Жизнь, не стремящаяся к жизни, ищет путей к смерти.
Джек Лондон
Прошло несколько месяцев с тех пор, как мы оказались в "Желтых камнях". Прошло много боев с тех пор, как мне надрали зад на ринге. Некоторое время я провел в госпитале. Некоторое время не дрался. А затем, когда начальство тюрьмы решило, что меня можно дальше бить, вновь выпустили на арену. Затем минул еще месяц, некоторые деревья в тропиках вокруг успели пожелтеть, и "Желтые камни" поглотили нас полностью, став частью жизни. Мы жили и дрались, почти не надеясь выбраться оттуда. Единственное, что по-прежнему имело смысл, это убийство Мейгбуна. Но его как и раньше держали где-то на нижних ярусах, куда нам было не добраться. А потом и вовсе пришла зима.
Руководство, кстати, сняло блок на встречи солдат НРГ. Когда это произошло, я, Петрович, Рокки, Вереск и Ветрогон стали зависать вместе почти постоянно, деля каждый день по нескольку раз обеденный стол. Исключение составлял Кэп. Капитан не принимал участия в драках, и его кормили отдельно. Видимо считали, что он может знать нечто большее, чем знаем мы. Но я бы не удивился, если оно действительно так и было. Вместе с этим, едва я выбрался из госпиталя, рассказал друзьям о Бэне, том парне, который лежал на соседней койке. Ни у кого особо не было идей, что он мог тут забыть. Самым странным было то, что его тоже почти не было видно. Но иногда, если приглядеться, он все-таки где-то мелькал. Но слишком издалека и нечасто.
— Знаете, — сказал Рокки, проведя ладонью по своим кудрявым, отросшим волосам. — Я, конечно, всегда знал, что рожден для чего-то особенного, — большие глаза друга словно улыбнулись, — но сидеть в тюрьме на тропическом острове среди кучи злых азиатов мне немного надоело. Крути не крути, а надо отсюда сваливать.
— И что предлагаешь? — выдохнул Петрович, осматривая зал. Сложив здоровые ручищи, он положил обросший бородой подбородок на ладони.
— Вы ведь стали немного понимать по-малайски?
Все кивнули. Хоть никто экспертом себя назвать не мог, но, как ни странно, язык мы понимали с каждым днем все лучше и лучше. Точнее, странным было то, что учение шло действительно быстро, пускай учиться мы, в принципе, особо и не собирались.
— Короче, — начал, склонившись к центру стола, Рокк, хотя нас, скорее всего, никто и не понимал, — надо закорешиться с кем-то из охранников, из тех, кто гоняет на нижние уровни. Как-то договориться, чтоб нас аккуратно выпустили, хоть бы и по-одному, пробраться к Мейгбуну и убить его.
— Нет, — сказал я. — На Мейгбуна в одного никто из нас не пойдет.
— Ясен хер, — буркнул Хорнет, — хотя меня бесит тот факт, что он может побить любого из нас.
— Разве что с пистолетом и монтировкой, — фыркнул Петрович. — Но Штиль прав. Надо убить его так, чтобы самим остаться в живых. Не из легких задача.
— А у нас задач легких и не было, — Рокки обвел нас глазами. — Ну так что, вы за? Надо еще обдумать, как вытащить Ветрогона, но, думаю, это будет проще, чем пробраться и ликвидировать Мейгбуна.
Все кивнули.
— Хорошо. Тогда предлагаю следующее… Идея, конечно, не из лучших, но другой у меня нет… Но если сделаем все как надо, мы провернем все уже в эту субботу.
***
Мейгбун, облокотившись на подушку, кидал в стенку мячик. Тот, отлетая от стены, возвращался обратно в его ладонь, перед этим отскочив от пола. Было максимально скучно. Настолько, что мячик он ловил даже не смотря ни на него, ни на руку, в которую он попадал. Взгляд был устремлен в пространство, которое никто, кроме самого Мейгбуна, увидеть не мог.
Когда дверь его темницы начали открывать, он не прекратил кидать мячик в стенку. Даже если что-то волнует тебя, или интересно тебе, не давай знать, что оно действительно так и есть. Носи ледяную маску как щит, и тогда, возможно, останешься цел, да и яйца никто не цапнет. Такому принципу следовал Иокир Мейгбун.
