Встать Нишай не успел — Шасти с проклятиями опрокинула горшок ему на голову!
Из горшка полилась грязная, воняющая болотом… вода.
— Да подавись ты! — кричала при этом Шасти. — Что б ты сдох!
Но Нишай не сдох. Он резво вскочил и вскинул меч, чтобы успеть скрестить его с моим.
По лицу колдуна стекала грязная жижа, волосы слиплись в сосульки, но он был цел, невредим. Разве что глаза вытаращил так, что казался теперь не монголоидом, а европейцем.
И тут над лагерем пронёсся порыв ветра, а в траву рядом со мной что-то шмякнулось. Потом ещё и ещё.
Я быстро скосил глаза: под ногами валялась тушка дохлой вороны, сухая и безглазая. Пришлось переступить через неё — драться-то мы не прекратили.
Правда, Нишай таращился всё сильнее, а когда мы встретились глазами, скрестив клинки, я понял, что зрачки колдуна просто бешеные какие-то.
И только тогда заметил, как странно и мучительно тихо стало в лагере. Лишь звон наших клинков, да звон крови в ушах. Больше ничего.
Стихли крики воинов и трубный рёв мёртвых оленей. Перестали скулить волки. Мир словно бы притих, затаился. Странное сражение своих со своими вроде бы прекратилось. А у мёртвых зверей, видно, кончился «завод».
Это вдохнуло в меня силы. Я удачно пнул колдуна в голень и сумел оглядеться, пока он изображал кувырок по траве.
Точно! Схватка закончилась! Воины мотали головами, валились без сил на траву. А мёртвые звери падали бесформенными кучами. Но было их совсем немного.
Обманул, проклятый колдун! Морок наслал! Ах ты ж коршун тряпичный!
Я в ярости уставился на Нишая. Но встретил всё тот же взгляд, полный ужаса и безумия. Только радужка «дышала» в остановившихся глазах!
Миг — и он овладел собой. Вытянулся в струнку. Мокрый, злой и какой-то отчаявшийся.
Так может выпрямить спину вчерашний боец, а теперь инвалид-колясочник, понимая, что ему больше никогда не сделать ни шагу.
— Ведьма!.. — выдавил сквозь зубы Нишай. — Как ты могла?
— Убей его, Кай, — прошептала Шасти тихонько, но я услышал. — Он хотел отрубить тебе руки и ноги! — Она закричала, и в голосе была не знакомая мне истерика. — Убей его, Кай! Не бойся его! Убей!
Вообще-то у моей жены очень крепкие нервы, чего это она разошлась? Конечно, убью. Мне отступать некуда.
Я ведь на деле — гораздо мертвей этой сухой вороны. Чего мне бояться? Я уже убивал колдунов, справлюсь и с этим.
Нишай сжал рукоять меча так, что побелели пальцы.
Чего это с ним? Зачем он вцепился в меч, словно держит его в руках первый раз?
Спятил, что ли? На солнышке перегрелся, а водичка вызвала в башке короткое замыкание?
Или колдун в первый раз встретил достойного соперника, а корона харизмы тут же натёрла уши и стала сползать на шею?
— Я всё равно убью тебя! — прошипел Нишай. — Вся моя сила — со мной! Вся, что я взял у мёртвых!
— Ну, тогда не ори, а бейся, — усмехнулся я, морщась от запаха.
От колдуна воняло, как от… ютпы?
Стоп. Неужели Шасти облила Нишая водой из подземного озера Эрлика?
Так вот чего она злится! Моя жена очень дорожила этой водой. Пыталась понять, что это за артефакт и как его можно использовать. Наверное, она до ужаса сердита, что пришлось истратить такую ценную воду на этого дебила.
Нишай прыгнул вперёд, и наши мечи скрестились. Слабее он не стал. Но что же тогда сделала с ним эта вода?
Справа возник Чиен с мечом наголо, выжидающий возможности вклиниться в схватку, но мы двигались слишком быстро даже для него.
Нажравшийся чужой силы Нишай не уступал мне в скорости, приходилось выкладываться по полной: изворачиваться, прыгать…
Эх, сейчас бы второй меч!
Нишай уступал мне в мастерстве, это мы с ним уже поняли. А потому — старался вымотать, убегать. Заставить сделать ошибку.
Он решил, что раз Незур тяжелее, то и устанет быстрей.
Колдун не понимал — права на ошибку у меня нет. За моей спиной Шасти, мальчишки, вольные племена и люди Айнура. И даже крылатые волки. Они же, как дети. И если я проиграю — проиграет их мир.
