Карэле Карэле и другие волшебные существа

VI. Йольский огонь

На деревянном столе в пекарне догорала последняя свеча. Неяркий свет ложился на руки и колени Алли, сидевшей на низкой скамеечке у остывающей печи. Пряди пышных тёмных волос упрямо выбивались из-под стягивающей их ленты, рассыпаясь по клетчатому зимнему платью. Блики танцевали на лезвии ножа, которым она очищала яблоки для глинтвейна. Тонкая, полупрозрачная лента кожуры плавно стекала в глиняную миску. Рядом уже стоял наготове большой котёл.

В пекарне пахло еловыми ветками, развешанными по стенам. На печи красовался большой венок, перевитый лентами, цвет которых было не различить в полутьме. В подсвечниках ждали своего часа длинные белые свечи.

Остальные обитатели дома тоже были здесь. Мадален неспешно протирала пыльные бутылки с вином. Тётушка Нанне, кухарка, дремала, сложив полные руки на коленях.

Юта и Лина, вооружённые полотенцами, сидели за длинным столом, где обычно раскатывалось тесто. Сейчас он был чисто вытерт и наполовину уставлен только что вымытыми кружками. Мокрая посуда по воздуху подлетала к девушкам, сухая тем же путём отправлялась на другой конец стола – невидимка Ивер тоже не сидел без дела.

Экономка Мона, пользуясь последними лучами света, просматривала записи в маленькой карманной тетради. Карандаш недовольно постукивал по столу.

За дверью послышались тяжёлые шаги, и в проёме показался широкоплечий, приземистый силуэт Ронима. Старик, прихрамывая, дошёл до свободного табурета, сел и вытянул правую ногу, массируя колено.

– Готово, огонь во всех печах я погасил, – сообщил он. – Самое время для страшных историй, а, барышни?

– Ещё бы! – воскликнула Юта. – Мы уже всё закончили!

Мадален согласно кивнула, ставя на место последнюю бутылку.

– А эти истории очень страшные? – робко донеслось из самого тёмного угла. Молоденькая горничная Сейли, которая сидела так тихо, что про неё все забыли, испуганно поглядывала на Ронима.

– Конечно! – заверила её Лина. – Жуть просто!

Мадален бросила на подругу укоризненный взгляд и опустилась на лавку рядом с Сейли, успокаивающе улыбнувшись ей. Та плотнее закуталась в тёмный шерстяной платок и обречённо шмыгнула носом.

– На то и Йоль! – хмыкнул Роним. – Так про что рассказывать-то?

– Про господина Карэле! – выпалила Юта, с опаской косясь на хозяйку: не обидится ли та за дерзость. – Про то, куда он ходит за новым огнём!

Алли только покачала головой, пряча улыбку. Каждый год одна и та же песня! Впрочем, неудивительно, таков уж Карэле, и она давно с этим смирилась.

– Ну что ж, – протянул Роним, вытягивая вторую ногу, – это, пожалуй, можно. Наш огонь, сами знаете, непростой. Чуть не полгорода потом за ним придёт, разве что Момсы какие откажутся. От того огня, что господин Карэле в йольскую ночь приносит, добро прибывает, а зло дом сторонкой обходит. Это дело проверенное.

– Год назад кто-то слух распустил, будто наш огонь – из той железной дверцы, за которой пламя преисподней, – обиженно припомнила Лина. – Вот дураки-то! Дверца у хозяина припрятана и крепко заперта, а уголёк он всегда с улицы приносит.

– Да уж известно, кто у нас слухи распускает, – фыркнула Юта.

– Господин Карэле, понятное дело, не рассказывает, где огонь берёт, – продолжил старик, нахмурив брови, и болтушки замолчали. – Вот люди и гадают. Говорят, например, что он выбирается за окраину, а там вскакивает на огромного чёрного кота, да и был таков. Несёт его кот за леса, за горы, к логову последнего дракона. Тот спит, да одним глазом смотрит, не идёт ли кто. Но господин Карэле на чёрном коте мимо него молнией проскочит, дракон его пламенем опалить не успеет – одну только искру тот ладонью поймает. И в горшок её, на угли. А там уже кот его в мгновение ока к городу вернёт.

