедала десерт. Лунану не терпелось поговорить в свой микрофон, но девушка забеспокоилась, когда он попытался это сделать. Однако микрофон оставался включенным, и у него была хорошая память.

– Спасибо, что привели меня сюда, – сказал он.

Черил Дринкуотер улыбнулась ему. В уголке рта у нее остался шоколадный сироп.

– Аллея очень изменилась? Ее уже достроили, когда мы переехали, и к тому же я мало что помню.

– Она изменилась. Мне нравится, что они сделали с колоннами. Когда я видел их в прошлый раз, это были просто колонны.

– Вам обязательно нужно посмотреть детский сад. Я провела в нем много времени.

Они прошли больше половины пути к северовосточной колонне. Вокруг нее спиралью поднимались магазины, они становились уже по мере подъема и заканчивались группой небольших балконов с ресторанными столиками. Черил, безусловно, показывала Лунану то, что стоило ему денег, потраченных на ланч. Под ним расстилался весь Тодос-Сантос.

Вид был захватывающий: огромное пространство Аллеи с ошеломляющей игрой рекламных вывесок магазинов, с несущими людей движущимися дорожками, с балконами, уходящими рядами под ними вниз, и другими напротив них, которые было едва видно сквозь путаницу колонн и лифтовых шахт. Сейчас вряд ли бы кто-нибудь осмелился летать здесь на дельтаплане. На Аллею выходили квартиры, магазины, рестораны и даже фабрики, и Лунан подумал, что должно быть чудесно жить, имея в окне такой вид, возможность смотреть на такое количество людей. Но он замечал больше, чем просто вид.

Ему опять захотелось диктовать. Много чего нужно было запомнить.

Охранники. Они не полицейские. Они были ненавязчивы, если только не решали, впустить вас или нет, но они не были невидимы. Жители Тодос-Сантоса не игнорировали их, по крайней мере не больше, чем Лунан мог в действительности игнорировать официанта в ресторане. Они находились здесь, и они были удобны.

Черил остановилась у входа, чтобы охранник узнал, где находится ее отец. Дринкуотер как раз собирался выходить из кабинета зубного врача. Он согласился встретиться и выпить с Лунаном после окончания смены на уолдо-передатчике. Рядом юноша моложе Черил попросил другого охранника отыскать его не пришедшую на свидание подружку, и он обращался к охраннику по имени. Потом подвыпивший бизнесмен. Он вышел из метро с очень встревоженным видом и, покачиваясь, прошел через толпу к входу. Его облегчение от того, что он дошел до Тодос-Сантоса, было настолько очевидно, что Лунан заговорил об этом с Черил.

– Конечно, он почувствовал облегчение, – сказала Черил. – Ведь полиция Лос-Анджелеса могла его арестовать, правда?

Ей даже не пришло в голову, что полиция Тодос-Сантоса с таким же успехом может арестовать жителя за появление пьяным в общественном месте, и они действительно этого не сделали. Наоборот, один из них помог войти ему в лифт.

Он должен был запомнить все это, потому что из этого может получиться лучшая статья из тех, которые он когда-либо написал. Убийства – или печальный инцидент, надо будет выбрать что-то одно, снова вызвали интерес к Тодос-Сантосу, и тема города-в-коробке займет большинство заголовков и лучшее время на телевидении, но это будет не то, что собирается сделать Лунан, не совсем то. Незаметно развивалась здесь новая культура; Тодос-Сантос оказал влияние на его жителей – это может оказаться материалом для Пулитцеровской премии.

Город находится в мире со своей полицией. Наши охранники, наши полицейские, скрепляющие нашу цивилизацию. А это цивилизация. Это видно по самим зданиям. Очевидная непрочность магазинов, не рассчитанных на противостояние погоде… или вандализму.

Это видно и по людям. Та женщина в нижнем белье…

Они зашли в магазин по продаже одежды на полпути к северо-восточной колонне. В то время как Черил покупала теннисные туфли, женщина за сорок с внешностью матроны поняла, что платье, которое она примеряла, ей мало. Она вышла к прилавку в колготках и бюстгальтере, чтобы заменить платье на другое, приветливо кивнула другим покупателям и вернулась в кабинку. Перед тем как скрыться, она поймала взгляд Лунана.

Одежда не нужна здесь для защиты от погоды, разве что только на крыше. Уверенность в постоянном наблюдении охраной может сделать потребность скрываться бесполезной. Если табу наготы исчезло в Тодос-Сантосе, может ли это удивлять? Но тот взгляд. Она поняла, что он житель Лос-Анджелеса, и только поэтому смутилась.

