Итан Рокотански (СИ)

Глава 10. Добро пожаловать в Италию

…потому получается, что каждый, рожденный в государстве, обязан ему верой и правдой. Однако вера и правда не даются стране просто так — это работает только в обе стороны. Если государство не заботится о человеке, с чего бы ему заботится о государстве?

Отец Тимофей, священник одной из церквей в Молодечно

Я смотрел, как медленно двигались облака над Сицилией. Впрочем, в действительности они двигались отнюдь не медленно: стоило лишь вперить в них взгляд, как можно было заметить, что они несутся гораздо быстрее, чем могло показаться сначала. Они были иссиня-темного цвета, закат не так давно сгорел, и небо на том участке выглядело как аккуратное, но неустанно гаснущее пламя. Такие закаты, закаты поздней весны и начального лета, на войне казались чем-то абсолютно печальным и красивым — однако, откиньте меня лет на десять назад, во времена, когда я был еще ребенком, и этот закат приносил бы совсем иные эмоции. Он являлся бы самым прекрасным явлением, какое только можно наблюдать в этой жизни. Впрочем, это, пожалуй, было вполне логично.

Вспомнив, что мы находимся на вражеской территории, я отошел от окна и повернулся к своим. Все были здесь: Ветрогон, Хорнет, Петрович, Рокки, Вереск. Была здесь и Альва, девушка, вытащившая нас из плена в Норвегии. Сейчас она сидела, поджав под себя ноги и что-то рисовала в маленьком блокноте. На некоторое мгновение я задумался, подумав, какая странная штука жизнь. Вот Альва вытащила нас из подземелья, возможно, в корне изменив наши судьбы, а ее было так мало в этой истории, что я даже не помню, вспоминал ли хоть раз ее имя. Тем не менее, теперь она снова была здесь. Девушка с нашей последней встречи успела улучшить свой русский: теперь она понимала нас и вовсе отлично, хотя акцент, конечно, никуда не девался, тем более ее. Северные языки имели достаточно грубое, как мне казалось, звучание. Впрочем, не такое грубое, как немецкий.

Мы расположились в небольшом домике неподалеку от одной из итальянских деревушек. Он стоял на краю огромного поля, не сильно близко, но не очень далеко от дороги, на которой в течении целого дня, что мы здесь провели, никто так и не появился. В домике, очевидно, планировали сделать ремонт: уже были поставлены новые окна, кое-как сделаны полы, но работы предстояло еще очень и очень много. Было ясно, что дом этот только строился, потому большая часть здания была не готова. А еще всюду лежало сено, в котором мы разместились. В сене было тепло.

— Если мы пролежим здесь еще несколько часов, — сказал Хорнет, у которого наружу торчала только голова, — то я усну и точно не проснусь. Так мягко и тепло мне еще нигде не было.

— Говоришь так, будто сейчас на улице минус десять, — Вереск хмыкнул, держа в руках свою снайперскую винтовку.

— А в душе — холод и мороз…

— Началось, — буркнул Петрович.

Хорнет отмахнулся, подняв тем самым из сена маленький холмик. С тех пор, как к бойцу вернулся голос, он снова стал шутить, хотя и не так часто, как раньше.

— План все помнят? — спросил Ветрогон. Большую часть времени, то есть весь неполный день, что мы находились на Сицилии, капитан молчал.

План помнили все.

— Хорошо. Потому что пришло самое время его повторить, если вы не хотите, чтобы Мейгбун снова ушел живым. В этот раз расправиться с ним нужно окончательно.

Все были с ним согласны. Правда план, несмотря на его, хотелось бы, счастливый итог, все равно был достаточно сложным. Все должно было быть секунда в секунду.

И дело обстояло так.

Главной задачей, как было сказано несколько раз ранее, являлась ликвидация Мейгбуна. Операция состояла из нескольких этапов.