Ивер, кое-что знающий о чёрных котах, хмыкнул с досадой, но смолчал.

*

Пат, занесённый снегом, готовился к Йольской ночи. В некоторых домах уже тушили последний огонь, и они на глазах погружались в безмолвие и темноту. Карэле знал, что где-то в гостиной или на кухне ещё горят последние поленья, и семьи сидят вокруг, наблюдая за гаснущим пламенем. Тёплые блики пляшут в глазах притихших детей, пока те слушают истории. Кондитер хмыкнул, представив, сколько рассказчиков сейчас развлекают малышню сказками о нём самом. Чего греха таить – некоторые он сам же и придумал.

Трость бесшумно ныряла в снег, оставляя за собой длинные косые прочерки. Покачивался на плетёных шнурах горшочек для углей, используемый только для того, чтобы принести в эту ночь домой новый огонь. Карэле шёл туда, где каждый год, чего бы это ни стоило, добывал один-единственный уголёк.

*

Свеча погасла, и Мона, с досадой вздохнув, убрала тетрадку в карман платья. Что же, в праздник работать не положено. Она откинулась на спинку стула и сложила руки на коленях.

– Ещё я слышал, будто хозяину помогают призраки. Дескать, давным-давно он кого-то из них освободил, упокоил как надо, и с тех пор тот призрак в благодарность является ему в Йольскую ночь.

– Ничего себе благодарность – людям являться! – передёрнуло Юту. – Страх-то какой!

– Так господин Карэле призраков не боится, – хохотнул старик. – Ждёт его на перекрёстке, а чуть полночь – тот и пришёл. И ведёт на вершину холма, а тот, понятно, заколдован. Небо там близенько. Хозяин на холме стоит, пока не свалится с неба звёздочка. Тут он её на лету хватает, пока сгореть не успела – и готово.

– Про звёздочку и я слышала, – подтвердила тётушка Нанне. – Только там не призрак был, а ангел. Ну так это мне старая Леника рассказывала, у неё везде ангелы, куда ни плюнь. И вёл он хозяина на огромное дерево, по которому до небес добраться можно. Только хозяин, конечно, так высоко не поднимается – обратно-то не вернёшься потом. Поймает звёздочку – и назад.

– А что правда-то? – простодушно спросила Лина. – Про ангела или про призрака?

Все рассмеялись, даже Мадален тихонько фыркнула.

– Ни то, ни другое, девочка, – ответила Алли. Её лица не было видно в темноте, но голос звучал так, словно она улыбалась. – Когда речь идёт о Карэле Карэле, одной-единственной правдой не обойдёшься.

*

Снег проворно заметал следы. Розоватое небо казалось тёплым, но ветер продувал тёмные улицы насквозь. Карэле потуже затянул шарф и надвинул шляпу на лоб. В такую погоду он вспоминал, что уже немолод – впрочем, это его не особо печалило.

Кондитер на всякий случай оглянулся. Похоже, никого. Он тихо рассмеялся. От дверей дома за ним увязались две высокие, пухлые, громко сопящие фигуры, которые невозможно было не узнать даже в темноте самой длинной ночи года. Следует отдать им должное – преследователи торопились как могли. Но где им, неуклюжим, догнать лёгкого и быстрого Карэле! Он ловко свернул раз-другой, скользнул через тёмный переулок – и исчез.

И вот знакомая улица, на которой он, впрочем, бывает нечасто. Не так уж ему здесь и рады… Карэле закинул голову, осматривая двухэтажный дом с острой крышей. Все окна были закрыты шторами, и из-за них не пробивалось ни единого лучика. Непохоже, чтобы в эту ночь здесь разжигали огонь.

