Кай из рода красных драконов 4

Глава 7 В городе

Сборы затянулись, и из лагеря я вышел поздним утром вместе с шаманами. У них планировалось какое-то грандиозное камлание на вершине Теке, той самой горы, что нависала над сожжённым военным лагерем барсов.

Оказывается, эта гора у вольных племён считалась чем-то вроде дома духа барса. Потому никто из местных и не удивлялся бродящему там призраку этого великолепного хищника.

В представлении шаманов гора Теке была связана с Белой горой корнями. Но на духовном, а не на физическом уровне.

Дедушка Тин сказал, что большое камлание на горе — один из ключей к нашей миссии. Без одобрения духов ничего не выйдет, даже если вайгальцы пропустят нас к перевалу.

Мало захватить Белую гору и огненный перевал. Надо, чтобы Дьайачы впустили меня в сон воина, дали оружие, с которым я смогу победить терия Вердена.

— У меня же есть меч? — удивился я и похлопал себя по бедру, где под иллюзией охотничьего ножа скрывался мой красавец-дракон.

— Откуда ты знаешь, что для победы нужен именно меч? — хитро улыбнулся дедушка Тин. — Оружие победы может быть и костяной иглой. И только Дьайачы знают, что тебе нужно на самом деле.

— Значит, без камлания духи Белой горы могут и не впустить нас? — уточнил я и задал коварный вопрос: — Но как же они пустили вайгальцев?

Дедушка Тин загадочно улыбнулся:

— А кто сказал тебе, что пустили?

Эта простая мысль буквально ошеломила меня. Действительно, окружить гору, где живут духи — это ещё не победа. С чего мы взяли, что вайгальцы могут получить там оружие или молоко для волчат?

Я задумался, замолчал и начал крутить эту мысль то так, то этак.

Нужно было срочно сориентировать разведчиков на предмет наблюдения за найманами, потерявшими волков. Появились ли в городе новые волчата? А новые мечи?

И что там вообще рассказывают сейчас про Белую гору, в этом городе из войлока и коры?

В общем, вместе с дедушкой Тином и шаманами я шёл недолго, но головную боль они мне организовали на всю дорогу до города.

Тут надо сказать, что словом «город» я перевёл здешнее название мегастойбища из юрт и аилов исключительно для удобства. Вайгальцы называют его саха — каменный круг колдунов. А местные племена словом, обозначающим место для торговли.

Видимо, они всегда торговали в долине у крепости своего правителя. Это же, в общем-то, самое безопасное место. Разбойники не ограбят, разве что — сам правитель?

Мда… расслабился я, прижился. Забыл, что слишком многое не понимаю в этом странном мире.

Вернее, понимаю искажённо. Подхожу с привычной мне меркой, а мир-то — другой.

Вот, например, магия. Для меня и колдуны, и шаманы — часть общего большого мира, но ведь это не совсем так.

Похоже, что вольные племена не знали магии до появления своих «драконьих» правителей. Они поклонялись духам и могли получить от них помощь. А если «спускались» в подземный мир, то это происходило почти иносказательно. Тело шамана оставалось на земле, а уж чего он там себе надумал — как разберёшь?

Вся магия вольных племён, которую я действительно не мог объяснить — это призраки медведя и барса.

А вот Шасти с её хоргонами и молниями смогла поменять меня телом с Незуром, в одно касание вылечить рану Кимы. И это была уже настоящая магия.

Стоп. Были ещё крылатые волки — которые не вписывались ни в магический, ни в шаманский концепт. Это ещё одна картина мира, ещё одна «магия», уже третья, что ли?

А Белая гора с её духами? Как-то всё дико намешано, словно я не понимаю или не видел ещё самого главного…

И вообще, как вышло, что воины рода красного дракона стали править этими землями? Почему вольные племена признали правителя Юри без боя?

Впрочем, стоп. Они были готовы признать и терия Вердена, когда его найманы разбили армию правителя Юри.

Местного ополчения, кроме «таможенников» — воинов из рода волка, медведя и барса — здесь не было.