Резиденция Мейгбуна находилась аккурат над коммуной Трапани. Когда мы впервые посмотрели на план этих мест, у Петровича возникла аналогия, что нацист живет на итальянских "голливудских холмах" — город лежал внизу и у него, конечно, открывался прекрасный вид из своего дома, как и на саму Трапани, так и на море, лежащее за ней. Хорошо устроился. И не жаль, что ему это не поможет.

Операция, которую мы сразу же посчитали самой сложной, была таковой вовсе не просто так. Одно дело попасть на завод с ядерными ракетами. Да, это, безусловно, было тяжело. Верно, Омессун тоже дался нам нелегко. Но добраться до Мейгбуна в полностью нацисткой Италии, в вилле, окружённой охраной, над городом, полным врагов… Задача обещала быть тяжелой. Но нас это устраивало. Потому что как минимум у нас был неплохой план.

Петрович и Вереск, под видом простых гражданских, должны были оказаться в центре Трапани. Если говорить точнее, они должны были очутиться у основного оружейного склада этой коммуны, безусловно, хорошо охраняемом, даже подступы которого тщательно охраняли итальянцы. Задача была достаточно проста — подорвать к чертовой матери этот склад. Пробраться вовнутрь они намеревались, как и в предыдущие разы до этого, по канализации — единственное, нам было неизвестно, напичканы ли они решетками, но, в любом случае, при нужде они могли их срезать. Взрыв такой силы будет виден с резиденции, что, во-первых, отвлечет Мейгбуна и охрану, а во-вторых лишит город немалой оружейной мощи, что тоже было очень хорошо.

Задачей Альвы, Ветрогона и Рокки было также устроить массовый переполох, только на окраине города, уже неподалеку от резиденции, ровно следом за Петровичем и Вереском. Их миссия была очень опасной: Рокки должен был чуть ли не в открытую начать расстреливать нацистов из одного из домиков, имеющих пулеметное гнездо — он, по данным разведки, был свободен, что играло нам на руку. Когда итальянцы, в том числе те, которые находились рядом с резиденцией, побежали бы ликвидировать угрозу, отход Рокки прикрыла бы Альва со снайперской винтовкой, уже с совершенно другой точки. А отход Альвы, в свою очередь, прикрыл бы Ветрогон. В любом случае, нацисты точно будут отвлечены от Мейгбуна и потеряют склад с боеприпасами. Тогда к делу должны подключится я и Хорнет.

Две снайперские позиции, которые нам нужно было занять, находились буквально в полутора милях от резиденции. Если нацист попытается уехать, мы бы точно просматривали обе дороги, ведущие от его дома. Расстрелять машину, мотоцикл или что-нибудь еще не составило бы труда. Если же он решит остаться, дело обстояло сложнее: нужно было проникнуть в виллу и убить его там. Ветрогон в таком варианте должен был подключится к нам. Да, штурмовать резиденцию втроем то еще безумие, но кто сказал, что мы не безумцы? Главное — убить Мейгбуна. Из чувства мести, долга, по соображениям совести, неважно. В любом случае это поможет выиграть войну.

Выдвигаться на операцию мы должны были с приходом темноты, но ближе к рассвету. Трапани находилась неподалеку. А сейчас нужно было просто скоротать время.

— Интересно, — снова подал голос Хорнет, так и не вылезший из сена. — Бог действительно есть, и звезды с ним, или сверху — просто макет для человечества от инопланетян?

Ветрогон буркнул что-то нечленораздельное. Капитан был весь в себе.

— Если звезды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно, — сказал Петрович.

Все удивленно посмотрели на него.

— Бродски? — с акцентом спросила Альва.

Здоровяк покачал головой.

— Маяковский.

— Аа, Маковски! Я его чуть-чуть читать. Тяжело.

— Да, для иностранцев он может тяжело даваться. Рифма необычная.

Альва покивала головой.

— Нравится Есени. Ровно пишет.

— Да, Есенин крутой, — Вереск уважительно посмотрел на Альву.

