Итан Рокотански (СИ)

Глава 1. Рефлекс

Только великое страдание есть последний освободитель духа.

Фридрих Ницше

…таким образом, после смерти императора Николая II и последующим за ней развалом Российской Империи было образовано НРГ — Новое Российское Государство, включившее в себя Россию, Беларусь, Украину и еще девять республик, разбившихся внутри на полноценные губернии. С тех пор каждый город имел и имеет своего градоправителя, а во всем НРГ есть двенадцать городов со специальным статусом. Столицей самой крупной страны в мире стала Москва.

Учебник Истории НРГ, Раздел: История Первой половины XX века

Несмотря на вечер пятницы в кофейне было безлюдно. Лишь несколько человек разместились у стеклянных стен: девушка в розовой кофте что-то быстро печатала в своём ноутбуке, порой отпивая из чашки горячий шоколад, который я приготовил ей до этого. Чуть поодаль, за одним столиком, сидели двое мужчин в строгих костюмах. Они о чём-то тихо беседовали, достаточно энергично при этом жестикулируя. Оба взяли американо. Помимо них, меня и уборщицы, Августины Ивановны, больше в кофейне не было никого.

Из колонок играла расслабляющая, спокойная музыка. Прислонившись к барной стойке, я взглянул на время. Половина десятого. Через полтора часа домой, а значит, нужно потихоньку закрываться. Менеджерские дела — а я работал менеджером — уже, по большей части, были выполнены, выходит, можно привести кофейню в порядок как бариста. Этим и занялся. Девушка в розовой кофте надела светлый плащ, спрятала в синий рюкзачок ноутбук и убежала через полчаса. Столик после неё остался идеально чистым. Мужчины в костюмах ушли за двадцать минут до закрытия, оставив пакетики с сахаром, сам сахар и скомканные салфетки на столе. Я усмехнулся. Наверное, они действительно какие-нибудь важные парни — люди, одевающиеся красиво, но имеющие скромный заработок, зачастую куда сильнее блюдут чистоту в общественных местах, чем те, кто действительно имеет большой заработок, хотя одевается также красиво. Очередной парадокс общества. Впрочем, он достаточно спорный и давно перестал меня удивлять.

Тут входная дверь открылась, прозвенел колокольчик, а вслед за этим с улицы потянуло холодом. Я повернул голову.

В кофейню вошёл здоровый мужик лет сорока пяти. Судя по его походке, товарищ был явно подвыпивший. Пройдя мимо нахмурившейся Августины Ивановны, собравшейся мыть пол, здоровяк подошёл к кассе и положил на стол двести рублей.

— Американо, — сказал он, как отрезал, дыхнув на меня перегаром.

— Я прошу прощения, — мягко сказал я, — но кофейня закрывается, кофемашину я уже помыл.

Он посмотрел на меня как на придурка.

— Так открой.

Я улыбнулся.

— Не могу. Она уже почистилась изнутри. Если хотите, можете приобрести бутилированную продукцию. Есть соки, Кола, лимонады. Можете купить выпечку.

Здоровяк смотрел на меня так, будто не он подошёл ко мне за кофе, а я средь улицы подошёл к нему в ливень и попросил сделать мне милкшейк, добавив сверху взбитые сливки с радужной присыпкой.

— Не, ну вы вообще охренели, я смотрю, — повысил он голос, разведя большущие руки. — То кофе наливать отказываетесь, то знакомиться не хотите, то из маршруток выгоняете. Чё, мля, происходит? Сделай мне американо и не морочь голову.

Я ощутил, как по венам побежал адреналин, но все равно снова спокойно улыбнулся.

— Я сказал: кофе сегодня нет. Либо купите то, что есть, либо покиньте кофейню и не мешайте работать.

Товарищ словно сошел с ума. Хлопнув ладонью по барной стойке, он опрокинул монетницу. Августина Ивановна вскрикнула позади от испуга.

— Ты чё, самый крутой что ли? — прорычал здоровяк.

Я вздохнул и на мгновение прикрыл глаза. Затем аккуратно нажал на кнопку вызова охраны, находящуюся под кассой.

— Да, — тихо ответил я. — Да, я самый крутой. Выяснил? А теперь проваливай отсюда. Серьёзно, пока проблем не заработал.

Увернутся я не успел. Мои слова подействовали на верзилу, как на быка красная тряпка, хотя про тряпку, вроде бы, был миф, сделав резкий выпад, он схватил меня за затылок и что было силы приложил лицом о барную стойку. На мгновение стало очень темно, и всё исчезло, а затем я ощутил горячий и солоноватый вкус крови на губах. Голова загудела так, будто на неё надели котёл и хорошо прошлись по днищу и стенкам молотком. Качнувшись, я отстранился, пытаясь рассмотреть что происходит впереди. Зрение тоже помутнилось. В ушах звенело. Мужик что-то орал, яростно махая руками, а затем начал обходить бар, очевидно, решив задать мне абсолютную взбучку. Тут сработали инстинкты — я схватил барную ложку и сжал в руке. Воспользоваться не успел. Здоровяк резко охнул и покачнулся, после чего раздался звук битого стекла. Он обернулся и за ним, к своему изумлению, на его фоне я увидел малюсенькую Августину Ивановну. Та кинула ему в голову чашку и имела такой успех, что с головы верзилы закапала кровь.

