Как приручить дракона

Глава 5 Принятие

— Двери закрывать не пробовал? — спросила Наталья Кузьминична Пруткова. — Совсем дурак?

— Ой, да кому я надо… — вяло отмахнулся я, пытаясь открыть глаза спросонья.

— Давай, расплюшчвай вочы! — внезапно по-белорусски заговорила опричница. — Кошмарно звучит, кстати. Вы, белорусы, как раз те самые черти в тихом омуте. Хрен разберешь, что у вас на душе. В какой момент вместо бульбы в вашей руке появится граната — сие тайна, покрытая мраком. Так вот: что это за фраза вообще такая дикая — «расплюшчвай вочы»? Бери молоток и расплющивай?

— Ничога вы не разумееце у сакавiтай ды мiлагучный мове… — откликнулся я. — Как будто по-русски ничего не звучит странно! Почему Настя — женское имя, а ненастья — плохая погода?

— Что? — удивилась она. — В каком смысле?

— Это я спрашиваю — что? Что вам тут нужно, Наталья свет Кузьминична? Я вообще-то сплю!

— Я тебе ведомость зарплатную от земских ярыжек принесла, чтобы ты расписался. И наличку. Ты свои мешки с деньгами в машине забыл.

— Головотяп! — признал я. — День был тяжелый, вот и забыл.

Она вынула из сумки мешочки с монетами и поставила их на стол. Мешочки сыто звякнули. Монеты, серьезно? Может, нужно было соглашаться, чтобы мне на счет их скинули? Хотя… Наличность — надежнее.

— Ты все еще имеешь намерение вернуться в земскую школу? Может, передумаешь? Знаешь ведь — тем, кто в действующей армии упырей на Балканах рубал, сейчас везде — зеленый свет.

Я от этой реплики слегка затупил, а вот мой реципиент — местный Гоша Пепеляев — выдал как по писаному:

— Да какое там — рубал? Я сапером служил. Лопатой там махал в основном, оружия и в руках, считай, не держал.

— Ну-ну, — Пруткова достала сигареты. — Один — в штабе, писарем. Второй — сапером, лопатой махал. Видала я таких. Я закурю?

— Не-а. При всем уважении, не хочу, чтобы у меня тут куревом пахло.

— А, точно! Здоровье бережешь! Ну — береги. Там на столе еще рекомендация — переслали из твоей части вдогонку. Можешь занести в Уездное управление народного просвещения, тебя сразу в гимназию учительствовать заберут. Почитаешь — так ты просто образцовый солдат, Пепеляев! Даже к награде представлен за спасение жизни офицера. Тоже — лопатой спасал?

— Так точно, госпожа штабс-капитан! — гаркнул я, снова подчиняясь порыву Гоши. — Воспользовался шанцевым инструментом во время обвала пласта горной породы и вытащил из-под завала офицера, госпожа штабс-капитан!

— Ты или не голоси, или уж встань во фрунт! — предложила Пруткова. — А то позорище какое-то… Ноги из-под одеяла торчат, борода всклокоченная! Аника-воин.

— Не буду вставать, досплю. Я нынче человек насквозь гражданский и в войска больше идти не собираюсь. Вот лягу, отвернусь к стенке и стану демонстративно храпеть. Наверное, следующее пробуждение будет более приятным!

Может быть, с моей стороны это и было хамством, но и Наталья Кузьминична не особенно церемонилась.

— Какая черная неблагодарность, — сказала она. — Ну и досыпай. И не узнаешь ты, как на выходных еще три тысячи заработать. Зачем тебе они, верно? Ты у нас же бессребреник, всю жизнь хочешь положить на служение несчастным земским деткам! Я такая же в молодости была. Дура. Поэтому — я тебе тут на бумажке номерок накарябаю, чтобы ты, Пепеляев, не вздумал Радзивиллам звонить, как деньги закончатся. Надо было отобрать у тебя их визитку, от греха подальше.