— А тебе кто нравится, Штиль? — Хорнет посмотрел на меня.

— Не разбираюсь в стихах, но помню, что Мандельштамм хорошо писал.

— Я вернулся в мой город, знакомый до слез…

— До прожилок, до детских припухлых желез…

— Ты вернулся сюда, так глотай же скорей…

— Рыбий жир ленинградских, речных фонарей.

Некоторое время помолчали.

— Вечер поэзии, — чуть улыбнулся Ветрогон, глядя на нас. — Это хорошо, но нам всем надо поспать. Завтра самый важный день в наших жизнях.

Народ согласно загудел.

— Штиль, Вереск, вы первые на посту. Через три часа мы с Петровичем вас сменим.

— Хорошо, кэп. Всем доброй ночи.

— Доброй.

***

— Интересная штука — жизнь, — Иокир Мейгбун опустился на стул, сложив на его спинке руки. Затем опустил на них подбородок и светлыми глазами посмотрел на пленника. — Стоит в моей жизни появится хоть чему-то хорошему, я тут же это теряю. Однако, — он прищурился. — Когда я ничего хорошего не жду, оно является само собой. И вот как это объяснить?

Пленный молчал. Пленный, сидевший рядом с ним, тоже. И еще восемь. Десятеро заключенных находились в камере. Нацист вздохнул.

— Гендеретт!

Друг вышел из темноты так, будто материализовался из нее. Волки ощерелились на его плечах.

— Как думаешь, если мы начнем сносить им головы, они нам что-нибудь расскажут?

— Безусловно. Что взять с трусливых, безмозглых итальяшек?

— И верно. Эй, языкастые! — рявкнул для вида Мейгбун. — Мне надоело с вами возиться. Если не расскажете все, что знаете о действиях сил сопротивления в Италии, а особенно на Сицилии, я посношу вам, нахуй, головы, точно также, как снес ее вашему приятелю. Все понятно?

Пленные что-то забормотали на итальянском.

— Нихрена им не понятно, — буркнул Гендеретт, вставив ключ в дверь от камеры. Резко открыв ее, он схватил за шкирку ближайшего итальянца и потащил к Мейгбуну. Остальные сразу же заголосили.

— Мы расскажем! — сказал с акцентом один из них.

— Быстро вы, — улыбнулся Мейгбун. — Гендеретт, придержи итальяшку. Если начнет выдумывать — убью его. Если нет, вернем в темницу. Слушаю.

— Корабли, — сказал итальянец.

— Корабли?

— Маленькие корабли. Забыть слово.

— Лодки?

— Лодки! Мы видели лодки недалеко от Трапани, лодки в кусты.

Мейгбун прищурился.

— Что еще за лодки?

— Я не знаю.

Мейгбун достал короткоствольный револьвер.

— Я честно не знаю! Это не наши лодки, не сопротивление!

Нацисты переглянулись.

— Кто-то высадился на берегу, — сказал Гендеретт. — Видимо, недавно, потому что никаких лодок там раньше не было. Где лодки? — обратился он к говорившему пленному.

Узник рассказал, где они видели "маленькие корабли".

— Отправь туда несколько отрядов, — Мейгбун повертел пистолетом в руке. — Прошерстите все вокруг, найдите следы, каждый дом облазьте. Найдите… Разведчиков?

Тут нацист взмахнул револьвером. Грохнуло, черепная коробка пленника, которого держал Гендеретт, треснула, обрызгав кровью прутья решетки. Узники закричали.

— Ты обещал вернуть его обратно!

— И я свое слово сдержал, — ответил Мейгбун, когда второй нацист закинул мертвеца к остальным. — Будьте паиньками, итальяшки. И спасибо за содействие — Северное Трио никогда не забывает тех, кто помогает ему.

