Роним протянул руку к открытой дверце печи.
– Тинки, иди сюда!
Из огня вынырнула маленькая саламандра, скользнула на его указательный палец, крепко обхватив свой насест лапками. Роним поднял руку повыше, демонстрируя Карэле любимицу. Тинки переливалась всеми оттенками пламени, которые сбегали волнами по её чешуе от головы к загнутому спиралью хвостику. Умная мордочка с чёрными блестящими глазками повернулась к Карэле – он мог бы поклясться, что саламандра улыбается.
– И что, совсем не жжется? – недоверчиво спросил он.
Старик хрипло засмеялся.
– Горячая, да и только, держать в руках можно. Да вы попробуйте сами!
Кондитер протянул саламандре указательный палец. Та обнюхала его, как кошка, и деловито перебралась на руку Карэле.
– Тяжёлая! – удивился тот.
Тинки, которая с лёгкостью бы уместилась на детской ладошке, весила столько, что казалась сделанной из свинца. Или, учитывая её огненный окрас, из золота. Однако её лапки и вправду не обжигали – просто были очень горячими.
Саламандра улеглась на палец брюшком, довольно зажмурившись. Руку начало ощутимо припекать.
– Нет уж, так слишком горячо, – поморщился кондитер. – Давай-ка, Тинки, иди к хозяину.
– Это у вас руки нежные, господин Карэле, – сказал Роним, ловко забирая у него саламандру. – Тинки, бумага!
Саламандра встрепенулась и, ловко поймав брошенный ей бумажный шарик, глотнула его в мгновение ока. Из её пасти посыпались светлые чешуйки пепла.
– В карман, Тинки! – скомандовал старик, и саламандра, пробежав по его рукаву, нырнула в карман куртки. Уцепилась за край передними лапками, высунула мордочку наружу.
– Молодчина! – Роним скормил ей ещё один бумажный шарик.
– Теперь понятно, почему моих черновиков не хватает на растопку, – рассмеялся Карэле. – Скоро придётся выписывать газеты.
– Вот было бы славно, сударь! – обрадовался старик. – Тинки у меня всё ест – и уголь, и дерево, но до бумаги она сама не своя. Сколько ни дай, всё слопает!
– Боюсь, современные газеты даже саламандре не пойдут на пользу, – поморщился кондитер, выуживая из кармана серебряную монету. – Лучше купи ей пару стопок писчей бумаги.
– Спасибо, господин Карэле! Тинки, а ну скажи «спасибо»! Ну же, Тинки. «Спасибо!»
Саламандра неуверенно склонила головку набок.
– Ничего, я её научу, – пообещал Роним.
– Так и вижу ваши представления в кондитерской, – рассмеялся Карэле. – Малышня будет в восторге!
Кивнув старику на прощание, он легко взбежал по ступенькам. «Дон-дан-ден-дин!» – пропели колокольчики, и Карэле, оправляя кружевные манжеты, повернулся к вошедшему.
Это был высокий, худой и совершенно серый человек. Серый костюм, серый сюртук, серая шляпа на начинающих седеть волосах… Даже лицо у него было каким-то серым и невыразительным.
Гость окинул холодным взглядом кондитерскую. Его глаза скользнули по уютным столикам, по стоящей за прилавком Юте и, наконец, остановились на Карэле.
– Добрый день, сударь, – невозмутимо улыбнулся ему кондитер, начиная подозревать, что день, который начинается с подобных серых посетителей, не может быть особенно добрым. В лице вошедшего и его манере держаться было что-то неуловимо отталкивающее.
– Добрый, – равнодушно подтвердил гость, направляясь к стойке. Несмотря на высокий рост, двигался он плавно и гибко. Карэле понял, что серый человек напоминает ему змею. И эта змея, скорее всего, ядовита.
Он в два шага обогнал посетителя и скользнул за стойку. Шёпотом велел Юте:
– В пекарню. Пока не позову.
Та вскинула испуганные глаза и, не сказав ни слова, метнулась к двери.