Это я тут пытаюсь создать партизанский отряд. Без меня никакого союза людей правителя Юри и воинов вольных племён просто не получилось бы.

Люди Айнура вырезали бы наш «пионерский лагерь», не окажись там меня. А потом сгинули в горах, так и не увидев ни одного мужика из родов барса и волка.

Скорее всего, конец людям Айнура пришёл бы зимой. Охотиться они умеют кое-как, горы не знают, а тропить их вайгальцам по снегу проще.

Не уцелели бы и воины вольных племён. Ичин, скорее всего, превратился бы в демона от своей страшной раны. И они вместе с Мергеном, который тоже к тому времени стал бы демоном с помощью «глаза колдуна» (это я его сильно поторопил) — сожрали бы и волков, и барсов.

Вот и всё. Какие уж тут партизаны?

Верховный колдун Шудур всё отлично спланировал. К весне в горах не осталось бы никого, способного оказать сопротивление даже в теории. Ведь охотникам по местным обычаям запрещено убивать людей.

Вот только… пионерский отряд Шудуру был вроде как нужен, а выходит, что он бы априори не уберёг его?

Стоп. Отрядов было два. Айнур рассказывал, что один пионерский лагерь его воины зачистили успешно. И не очень-то колдуны за ними гонялись. Словно ждали, пока Айнур закончит резню…

Чего-то я не понимаю во всей этой игре.

Юные волчьи всадники из местных нужны вайгальцам для того, чтобы захватить перевал? Или это какой-то развод? Подстава?

О, моя голова!.. А ведь мне ещё надо выяснить, действительно ли в город прибыл Нишай. Да ещё и яд продать!

30 монет — хорошие деньги. Куплю, наконец, ячменя этому жадному Шонку. Экономит и экономит, достал уже.

Зайцы-то мои рады и мясу, а я бы уже и хлеба поел. Бывает же ячменный хлеб? Вроде им даже в Древнем Риме гладиаторов кормили?

Остановился у дороги — надо было передохнуть чутка перед входом в город. Уселся. И Мавик тут же плюхнулся рядом. Ткнулся в меня мордой: чеши, мол, меня.

Что-то неладное было и с этой горячей волчьей любовью. Может, Бурка сумел что-то приказать прирученным волкам? Не замечал я телячьих нежностей до его ухода.

Но Мавик, волк ростом с телёнка, всё бодал меня лобастой головой, не желая прекращать чесание. Мда… И в самом деле — телячьи нежности.

В город я вошёл с полной головой планов и в твёрдой уверенности, что займусь делами. Найду караванщика Сакала. Найду Куша (Некёра) — волка, которого спас. Расспрошу про Белую гору. Поставлю охотникам-волкам новые разведзадачи.

Но дорога была длинная, в животе урчало, и я остановился у первой же юрты-чайханы, откуда пахло варёным мясом, и доносились весёлые голоса.

— О, да это же Незур! — раздалось, как только я шагнул внутрь.

(Мавика оставил снаружи, горшки тоже — фиг кто к такому сторожу сунется.)

Внутри было полутемно, и нужно было ждать, пока глаза привыкнут. А вот на меня пялились безо всякого стеснения. И уже накладывали в глиняную миску мясо и совали бурдючок с аракой.

Я пригубил и тут же вернул хмельной напиток.

Из бурдючка очень легко не пить, а только изображать, что пьёшь. Это не пивная кружка, её перевернуть не попросят.

Но один глоток я себе позволил с дороги. И плюхнулся на подстилку из вытертой шкуры марала.

Юрта была бедней-бедного — войлока не положили даже на почётном месте у очага.

Однако маралятина оказалась свежей. Это было хорошим знаком. Значит, охотники-волки ведут здесь свой маленький бизнес, и я сумею найти Куша или его родню.

— Пей, воин! — в руки мне опять сунули бурдючок. — Я угощаю!

Второго глотка я делать не стал — только изобразил: побулькал, крякнул.

Тут же посыпались вопросы.