Тем временем Черил что-то говорила.

– Детский сад? Конечно, давайте посмотрим его. Где он находится, на крыше?

Черил указала рукой. Сначала Лунан не понял. Она указывала на огромное искусственное дерево, охватывающие юго-западную колонну. Там, где кончались нижние ветви этого огромного дерева, проходила ограда. За оградой было много детей и несколько взрослых. Когда Черил и Лунан подошли достаточно близко, иллюзия дерева пропала – крона дерева была пустой. Лунан мог взглянуть на то, что скрывали ветви. Не только комнаты для занятий, но и «гимнастические джунгли» – перекладины, качели, карусель, и огромная трехмерная стальная решетка для лазанья с сеткой внизу. Внутри решетки десятка два детей играли во что-то вроде ролевой игры.

– Вам здесь понравилось? – спросил Лунан, потому что в этот момент ему захотелось снова стать ребенком.

Черил счастливо кивнула.

– Сюда ходят дети Тодос-Сантоса? – спросил Лунан.

– Конечно. Ну, у нас есть парки по соседству тоже, – ответила Черил. – Но ими мало пользуются, некоторые из них закрыты. Мистер Рэнд говорил об этом на занятии в прошлом месяце. Первоначальной идеей было иметь маленькие парки по соседству, потому что люди привыкли к этому, когда жили снаружи. Но когда все поняли, что детям безопасно ходить везде, архитекторы решили построить дерево, потому что это лучше, чем множество маленьких парков.

– Но у вас остались маленькие парки?

– Конечно, – ответила Черил. – Хотя в основном для взрослых и маленьких детей. Мы играем там в мяч, если на крыше идет дождь.

Еще одна тема для обдумывания. Стал ли бы Тодос-Сантос другим, если бы погодные условия здесь были хуже? Или бы они построили просто купол над крышей?

– Здесь четыре колонны, – сказал Лунан. – Магазины, это дерево, а что с остальными?

– Пойдемте посмотрим.

Она повела его на движущуюся дорожку Аллеи. Они пошли на внутреннюю, самую быструю. Черил все время шла впереди, а Лунан, передвигался рывками, чувствуя себя неловко. Они стояли прямо, мчась вдоль аллеи со скоростью пятьдесят километров в час, и Черил пыталась объяснить правила игры, в которую она играла девочкой в трехмерной решетке детского сада под деревом. Все вокруг них, казалось, чувствовали себя спокойно.

Еще один исходный факт. Они должны по-настоящему доверять инженерам Тодос-Сантоса, подумал Лунан. Он старался уложить другие свои впечатления в голове.

Тихо. Механизмы работают почти бесшумно, и шум голосов не режет уши. Лунан отнес это на счет шумопоглощающего эффекта всех этих балконов и двух колон, обращенных в деревья, а также высоких потолков. Нет, недостаточно, должно быть шумопоглощающее покрытие на потолке. Надо будет спросить кого-нибудь. Но и это не объясняет все. Лунан прислушался… и осознал, что самые громкие голоса, которые он слышал, принадлежали жителям Лос-Анджелеса. Даже детям. Он мог это различить.

Дети из Тодос-Сантоса не были шумными, но они были подвижными. Это была их игровая площадка (все вокруг! Не удивительно, что архитекторы построили это дерево – детский сад. Кто захочет играть рядом с домом, когда он может пойти туда? А это стимулирует преданность всему городу в целом, а не только собственному кварталу!), и они мелькали повсюду, не натыкаясь ни на кого. Даже здесь, где было множество посетителей из Лос-Анджелеса, неуклюже двигающихся объектов, которые нужно огибать.

Они приблизились к широкой арке, протянувшейся поперек движущейся дорожки. Выше была аркада с магазинами, но сейчас они быстро двигались сквозь тоннель с обычными тротуарами без магазинов по обеим сторонам. На тротуарах стояли мальчишки. Один из них снял с плеча сложенную кольцами веревку. С ужасом Лунан увидел, как он бросил ее высоко в воздух. Она полетела, развертываясь, через движущуюся дорожку перед Лунаном. Мальчишки на другой стороне поймали ее и натянули, отклоняясь назад от усилия.