«Умная девочка», – подумал Карэле, поворачиваясь к посетителю.
– Чего желаете?
– Чаю, – небрежно бросил гость. – Больше ничего не нужно.
Карэле подхватил с компактной масляной горелки горячий чайник и плеснул воды в один из дюжины изящных чайничков, стоящих наготове, даже не поинтересовавшись, какая в нём заварка. Впрочем, он подозревал, что серому человеку абсолютно всё равно.
– Прошу, – он поставил перед гостем поднос с чайником и чашкой.
Тот молча налил себе чаю и присел на высокий табурет у стойки. Отпил глоток, даже не поморщившись, хотя в чашке был практически кипяток. Поднял серые холодные глаза, лишённые всякого выражения.
– Значит, вы и есть Карэле Карэле, – утвердительно сказал он.
– Рад видеть, что с логикой у вас всё в порядке, сударь, – широко улыбнулся кондитер. – Разумеется, это я. Позвольте узнать и ваше имя! Надеюсь, вы станете нашим постоянным посетителем?
– Зовите меня Крюк. Я навещу вас… ещё раз или два.
– Вот как? Стало быть, вы приезжий?
– Именно. У меня здесь… дело. Думаю, я расскажу вам о нём. Чуть позже.
– Замечательно, – беззаботно отозвался Карэле. Гость нравился ему всё меньше и меньше.
– А вы интересный человек, господин Карэле. Похоже, то, что про вас рассказывают, чистая правда.
– Понятия не имею, о чём вы, – пожал плечами кондитер.
– Ну как же. Таинственное происхождение, удивительные способности. Странные знакомые, все как на подбор. Какие-то тёмные дела, то тут, то там.
– Полная ерунда, – отмахнулся Карэле.
– Многочисленные любовные связи, в том числе и… скажем так, неожиданные.
– Я старый человек, сударь, – нахмурился кондитер. – И, в любом случае, вас это касается меньше всего. Не проводить ли вас до двери?
– Вначале скажите, когда у вас день рождения. Я бы предположил вторую декаду Скорпиона. Интересный темперамент – менее опытный человек назвал бы вас сангвиником, но я предполагаю, что такое впечатление создаётся благодаря вашей внутренней дисциплине. Вы скорее нечто среднее между холериком и меланхоликом, а это крайне опасное сочетание.
– Да вы астролог? – пренебрежительно рассмеялся Карэле.
– Не совсем, – серый человек отставил чашку в сторону. – Я… филолог. Практик. Я работаю со словами… но об этом, пожалуй, я расскажу вам в следующий раз. Мне кажется, вы сумеете понять суть моей работы.
– Никогда не интересовался филологией, и вряд ли вам удастся это исправить. Что-то мне подсказывает, что мы не найдём общего языка, – отмахнулся Карэле, с тревогой прислушиваясь к шагам на лестнице. Кто-то спускался в зал: скорее всего, Сейли, только она ступает так легко. Неважно, никому из его домашних не стоило сталкиваться с этим серым человеком. Под сердцем ныло тревожное ощущение близкой опасности.
Шаги вдруг замерли. Сейли остановилась там, где её не было видно из зала.
– О, вы узнаете о возможностях слов много нового, – холодно сказал гость.
Карэле услышал, как Сейли медленно и очень тихо отступила наверх, на второй этаж – так тихо, что лёгкий шелест платья, задевающего перила, был почти неразличим.
– Новые знания – такая непредсказуемая вещь! – улыбнулся он, переводя на собеседника тяжёлый взгляд тёмно-карих глаз. – Никогда не знаешь, где их найдёшь. Возможно, сударь, что и вы в процессе общения со мной несколько расширите свой кругозор. Я бы даже сказал, что это случится неизбежно.
– Посмотрим, – гость поднялся со стула одним быстрым и плавным движением. Теперь он смотрел сверху вниз, не моргая, что усиливало его сходство со змеёй. – До скорой встречи, господин Карэле.
Звякнули колокольчики, и кондитерская опустела.