Когда в дверях появился охранник, абсолютно ничем не примечательный малайский детина, блондин на него даже не посмотрел.
— Вставай, — сказал он.
— Зачем? — мячик снова отлетел от стены в ладонь мужчины.
— Переводят тебя.
— Зачем?
— Много говоришь, — охранник насупился. — Вставай, пока не получил по ребрам дубинкой.
Иокир, послушавшись, вздохнул. Хоть он и не особо понимал по-малайски, но основы языка уже изучил. Особенно популярным словом было "дубинка". Говорили его, как правило, охранники. Блондин вытянул руки вперед, и детина напялил на них наручники. А затем они вышли в темный коридор и шли по нему несколько минут. Редкие факела освещали им дорогу, и Мейгбун в который раз удивился внутри себя архитектуре этой тюрьмы. Интересно, сколько ей лет? Что тут было до "Желтых камней"? Наверное, какой-то замок, где правил тропический король. В бухту, находившуюся, вроде как, неподалеку от тюрьмы, приходили деревянные корабли с черными или золотыми флагами, с них сходили улыбающиеся моряки, старые и молодые, а с собой они несли сундуки несметных сокровищ для королевства, название которого Мейгбун уже знать не мог. Теперь все это было историей. И то, что происходит сейчас, вместе с самим Мейгбуном, тоже становилось историей, пускай и совсем другой.
Через некоторое время его провели в очередную камеру, только на этот раз с окном, через которое был виден солнечный свет, но все же в отдалении от других заключенных. Новая темница, видимо, находилась на другом этаже, или вовсе в другом блоке.
Когда Мейгбун вошел внутрь камеры, почти полностью идентичной той, что была у него до этого, за исключением окна и решетчатой двери, блондин недоуменно посмотрел на охранника.
— Не понял?
Охранник покачал головой, мол, если я начну тебе рассказывать, то все равно не поймёшь язык.
Мейгбун поднял брови.
— А ты попытайся.
— Ты сказал, что мог. Тебя пытали, но этого не хватило, — было видно, что охранник старается говорить максимально понятно и просто, — важность тебя, как противника, сохраняется, поэтому ты теперь здесь. Но некоторая важность ушла, поэтому ты тоже здесь. Твоя ценность убавилась.
Мейгбун усмехнулся и сплюнул под ноги охраннику.
— Я самый важный человек в этом чертовом мире, малаец.
Теперь усмехнулся охранник.
— Оно и видно.
А затем закрыл дверь и ушел. Мейгбун слышал, как затихают в отдалении его шаги. Затем почесал отросшую, чуть ли не золотую бороду и подошел к окну. Подпрыгнув, он ухватился за прутья и подтянулся, чтобы видеть, что находится снаружи. Вид впечатлял.
Отсюда была видно, что тюрьма действительно находится на определенном и достаточно высокогорном плато. Если Мейгбун не ошибался, Малайзия в принципе была не особо горной страной. Да, здесь хватало тропиков, но чтоб прям горы? Нет, это не про это место. За исключением, видимо, "Желтых камней". Было видно, как тропики уходят чуть вниз, а затем обрываются резким обрывом. За обрывом вовсю раскинуло свои объятия Южно-Китайское море. Солнце, поднимаясь над ним, играло золотом на идущих волнах. На несколько мгновений Иокир замер, любуясь красотой. А затем слез на пол и медленно опустился на койку.
Ценность поубавилась, значит. Блондин аккуратно коснулся груди, на которой малайцы оставили шрам. Затем сделал тоже самое с плечом и бедром. Что же, пускай. То, что его перевели сюда, это, в принципе, лучше. Здесь было не так тихо. И, кажется, пытать его уже не собирались, а так — берегли на всякий случай, про запас. Лучше иметь козырь в рукаве в виде нацистского революционера, чем не иметь. Их дело. Дело Мейгбуна — дать отсюда деру, пока война не закончилась. Потому что, если она вдруг закончится, держать его здесь смысла точно не будет.