А вот Нишай — один, и защищает только себя, своё мастерство, свою жадность, или что там ещё его сюда привело? Самолюбие взыграло? Обман захотел раскрыть?
Нишай скакал, как одуревший козёл. Он не жалел ворованных сил. И успевать за ним в теле Незура становилось всё труднее и труднее.
Где же у этого козлика слабое место?
Кому вообще нужен наш колдун? Матери? Я краем уха слышал, что отца у него нет. То ли погиб, то ли удрал от такого счастья и не сумели поймать.
Парня с такой биографией, как у Нишая, обычно не так уж сложно выбить из сосредоточенности. Надо только короткими фразами, чтобы не потерять дыхания.
— За что ты бьёшься, Нишай? — скупо поинтересовался я, когда мы сошлись лицо к лицу. — Друзей нет, жены нет. Ты — нищий колдун.
— Я завоюю весь мир! — выкрикнул он в ответ.
Надо же, задело. Значит, я в точку попал.
— И всех завесишь печатями? — пришлось изобразить смех. — Будешь жить среди рабов? Ты сам — никому не нужен, Нишай! Тебя — никто не любит!
— Заткнись! — заорал колдун.
Понятно, что ему не понравилось. У-тю-тю, какие мы злые!
— Тебя даже мать не любит, ублюдок, — продолжал подначивать я его. — Она не от собаки тебя родила? Ты чего так злобно кусаешься?
Колдун накинулся на меня с озверением, и пару минут мы молчали.
Носясь туда сюда, парируя и нападая, я заметил уже не только Чиена и Ичина, которые сразу сражались довольно близко к нам. Но и Темира с Аймаром из рода барсов. И Маймана. И ещё какого-то малознакомого волка. И даже Истэчи.
Похоже, вокруг собралось уже больше полудюжины наших. Пока из тех, кто не потерял себя и не поддался печатям колдуна. Но ничего, скоро подтянутся и остальные. Парни у нас крепкие, я в них верю!
Но Истэчи-то каков, а? Совсем же мальчишка!
Все мои друзья держали оружие наизготовку, но вмешаться не пытались. У вольных племён — законы строгие. А наш бой с Нишаем был слишком похож на поединок.
Только Чиен пару раз пробовал отвлечь моего противника. Видимо, ему хватило опыта, чтобы сообразить — Нишая надо прибить любым путём. И плевать на красивый обычай.
Но волки и барсы смотрели и ждали. Хотя навались они сейчас все вместе — даже мне было бы несдобровать, не то, что Нишаю.
Нет, до какого-то момента я тоже пытался драться красиво. Не ударил мечом лежачего, мушкетёр хренов. В результате мы шли на ничью — его ловкость равнялась моему мастерству.
Я устал. Ноги отяжелели — Незур в жизни столько не прыгал!
Тля! Меч свистнул прямо над моей головой!
Я «нырнул» и споткнулся о дохлую ворону! Пнул её почти на автомате!
Чиен в очередной раз попробовал сунуться, Нишай на секунду отвлёкся на него и… словил дохлой вороной в глаз!
Хорошая штука — футбол! Я кинулся вперёд, вложил в удар немалый вес Незура и вышиб у колдуна меч!
Истина проста — даже самый лучший клинок звякает по камням, как железяка!
Нишай выпрямился и уставился мне за спину.
— Зря! — выдохнул он.
— Чего — зря? — спросил я, занося меч так, чтобы срубить колдуну башку и не обрызгаться кровью.
— Зря я не убил их всех, — пробормотал Нишай и закрыл глаза.
Я не понял, что он этим хотел сказать?
— Убей его, Кай, — сказала Шасти, подобравшись ко мне со спины. — Мёртвая вода отняла у него магию. Ему больше негде занять сил. И печать наложить он тоже ни на кого не сможет. Он больше не колдун, а безглазая тварь Эрлика. Так колдуны называют простых смертных. Видишь, он сам закрыл глаза. Убей его!
Я внимательно посмотрел на парня, чьё тело узурпировал Нишай.
Жалко, конечно, охотника. Но у него останется тело колдуна. Наверное, мы даже сумеем это как-то использовать. Парень-то он нормальный, в отличие от этого чма.
Нишай ждал, не пытаясь спорить со мной даже взглядом. Жестокие времена: проиграл — топай себе в ад.
Вот же он обломался, наверное, когда понял, что остался без магии. Но теперь боржоми пить поздно — нету тут для него санатория.
Я огляделся, пытаясь понять, что с нашими воинами? Все ли очнулись от морока?