Карэле некоторое время смотрел ему вслед, облокотившись на стойку. Затем задумчиво взял с подноса чашку, из которой пил серый человек. Посмотрел на неё с сомнением, вытянул руку и разжал пальцы. Охнул фарфор, брызнули в стороны осколки.
Испуганная Юта выглянула из двери пекарни.
– Что случилось?
– Да так, уронил чашку, – небрежно отозвался кондитер. – Можешь выходить. Заодно подмети осколки, будь так добра.
Девушка бросилась за метлой. Карэле задумчиво потёр подбородок, затем поднырнул под стойку и направился вверх по лестнице.
*
Алли встретила его на пороге своей гостиной.
– Кто к тебе приходил? – встревоженно спросила она. – Я собиралась выйти за покупками, но Сейли вцепилась в меня, как пиявка, и не позволила спуститься, пока этот человек в кондитерской. Она никогда себя так не вела!
Карэле обнял жену, чтобы успокоить, но это не помогло – она чувствовала, как напряжено его тело.
– Сейли права, – признался он со вздохом. – Этот человек… От него исходит чувство какой-то новой, незнакомой мне опасности. Постарайся не попадаться ему на глаза.
Алли решительно высвободилась из его объятий.
– Я разложу карты, – сказала она. – Прямо сейчас, пока я ещё не сошла с ума от беспокойства. Что ты о нём знаешь?
Кондитер пожал плечами, опускаясь на диван.
– Вижу его в первый раз – и жаль, что не в последний. Он сказал, что его фамилия Крюк и что он филолог. Правда, до этого я полагал, что филологи более безобидны.
– Воплощённое зло – это Сейли так про него сказала, – пробормотала его жена, тасуя колоду. – А Тихий Народец знает толк в подобных вещах… Ладно, не мешай мне пока.
Карэле устало прикрыл глаза. Темнота под веками сделала слышнее знакомые, привычные звуки: голоса прохожих с улицы, стук колёс, птичий щебет, шелест карт в руках Алли.
– Плохой расклад, – наконец сказала она, и Карэле, не открывая глаз, повернул к ней голову.
– Он убийца, причём опытный. И это меня пугает. Как ты с ним справишься? Какие бы безумные вещи ты ни вытворял, ты никогда не убивал.
– И не собираюсь, – отозвался Карэле.
– А ведь его ничто не остановит. Карты говорят, что он убивает ради знаний…
– Похвальное рвение!
– И ради удовольствия…
– Что уже менее похвально.
– И, кроме того, ради денег.
– То есть ему за это платят? – Карэле открыл глаза и наклонился к столу, разглядывая карты.
– Похоже на то, но имени заказчика ты здесь всё равно не увидишь, – криво улыбнулась его жена. – А знаешь, что самое удивительное? Его оружие. Выглядит так, будто он убивает разумом. Или же…
– Словом.
– Да, мне это тоже пришло в голову. Но разве так бывает?
Алли запустила пухлые пальцы в волосы, сжав голову ладонями и растерянно глядя на карты.
– Не знаю, – честно признался Карэле. – Но у него ничего не выйдет, это точно. Я же бессмертный.
Жена взглянула на него с печальной улыбкой.
– Знаю, ты никогда мне не верила, – беспечно махнул рукой Карэле. – Значит, теперь убедишься. Но всё-таки – держись от него подальше. Я пока ещё не на сто процентов уверен, что и ты бессмертна. Сама понимаешь, на это нужно довольно много времени…
Алли закатила глаза, потом всё-таки рассмеялась и решительно перемешала карты.
– Тебе виднее, Карэле Карэле, – сказала она.
*
Несмотря на все старания, узнать о сером человеке удалось крайне мало. Он приехал в Пат накануне своего появления в кондитерской и остановился в маленькой двухэтажной гостинице на улице Учителей. В городе Крюк практически не появлялся, проводя всё время в своей комнате. «Всё работает и работает, пишет что-то, – сказала горничная из гостиницы, ловко пряча в карман серебряную монету. – Бумаг у него страсть сколько, все в отдельном сундучке! Только на ужин спускается, да и то не столько ест, сколько по сторонам зыркает».