– Пригнись! – закричал Лунан. Он упал на поверхность движущейся ленты и попытался схватить Черил за ноги, чтобы уронить ее. Она, смеясь, отскочила назад, избежав его броска. Веревка хлестнула ее по груди и порвалась надвое. Это была туалетная бумага.

Лунан поднялся.

– Здорово. А если бы это была настоящая веревка?

Черил продолжала все еще смеяться.

– Это невозможно. Охранники остановили бы их. Вы видели, чтобы еще кто-нибудь пригнулся?

Он этого не заметил. Он подумал: Даже жители Лос-Анджелеса усвоили это. Это просто не могла быть настоящая веревка. Охрана бы этого не допустила. Они сумасшедшие, или они правы?

Стивенс вел «Империал» обратно к Сити-Холлу. Они проезжали квартал за кварталом из низких деревянных домов, целых (в основном), но обычно требующих покраски. Дома не были по-настоящему убогие, но официально считались не соответствующими стандарту, и точно так выглядели.

Некоторые могли бы назвать их трущобами, но Маклин Стивенс воздерживался от этого. В Уоттсе и окрестностях имелось свободное пространство.

Здесь было мало многоэтажек. В основном отдельные дома, и двухквартирные дома. У большинства были дворы, некоторые усыпанные нанесенной ветром бумагой, другие абсолютно чистые. Несколько дворов были грязные, заваленные выброшенной мебелью и гниющими матрасами, но и это были исключения.

Это не трущоба, думал Стивенс. В Лос-Анджелесе нет настоящих трущоб. Таких, как Гарлем или…

– Мне нужно было встретиться с вами по поводу проекта Прайс Мемориал, – сказал Клей. – Нам сказали, что необходимо еще несколько экспертиз. Сначала Управления по охране окружающей среды. Потом Министерства жилищного строительства и городского развития. Мистер Стивенс, моим людям необходимо жилье. Это хороший проект, отличный проект. Он может изменить весь окружающий район, если только нам позволят строить! И мы не можем продолжать экспертизы и исследования. Мы скоро лишимся наших подрядчиков. Они справедливо говорят, что их оборудование не может больше простаивать.

– Мы видели доклад, – сказал Стивенс. – Мэр выразил сильное негодование. Я знаю, что оно было сильное, потому что я писал его протест. Я могу показать его в подшивке, если вы хотите…

– Я вам верю, – сказал Клей, – но протесты не создают рабочих мест и не строят дома. Нам нужны эти дома сейчас! И рабочие места. Рабочие места! Вы знаете, что это значит? Вы знаете, какой здесь процент безработных? Что делать молодым людям? У них нет работы. Нет никакой, чтобы к ней стремиться. В результате они вступают в банды, как тот молодой человек сегодня…

– Значит, вы видели татуировку члена банды? – спросил Стивенс.

Клей медленно кивнул.

– Да, мистер Стивенс.

Они свернули на главную улицу города, идущую с севера на юг. По сторонам ее было множество баров и винных магазинов, каждый выглядел, как крепость с зарешеченными окнами и решетками на дверях. На углу стоял супермаркет одной из основных сетей. Стивенс заметил цены. Они были примерно на двадцать процентов выше, чем в магазинах его района.

Они вынуждены, сказал он сам себе. Больше стоимость издержек. Взять только страховку. И безопасность против магазинных воришек, и… и более высокие цены способствуют тому, что люди становятся прикованными к этому убогому кварталу…

– Да, я видел символы принадлежности к банде, – повторил Клей.

– Они могли повлиять на его действия нынешним утром?

– Я не знаю, – признался Клей. – Это возможно. Или он мог быть под действием какого-нибудь наркотика. Без работы, без надежды, они собираются в банды. Они употребляют наркотики. А также они воруют. Сейчас они воруют по соседству. Когда-нибудь у их соседей будет нечего воровать. Тогда они пойдут воровать у ваших соседей, и тогда возможно вы обратите на это внимание…

Этого не случится, подумал Стивенс. Пока пособия по безработице, талоны на продукты и пособия на детей – иждивенцев, а также социальное обеспечение и различные благотворительные программы закачивают туда деньги, там всегда будет что красть. Так или иначе, мы уделили уже слишком много внимания Уоттсу. Каждый отдел в каждом правительстве на всех уровнях вовлечен в это, и все эти дорогостоящие люди считают, что они должны внести свой вклад, чтобы оправдать свои жалования, и каждый вклад означает дополнительную задержку.