***
В идее Рокки закорешиться с каким-нибудь охранником был один жирный минус. Точнее, минус был отнюдь не один, но этот был самый явный. Во-первых, большая часть тюрьмы была настроена к нам негативно и в первую очередь именно охранники. А во-вторых, кто может закорешиться с охранником меньше, чем за неделю? И речь идет не о добыче каких-нибудь предметов вроде сигарет, зубочисток или мыла, а о том, чтобы выпустить из камер целую группу людей. Да что уж группу, хотя бы одного. Обмозговав этот вопрос, мы решили, что действовать будем немного по-другому. По старинке. Мы украдем ключи.
И в данном случае мы тоже действовали по старинке. Такой трюк часто можно было увидеть в книжках или фильмах, как правило, его проворачивают либо в барах, либо в тюрьмах.
За ужином, перед отбоем, мы как и обычно уселись за свой столик. Особо много не разговаривали. В столовой и так было довольно шумно. Вереск сидел с разбитым носом и рассеченной бровью. После сегодняшних боев ему крепко досталось. Друг, склонившись над столом, то и дело промокал лицо полотенцем. Да, влетело ему очень неприятно. Но все присутствующие понимали, что влететь может и гораздо хуже. Вереск, также это понимая, не ныл. Он в принципе никогда не жаловался.
— Эй, Бак, — неожиданно обратился я к шедшему мимо заключённому. В руках он держал поднос со своей порцией еды. Бак был американцем и к нему в тюрьме относились также, как к нам. — Гора, — я кивком головы указал на бородатого здоровяка, — просил передать это Вулкану, — я поставил тарелку чёрствой каши на поднос. На каше было нарисовано сердечко с сердечком внутри. — Сделаешь?
Бак с неохотой кивнул. Насколько я знал, Бак, как и любой американец, терпеть не мог малайцев. Вроде как у них с ними был конфликт за какую-то там территорию. Увидев сердечки, Бак внимательно посмотрел на нас, и я понял, что он понял, что мы замышляем. И, к нашему удивлению, улыбнулся.
— Не знаю, зачем вам это, но, надеюсь, сработает.
— Спасибо, Бак.
Сработало. Вулкан, отличавшийся от Горы только тем, что борода у него была темная, как и волосы на голове, чуть ли не взорвался. Подойдя к Горе, сидевшему к нему спиной, здоровяк аккуратно потрогал его за плечо. Тот обернулся и Вулкан, замахнувшись кулаком размером с мою голову, настолько сильно треснул ему по лицу, что я подумал — врежь он так мне, моя голова бы отлетела к стене, срикошетила вверх, в мою камеру, снова в стенку, а от нее в окно. Эдакий гол.
Драка началась за считанные секунды. Люди Горы против людей Вулкана. К ним подключились и другие заключенные, разделявшие взгляды, какие бы они ни были, одной из сторон. Охранники, обалдевшие от такого поворота событий, тут же бросились разнимать заключенных. Их было немного и скоро должны были подойти еще. А значит и времени было мало.
Но все прошло как нужно. Хорнет, как самый ловкий и быстрый из нас, нырнул в толпу, а через минуту вышел оттуда уже с ключами, которые тут же исчезли у него за пазухой.
— Не стань ты военным, — бросил я ему так, чтобы нас никто не услышал, — стал бы профессиональным вором.
Друг улыбнулся в бороду.
— Время делать ноги, старина.
Да, время делать ноги. И делать ноги мы решили ночью, когда большая часть "Желтых камней" спит, а охраны не так много, как днем, потому что, как правило, она тоже спит. Охранники тоже люди.
Когда вечерний отбой уже минул, а за стенами тюрьмы наступила звездная, прохладная ночь, оставалось только ждать. Ждать и молиться — тем, кто действительно во что-то верил. И время, как оно обычно и работает, тянулось очень медленно, почти что вечно. Однако ожиданию подошёл конец — когда это случилось, я обрадовался, что фраза "все рано или поздно заканчивается" имеет место быть.
Через некоторое время я услышал, что Хорнет аккуратно открыл свою дверь. Затем он ее закрыл и появился в поле моего видения. Он медленно, почти не дыша, открыл мою, и мы двинулись туда, где располагались камеры Рокки, Вереска и Петровича. Страх все же достаточно крепко сжимал сердце. Да, ночью люди обычно спят, но все-таки кто сказал, что среди заключенных не найдется совы, которая тут же заорет на всю тюрьму, если случайно нас увидит?