С его визита прошло уже три дня, но чувство опасности только усиливалось. А по ночам Карэле снились странные сны.
Долгая серая жизнь в каменном городе – огромном, быстром и шумном. По сравнению с ним даже Люндевик показался бы провинциальным захолустьем. Но этот город был блёклым: серые люди вокруг, серые улицы. И единственный яркий цвет – красная, обжигающая боль где-то в левом подреберье, которую заглушаешь, прижав ладонью, но вспышки огня всё равно пульсируют на внутренней стороне век.
Карэле открывал глаза, тихо выскальзывал из-под одеяла и садился на подоконник, глядя в раскрытое окно. Весенняя ночь, звучащая на тысячу голосов и пахнущая тысячей ароматов, тянулась к нему прохладными пальцами. Карэле прислушивался к своему телу, всё ещё сильному и гибкому, несмотря на возраст, касался ладонью левого подреберья, но чувствовал только нарастающую тревогу.
*
Во второй раз серый человек пришёл, когда на улицах Пата грохотал весенний ливень. Он промок под дождём насквозь – так, что был уже не серым, а чёрным. Но это ему, казалось, нисколько не мешало.
Гость прошёл прямо к стойке, оставив на полу пустой в эту погоду кондитерской грязные следы, и привычно скользнул на стул.
– Чаю, – равнодушно велел он Юте, глядевшей на него, как на ядовитую змею. – И позови господина Карэле.
Девушка молча заварила чай, грохнула поднос о стойку и скрылась за правой дверью.
Карэле вышел через минуту и скучающе взглянул на гостя.
– Опять вы, – вздохнул он. – Не порекомендовать ли вам другую кондитерскую?
– Бросьте, господин Карэле, – отмахнулся серый человек. – В ваших же интересах меня выслушать. Иначе кто знает, с кем я заведу разговор в следующий раз. С вашей женой, с этой глупенькой девчонкой-продавщицей, с любым из ваших соседей… Вам не понравится, если с ними что-то случится. Разве нет?
– А вот и шантаж, наконец, – Карэле облокотился на стойку, разглядывая остро отточенные ногти. – Долго же вы к нему подбирались.
– Я изучаю слова, – гость оставил в сторону чашку и наклонился ближе. – Особенные слова. В своё время я заметил, что у каждого человека есть одно или два слова, которых он не выносит физически. Они… причиняют неудобство. Иногда боль. Исследования показали, что правильно подобранное и вовремя сказанное слово может даже убить. Не сразу, а чуть позже… словно оно запускает в человеке механизм смерти.
– На ком же вы проводили эти исследования? – холодно поинтересовался Карэле.
– О, это самое интересное. На ярких, выделяющихся из общей массы людях. Дело в том, что формулы пока не отработаны. Слишком много переменных, которые нужно учитывать. Я уже полностью изучил технику определения… скажем так, сферы, в которой следует искать ключевое слово. Но дальше приходится двигаться на ощупь. А найти уязвимое место у необычного человека намного проще. Само собой, когда мой учебник будет готов, формулы охватят все человеческие типы. Пока же я работаю с яркими индивидуальностями… такими, как вы, например.
– Значит, вы пишете учебник? Глупо спрашивать, для кого. К счастью, в нашем королевстве не так много организаций, интересующихся оригинальными методами убийства.
Гость значительно улыбнулся.
– Сам… процесс состоит из нескольких моментов. Очень важно время произнесения слова, интонация и, скажем так, волевое усилие, в него вкладываемое. Вы это ещё поймёте… на практике. Я навещу вас на днях – в последний раз, к сожалению. И тогда моя книга пополнится новой интересной главой. А пока, пожалуй, я могу открыть ваше смертельное слово. Не затыкайте уши, без предварительной подготовки оно неприятно, но не опасно. Безнадёжность.
Карэле передёрнуло. Серый человек торжествующе улыбнулся, кивнул ему и направился к выходу. Колокольчики с облегчением звякнули, когда дверь за ним закрылась.