***

Людей в центре Трапани было много. Вереск, не оборачиваясь, шел следом за Петровичем, который, чтобы не привлекать слишком много внимания своим ростом, шагал едва ли не полу согнувшись. К полудню солнце поднялось высоко над Италией, и на небе не было ни облачка. Это напрягало Вереска. Почему-то ему казалось, что такая чудесная погода обязательно должна сменится чем-то другим. Дождем? Градом? А может, резко пойдет снег? Кто его знает. В любом случае, это не нравилось как Вереску, так и шагающему спереди Петровичу, аккуратно рассекающему большими ручищами толпу. Но виду никто из них не подал. Сегодня было не время для домыслов и странных предчувствий.

— Вон блокпост, — тихо сказал Петрович, на миг замедлившись и кивков головы указав на двух итальянских военных, стоящих перед шлагбаумом. Примерно за ними и находился оружейный склад.

— Нам, вроде, в дом чуть дальше, — Вереск попытался вспомнить объекты на карте. — А оттуда в канализацию.

— Хорошо. Только, если что, не стреляй. Иначе все сбегутся.

Так и поступили. Пройдя чуть вперед, разведчики быстро вошли в дверь одного из домишек, мгновенно ее за собой прикрыв. В доме никого не было.

Судя по интерьеру вокруг, раньше он был какой-то сувенирной лавкой. С началом войны такие предприятия позакрывались или начали служить каким-то другим целям — данное место также не стало исключением. Сувенирная лавка закрылась, но дом почему-то был открыт, хотя и пустовал. Но надолго ли?

Напарники обошли комнаты, стараясь не приближаться лишний раз к окнам. Спуск в подвал обнаружился, как ни странно, в ванной. Из подвала он уходил в канализацию.

В канализации же, как обычно и бывает, было сыро. Благо, далеко идти не пришлось. Через несколько минут Вереск и Петрович обнаружили подъем наверх, который и был начертан у них в карте. Перед тем как подняться разведчики послушали, есть ли кто наверху. Никакого шума не было. Напарники приоткрыли люк.

Темнота хоть глаз выколи. Вереск, лезший первым, подождал, пока глаза немного привыкнут к ней. Когда разведчик стал различать объекты интерьера и понял, что поблизости никого нет, включил фонарик. Через полминуты они уже стояли среди стеллажей, уставленных грудами ящиков с боеприпасами и взрывными устройствами. Окон здесь не было, а сам склад оказался не таким уж большим, каким думалось изначально. Напрягал только тот факт, что в дверь, находившуюся неподалеку, в любой момент могли зайти итальянцы, которые, безусловно, стояли прямо за ней на посту. Однако, если не подавать шума, у них, возможно, и не будет повода заходить.

— Ну, начнем, — пробормотал Петрович. — И да поможет нам Бог.

Установка бомбы — дело опасное. Особенно тогда, когда не являешься в данном искусстве профессионалом. Хорошо хоть была четкая инструкция, которую дали им накануне. Лучше иметь краткий курс знаний, чем не иметь никакой.

Когда разведчики закончили установку взрывного устройства, которое по итогу получилось достаточно крупным, за дверьми послышался шум приближающихся шагов. Вереск мгновенно выхватил пистолет, уже готовясь открыть огонь по вошедшему, но шаги резко ушли в другом направлении и напарники облегеченно выдохнули, установив на бомбе таймер и запихав ее поглубже в ящики.

— По-крайней мере мы не взорвались сразу, — тихо сказал Вереск.

— Да. Теперь все зависит уже от них, — Петрович вытер со лба пот. — А сейчас нам нужно сматывать удочки. Если повезет, сегодня мы войдем в историю.

— Мы и так вошли в историю. Причем дважды.

— Ну и хорошо. Бог любит Троицу. А теперь уходим!

***

— Ребята, меня слышно там? — тихо спросил в рацию Рокки. Раздалось шипение и разведчик услышал голос Ветрогона:

— Все в порядке, Рокк. Связь хорошая.