Но нам повезло. Возможно, отчасти потому, что сами мы двигались как мыши, тихо и быстро, надеясь не нарваться на своего кота. И не нарвались. Через некоторое время мы, уже впятером, как бы безумно это ни было, стояли в тени тюремного блока, сотрясаемого храпом десятков заключенных. Лунный свет падал через западные окна вниз, освещая центр помещения.
Почти не сговариваясь, мы вернулись немного обратно и начали спускаться вниз, туда, где располагалась камера Ветрогона. Тут мы и заметили первого охранника. Это было немного странно, что на огромную территорию с кучей заключенных мы не встретили ни одного, но в место, где сидит буквально несколько людей, Мейгбун, Ветрогон, и, возможно, кто-то еще, тут же один появился. Едва мы его заметили, тут же нырнули в тени по обеим сторонам коридора. Тени были непроглядны и почти что черны. Пространство на нижних этажах освещалось лишь одинокими лампочками и факелами.
Нейтрализовать стражника оказалось абсолютно беспроблемно. Когда он проходил мимо нас, пять пар рук выскочили из тени и вырубили его моментально, тут же забрав все, что могло пригодиться. Пистолет забрал Вереск, нож Хорнет, рацию Петрович. Засунув ему в рот его же салфетки, чтобы он не заорал когда проснется, мы сковали ему руки наручниками и оставили у стенки. Затем двинулись дальше.
— Не операция, — тихо шепнул Хорнет, держа нож наизготовку и пробираясь дальше, — а ловля Фортуны.
— "Я человек Фортуны, и я поймаю ее за хвост", — прошептал в ответ Вереск.
— Кто это сказал?
— Генри Эвери. Пират.
— Ааа.
— Помолчите, парни, — сказал я. — Не будем лишний раз шуметь.
Через некоторое время мы встретили еще одного охранника. Он вышагивал по коридору точно также, как первый, только этажом ниже. Уже собираясь пойти к нему, я вспомнил, что Ветрогон должен находиться еще ниже, и мы спустились снова, и встретили опять охранника, на вид точно такого же, каким был предыдущий. Его мы нейтрализовали также. А затем, пройдя вперед, наткнулись на Ветрогона, лежавшего на своей койке.
— Старина? — спросил Петрович.
Ветрогон нахмурился и посмотрел в темноту. А затем вскочил.
— Парни! Что вы тут делаете?
— Тебя спасаем, — Хорнет сунул ключ в замочную скважину и аккуратно провернул. — Только ты не ори, услышат.
— Как вам…
— Неважно, — я обнял Кэпа, когда дверь освободилась. — Сейчас важен только Мейгбун. Ты не знаешь, в какой конкретно камере он сидит?
Ветрогон покачал головой.
— Нет. Но я знаю, что он сидит на предпоследнем этаже и там есть блокпост охраны.
— Значит, двигаем туда. Ты как, порядок? — я посмотрел на синяки капитана, уже успевшие немного подзажить.
— Да. Пойдемте.
И мы пошли. Неизвестно, сколько времени есть в рукаве. Задача лишь одна. Убить и сбежать, а как — значения уже не имеет.
Блокпост охраны представлял из себя точно тоже самое, что мы видели в норвежском замке давным-давно. Всего лишь год прошел, а такое чувство, словно бы вечность. Нам тогда вставили мама не горюй и сунули в подземелье.
Два охранника стояли спиной к нам и достаточно громко разговаривали, встав поближе к теплу двух факелов, расположенных на разных сторонах коридорах. У каждого в руках было по автомату. Рокки усмехнулся, и все поняли, почему. Не было ничего проще, чем в двенадцать рук вырубить двух парней, стоявших к тебе спиной, а вдобавок завладеть их оружием. Когда мы это сделали, у каждого в собравшемся снова отряде было оружие. Огнестрельное, правда, только у меня, Ветрогона и Рокки. Но это уже было отлично.
Пройдя некоторое время по коридору, от факела к факелу, мы остановились посередине, среди каких-то коробок и железных ящиков. Мейгбуна не было ни в одной камере.
— Кэп, ты уверен, что он на этом ярусе? — с сомнением спросил Рокки.
Капитан кивнул.
— Да, должен быть. Не зря же поставили блокпост. Хотя, стой…
Я почувствовал, как по телу ни с того ни с сего побежали мурашки, а пространство вокруг будто наэлектризовалось, поднимая волосы на моих руках дыбом.