— Что значит — отобрать⁈ — возмутился я.

— А что, думаешь, не получилось бы? — вдруг она щелкнула пальцами, и меж ними проскочил электрический дуговой разряд. — А я думаю — прекрасно бы получилось!

Я, конечно, обалдел. Но потом мигом сообразил:

— Вообще-то я — нулевка, — что бы это ни значило, определенно это касалось магии. — Так что наверняка сказать сложно.

А судя по манипуляциям с каменным цветком в застенках Сыскного приказа — у меня к подобного рода воздействиям имелся иммунитет. Или что-то вроде того. С другой стороны — оно, может, только с артефактами работает, а она кэ-э-эк шарахнет меня током!

— А! Ч-ч-черт, точно, — подтвердила мои подозрения Пруткова. — Один — один. Ты деньги забыл, я — что ты нулевка. Старею. Но вообще-то оно простительно, нулевки — это статистическая погрешность, вас в принципе почти не существует… Ладно, я пошла. А ты не сомневайся — звони. Состыкну тебя с сыскарями, у них работы с вещдоками для тебя — валом! Сам не позвонишь — через недельку участкового к тебе пришлют. Оно тебе надо? Оно тебе не надо.

— Административный ресурс! — понимающе покивал я. — Но, с вашего разрешения, я торопиться не буду. Мне как раз неделька и нужна — освоиться!

— Осваивайся, Гоша. Осваивайся! — и ушла, хлопнув дверью.

Нет, все-таки иномирянин-попаданец из меня так себе. Не очень везучий. Ну вот, например, Пруткова. Взрослая, даже — возрастная матерая тетка. Конечно, личность интересная, не поспоришь! Но почему бы ей не быть, скажем, двадцатипятилетней сексуальной блондинкой с длинными ногами и третьим размером груди? Вот был бы я главным героем какой-нибудь побасенки — точно так бы и случилось… Но — главные герои мир спасают, на худой конец — в приключения ввязываются. А я целых два таких предложения уже проигнорировал и собираюсь идти в это, как бишь его… Управление народного просвещения. Вместо того, чтобы получить шанс поухлестывать за паненками из рода Радзивиллов и ввязаться в аристократические разборки, или там — стяжать славу великого эксперта и сыщика в Сыскном приказе и познакомиться с симпатичными девушками в форме. Дерьмо, а не главный герой. Из идеалистов обычно получаются хорошие главные злодеи, а вот герои — так себе. Про них читать скучно.

Опять же — был бы я настоящим Избранным — точно попал бы в шкуру аристократа, и мне бы лакеи на подносе марципаны, артишоки, ананасов, рябчиков и шампанское приносили. Ну, и булку, французскую, чтоб похрустеть в свое удовольствие… А тут, в этой недохрущевке, еще и еды на кухне нет, придется идти на разведку не евши!

И деньги… Монетками! Ну что за средневековье, право слово! Хотя деньги были интересные: тяжеленькие! Если я не ошибаюсь, изготовленные из благородных металлов. Серебро, золото, может быть — вольфрам… Эти монеты сами по себе были ценными, просто за счет содержания дорогого сырья, с выбитым номиналом и двуглавым орлом! Забавный подход. Наверное, у местных властей для этого имелся конкретный резон — сочетать звонкую монету и электронные платежи.

Не найдя вариантов получше, я сунул мешки с деньгами в рюкзак. Мне нужен был костюм: от милитари-оливы следовало избавляться или оставить ее для утилитарных нужд: ремонт в квартире в ней делать, спортом заниматься, в турпоходы ходить. Все-таки в местной армии я не служил, и в этой их Балканской войне не участвовал. А надеяться на всплывающие из памяти моего альтер-эго подсказки было бы слишком опрометчиво. Вот встретят меня настоящие ветераны и предъявят, а я что? Ну да, всегда можно ответить про «сапером, лопату в руках держал чаще, чем автомат»… И губы поджимать многозначительно. Но делать ставку на блеф в таких случаях не стоило: мигом просекут! Пусть лучше считают интеллигентом и гражданской штафиркой.