— Я почти на месте. На улицах относительно пусто, к пулеметному гнезду пробраться сумею. Вы готовы?

— Готовы, — подключилась Альва. Ее акцент был слышен даже через рацию. — Можешь стрелять.

Рокки улыбнулся. Нравилась ему эта девушка, хоть он никому этого и не показывал.

— Выдвигаюсь на точку. Конец связи.

Разведчик, попытавшись спрятать пулемет в пальто, вышел из деревьев на улицу. Она практически пустовала, не считая нескольких итальянцев в самом низу, спускающихся по склону. Перейдя на другую сторону Рокки шагнул в переулок, после чего пошел маленькими двориками до дома, где и располагался дот. Добрался достаточно быстро. И, возможно, двигайся он чуть медленнее, это могло бы ему помочь. Но, видимо, не сегодня.

Итальянский солдат, неожиданно появившийся в дверном проеме одного из домов, уставился на него. Ремень свисал у бедра. Видимо, он не успел его застегнуть.

Рокки встал как вкопанный. А затем резко поднял пулемет, но противник оказался быстрее.

Толчок оказался настолько сильным, что Рокки, несмотря на достаточно тяжелое оружие в руках, на мгновение оказался в воздухе — ровно перед тем, как удариться спиной о бетонную кладку соседнего дома. Не успел разведчик вскочить, как итальянец уже оказался рядом.

— Topo inglese!(Английская мышь! — итал. яз.) зарычал он и врезал Рокки по лицу. — Como osi presentarti qui?(Что ты делаешь здесь?)

Кудрявый боец резко ткнул итальянца в живот стволом пулемета. Когда тот мгновенно скорчился, вскочил и с замахом врезал снова, уже по челюсти. Потерявший сознание итальянец рухнул в пыль, задев ногой какую-то вазу с цветком. Та, упав, разбилась, рассыпав землю на голову врагу.

— Я из НРГ, — выдохнул Рокки, потирая место, куда ударил его итальянец. — Не знаю, о каком инглише ты говоришь.

Рокки затащил итальянца в ближайшее помещение и закрыл дверь. Однако отправиться дальше разведчик не успел. Шум раздавался из того дома, откуда вышел итальянец. Боец взял пулемет поудобнее и подошел ближе. Окна были занавешены. Дверь приоткрыта. Разведчик медленно вошел в дом.

Иногда человеческая жестокость не знает границ, ровно также, как человеческое скотство. Война же такие вещи оголяет еще сильнее, показывая их в полной свой силе, пускай удивительными на той же войне, они, пожалуй, не были.

С десяток девушек находились внутри. Полностью голые, в цепях, грязные, зрелые и молодые, они жались друг к другу, испуганными глазами смотря на вошедшего кудрявого парня с пулеметом. Рокки выдохнул, выпустив воздух через нос. Эти скоты насиловали женщин, заковав их в железо. И что делать? Им некуда бежать. Не сейчас.

— Hey(Эй — англ. яз.)… — сказал Рокки, пытаясь вспомнить английский. — I come back you(Я возвращаюсь к вам).

— Вы русский? — неожиданно прошептала одна из девушек.

— Что?

— Вы русский? — говорившая попыталась прикрыть грудь руками, сведя бедра.

— Да, — ответил разведчик, изумленный русской речью. — А вы?

— Белоруска. Мы все здесь из НРГ.

Рокки почувствовал, как ярость начинает леденеть в нем.

— Как вы сюда попали?

— Это долгая история, — одна из женщин посмотрела в занавешенное окно. Глаза у нее были пустые и безумные одновременно. — И, наверное, это уже неважно. В Италии слабое сопротивление, чтобы освободить нас. Этот кошмар будет длиться вечно.

— Вам нужно уходить отсюда, — сказала женщина, сидевшая ближе всего к разведчику. — Они могут прийти в любой момент.

— Итальянцы?

— Да.

Рокки сжал зубы.