Слева от двери мерно покачивалась вывеска, на которую уже намело снежную шапку. Кондитер прищурился, пытаясь разглядеть на ней ворона, держащего в клюве часы, но темнота размыла рисунок в неясное пятно.

Он нащупал на двери кольцо, которое холодило пальцы сквозь тонкую перчатку, и постучал. Дом не отозвался ни единым шорохом. Выждав минуту, Карэле постучал снова. Затем отступил назад, внимательно разглядывая закрытое окно над входом. На втором этаже решёток на окнах не было. Зато были водосточная труба и декоративный портик над входной дверью, выглядевшие достаточно надёжно.

Карэле сунул трость под мышку, а шнуры горшочка для углей закинул на плечо, хозяйственно спрятав крышку в карман, чтобы не уронить. Затем стянул с рук перчатки, которые отправились в другой карман. Он слегка подёргал трубу, ухватился за неё обеими руками и поставил носок щёгольского ботинка на первую скобу.

*

В темноте знакомая пекарня стала жутковатой – и в то же время сидеть здесь вместе со всеми было необыкновенно уютно. Запах яблок, специй и свежей хвои, знакомый с детства, погружал в предвкушение праздника. Но и это ночное ожидание тоже было праздником – может быть, самой главной его частью, поняла Юта.

– Госпожа Алли, а откуда приносили огонь раньше? – спросила она. – Ну, ещё до того, как за ним стал ходить хозяин?

Та ответила не сразу.

– Я помню, что отец иногда ходил за огнём к самым уважаемым людям – к доктору Крату, например… Ты его не застала, доктор умер задолго до твоего рождения, Юта. Сколько же лет прошло! А иногда, если отец болел и не мог никуда идти, он разводил огонь сам. Как положено, кремнём и огнивом. Они до сих пор сохранились, хотя после отца мы ни разу ими не пользовались.

– Да уж, как мне помнится, господин Карэле всегда приносил огонёк, не разжигал сам. А откуда, не говорил, – добавил Роним.

– Отчего же, говорил, – усмехнулась хозяйка. – Только каждый раз что-нибудь новое…

*

Держась одной рукой за трубу, Карэле вытащил из рукава узкий кинжал, просунул лезвие между рамами и после некоторой возни отодвинул щеколду. Он с облегчением перебрался с портика на подоконник, слегка отодвинул занавеску и, убедившись, что внутри пусто, бесшумно спрыгнул в комнату. Закрыв окно, Карэле несколько минут простоял неподвижно, опёршись на трость и восстанавливая дыхание. Подобные упражнения давались ему уже не так легко, как прежде.

Когда глаза привыкли к темноте, стало понятно, что он попал в спальню. Обстановка была крайне аскетичной: узкая и даже на вид жёсткая кровать, небольшой стол с единственным стулом. Чуть позднее Карэле разглядел приткнувшийся в углу платяной шкаф. Ковра, который мог бы приглушить шаги, не было, и пробираться к двери пришлось медленно и осторожно. Наконец незваный гость приоткрыл её и выглянул наружу.

За дверью обнаружился короткий узкий коридор. Слева была ещё одна закрытая дверь, справа – лестница на первый этаж. К ней Карэле и двинулся, ступая так тихо, как мог, и затаив дыхание. Только благодаря этому он и услышал слабый цокот когтей.

Кто-то поднимался по лестнице, и у Карэле не было никаких сомнений насчёт этого существа. Хозяин дома называл его псом, но оно было опаснее любой собаки. И Карэле исчез.

Вначале он убрал своё дыхание, затем стёр тень, невидимую в темноте, но ощутимую и плотную. После этого исчезло тело, и краешком сознания Карэле в очередной раз успел порадоваться, что оно настолько лёгкое – с более плотным телом этот номер не получился бы. Но размывалось и сознание, и через секунду, когда из-за поворота лестницы показался зверь, от Карэле оставалось только имя.