Перед выходом на разведку я долго стучал в квартиру к Шиферам, чтобы вернуть форму для этого их… Кулинарного флюгегехаймена. Открыл Отто, весь голый, в одних только необъятных семейных труселях.

— А! Гоша! С возвращением! Чего вчера не зашел? В смысле — виделись? А, вчера? Ш-ш-ш-шайзе… Похоже, я действительно вчера перебрал бырла у гоблинов на гаражах! Накручу носатым сволочам уши вечером. Или носы! Точно — таблетки добавляют в свою жижу. Да, да, Шифериха моя спит, надо будет узнать, чем она всю ночь занималась-то, что сейчас рожа во сне у нее такая довольная! Ну, ауф видерзеен, сосед. Заходи, если че.

Точно — он был гном. Или кто-то типа того. Все-таки пропорции есть пропорции. Не бывает таких людей! Ноги, руки, башка эта, грудная клетка… Нет, если бы не его супруга, я бы подумал что он такой один, ну — особенный. Всякое случается. Но двое — это уже тенденция. А учитывая плакат и орков в беседке, и его оговорки про гоблинов — гномы тут быть просто были обязаны. Интересно, а хоббиты тут водятся?

С такими мыслями я закинул рюкзак с деньгами за плечо и бодренько сбежал вниз — изучать такой родной и такой незнакомый Вышемир! Ну, и еду искать, и интернет, и парикмахерскую, и магазин с одеждой — это тоже. А потом и в народное просвещение заглянуть можно…

Господи, как тут было хорошо! Ну, то есть не всё тут было прям хорошо, всякого дерьма хватало. Но мне — мне было очень хорошо! Я дышал полной грудью, вот этим потрясающим запахом цветущих лип и сырой травы, солнце светило на меня сквозь густую листву, откуда-то из окна раздавалась забойная музыка — какая-то цыганщина с мощной ударной партией, и я волей-неволей подстраивал свои шаги под ее ритм. Оно так всегда — когда играет что-нибудь забойное, то кажется, что ты не жизнь живешь, а в клипе снимаешься.

И шел я бодро! Широкими, быстрыми шагами! И ноги мои не болели, и сердце не выскакивало, и голова не кружилась… И это было настоящее, незамутненное счастье. Потому что просто идти своими ногами внутри отличной погоды, по знакомому и незнакомому одновременно городу, да под хорошую музыку — это и есть та самая НОРМАЛЬНАЯ ЖИЗНЬ, которую мы так редко ценим.

На детской площадке с металлическим игровым оборудованием и железобетонной песочницей играли дети — обычные, человеческие.

— Выше ноги от земли! — орали они и кидались на турники, горку и лесенку.

А зеленокожий клыкастый пацан пытался их догнать и дотронуться. Он тут один был такой, на всю банду из двадцати или тридцати мелких. Хотя — кто знает — может, вон те плотные пузанчики на самом деле — гномы, как Шиферы? Тем более, не видал я бакенбардов у обычных человеческих детей…

Первым делом я зашел в магазин. Правда, пришлось подождать под дверью и долго пялиться на вывеску с названием — «Алтын», вдыхать вонючий дым сигарет и наблюдать за броуновским движением страдающих от похмелья личностей непонятной возрастной, сексуальной, расовой и моральной принадлежности. Они вломились в торговый зал буквально в ту же секунду, когда всклокоченная продавщица в бордовом форменном халате открыла защелку на двери, и тут же кинулись к стеллажам с напитком, который Отто Шифер окрестил ёмким словом «бырло».