— Я не могу вас здесь оставить.

— Но освободить тоже не можете. Тогда они поймут неладное и отправят поисковые отряды.

— В любом случае, — сказала та, что была с пустыми глазами, — нам не убежать отсюда.

Наступила тишина.

— Я вернусь за вами, — сказал Рокки. — Обещаю.

Девушка, которая заговорила с ним первая, улыбнулась.

— Мы верим. Как вас зовут?

— Рокки.

Она кивнула.

— Хорошо, Рокки. Уверена, долго ждать не придется.

***

— Хорнет.

— Чего?

— Просто хотел сказать, что если ни черта не выйдет, то я рад, что служил с тобой.

— Заткнись, Штиль. Все у нас выйдет, — голос напарника из рации был чистым и почти без помех. — Настройся на успех. Представь голову Мейгбуна отдельно от тела.

— Да. Да, было бы славно.

Я замолчал. Мысли, несмотря на то, что я всячески старался выкинуть их из головы, неустанно и досадно вертелись в ней.

Вид на резиденцию Мейгбуна открывался отличный. Одну из дорог, ведущую в гору, по которой можно было также спуститься и в город, тоже было видно хорошо. Отличный снайперский простор открывался отсюда, из тени деревьев и грубых холмов. Я очень надеялся, что итальянцы не смогут меня здесь найти, по-крайней мере, хотя бы какое-то время. Хорнет расположился на другой стороне от резиденции, в укрытии схожем моему. Какую бы дорогу не выбрал Мейгбун, если какую-нибудь из дорог он все же решит выбрать, мы имели над каждой контроль. Другое дело, хватит ли точности и времени попасть в него… Но выбора не было. Мы были обязаны это сделать.

День, несмотря на хмурое утро, оказался солнечный. Не оглядываясь на то, что на улице стояло лето, складывалось ощущение, что сейчас была холодная зима. Дело было не в температуре или осадках — дело было в небе. Случается так, что зимой на небе нет ни единого облачка, оно яркое-яркое и синее, настолько, что окружающее пространство превосходно видно и без снайперского прицела. Сейчас была именно такая погода. Только было тепло и зелено.

Взрыв, несмотря на то, что мы ожидали его по часам, случился все равно неожиданно. Рвануло так, что столпы дыма поднялись, по меньшей мере, на километр вверх. С моей позиции было видно горящий итальянский арсенал и бушующее пламя на его останках. Тут же заорали повыпрыгивавшие неизвестно откуда итальянцы. Улицы в миг стали бурнооживленными. Гражданские и военные вперемешку столпились вместе, смотря в сторону взрыва. Несколько машин с солдатами действительно отправились в центр города, на место происшествия.

— Хорошо рвануло, — хрипнуло радио голосом Хорнета.

— Хорошо.

— Мейгбуна не вижу. Ни на веранде, ни в окнах, нигде. Ты?

— Также. Хотя…

— Что?

— Поздно.

— Что?!

— Прошел быстро в окне вглубь дома. Может быть, собирается уезжать.

— Будем наготове, Штиль. Сейчас должны остальные подключиться.

Рокки не замедлил себя ждать. Пусть пулеметная очередь достаточно глухо доносилась досюда, мы помнили о том, что члены отряда были от нас относительно недалеко. Через минуту непрерывного огня она заглохла. Раздались крики итальянцев, которых почти не было слышно, а затем одиночные выстрелы снайперских винтовок. Я посмотрел в сторону, откуда они звучали. Синее небо, высокие деревья. Где-то среди них лежал Хорнет. Мейгбун не выезжал.

— Нужно идти туда, Штиль.

— Тогда выдвигаемся, — я выдохнул, чувствуя, как руки начинает сводить от напряжения. — Но, Хорнет.

— Что?

— Сначала я.

— Нет уж.

— Если он все-таки поедет, ты сможешь его подстрелить. Если он поедет в мою сторону, то выйдет прямо на меня. Поконтролируй еще немного свою дорогу.