Похоже, что все. Правда, на ногах удержались немногие, кто-то сидел и даже лежал на траве. Я видел и кровь, и раны. Но погибших не обнаружил.
А ещё я заметил, что мальчишек в лагере нет. И нет Вигры с Йордом.
Увели к водопаду? Вот молодцы! Ну, хоть кто-то сообразил. Для мальчишек все эти печати, от которых трясло взрослых воинов — слишком опасны. Там мозгов-то ещё с кулак.
Но Багая-то как утащить сумели?
Медаль Йорду выдам. Зелёненькую. Сам нарисую. Будь тут мальчишки, опять бы пришлось кого-нибудь хоронить.
Нет, я серьёзно! Придумаю какую-нибудь награду за проявленную в бою смекалку. Не просто за доблесть, а за работающий ум! И выдам Йорду с Вигрой.
— Да убей ты его уже? — влез Чиен.
Он подобрал драконий меч Нишая и с интересом разглядывал его. И, похоже, не прочь был опробовать прямо сейчас.
— Только ты аккуратнее бей, — поддакнул Майман. — Он и так уже, поди, все штаны измочил, а у нас штанов не хватает.
Я не выдержал, засмеялся. Умеет же Майман разрядить обстановку.
И Нишай тоже не выдержал. Оскорблений.
Он распахнул чёрные злые глаза, и тут же мой клинок уткнулся ему в подбородок.
— Молчи, родной, — сказал я. — А то язык отрежу. Магию, говоришь, растерял? Ну, тогда смерть надо ещё заслужить! Шасти, давай-ка свою змею-верёвку!
Девушка с готовностью запустила руки в поясную сумку, вытаскивая «живую верёвку». С помощью заклинания она превращалась в змею.
— Надо вкопать посреди лагеря столб, — подсказал Аймар, дюжинный из рода барса. — Засунем колдуняку в мешок и привяжем к столбу. Три дня будет умирать, куда с добром?
— Только штаны надо не забыть снять, — прищурился Майман. — Чего зря одежду-то портить? И сапоги. Хорошие сапоги!
Нишай вдруг уставился на свои ноги, а потом побледнел, словно его молоком облили.
— Ты чего? — фыркнул я. — Сапог жалко?
— Сапоги… — прошептал Нишай. — Проклятые драконьи сапоги… Я заплатил за тело этими сапогами! Я должен был оставить плату с душой! Я — глупее лягушки!..
Нишай опустился на колени и закрыл руками лицо.
— Эк его проняло! — рассмеялся Майман.
— Он подарил сапоги охотнику, и взял его тело! — осенило Шасти. — Не занял на день-два, а выменял на сапоги! Магическое «дарение» позволяет делать такие «мены». Тело полностью стало его. И всё было по магическому закону, если охотник сам принял дар. Но сапоги-то в итоге остались у Нишая! — Девушка радостно рассмеялась.
— И что? — затупил я.
— А то, что он — преступник! В царстве Эрлика его ждёт не почёт, а наказание! — Шасти состроила страшную физиономию и начала расписывать всякие ужасы: — Душа его погрузится в озеро страдания и скорби! Ютпа будут сосать его кровь!..
— Долбоящер, в общем, — согласился я.
Нишай молчал. Он объяснил себе своё поражение.
— Ну? — спросил Чиен. — Ты ему будешь башку-то рубить, или дай помогу?
Меч Нишая он держал в руке.
— Не надо ему ничего рубить! — отрезал я. — Пусть отрабатывает то, что у нас натворил!
— Слушай, Кай! — до меня добрался наконец и Айнур.
Выглядел предводитель жутко. Наши пытались не убивать своих, попавших под власть печатей, и Айнуру здорово досталось.
Хорошо, что он вообще уцелел в неравной драке, когда на тебя с мечом, а ты отбиваешься, чем придётся, щадя друга, на время превратившегося в свирепого врага.
Лицо Айнура было в кровоподтёках, рукав оторван, и я смог наконец разглядеть искалеченную руку. Как я и предполагал — она просто срослась неправильно.
— Ты что, не понимаешь, как опасен колдун? — накинулся на меня наш военачальник.
Его всего перекосило, когда он увидел Нишая. Видно, Айнур опять ощутил себя в бою беспомощным калекой.
— М-м! М-м! — раздалось откуда-то снизу возмущённое мычание.
Я опустил голову и расхохотался. Майман крепко связал Симара! Свернул его колесом, примотал руки к голеням.
Но Симар, работая боками и пузом, дополз-таки до нас и выражал теперь возмущение. И требовал свободы. Мычанием.