Выбор в отделе самообслуживания тут был, прямо скажем, скромный. Никакого изобильного ассортимента, как в привычных мне сетевых магазинах, никаких двадцати сортов колбасы! Так — вареная с салом и без сала, копченая — колечками, сальтисон, кровянка, ливерка… И с остальными товарами так же. Хлеб — черный, серый и батон. И всё. Не прям пусто, но — пустовато. Такое я в детстве видал, в конце девяностых. Но это всё совершенно не критично, по крайней мере — для меня.

За каким бесом мне нужны были двадцать сортов колбасы, если из мяса мне последние два года можно было есть только паровые котлетки и детское питание. А поскольку я был холостяком… Конечно, ни о каких паровых котлетках речи не шло. Меня от одного вида всех этих «агуш» и «маленьких счастьев» подташнивало. Так что я взял кольцо колбасы, свежайший батон, бутылку кефира, дождался, пока любители бырла затарятся — и подошел к кассе. Толстая продавщица без всяких проблем отсчитала наличными что-то около шести денег и дала мне сдачу — натуральными медяками. Крохотные такие монетки, не больше ногтя.

Завтракать колбасой — вредно для здоровья? Неправильно! Завтракать бырлом вредно для здоровья, а колбасой — просто неразумно. Но мне очень хотелось! Я шел по городу, выискивая подходящую лавочку, чтобы перекусить, смотрел по сторонам и… И вдруг меня осенило: никто не пялился в телефоны! Ни один человек!

— Однако! — я даже остановился от осознания этого факта и присмотрелся к прохожим повнимательнее.

Одна девчуля лет шестнадцати шла и пританцовывала: у нее были наушники, провод от них вел куда-то в глубины розовой сумочки. Чернобородый высокий молодой мужчина в очках на ходу читал книгу с рожей какого-то брутального дядьки, похожего на Тиля Линдеманна, на обложке. Компания подростков тащила с собой массивного вида магнитолу, из колонок которой гремела невообразимая какофония, и тонкий девичий голос вопил что-то вроде:

— Раз, два, три, четыре!

У тебя в гостях вампиры!

Элегантная женщина в офисном брючном костюмчике говорила по мобильнику, да. Но что это был за мобильник? Раскладушка! Я почти и забыл, как они выглядят, эти раскладушки!

— Все, Сережа, пока! — возмущенно закончила диалог с невидимым собеседником дамочка и захлопнула телефон, и сунула его в карман пиджачка.

— Извините! — чувствуя себя идиотом, обратился к ней я. — А не подскажете…

— Не подскажу! Часы свои надо иметь! — отбрила она. А потом увидела мою оливковую форму и вдруг сменила гнев на милость: — Что, с Балканского фронта? Начали уже ваших возвращать? Когда уже моего Сереженьку отпустят… Так чего вы хотели?

— Ну, я телефон ваш увидел, дай, думаю, спрошу — где салон связи в Вышемире есть? Ну, понимаете, я как-то привык уже, а…

— … а тут — земщина, — грустно закончила она. — Я-то сама из Браславского сервитута… Мне тоже без сети и связи непривычно. Здесь — по работе, но как-то всё затянулось, и… Ой, чего это я с вами лясы точу, мне на маршрутку надо! А подключают там же, где и обычно — на Главпочтамте!

И побежала, цокая каблуками, за маршруткой. Маршрутка подъехала почти бесшумно, можно сказать — подкралась! Квадратный такой микроавтобус, ни на что не похожий. Электрический! На самом деле это таило в себе опасность для такого рассеянного типа, как я: шум моторов для горожанина был привычным элементом среды обитания, мы по нему ориентировались. А тут — машины не шумели. Ка-а-ак влупит на переходе, если в телефон засмотрюсь… Не засмотрюсь, действительно. Нет телефона у меня!

В общем, лавочку я нашел. Под раскидистыми кленами, в сквере имени Эльфийских Добровольцев, ни больше, ни меньше. На улице Земская. И уже развернул рюкзак и открыл бутылку кефира, и отломил батон, как свет солнца вдруг заслонила какая-то странная фигура.