— Ну, бабка, Бог видит, я не хотел… — он начал было идти к ней, как тут двери кофейни распахнулись и ворвались два гвардейца. Быстро оценив ситуацию, они достали дубинки.

— Руки за голову, — сказал тот, что был пониже и с усами. — И лёг вниз, быстро. Бабуль, выйдите из кафе.

Августина Ивановна поспешила ретироваться.

— Придурки в шлемах, — фыркнул здоровяк и смачно сплюнул. — Ну, ладно, ваша взяла… — Он лёг на пол. Гвардейцы подошли к нему. Один из них достал, было, наручники, как тут бунтарь вскочил и резко толкнул того, что был выше. Служащий закона с грохотом отлетел на стол и свалился куда-то за него. Второй, который пониже, дважды ударил его по лёгким. Здоровяк согнулся и хотел уже бросится на него, как к делу подключился я и огрел верзилу по тому же затылку блендером. В этот раз эффект последовал больший: он свалился лицом вниз и больше не двигался. Пульс я проверять даже не стал. И так понятно что живой, паскуда.

— Ну дела, — выдохнул стоящий на ногах гвардеец. — Совсем охренели, алконавты. Спасибо вам, гражданин. Направим куда нужно письмо, вам премию выпишут.

— Лучше уборщице выпишите, — сказал я, аккуратно трогая нос. — Если б не она, вы может и не особо успели бы.

— Значит и ей выпишем, — кивнул служащий, затем взял в руки рацию. — Парни, подгоните на А4 в кафешку, тут умника принять надо. А вам, — обратился он ко мне, — надо будет написать заявление, и уборщице тоже. Будете писать?

Я вздохнул. Дома, видимо, я буду уже нескоро.

— Куда ж денусь-то…

***

Дома я оказался уже за полночь. Зайдя в мрачный и тускло освещенный подъезд, прошёл к лифту, и, поднявшись на девятый этаж из двенадцати, вставил ключ в замочную скважину. Не успел я войти и закрыть за собой дверь, как на моей шее повисла жена, как всегда пахнущая клубникой и земляникой. Эти масляные духи всегда шли в комбинации и были у неё любимыми. Одета она была в любимый розовый халат с какими-то непонятным деревцами. Деревца напоминали очень тонкие дубы. Возможно, это были карагачи, но это не точно.

Отстранившись, она взмахнула гривой удивительно прямых и каштановых волос. Зелёные глаза замерли на моём носу с пластырем и следах кровоподтёка под ним.

— Его хоть увезли в обезьянник-то? — спросила она.

— Увезли, — ответил я, снимая свой бежевый плащ и вешая его на стенку. — Ему теперь светит обвинение по нескольким статьям. Даже заявление не хотелось писать, но нечего было столько пить, — добавил я, снимая ботинки. — Уверен, он бы и дальше ходил до людей домогался.

— И хрен с ним, — сказала Зоя Огнева, помогая мне снять рубашку. Я зашёл в ванную, после чего мы прошли в спальню и дружно плюхнулись на кровать. У меня даже не было сил на то, чтобы просто поесть. Жена обняла меня, положив голову на грудь.

— Голодный? — тихо спросила она, словно прочитав мои мысли.

— Да, — выдохнул я, чувствуя, как её волосы щекочут мои шею и ключицы.

— Это отличная новость, потому что я сварила целую кастрюлю пельменей, которые ещё не успели остыть. А до того я сходила в магазин, — она пробежала пальцами по моей груди, — и накупила продуктов. Пельмешки будут со сметанкой. Еще есть салат из огурцов, помидоров и укропа. Но, думаю, тогда без сметаны.

— Ты идеальная жена.

— Знаю. Ещё я ходила к тёте Свете, она подарила нам трехлитровую банку компота. Стоит прохладный на подоконнике, — она поднялась и посмотрела на меня. На тонких губах появилась улыбка. — Найди силы хоть штаны снять, не то сама сниму.

— Звучит как вызов.

Зоя фыркнула.

— Сейчас принесу еду.

И упорхнула на кухню. Я закрыл глаза. Как же мне с ней повезло. Хотя, повезло ли? Везение — странная штука, я не был уверен в том, что оно действительно есть, полагал, что происходящие с нами события, вероятно, дело рук чего-то сверхъестественного. Может быть, Бога? Впрочем, вряд ли. На самом деле…

Я распахнул глаза, поняв, что рассуждения уводят меня в дрёму. Сел в постели, стянул штаны. В комнате было достаточно свежо. Это была одна из причин, по которым я любил май — идеальная температура. Ни холодно, ни жарко. Не нужно носить меховую куртку, но и не умираешь от пекла даже в одной майке. Было бы славно жить в месте, где каждое время года идеально себя бы показывало.