Юта без разрешения высунула нос из-за двери.
– Господин Карэле, он ушёл?
Кондитер кивнул.
– Ну и замечательно, – девушка подошла к стойке, подхватила поднос с посудой и направилась в пекарню. Остановилась на полдороге, с сомнением глядя на чашку, из которой пил гость, бросила быстрый взгляд на хозяина и указательным пальцем брезгливо столкнула её с подноса.
– Что случилось, Юта?
– Чашку разбила, – призналась та без особого раскаяния.
– Молодец, – рассеянно похвалил её Карэле. – А я, пожалуй, пойду наверх. Всё равно уже пора закрываться.
Он непривычно медленно поднялся по лестнице. Гость угадал: ему всегда было неприятно это слово. Но теперь оно словно засело внутри мёртвым ледяным осколком. Кусок льда – идеальное орудие убийства: легко входит в тело, рассекая мышцы и сосуды, и моментально тает в горячей крови, не оставляя следов. Лучше него – только слово, не будет даже крови. Значит, в следующий раз… Интересно, как это – умирать от метко сказанного слова?
*
– О Карэле Карэле, – сказал ему голос в ночи, – а что, если ты оттуда? Из тёмного сна, из этого шумного, быстрого, невероятного мира. Там в металлических клетках надрывно и тонко гудит электрический ветер. Там вылеплены города из серого камня и стали, и люди раздавлены каменной серой тоскою. А что, если ты, ожидая укуса лекарства – укуса, что избавляет от боли и памяти, придумал себя в этом мире, придумал весь мир и себя? Всех тех, кто любил тебя, все пересохшие губы и жадные руки, и вкус поцелуев запретный, солёный и сладкий? Всех тех, кто любил тебя, ждал тебя дома, рассказывал сказки: «Вот Карэле Карэле едет верхом на коте, и синие птицы садятся ему на ладони»?
– О Карэле, – тихо спросил его вкрадчивый голос, – кто это услышал, кто это увидел так явно, что даже глаза закрывать не пришлось? Кто рассмеялся, коснувшись клавишей чёрных, и музыка зазвучала, и чёрные буквы пустились водить хоровод на снегу?
О Карэле, говорит он себе, и узкие длинные пальцы скользят по виску. Какого же дьявола ты сочиняешь подобные вещи. Вот ветер качает цветущие ветки, и серпик луны звенит над крышами Пата, и кровь из прикушенных губ на вкус как вишнёвый сироп. Чего тебе надо ещё?
И он закрывает глаза.
*
Но сразу же, не успев сомкнуть ресниц, Карэле распахнул глаза снова.
– Алли! – позвал он. – Алли! Ты помнишь, как ищут противоядия?
Его жена зашевелилась в темноте, с трудом оторвав голову от подушки.
– Что?
– Как найти противоядие, когда известны свойства яда?
– Определить, к какой точке Колеса относится яд, а потом найти противоположную точку и взять вещество или растение оттуда. Это и будет противоядие. Но почему ты меня спрашиваешь об этом в три часа ночи?
– Потому что он всё-таки меня отравил. Наврал про третий раз, а потом, когда я этого не ожидал, сказал то самое слово.
– Что за слово? – деловито спросила Алли, выбираясь из кровати.
– «Безнадёжность», – неохотно признался Карэле, слушая, как она возится в потёмках. Произносить это лишний раз было неприятно.
Чиркнула спичка. Тени на стенах дёрнулись, встревоженные огоньком свечи. Алли поставила подсвечник на столик у кровати, решительно столкнула одеяло на пол и высыпала карты прямо на простыню.
– Да где же она, – пробормотала Алли, перебирая колоду. – А, наконец-то. Похоже?
– Один в один, – подтвердил Карэле, глядя на рисунок, где в ночной темноте остывало тело, насквозь пронзённое мечами.
– Отлично, теперь найдём противоположную точку. Держи!
Его жена забрала карту с мечами и выложила перед ним другую, на которой человек, едва не падая, тащил целую охапку тяжёлых палок.