— Эй, рыжий! — сказала фигура хриплым голосом. — Подай Христа ради на пропитание ветерану Балканской войны!

Ох, как же я не любил такие моменты… Но верное средство было прямо тут же, у меня под рукой. Я закончил ломать батон и протянул просящему половину.

— Держи. Хочешь — еще и колбасой угощу? — тип был какой-то обшарпанный, с редкой бороденкой, длинный и сутулый, в неопрятной одежде.

— Ты че, рыжий? Это че? — чуть раскосые глаза сфокусировались на батоне, и увиденное явно его не устроило. — Ты там это, деньгу дай мне!

— ДАВАЙ УБЬЕМ ЕГО!!! — заревел голос. — ОТОРВЕМ ЕМУ ГОЛОВУ ПО САМУЮ ШЕЮ! ВЫПУСТИМ КИШКИ! ЭТО МРАЗЬ, НЕДОСТОЙНАЯ ЖИТЬ! ОТБРОС! ПОДОНОК!

Я и не заметил, как вскочил с лавочки и теперь, оказывается, смотрел на попрошайку сверху вниз, и стояли мы близко, очень близко друг от друга. Я чувствовал его вонючее дыхание, чуял, как бьется сердце и струиться кровь по жилам…

— Э-э-э-э, рыжий, ты чего? Я же того… Рыжий, не надо! Рыжий, не надо! — в глазах козлобородого плескался первобытный ужас, он смотрел на мое лицо так, будто увидел саму смерть. — Не надо, рыжий!

И побежал, спотыкаясь и запинаясь о собственные ноги, и роняя какую-то мелочь из карманов, мчал прочь по аллее и всё орал:

— Рыжий! Не надо! Не надо! Рыжий!

— ДАВАЙ ДОГОНИМ И УБЬЕМ ЕГО! МЫ НАСТИГНЕМ ЕГО И УБЬЕМ!

— Ты что, офонарел? — я сел обратно на лавку. — Слушай, ты, глюк несчастный! А ну-ка успокойся! Что это за заявочки такие — кишки выпускать, голову отрывать? Я завтракать собрался или где? Вон — полбатона коту под хвост, не батон — а месиво! Но есть колбаса и кефир, и я собираюсь все это съесть! Заметь — батон съесть, а не человеческую голову!

— ЭТА МРАЗЬ ДОСТОЙНА СМЕРТИ! ОН ОБМАНЫВАЛ, ПРИКРЫВАЯСЬ ПОДВИГАМИ ВОИНОВ! ОН НЕ ВОЕВАЛ!

— Да успокойся ты, истеричка. На каждого бомжа мне кидаться, что ли? Давай это, сбавляй обороты. Вон уже люди на нас оглядываются…

— КОНЕЧНО, ТЫ ВЕДЬ ТРЕПЛЕШЬСЯ САМ С СОБОЙ! СЯДЬ И ЖРИ УЖЕ, БЕСХРЕБЕТНОЕ СУЩЕСТВО…

— Вот и сяду. Вот и поем. А ты — успокаивайся.

И я сел, облокотился на спинку и откусил большой кусок батона и большой кусок вкуснющей колбасы. И отхлебнул кефира. Честно говоря, здесь, в этом мире и в этом теле мне всё равно нравилось гораздо больше, чем там, на Земле. Конечно, за кромкой остались мои ребятки и школа, и… И много чего. А здесь в одной башке со мной, похоже, жил неизвестный агрессивный сумасшедший, и местный вариант Гоши Пепеляева, которого почему-то пару раз называли двойной фамилией Пепеляев-Горинович. Но это все были мелочи…

По факту тут, в этом ненормальном мире, в состоянии рассудка, которое тоже было насквозь ненормальным, я впервые за десять лет мог вести нормальную жизнь! И это было очень, очень хорошо.