— Чего там, на караванной тропе, Незур? Спокойно? Говорят, вчера дикари напали на городскую стражу, усиленную найманами? Изрубили наших, как бараний курдюк, вместе с пленниками! Может, видал на дороге следы?

— Да постой ты! Пусть про себя расскажет? Не одичал с этим дикарём Йордом? Жрать, поди, нечего?

О, как. Йорд почему-то дикарь? И ведь напрямую не спросишь…

— Одичал, — поддакнул я, громко чавкая.

Все вокруг чавкали — юрта была чем-то вроде кабака и постоялого двора в одном стакане. На мужской половине спали, у очага — пили и ели. И — не бесплатно. На женской половине суетились стряпухи, а араку воинам таскал тощий скрюченный дед.

Кое-какие монеты у нас имелись, и я взял с собой четыре. Но раз угощают…

— Опять яду привёз? — спросил кряжистый воин в кожаном нагруднике на голое тело.

— Привёз! — согласился я. — Продам — проставлюсь!

Воины радостно захохотали.

Ага, проставлюсь я… Разбежались. Я вам не Незур.

— Ну и чего там у вас в лагере? — переспросил кряжистый. — Поди волки сожрали всех дикарей? Что это за дурь — учить их летать? Итак волков не хватает!

«Ага, не хватает, значит? Это хорошо».

— Колдуны требуют учить, — ответил я уклончиво. — Как с ними спорить?

— А Нишай чего? Говорят, вернулся от вас в саха? Вроде, как это его носилки втащили в каменный круг?

«О-па. Это я от вас хотел узнать: „чего“ тут Нишай? Неужели, парень со скорпионом на щеке, действительно прибыл в город? Скверно. Сейчас его начнут расспрашивать про наш лагерь, а он — ни в зуб ногой. Как бы не отправился выяснять. А если умный — то возьмёт с собой пару дюжин найманов. И что тогда делать? Демаскировать лагерь нельзя…»

Я задумчиво жевал, отмахиваясь от вопросов. На меня наседали, пытались напоить.

Окон в юрте нет — только дыра над очагом. И когда я опомнился, уже смеркалось. А ведь у меня, как у Золушки, время до послезавтрашнего утра!

Выбравшись из гостеприимной юрты, «чтобы отлить», я тихонечко свистнул Мавику. И волк безропотно пошёл за мной в сгущающиеся сумерки.

Чего же он воспылал ко мне такою странной любовью? Волки не любят тащиться не весть куда по ночам. Мог бы и заартачиться.

Юрту Сакала я нашёл быстро. Память не подвела.

Тайну личины раскрывать не собирался, но передал караванщику привет «от Кая» и ответил на все вопросы о нашей прошлой встрече.

Сакал отмяк, заулыбался, хотя сначала я едва упросил его выслушать меня.

Как только мы обменялись воспоминаниями, и караванщик удостоверился, что я «от Кая», он спросил прямо:

— Послали тебя зачем?

Я начал с простого — спросил про яд и ячмень. Достал один из горшков, тщательно закупоренных Шасти. Открыл.

Сакал переменился в лице.

— Я думал, ты шутишь про яд, воин. Но это и в самом деле похоже на яд ютпы!

— Какие тут шутки? Твари напали на лагерь, пришлось отбиваться.

— И много у тебя таких трофеев?

Сакал понюхал яд, поднёс к горшку горящую лучину и указал мне на пламя — его цвет стал почти чёрным.

— Яд законсервирован правильно, — кивнул сам себе караванщик. — Это — большая ценность. Не меньше четырёх десятков монет, если будет плохой покупатель, а хороший даст и все пять.

«Ага, — подумал я.– Значит, Незура всё же нагрели».

— А ты за сколько возьмёшь? — спросил я у Сакала.

— Яд мне нужен только под перепродажу. Но жадничать не стану, возьму за три с половиной десятка.

Может, следовало поторговаться, но я завис. Только сейчас отметил ещё одну странность — Сакал считал десятками!

Когда Незур сказал про три десятка монет, я и внимания не обратил. Но тут вдруг осенило — до вайгальцев монеты или обмен здесь могли предлагать только караванщики. А система счёта у них иная!