– Не очень вдохновляющая картинка, – мрачно хмыкнул Карэле.
– Зато она находится в точности на другой стороне Колеса. Смотри, – Алли одёрнула ночную рубашку и постучала по карте пальцем. – Чтобы отменить действие первого слова, нужно найти второе, которое будет его противоположностью.
– «Надежда»? – с сомнением спросил Карэле.
– Ни в коем случае, слишком банально. Это должна быть противоположность именно для тебя. Поэтому смотри на карту и рассказывай, что ты на ней видишь. Попробуй найти это слово.
– Тяжёлая работа? – предположил Карэле. – Непосильная ноша? Чрезмерная ответственность?
– Хватит перечислять классические значения, – поморщилась Алли. – Я их и без тебя знаю. Ищи что-то своё.
Человек на карте крепко держал груз, хоть ему явно было тяжело и неудобно. Однако, похоже, он был твёрдо намерен тащить его, сколько хватит сил. Карэле удивлённо поднял бровь, а затем рассмеялся. Он хохотал, пока выведенная из терпения жена не кинула в него подушкой.
– Это упорство, Алли, – с трудом проговорил он, вытирая глаза. – Противоядием будет слово «упорство».
– Что ж, вполне в твоём духе, Карэле Карэле, – отозвалась она, собирая карты и убирая их в мешочек.
– О да, я упорный, – подтвердил тот, обнимая пойманную подушку. Затем отшвырнул её в сторону, притянул жену к себе и задул свечу.
*
Господин Крюк переносил записи из черновых заметок в аккуратно расчерченную таблицу. Масляная лампа, горящая перед ним на столе, позволяла разглядеть скудную обстановку гостиничного номера: кровать, аккуратно застеленную коричневым покрывалом, гардероб, пару стульев. На одном из них, придвинутом к столу, стоял сундучок, наполовину заполненный бумагами.
Серый человек работал неторопливо и тщательно. Графы таблицы одна за другой заполнялись идеально ровными строчками. Самопишущее перо – дорогостоящая новинка, сменившая прежние громоздкие письменные приборы, – мягко скользило по бумаге.
В коридоре послышался шум – горничная стучала в двери комнат, приглашая постояльцев спуститься к ужину.
– Ужин готов, господин Крюк! – раздалось и за его дверью.
– Хорошо, – бросил через плечо серый человек, не отрываясь от своих заметок.
Дверь распахнулась, и ветер взметнул оконные занавески и бумаги на столе.
– Я же просил не заходить ко мне! – рыкнул хозяин комнаты, оборачиваясь.
– Это не я, господин Крюк! – донеслось издали. – Сквозняк, наверное!
Серый человек раздражённо бросил перо. Он поднялся с места и закрыл окно. Затем собрал бумаги, убрал их в сундучок и захлопнул крышку. Погасил лампу и вышел из комнаты, заперев дверь снаружи.
Некоторое время ничего не происходило. Затем щеколда окна звякнула, и оно снова открылось. Покрывало взлетело с кровати и свесилось через подоконник. Дёрнулось, натянулось, и через минуту в окне появился Карэле.
Он неслышно скользнул в номер, осмотрелся.
– Лампа на столе, – подсказал мужской голос. – А бумаги в сундучке.
– Спасибо, Ивер, – Карэле чиркнул спичкой, и огонёк лампы осветил комнату. Покрывало небрежно упало на кровать.
Карэле вытащил бумаги из сундучка, бросил на стол. На то, чтобы проглядеть их, молниеносно переворачивая листы, ушло несколько минут. Часть исписанных страниц отправилась во внутренний карман его тёмного сюртука, остальное Карэле небрежно свалил обратно в сундук.
– Нет ничего более пугающего, чем человеческий ум, – заметил он, доставая из другого кармана саламандру. – Тинки, бумага!
Саламандра скользнула в сундучок, и бумажный сугроб начал медленно оседать, словно подтаивая снизу.