– Преподобный, я понимаю, что вы чувствуете, но что я могу сделать? Федеральное правительство оплачивает 84 процента стоимости, и его инспекторы должны быть уверены, что это безопасно. В конце концов, на месте строительства раньше был химический завод.

– Тридцать лет назад!

– Да, но они могли захоронить там какие-нибудь ядовитые отходы, – сказал Стивенс.

– «Дел Рио Компани» утверждает, что они этого не делали.

Стивенс пожал плечами. Министерство жилищного строительства и городского развития не может поверить им на слово. Они настаивают на взятии собственных проб почвы и собственных анализов.

– Что касается этого, то когда это Эбенезер Клей начал верить тому, что говорят корпорации?

– Застройщик уйдет, пока они выполняют анализы.

– Мы найдем другого, – сказал Стивенс.

– Фирме «Джекобсен и Майерс» потребовался год, чтобы получить право на застройку, – сказал Клей. – Новая фирма должна будет начать все с начала. – Он фыркнул и поморщился. – Или может быть нет? Может быть так запланировано? Откладывать и откладывать, пока мы не сможем больше откладывать и получим чрезвычайное положение для ослабления компании борьбы за утверждения проекта? И тогда появится прекрасная белоснежная фирма…

– Этого не случится, – устало сказал Стивенс.

– Это случилось в прошлом.

Маку Стивенсу нечего было сказать на это. Конечно, Клей был прав.

– Мы хотим всего лишь справедливости, – сказал Клей.

Справедливости, подумал Стивенс. Он вспомнил строку из книги церковных гимнов. «Твоя справедливость – горы, вздымающиеся ввысь. Твои облака – источники тепла и доброты». Но то, что вздымалось слева от них, не было ни справедливостью, ни горами. Это была глухая стена Тодос-Сантоса.

– А хочет ли кто-нибудь действительной справедливости? – спросил Стивенс. – Если справедливостью является получение того, что заслуживаешь…

– Хороший шанс, вот все, что мы хотим. Почему мы не можем его получить?

Потому что никто не дает ни черта, подумал Стивенс. Никто кроме тебя и твоих друзей, а их у тебя осталось мало. Славные старые времена движения за гражданские права прошли, давно прошли, и мало кто жалеет об этом…

Когда-то мы об этом беспокоились. Многие из нас. Но что-то случилось. Может быть это произошло просто из-за размера проблемы. Или тогда, когда мы видели, как каждый, кто только мог это себе позволить, сбежали в пригороды и оставляли города на волю судьбы, жалуясь, что деньги от налогов уходят в города, и… или это произошло, когда я слушал объяснения моих полицейских, почему они вынуждены ходить в Уоттсе только парами с взведенными пистолетами, и если мэру это не нравится, пусть он к чертям сам патрулирует в этом районе.

Люди считают, что они сделали достаточно.

Что такое достаточно? Сделано совсем мало. Если бы мы сделали достаточно, у нас бы не было проблем…

– Я сделаю все возможное, чтобы ускорить дело, – сказал Стивенс. – Мы позвоним в Вашингтон.

– Вы думаете, это поможет?

– Это не помешает. – И вероятно не может помочь, хотя никогда не знаешь. Проблема в том, что Вашингтон совсем не должен слушать. Они могут, но они не должны.

Он вспомнил скандирующую толпу у входа в переулок. Они требовали справедливости. И преподобный Клей хочет справедливости. Мистер Планше хочет справедливости. Мэр хочет, чтобы все они были счастливы, подразумевая, что я должен обеспечить им, что они так хотят. Справедливость. Проклятье, я даже не знаю, что это такое.

Но дело не в этом. Мы добьемся для Клея его строительства, но это не принесет справедливости в гетто. Это будет просто еще один проект строительства.

И чем бы ни была справедливость, Джим Планше не хочет ее. Чего Большой Джим хочет, так это мести.

Северо-восточная колонна превратилась в еще одно дерево, но это была совсем не Рождественская елка. В самых верхних ветвях разместился танцевальный зал с прозрачными стенами. В его расползшихся узловатых корнях был освещенный красным вход к Люциферу, в зал для азартных игр. На половине пути к вершине в толстом стволе располагались три уровня галереи фантастического искусства «Дрим Мастерс».

Лунан смотрел, выискивая признаки прошлого.

– И там есть змея, грызущая корни, правильно? – спросил он. – И старый одноглазый бог приходит пронзить ее, чтобы выучить руны?

– Там есть голограмма змеи. Но все-таки я не думаю, что у кого-нибудь хватит смелости сыграть Одина. Томас, вы не хотите получить собственный скульптурный бюст? Или татуировку?