Оно мерцало в узком тёмном коридоре, в холоде самой длинной ночи года – красное, горячее и сладкое, как вишнёвый сироп. В мире есть создания, которые смогли бы увидеть огонёк этого имени издалека. Но пёс, который взбегал по лестнице, к ним не относился.

Огромное сероватое тело, оттолкнувшись от ступенек, взмыло над полом и мягко приземлилось посреди коридора. Зверь повёл носом. Вблизи было видно, что он весь словно состоит из подвижных, текучих карандашных линий. Пёс иногда казался плоским, но стоило моргнуть, как это ощущение исчезало.

Не заметив Карэле – горячего, красного и сладкого имени Карэле, – пёс в два прыжка добежал до конца коридора, развернулся и неспешно пошёл обратно. Тихий цокот когтей затих внизу.

Через несколько минут мерцающее во тьме имя обросло сознанием, плотью и тенью. Карэле судорожно вдохнул, пытаясь разжать пальцы, стиснувшие рукоять трости. Сердце, в очередной раз возвратившееся из небытия, колотилось, как бешеное, и вздумай пёс вернуться сейчас, Карэле не услышал бы его из-за шума крови в ушах.

Чуть позже, уняв сердцебиение, он тихо спустился по лестнице. Здесь тоже стояла темнота, но глаза, уже привыкшие к ней, выхватывали из ночных теней очертания предметов. Обстановка первого этажа была ему знакома, и Карэле без раздумий толкнул свободной рукой не до конца прикрытую дверь в гостиную.

– Доброй ночи, Шани. Счастливого Йоля! – беспечно улыбнулся он.

*

В безлюдном заснеженном переулке возилась крупная неуклюжая фигура. Высокий и полный, немолодой уже человек в дорогом коричневом пальто привязывал верёвку к торчащему у стены пруту. Маленькие глазки, утопающие в пухлых щеках, весело поблёскивали.

Послышалось пыхтение, и из-за угла появился второй толстяк – полная копия первого, но лет на тридцать моложе. Он тащил в руках здоровенный камень, удерживая его из последних сил.

Свалив свою ношу на другой стороне переулка, младший толстяк плюхнулся прямо на снег, утирая пот.

– Фух, – выдохнул он.

– Ну-ну, – похлопал его по плечу старший.

Установив камень поудобнее, он аккуратно натянул верёвку поперёк дороги – в точности на уровне снега, которого намело уже по щиколотку. Закрутил вокруг камня и завязал. Затем присыпал узел снегом.

– Отлично вышло! – довольно произнёс старший, разглядывая ловушку. Верёвка была почти не видна, а снег продолжал идти, всё больше скрывая её.

– Ага, – с сомнением отозвался младший, грустно ковыряя пальцем испачканное пальто. – А ты уверен, что это не чересчур? Может, не стоит?

– Брось, сынок! Надо же иногда повеселиться!

Старший суетливо потянул сына за рукав, и тот поднялся, одновременно пытаясь оттереть грязь снегом. Оба толстяка протопали к выходу из переулка и скрылись за углом.

*

Пёс, лежавший на полу, вскочил и зарычал – звук был похож на низкий гул, от которого закладывало уши. Хозяин, еле видимый во мраке комнаты, положил руку ему на загривок, успокаивая.

– Вот и Карэле Карэле, – устало сказал он. – Всё-таки пробрался?

– Разумеется, – кондитер широко улыбнулся, усаживаясь во второе кресло возле холодного камина. – Разве ты меня не ждал?

Карэле продемонстрировал хозяину глиняный горшок для углей. Спохватившись, нашарил в кармане крышку и на ощупь пристроил её на место, после чего опустил горшок на пол.

– Ты же сам знаешь, – в темноте Карэле скорее почувствовал, чем увидел, как хозяин кивнул на камин. – Я не собираюсь зажигать сегодня огонь.