Хорнет вздохнул.

— Хорошо. Пять минут, Штиль. И я выхожу.

Спрятав снайперскую винтовку среди кустов и тряпья я сунул за пазуху небольшой полуавтоматический автомат без приклада. Пистолет покоился в кобуре, нож — в левом ботинке. Была или не была. Сейчас или никогда.

Влиться в толпу гражданских оказалось несложно. Пока те были отвлечены стрельбой и взрывом склада, я быстрым шагом добрался до резиденции, перелезши через невысокий, белый забор, какие часто ограждали виллы в Италии, а особенно на Сицилии.

— Выхожу, Штиль.

— Хорошо. Жду тебя. Конец связи.

Охрана тоже действительно покинула резиденцию, либо, что было вероятнее, вся переместилась внутрь здания. Когда Хорнет оказался рядом, никто по-прежнему не появился.

— Ну что. Будем разделяться?

Я качнул головой.

— Ты забыл, что происходит в кино, когда друзья разделяются?

— Нет.

— Вот именно. Тем более если их там целая толпа, вдвоем будет проще справиться. Если мы справимся.

— Справимся, — напарник взял поудобнее точно такой же автомат без приклада, какой был у меня. — Пойдем. Найдем сукина сына.

Внутрь попали через небольшое окно, ведущее в широкую, ванную комнату. Очевидно, Мейгбун не слишком беспокоился за свою жизнь, раз попасть на территорию резиденции и в саму резиденцию оказалось так просто. Внутри было тихо и пусто. Дверь была заперта.

Подойдя к ней, Хорнет прижался к ней ухом. Показал, что ни одного звука не слышно. Я кивнул. Напарник открыл дверь.

Фразу "Богато жить не запретишь", очевидно, придумали, вспоминая Иокира Мейгбуна. Нужно ли рассказывать, насколько шикарной была резиденция? Не знаю. Если человек может себе представить итальянскую виллу изнутри, или хотя бы американскую, ту самую, что стоит на холмах, то он сразу поймет, каково там.

Широкие и гладкие лестницы белого цвета, ведущие вниз и вверх, огромные стеклянные окна, из которых открывался отличный вид на раскинувшийся город внизу. Такое убранство доступно либо тем, кто вкалывал на это не щадя ни себя, ни собственного времени, либо тем, кто думает, что он лучше всех остальных, а потому может играть грязно. Иокир Мейгбун был из вторых. Так, по-крайней мере, думал я.

Вот только где он сам?

Хорнет с автоматом наготове осмотрелся по сторонам. Затем посмотрел на меня. На немой вопрос "А где же охрана?" я и сам не знал ответа. Это было очень странно. А еще более странно…

Я замер, почувствовав, как леденеют ноги, а ладони начинают потеть. Камера — камера, показывающая изображение в живую, штука, доступная также далеко не всем, нацелилась на нас с Хорнетом, помигивая своим красным, почти что кровавым глазком. А потом рвануло.

Не знаю, сколько прошло времени, как я пришел в себя. Не знаю, терял ли я сознание на самом деле. Понимал лишь одно: на голове есть что-то горячее и мокрое, и, очевидно, этим горячим и мокрым была кровь. А еще лежать, прижатым кусками бетона к полу, было просто отвратительно и невыносимо больно. Не было никакой речи о том, чтобы сдвинуть куски самому. Пыль, медленно оседающая на нас с Хорнетом, которого прибило точно также, никак не могла улечься, медленно оседая на нас. Тут я заметил, что вилла потеряла часть крыши. Синее небо виднелось в отверстие, оставшееся после взрыва.

— Парни, — раздался усталый голос. — Я понимаю, что я оплот мужественности и сексуальности. Правда, — Мейгбун появился из облака пыли. Нацист был полностью экипирован, точно также, как и в прошлые разы. Монтировка виднелась из-за серебряного волка на плече. — Но вам не кажется, что наши встречи стали чем-то скучным и банальным? Какой раз я уже даю вам просраться, м? Какой раз вы валяетесь после взрыва на полу, не в силах сопротивляться мне?