– Она не лопнет? – с сомнением спросил Ивер.
– Надеюсь, что нет, – отозвался Карэле. – Роним утверждает, что она готова есть бумагу в любых количествах. И потом, я не смог придумать более надёжного и безопасного способа уничтожить эти записи.
Через десять минут всё было кончено. В сундучке, стенки которого нисколько не пострадали от аппетита прожорливой саламандры, остался только бесцветный пепел. Тинки выбралась из-под него наверх, с трудом дожёвывая последний лист.
– Шаги! – тревожно шепнул Ивер. – Это он. Дядя Карэле, в окно, скорее!
– Вот дьявол! Поздно, я не успею, – Карэле выхватил саламандру из сундука, сунул её в карман и осторожно, чтобы не стукнуть, закрыл крышку. Затем погасил лампу. – Ивер, покрывало и окно!
Створка вернулась на место, покрывало взлетело в воздух, накрыло кровать и разгладилось. Щёлкнул дверной замок, и Ивер метнулся в угол у гардероба, в панике ища глазами Карэле – но его не было.
В комнату вошли Крюк и инспектор Рорг. «Вот это номер», – подумал невидимка, стараясь дышать как можно тише. Дверь закрылась.
– Я ждал вас парой дней раньше, – небрежно сказал серый человек.
– Много работы, – пожал плечами инспектор. – Вот ваше жалование.
Он извлёк из саквояжа опечатанный холщовый мешочек и лист бумаги.
– Распишитесь, пожалуйста.
Крюк уселся за стол и не без удовольствия вывел в ведомости своё имя. Затем протянул лист Роргу.
– Ваш куратор просил узнать, как продвигаются исследования, – сказал тот, пряча ведомость в саквояж.
– Лучше не бывает, – серый человек насмешливо взглянул на инспектора. – Хотите посмотреть новую формулу?
– Нет, благодарю, – сухо ответил Рорг. – Мне пора идти. К тому же я не раз говорил вам, что ваш метод меня не интересует.
– О, я уверен, что на этот раз вам понравится, – хищно улыбнулся Крюк, протягивая руку к сундучку. – Эта формула очень любопытна, и наверняка…
Крышка откинулась, и он замолчал, уставившись неверящим взглядом на пепел, который заполнял сундучок до половины. Затем с воплем вскочил и погрузил в него руки.
– Моя работа! Где она?
Рорг с недоумением заглянул в сундук.
– Что это?
– Всё сгорело, – прошептал серый человек, без сил опускаясь на стул. Пепел сыпался с его рук на пол.
– Не может быть, – сказал инспектор. – Невозможно сжечь бумаги в деревянном сундуке так, чтобы он не пострадал. К тому же запаха гари не было. Но… унести бумаги и подменить их на пепел было бы довольно сложно.
– Дверь была заперта, – простонал Крюк. – И окно тоже. Снаружи в него не влезть, стена совершенно ровная, я специально выбирал самый безопасный номер… На второй этаж за время ужина никто не поднимался…
– И, к тому же, пепел – довольно летучая субстанция. Остались бы следы, а в комнате чисто. И впрямь странно…
– Это всё Карэле, – серый человек сжал серые, покрытые пеплом кулаки. – Я уверен, что это он.
– Кондитер Карэле? – поразился Рорг. – Что за чушь? При чём тут он?
– Он и был моим объектом в Пате. Не знаю, как он это сделал, но больше некому!
– Вы с ума сошли, – инспектор покачал головой. – Я немного знаком с ним, и не понимаю, как вам вообще пришло в голову убивать ради своего исследования такого безобидного человека. Честно сказать, я рад, что ваша работа сгорела. Как по мне, это кара богов, и вполне заслуженная.
Он развернулся, прихватив с пола саквояж, и вышел из комнаты. Крюк со стоном опустил голову на руки, затем вскочил и бросился вслед за Роргом.
– Дядя Карэле! – шепнул Ивер. – Вы где?
И вдруг увидел его: Карэле стоял у самого стола, опираясь о стену, ещё более бледный, чем обычно.