– Ну да, и никакие просьбы не в силах будут тронуть твоё каменное сердце, – Карэле откинулся на спинку кресла, устало вытянув ноги. – И что мне теперь делать? Ты помнишь, что я уже не в том возрасте, чтобы лазать по водосточным трубам?

– Не лазал бы, – равнодушно отозвался его собеседник.

– Мы люди, Шани. Нам нельзя без огня. И потому каждый Йоль мы разжигаем его заново, начиная новый цикл. Ты знаешь – у моего очага собрались те, за кого я в ответе. И поэтому я сделаю всё, что могу, чтобы принести им самый светлый огонь, какой только найду.

– Тогда ты не по адресу, – усмехнулся тот. – Можно подумать, сам не знаешь, что мой огонь зовут чёрным.

– Я-то знаю, – твёрдо ответил Карэле. В мгновение ока он оказался на ногах, обошёл собеседника, сидящего в кресле, и положил ладони ему на плечи. Руки сразу же онемели, погрузившись в тягучую, но вполне терпимую боль. – Это они, рассуждающие про чёрный огонь, не знают, что милосерднее его не существует. Поверь, у меня есть выбор, но я каждый год прихожу за огнём к тебе.

Хозяин чуть повёл плечами, и Карэле убрал руки.

– И каждый год ты втягиваешь меня в ваши человеческие игры, – проворчал он. – Зажигал бы свой огонь сам, а меня оставил в покое.

– Брось, – отмахнулся Карэле. – Ты и сам знаешь, что называть Колесо года человеческими играми просто смешно. В конце концов, я готов тебя подкупить. Хочешь, сварю кофе? Но для этого, сам понимаешь, нужен огонь.

– Карэле Карэле, я уже перепробовал все сорта твоего кофе, – отрезал хозяин. Но чуткое ухо кондитера уловило в его голосе едва заметную смешинку.

– А вот и нет, – хмыкнул тот. – Зря ты так думаешь.

Карэле запустил руку в карман жилета. Онемевшие пальцы всё ещё плохо слушались, однако со второй попытки он выудил оттуда небольшой пузырёк и зубами выдернул пробку. По комнате поплыл дразнящий, тёплый и сладкий запах.

– Что это? – изумлённо спросил хозяин.

– Семьдесят девятая специя, – Карэле вернул пробку на место. – Я расскажу тебе подробнее, пока буду варить кофе.

Его собеседник рассмеялся сухо, но мелодично, и небрежно махнул рукой в сторону камина. И вспыхнул огонь – не чёрный, самый обычный горячий огонь. Разве что дров в камине не было, и это пламя горело само по себе…

*

Снаружи всё так же мело.

– Спасибо, – искренне сказал Карэле, выходя за дверь. Свет от свечи, зажжённой в прихожей, упал на вывеску, высветив надпись «Ш. Кронис, часовщик». Кондитеру показалось, что нарисованный ворон ему подмигнул, но свеча уже погасла.

– Заходи ещё, – иронично отозвался его собеседник, закрывая дверь.

– Непременно, – пообещал Карэле, зная, что его всё равно услышат, и зашагал прочь, помахивая тростью. Горшочек, раскачиваясь на шнурах, мягко светился – сквозь отверстия в стенках виднелись тлеющие угольки.

Город лежал во тьме, но снег мерцал холодным сиянием, а розовое небо бросало на него тёплые блики. Холод слегка покусывал сквозь перчатки – или это руки всё ещё ныли от того прикосновения?

Подходя к дому, Карэле услышал подозрительное сопение и даже, кажется, стук зубов. Он осторожно заглянул в пустой переулок, рассматривая присыпанные снегом следы и едва заметную выпуклость поперёк дороги. Затем осторожно, на цыпочках отошёл и, беззвучно рассмеявшись, скользнул в соседнюю улочку. В конце концов, в дом можно зайти и с чёрного хода…

*

В пекарне ощутимо похолодало, и Сейли всё чаще шмыгала носом. Кто-то отдёрнул занавеску, и в тёмном окне стал виден кружащийся на заднем дворе снег.