— Я бы так не сказал, — ответил я, чувствуя, как осколок бетона давит на грудь. — Как твоя морда, кстати? Зажила? Когда я бил, складывалось чувство, что она уже не заживет, до того это было легко.

Мейгбун посмотрел на меня. Затем подошел ближе и поставил ногу в берце на на кусок, придавивший меня к земле. Я выдохнул, ощущая, как заканчивается воздух.

— Ты не представляешь, как сильно надоел мне, — сказал нацист. Затем помолчал.

— Бьет, значит любит, — попытался хохотнуть Хорнет, точно также лежа рядышком. — Может, он тебе и надоел, но факт фактом, — он набрал побольше воздуха в легкие. — Ты не такая уж неприступная сучка, какой хочешь казаться.

— А почему ты рядом с ним постоянно тусуешься? — поднял брови нацист. — Вы, ребята, часом не пидоры? А то в моей идеологии, их, знаете ли, не любят.

— Катись к черту, — сказал я. — Вместе со своей идеологией.

Нацист посмотрел на меня. Помолчал, а затем вытащил короткоствольный револьвер, тот самый, из которого выстрелил мне в бок.

— Покачусь. Но сначала вас к нему отправлю. Славно поиграли, ребятишки.

Последние слова, которые он все же успел договорить, практически растворились в странном и неожиданно появившемся шуме. Мы все замерли, стараясь не дышать. Мейгбун нахмурился, глянув на нас обоих из-под светлых бровей. Поняв, что это за шум, я открыл от изумления рот.

Вертушка. Звук лопастей, раздававшихся все ближе и ближе.

— Вы действительно вздумали атаковать Италию? — потрясенно выдохнул Мейгбун.

— Это не наш вер… — Хорнет закончить предложение не успел. Неожиданно пространство вокруг заполнили люди, одетые в неизвестное нам обмундирование. На черных бронежилетах имелись красные значки, образующие странные красные линии. Я нахмурился, попытавшись вспомнить, где я их видел. Шум вертолета раздавался все ближе.

— Иокир Мейгбун, — крикнул один из военных. — Вы обвиняетесь в бесчисленном количестве преступлений против всего мира и государства Малайзия в частности. Вы арестованы. Немедленно опустите оружия.

— Малайцы, — снова выдохнул Мейгбун. — Вы хоть знаете, кто я такой?

— Безусловно. Опустите оружие, или мы будем вынуждены вас обездвижить.

Военные свою угрозу выполнили. Когда нацист резко поднял револьвер, в помещении грохнуло, хотя звук от выстрела из-за приблизившегося вертолета почти не было слышно. Нацист вскрикнул и упал на пол.

— Заберите его, — сказал единственный говоривший. — Рану обработаете в вертушке.

— Сукины ублюдки, — зарычал Мейгбун, когда двое солдат поволокли его прочь из резиденции. — Я вас всех поубиваю к чертям!

— Стойте! — крикнул я. — Он нам должен!

Тут, по всей видимости, командир малайцев, заметил нас с Хорнетом.

— А вы еще кто такие?

— Мы из НРГ, — хрипло сказал Хорнет.

— Ах, из НРГ, — мужчина снял шлем. Выглядел он как вылитый Пабло Эскобар. — Тоже свора дебилов, не иначе. Ну, хорошо. Хорошо. Поедете с нами.

— Вы отдадите нам Мейгбуна?

— Что? — "Пабло" рассмеялся. — Нет, ребята. Иокир Мейгбун теперь будет сидеть в малайской тюрьме. И вы, кстати, тоже. Надеюсь, вы успели насладиться красотами Италии? Эй, парни! Вытащите их. Это будет знатная веселуха.