– А… зачем? – Черил засмеялась.

– Я вам покажу. – Она повела его к внешнему лифту, выполненному в форме ракетного корабля из тридцатых годов. Удивительно: причудливые стабилизаторы – направляющие прозрачной заостренной трубы, горение оранжевых огней в собранных внизу двигателях. – В любом случае вы должны это увидеть.

Фантастическое искусство прошло большой путь со времени первых выставок картин на первых научно-фантастических конференциях. В «Дрим Мастерс» все также были выставлены картины: инопланетные создания и «представление художников» о межзвездном планетном корабле и конструкциях, рядом с которыми сама Земля будет казаться карликом. Но здесь были, кроме того, голограммы размером с окно, которые выходили в чужие миры, драконы, тролли и эльфы вместо фишек, покрытые резьбой кольца, кубки, пряжки для поясов, пистолеты замысловатых конструкций.

Внутри самой галереи было две маленьких мастерских.

В мастерской твердой фотографии Лунан сидел внутри параллельных полос света, чередующих с темнотой, которые размечали его голову и плечи, и в это время было сделано два десятка фотографий с заранее установленных углов.

– Это абсолютно точно, – говорил ему фотограф. – Разметка управляет компьютером, который управляет инструментами, вырезающими бюст. Нам нужно будет добавить глаза, они получаются слепыми. И, может, поработать с текстурой волос, и сделать бюст размером с кулак, из синтетического малахита.

Стены салона татуировки были покрыты изображением. Это были выполненные линиями рисунки, очень простые и очень экспрессивные. Лозунги красивым готическим шрифтом. Фотографии звездного неба, солнца и светящиеся облака межзвездного газа, вытатуированные на человеческих спинах, белая комета, сбегающая по загорелой руке.

Татуировщице было немного больше двадцати лет, у нее были буйные черные волосы и слегка навыкате глаза. Она заметила, как Лунан рассматривает две фотографии, и сказала:

– Они обе были в «Ред Плаш Аниэн».

На одной фотографии был женский зад – неплохой, подумал Лунан – с группой вертикальных линий, вытатуированных на одной ягодице. Штрих-код изделия. На другой пылающая гигантская красная звезда изливала поток пламени на бело-голубой диск с черной дыры. Они были вытатуированы на груди чернокожей женщины.

У татуировщицы была живая улыбка, и ее глаза танцевали. Черт, они были почти гипнотические, слишком большие для ее лица. Лунан сказал:

– Я не знал, что «Аниэн» стали любителями астрономии.

– Вы бы удивились.

Ее голос звучал громче шума дорожного движения в Лос-Анджелесе, которого здесь не было, а потом живостью была застенчивость, которую жители Тодос-Сантоса в конечном счете потеряли. Конечно она из Лос-Анджелеса. Лунан сказал:

– Вы здесь не так давно. – Она согласилась. Она переехала в апреле, сразу после представления своей налоговой декларации.

– Где вы жили до этого? Чем занимались?

– Я жила в Вествуде. И занималась всем понемногу… включая кино. Я там играла зомби… – тут она широко раскрыла глаза и оскалилась на него как мертвец, так что Лунан даже отпрянул, хотя в то же время смеялся.

– Вы рады, что переехали?

– О, мне здесь нравится. Я немного беспокоилась, вы знаете, смогу ли найти новых друзей, но все оказалось совсем неплохо. Здесь есть «Коммонз», и невозможно не встречать людей. И потом, здешние жители, кажется, доверяют друг другу. Как будто просто если вы здесь, значит с вами все в порядке. И у меня множество клиентов.

– Лос-анджелесцев? И из «Аниэн»?

– Нет, в основном местные жители. Мне кажется, это… как его – карточками. Вы знаете, индивидуализированные карточки водительских прав? Никто не хочет быть точно таким, как другие. Вы встретите много моих рисунков, перемещающихся кругом… то есть, можете встретить, если вы умеете быстро заводить друзей. Я помещаю некоторые из них в довольно интимные места.

– У меня у самой есть один такой, – скромно призналась Черил.

Вдруг Лунан услышал жужжание зуммера.

– Голос моего хозяина, – сказал он с искренним сожалением. – Мне нужно позвонить. – Пока Черил вела его на пост охраны, Томас Лунан с удивлением думал, что же могло быть таким важным, что редактор отдела городских новостей вызвал его бипером.