Айнур с ругательствами кинулся его развязывать. Больная рука ему теперь вообще не подчинялась, и Ичин стал помогать, оттирая плечом.
Симар — тот ещё конь. Сейчас как вскочит, так ещё и с кулаками накинется. Вряд ли он вообще понял, что тут стряслось.
— Смотри! — сказал я Чиену, которого держал тут за самого разумного. — Симар — сильный воин. Но и он не устоял перед печатью Нишая. А почему?
— Почему? — нахмурился Чиен.
Ичин же, развязав часть верёвок, оставил руки Симара связанными, а рот — заткнутым. И стал тихо объяснять воину, что приключилось в лагере.
— Потому что мало иметь силу в руках, — пояснил я. — И мало иметь смелость, чтобы не бояться смерти. Симару не хватает понимания себя и мира. Только это даёт настоящую стойкость перед чужой волей.
— Ну, допустим, — кивнул Чиен, глядя, как шаман потихоньку успокаивает воина, возвращая ему нормальное состояние духа. — И что с того?
— А то, что нужно обучать людей. Вкладывать в их мир знания, как камень в воду, чтобы душа вышла из берегов. Так понимаешь?
Чиен кивнул. Потом положил ладонь на рукоять драконьего меча и посмотрел на Нишая.
— Ну а колдун тут причём?
— А при том. Ну, убьём мы его — какое в том наказание? Бац — и к Эрлику? Нет уж. Пускай он страдает тут. Пусть убирает падаль, что притащил в лагерь из леса. Пусть лечит людей, которые получили из-за него раны. Пусть, в конце концов, учит наших зайцев читать и писать!
— Научит он, как же! — хмыкнул Чиен. — Вот сведёт с ума твоих зайцев!
— Они сами кого хочешь с ума сведут! — развеселился Майман.
— Но как он будет лечить? — продолжал хмуриться Чиен. — Он же магию растерял?
— А разве это помешает ему промывать раны и выносить дерьмо за лежачими? — деланно удивился я.
— А если удерёт в город?
— Да кому он там нужен без своей магии?
Я мрачно посмотрел на «парнишку-охотника». Даже будь Нишай в своём собственном теле — возвращаться ему было некуда. Его там Шудур сразу на лапшу изрежет, как только узнает, что магии больше нет.
— А если в лес убежит? — спросил Чиен. — Лес большой, лови его там потом.
Я не успел ответить. Темир показал на небо — на быстро приближающуюся серую точку.
— А это ещё что? — нахмурился Айнур и бросил Симара на растерзание Ичину.
Тот продолжал тихо, но строго вразумлять воина и втирать ему что-то про его слабую салгын-кут. Кажется, так шаманы называли часть души, отвечающую за интеллект.
— Это волк летит! Хорошо! — рядом со мной нарисовался неунывающий Истэчи. — Тоже помятый и с разбитой мордой.
— Волк? — удивился Айнур.
Майман прищурился и рассмеялся.
— Вот же зоркий какой олень! Настоящий сокол!
— Это не просто волк, — широко и радостно улыбнулся Истэчи. — Это наш волк. Он прямо на солнце летит, ему ничего не видно, значит, знает уже, куда. Много сюда летал. А ещё — люди на нём сидят. Двое.
Майман развёл руками, мол, все слышали, да?
Истэчи так и остался хреновым воином. А вот зрение, слух, охотничья сметка — этим его Тенгри наделил с избытком. Чтобы не обижался, наверное.
Скоро и я увидел, что на спине у волка кото-то сидит. А потом зверь пошёл в крутое пике, налетел на Нишая сверху, едва не вцепившись в него, и я узнал Мавика.
Помешало моему волчаре только то, что на спине у него сидели Багай с Нагаем.
Волку пришлось приземлиться в десятке шагов от нас, чтобы избавиться от всадников. Он стряхнул мальчишек, сложил на спине крылья горбом, оскалился, распушился как шар…
Я едва успел схватить его за ошейник, иначе от колдуна бы вообще ничего не осталось. Хорошо, что в поясном мешке у меня всегда есть кусочки сушёного мяса, а в душе — ласковые слова. Я быстро огладил и успокоил зверя.
А тут и мальчишки подбежали.
Багай с Нагаем были грязными и запыхавшимися, словно их не Мавик привёз, а они сами махали крыльями.
— Там! — выдохнул Нагай и посмотрел на брата.
— Там караван у водопада, — пояснил тот степенно. — Нас ищут. У них карта большая. Они её на земле расстелили и пытаются сообразить, где лагерь!