– Скорее! – покрывало метнулось с кровати на подоконник. – Спускайтесь!
Карэле шагнул к окну, вцепился в покрывало – невидимка заметил, что его руки дрожат.
– Я догоню вас внизу, – шепнул Ивер. Карэле кивнул и скрылся за окном. Через пару секунд покрывало, втянутое в комнату, опустилось на кровать. Мягкие, как у кота, шаги выскользнули за дверь, и всё стихло.
*
Коляска ждала у дверей гостиницы довольно давно. Кучер, заслоняя глаза от яркого утреннего солнца, читал газету. Откормленный полосатый кот развлекался тем, что намывал морду лапой.
Наконец дверь гостиницы открылась, и на улицу вышел господин Крюк, ещё более серый, чем обычно. Он нёс в руке чемодан, сгибаясь то ли от его тяжести, то ли от пережитого потрясения. Сундучка при нём не было.
Кучер сложил газету в несколько раз и спрятал её в карман.
– Как, вы уже нас покидаете? – раздалось из-за спины серого человека, и тот, вздрогнув, обернулся. У стены гостиницы, небрежно опираясь на трость, стоял Карэле Карэле. Солнечные блики играли на его карамельных волосах и на тонкой золотой вышивке, украшающей лёгкий летний сюртук.
– Я полагал, что вы зайдёте попрощаться со мной, – сказал он с укором. – Мы ведь так и не закончили наш познавательный разговор.
Крюк яростно смотрел на него, сжимая ручку чемодана с такой силой, что костяшки пальцев побелели.
– Это вы уничтожили мои рукописи! – прошипел он. – Не знаю, как вам это удалось, но это сделали вы!
– Понятия не имею, о чём вы говорите, – Карэле равнодушно пожал плечами. – Зато вам и в самом деле удалось заинтересовать меня филологией. Представьте себе, мне посчастливилось в качестве ответной любезности определить ваше слово. Ну, то самое, вы понимаете. Я был просто поражён – кто бы мог подумать, что отыщется человек, которому оно настолько не по нраву! Ведь, казалось бы, какое прекрасное слово – «искренность»…
Серый человек дёрнулся, словно от удара. Он хотел что-то сказать, но передумал. Съёжившись, он отступил к коляске, забрался в неё, с трудом втянув чемодан, и просипел кучеру:
– Поехали!
Тот невозмутимо наклонился вперёд и легонько похлопал кота по крупу. Кот лениво поднялся, потянулся и затрусил по дороге. Коляска влилась в поток уличного движения, через минуту затерявшись среди других повозок и верховых.
– Ну вот и всё, – сказал Карэле, провожая её взглядом. Он свернул на дорогу, ведущую к кондитерской, и некоторое время шагал молча, щурясь от солнца, бьющего в лицо.
– Он теперь умрёт, дядя Карэле? – наконец спросил его мужской голос.
– Не думаю. По крайней мере, я очень старался не соблюсти всех условий произнесения слова. Достаточно напугать его как следует, чтобы он не вздумал вернуться к своим исследованиям. Но какой же он идиот, Ивер! У него в руках оказался ключ к исцелению от чего угодно, а он вместо того, чтобы спасать безнадёжных больных, взял и вывернул всё наизнанку и начал убивать. Не перестаю поражаться людям…
– А может, оно было бы и к лучшему, если бы он умер, – мстительно пробормотал невидимка. – Вот уж кого не жалко…
– Никогда не интересовался убийствами, – отрезал Карэле. – И вообще, хватит нам с тобой болтать на улице. Не хочу, чтобы люди сказали, что старый Карэле Карэле выжил из ума и разговаривает сам с собой.
– Можно подумать, вас когда-нибудь волновало, что они говорят, – фыркнул Ивер, но всё-таки замолчал.
Карэле чуть заметно улыбался, по пути то и дело раскланиваясь со знакомыми. В Пате начиналось лето. Тёплый ветер, заполняющий синюю чашу неба, пахнул чистой листвой, надеждой и бессмертием.