— Засада! — заорал я и толкнул Вереска к стене. Тот упал за ящики и коробки. Я и остальные, не дожидаясь, тоже спрятались среди них. Топот сапог и грохот автоматных очередей, разорвавших черное пространство над нами, был настолько неожиданным, что в какой-то момент меня чуть не стошнило от ярких красок и абсолютного шума, в один момент обрушившихся на организм. Стреляли с той стороны, откуда мы пришли. И охранников, очевидно, было много. Только почему они сюда пришли? Неужели дело в тех парнях, которых мы обезвредили пять минут назад? Но не могли же они среагировать так быстро!
— Надо сваливать отсюда! — рявкнул Ветрогон, и, на мгновенье приподнявшись, дал короткую очередь в сторону врагов. Было неизвестно, задела она кого-то или нет.
— Под обстрелами не уйдем, — громко сказал Рокки. Высунув автомат вверх, он также дал короткую очередь вслепую. Один из охранников вскрикнул, поток пуль, летящих в нас, ушел в потолок. Что же, минус один. Уже неплохо.
— А что с той стороны? — спросил я Ветрогона, кивком головы указав в противоположную сторону. — Уйдем по коридорам?
— Вроде как да, если идти только прямо, — капитан снова дал несколько одиночных выстрелов. Несколько пуль просвистели прямо у нас над головами. — Но там…
— Нет времени, — ответил я и взялся за оружие. Бегите в ту сторону, мы попытаемся отбиться сколько сможем. Потом сразу за вами.
— Но… — Хорнет хотел было возразить, но не успел. Неожиданно одна из пуль, летящих со стороны охранников, настигла только привставшего было Вереска. Было видно, как фонтанчик черной кровь выскочил у него из груди. Через мгновение, словно подкошенный, он рухнул на пол.
— Вереск!
Все подскочили к нему. Мы с Рокки перестали экономить патроны и высадили в сторону врагов абсолютно все, что у нас было. Через несколько секунд затворы защелкали, будто говоря нам — извините, ребята, но все. Лимит везения исчерпан.
Друг тем временем умирал. Умирал неожиданно и быстро, как оно обычно и происходит, а не как расписывают в великих книжках. Голова бойца была на коленях Петровича, а тот сжал руку на груди Вереска, пытаясь сдержать кровь. Но, стоило лишь кинуть взгляд на несколько пулевых отверстий, чтобы понять: это бесполезно.
— Приятель… — я рухнул на колени. Охранники медленно приближались к нам.
— Ничего, — прохрипел Вереск и улыбнулся. В темноте, в которой мы научились видеть, было видно, как его глаза словно бы слегка дрожат. — Ничего, парни. Если не казнят вас, выберитесь отсюда. Ладно?
Кто-то кивнул, но никто не проронил ни слова.
— Ничего, — сказал он, и я почувствовал, как в горле встал ком. — Ничего. Это всего лишь смерть.
И его не стало.
***
Нахождение в тюрьме само собой подразумевает ограничение свободы. Если ты охранник, то частичное. Если ты заключенный, то почти полное. Когда сидишь достаточно, чтобы к этому привыкнуть, это уже становится не так уж и страшно. Но когда у тебя есть кто-то, кто близок тебе в месте заключения, и этот кто-то умер, а за стенами тюрьмы на него всем насрать, становится очень тяжело. Поэтому Вереска никак не похоронили и просто сожгли. Для мест вроде "Желтых камней" это было нечто вроде милосердия. И, говоря честно, мы были благодарны, что его тело не подверглось каким-либо насильственным действиям. Вот только чувство несправедливости никуда не делось — отличный солдат и не менее отличный парень, прошедший через ужасы Третьей мировой войны, сгорел в печке вонючей и дикой малайской тюрьмы, вдалеке от своего дома и страны, ради которых он здесь и оказался. И никто его не вытащил. Никто не явился в ЕМГ за нами. Не то, чтобы мы этого ждали очень сильно. Но было бы хорошо, если бы так сложилось. Жаль лишь, что эта история хоть и достаточно фантастическая, но все-таки реалистичная. В настоящей жизни спасения почти никогда не приходят в последние моменты. Они в принципе не приходят. А если и придут, ты — величайший везунчик на Земле. Вереск оказался не из таких. И не только он.