Это что получается? Ещё один мир? Без магии — я не заметил её у Сакала, но с зачатками математики?

Или это я преувеличиваю? И караванщики — как и вольные племена, верят в духов этих гор? Потому перевал их и пропускает?

Мда… Так или не так — со временем разберусь. Но ясно, что хватит резину тянуть. Надо переучивать своих на нормальный счёт. Прогоним вайгальцев, наладим торговлю. Караванный путь нам не даст умереть с голоду.

Отстроим крепость. Айнура посадим на трон, пусть страдает…

— Сколько у тебя яда? — перебил мои мысли Сакал.

— Шесть горшков, — не стал врать я. — Но тебе отдам пять. А для одного мне нужен другой покупатель.

— Колдун? — понимающе улыбнулся Сакал. — А не боишься, что не сумеешь сладить с таким покупателем?

Он решил, что я хочу проредить поголовье колуняк. Чтобы берега не теряли и боялись нас даже в городе.

— Да я только за вымя пощупать хочу, расспросить маленько, — пояснил я с улыбкой. — Странно ведут себя колдуны.

— Странно, — кивнул Сакал. — Говорят, вчера прибыл первый колдун с чёрным языком. Но заперся в юрте и никому на глаза не показывается.

— Мастер чёрного слова? — уточнил я. — Я слышал, что это — сын сестры императора, Нишай. У него на лице татуировка скорпиона.

— Лица гостя никто не видел, — покачал головой Сакал. — Пронесли в паланкине в первый каменный круг. Вывели, окружив плотно. Укрыли в юрте. Не к добру это. Говорят, Шудур очень зол, что высокий гость не почтил его визитом.

Я покивал. Про перевал не спросил — этот вопрос придётся задать колдуну.

Даже если у Сакала есть шпионы в каменном круге, вряд ли об этом говорят открыто. Иначе я бы услышал сплетни о перевале ещё в юрте, где ел и пил.

Потом я встал, вышел во двор к Мавику, отвязал горшки.

— Монет будет много, — предупредил Сакал. — Надо придумать, как прятать будешь?

— На волка навяжу.

— Заметно будет и на волке, — не согласился Сакал. — Может, есть надёжные люди в городе, чтобы переправить монеты партиями?

— А если часть яда ты мне сменяешь на ячмень и красивые бусы? — предложил я.

— Бусы? — удивился Сакал.

— У меня… — я осёкся — чуть не проговорился. — У Кая в лагере молодая жена. Совсем юная девочка.

— Бусы продавать не буду, — покачал головой Сакал. — Возьми в дар.

Он открыл один из сундуков — другой мебели в юрте и не бывает, достал длинную связку из хорошо обработанных жёлтых камушков.

Спросил:

— Знаешь, что это?

— Янтарь.

— Когда-то здесь кругом было море, — сказал Сакал задумчиво. — Пусть жена Кая носит бусы в память о том, что всё изменится рано или поздно. Исчезнут горы, уйдёт вода. Только наша душа бессмертна.

Я взял из его рук тёплые камни.

Мы сговорились по монетам и ячменю. Потом Сакал посоветовал мне, где поискать покупателя-колдуна: ранним утром на торговой площади. Колдуны из саха хоть и чванливые, всё равно приходят туда за свежими дарами гор — мясом, рыбой, дикими травами.

Сакал предложил мне ночлег, но нужно было ещё найти охотников, что обосновались в городе. И я, попрощавшись с караванщиком, выскользнул в кромешную тьму.

Мавика пришлось взять за шлейку на шее — бедняга совершенно ослеп. Мы двинулись в сторону колдовского круга камней, туда, где жались друг к другу жилые и заброшенные аилы.

Мне нужно было найти охотника, которого я спас из лап колдуна. Или передать ему весточку.

Я понимал, что поспать сегодня, скорее всего, не придётся, но это было не страшно. Страшнее то, что меня просто тянуло в круг колдовских камней.

Ведь если там и в самом деле Нишай — самое время перерезать ему горло, пока он не наболтал на мешок, подвешенный на дерево.