– Эти истории все какие-то нестрашные, – пожаловалась Лина.

– Страшное-то вспоминать не годится, – цыкнул на неё Роним. – Госпоже Алли такое слушать незачем.

– Если ты про ту историю с могилой, то Карэле рассказал мне её через пару лет после свадьбы, – рассмеялась хозяйка. – Четыре десятилетия назад, с ума сойти!

– Ну, раз уж она вас не потревожит, – помялся старик, – тогда, наверное, можно…

Он уселся на скрипучем табурете поудобнее.

– История эта такая: в Йольскую ночь хозяин отправляется на кладбище и стучит там в свою могилу.

– Как в свою? – воскликнула Юта.

– А где его могила? – тут же спросил Ивер.

– Стучит – это как в дверь? – добавила Лина.

Роним пропустил мимо ушей все вопросы и продолжил как ни в чём не бывало:

– Стучит он, значит, в свою могилу, и его двойник ему открывает. У господина Карэле в руке – горшочек с углями из очага, разожженного человеком. А у двойника – горшочек с огнём из другого мира.

– И они меняются, я поняла! – с восторгом перебила Лина.

Старик хмыкнул неодобрительно.

– Правильно поняла, меняются. Местами. Господин Карэле идёт в другой мир и там живёт до будущего Йоля. А его двойник остаётся здесь. Закрывает могилу и преспокойно отправляется домой. Сюда, к нам.

Кто-то приглушённо пискнул в темноте. Остальные потрясённо молчали, пытаясь понять, кто сегодня ушёл за Йольским огнём – хозяин или его двойник, и кого ждать обратно.

– Помню, я облазила всё кладбище, когда Карэле рассказал мне эту сказку, – ностальгически вздохнула Алли. – Искала его могилу. Так и не нашла, конечно.

– Плохо искала, любовь моя! – рассмеялся Карэле, входя, наконец, в пекарню. Блики от горшочка с углями весело заплясали на стенах.

– Господин Карэле, это вы? – с облегчением воскликнула Юта, вскакивая на ноги.

– Нет, – беспечно ответил ей кондитер. – А какая разница?

А потом горшочек забрали тёплые ладони Алли, кто-то помог ему снять пальто, и Карэле устало прикрыл глаза, опустившись на стул возле печи. Роним уже разжигал в подвале новый огонь, и вскоре в доме стало тепло. Зашумели голоса, запахло горящими свечами, согревающимся вином и специями, яблоками и хвоей. И это был Йоль, и всё шло так, как надо.

*

Главный инспектор налогов бодро шагал по улицам Пата, похрустывая снежком. Он помахивал горшочком на шнурах и мурлыкал себе под нос что-то праздничное. В шубе и шапке маленький пухлый инспектор казался круглым, как яблоко. Время от времени ветер пробовал сбить его с ног и покатить по снегу, но безуспешно.

Завидев дымок над трубой кондитерской Карэле, инспектор прибавил шаг. Удачно он рассчитал в этот раз время – огонь уже разожжён. И глинтвейн наверняка готов – после прогулки по холоду кружка горячего будет весьма кстати.

Но тут что-то дёрнуло инспектора за ногу. Он взмахнул руками, выпустив горшочек, и рухнул в мягкий снег.

– Ох, – простонал инспектор, с трудом поднимаясь и осматриваясь. Горшочек разбился – видимо, ударился в полёте о стену. За спиной по снегу предательски вилась верёвка, о которую он запнулся. Инспектор обернулся и успел увидеть исчезающие за углом головы.

– Хулиганы! – он выбежал из переулка на улицу и остановился, пытаясь отдышаться. Вдали грузно переваливались две неуклюжие фигуры, бодрой рысцой удаляющиеся от места преступления.

– Момсы? – поразился инспектор. – Совсем с ума посходили. Ну что ж, запомним.

И он хладнокровно направился к кондитерской. После такого приключения глинтвейн будет просто необходим.