Жизнь текла дальше как обычно. Мы дрались в бойцовском клубе "Желтых камней", иногда побеждали, а иногда проигрывали. Лежали в больницах. После "инцидента" нас всех вернули по нашим камерам. Точнее, нам так сказали. Раскидали, в действительности, по другим местам. Только мы с Хорнетом почему-то остались жить по-соседству. Но был во всем этом дерьме и плюс: в "Желтых камнях" нас здорово зауважали. Не все, конечно. Хватало заключенных, максимально подлизывающих начальству. Но где таковых не бывает? В любом случае, наш авторитет ощутимо увеличился, и это нас определенно радовало. Мелочь, но приятно.
А еще через некоторое время меня, также неизвестно зачем, решили перевести. Уходить со своей камеры, особенно по-соседству с лучшим другом, не хотелось абсолютно. Но кто спрашивает?
Положив вещи, среди которых были и достаточно теплые, на постель в новой камере, я первым делом сделал то же, что и сделал в той, где очутился в первый раз: посмотрел в окно. Отсюда точно также было видно обрыв и море за ним, только чуть дальше и будто ниже. Чуть более нижний ярус, что я и так понял, когда спускался вниз, и немного другое расположение. Правда, было еще одно жирное отличие, которое я сначала не осознал, а когда осознал, думать об этом уже не думал — на этом этаже не было заключенных. Точнее, мне сначала так показалось.
— Черт, — раздался голос из-за стены. — Неужели ко мне подселили соседа? Эй, парень! Кем бы ты ни был, давай познакомимся, вдвоем будет не так уж скучно!
Я схватился за стенки решетки.
— Эй, ублюдки малайские! Вы решили посадить меня с этой тварью? Зачем?
— Боже, приятель, — Мейгбун, вскочив, заголосил, встав где-то слева и тоже схватившись за решетку. Видно его не было. — Это же ты, да? Ты! Я по голосу узнал.
— Можешь подавиться своим узнаванием.
— К чему такая агрессия? Ты разве не рад? Так давно хотел до меня добраться, и вот — я в паре метров.
— Лучше бы твоя голова висела на воротах этой тюрьмы, радости было бы куда больше.
— Как грубо. А я, знаешь, думал, что вас все-таки побили всех. Ну, в клубах. Ведь вы такие нежные.
— Себя видел? Или уже забыл, как я тебе ебло начистил во Франции? А, точно! А в Италии ты прямо-таки показал себя. Великий человек! Ха! — я сжал прутья решетки так, что мои пальцы побелели. Поток речи было не остановить. — Мейгбун, ты жалкая, трусливая шлюха, которая раз за разом стала позориться! Походу, уже вошло в привычку.
— По-крайней мере, я не вонючая грязнокровка из НРГ, у которой дружки дохнут один за другим как мухи, — заорал нацист, — и головки которых трескаются как орешки, стоит лишь один раз приложить усилие.
— Больной ублюдок!
— Жалкий выродок!
— Нацистская тварь!
— Я убью тебя точно также, как прибил того парня качка на площади, — бросил блондин. — Как убил азиата.
— Сначала попробуй достать меня!
— Это, вроде, ты все собирался сделать?
Наступила резкая тишина.
— То-то же, — было слышно, как Мейгбун сплюнул. — То-то же.
Адреналин растекся по всему организму. Сказать неожиданно стало нечего. Дернув плечами, я отошел к окну, затем немного походил и сел на свою койку. Тело начинало постепенно приходить в себя, медленно успокаиваясь. Успокоиться ему было тяжело. Мне успокоиться было тяжело.
Он сидит буквально в метре, просто за стеной, а убить его нельзя. Он будет смеяться и насмехаться, и сделать ему ничего нельзя. Он будет жить, и сделать с этим ничего нельзя.
Однако, с другой стороны… Меня ведь посадили сюда-то зачем-то, верно? Значит, в этом был какой-то смысл. Я вперил взгляд в стенку, где сидел нацист. Как бы там ни было, я доберусь до тебя, блондинистый ублюдок. Доберусь и разорву на две части, а затем еще на столько же, а потом еще. Просто жди, "приятель". Жди, и я приду.