В комнату с подносом, на котором находились две тарелки и две кружки со столовыми приборами, впорхнула Зоя. Приземлившись на постель, жена посмотрела на меня. Я понимающе посмотрел на неё. Не сказали друг другу и слова — набросились на еду как голодающие.

Когда пельмени были полностью уничтожены, а мы с набитыми животами вновь улеглись, пытаясь отдышаться, я сказал:

— Получилось очень вкусно.

Жена кинула на меня довольный взгляд.

— Конечно. Богиня готовила.

Я улыбнулся.

— Факт.

— Как Августина Ивановна, кстати?

— Немного в шоке, но что ей будет… Она на своём веку, наверное, и не такого навидалась.

— Хоть возьмёт себе пару выходных?

— Да, следующим днём её подменит уборщица с другой точки. Но имя забыл.

— Ну и хорошо, — Зоя вновь положила голову мне на грудь. — Нам с тобой, кстати, — добавила она, — завтра предстоит куча дел. Помнишь, да?

— Помню, — я поцеловал жену в макушку. Она плотнее прижалась ко мне. — Но только после того как выспимся. Не часто выпадает утро, когда нам обоим никуда не нужно бежать. И я его не упущу, буду наслаждаться каждым моментом.

Я почувствовал, как уголки её губ разошлись в улыбке, но она ничего не ответила. Лишь натянула на нас плед и устроилась удобнее на груди. А ещё через некоторое время мы провалились в сон.

***

— И подростки сейчас ходят в этом?

Зоя кинула взгляд на дырявые джинсы, которые я вертел в руках. Мы находились в крупном торговом центре «Виссарион», располагавшийся в самом сердце Москвы — на Лубянке. Хотели прикупить немного летней одежды и просто прогуляться по магазинам. Я не был большим любителем торговых центров, но зато очень любил гулять с женой. А она, в свою очередь, любила всюду ходить и присматривать что-нибудь интересное. Закономерная связь.

— Ходят, — она кивнула и взяла такие же джинсы, только женские. — Мода сейчас такая. И выглядят, кстати, они вполне себе хорошо. Джинсы, то есть. Не подростки. Они не очень. Хотя… — На её красивое лицо легла тень задумчивости, и я улыбнулся. Всегда нравилось наблюдать, как она говорит о чём-то, а затем плавно уходит в рассуждения.

— Ну, хорошо, не хорошо, а я считаю, одежда с дырками — это бред, милая, — я вернул джинсы которые держал на место, и также поступил с теми, которые держала она. — Тем более зачем они? Лето обещают жаркое, давай лучше посмотрим одежду полегче. Я хочу пару рубашек с короткими рукавами. М?

Зоя важно кивнула, проводив джинсы взглядом.

— Особых возражений не имею, Константин Аристархович Штиль, — сказала она. Любит же она меня по полному ФИО называть! — Но сюда я ещё обязательно вернусь. С тобой или без тебя!

— Договорись, — я улыбнулся. — А теперь пошли смотреть рубашки.

«Виссарион», в конечном счёте, мы покинули с двумя большими пакетами одежды, два из которых удостоился чести нести я. По итогу у нас было три юбки, фиалковая, изумрудная и красная, две рубашки с короткими рукавами, обе с пальмами, одна чёрно-белая, а вторая — точная копия рубашки Томми Версетти из «GTA: Vice City», туфельки на небольшом каблучке, лёгкие, синие кроссовки и несколько футболок с классными артами: на одной был нарисован Желтоглазый Демон из «Сверхъестественного», на другой Фиби — из «Зачарованных», а на третьей Тони — из «Сопрано». Первые две для Зои, последняя для меня. Мы были большими любителями сериалов. Впрочем, а как по-другому? Мы являлись представителями того поколения, которое на них выросло.

— У меня есть деловое предложение, — сказала Зоя, когда мы очутились на свежем воздухе. На улице было по-весеннему тепло, и дул прохладный, лёгкий ветерок. Потоки машин неслись по широким улицам без остановки, немногочисленные деревья нависали над нами вовсю зеленеющими, тонкими веточками. На небе не было ни облачка.

— Какое же?

— Поехали к Деду.

— К Деду…

Я задумался. Дедом мы называли нашего хорошего друга, Илью Березовского, который владел целой сетью своих шаурмечных. Купить там можно было не только шаурму — различные салаты также входили в меню. Но ездили мы туда не столько за шаурмой, сколько повидаться с Дедом. Это был очень интересный человек, эрудированный, начитанный и всегда невероятно опрятно выглядящий. Да и был он, говоря откровенно, совсем не дедом: ему шёл всего пятый десяток. Но, так как он был старше нас на добрых двенадцать-пятнадцать лет, а мудростью не уступал какому-нибудь старику, познавшему Дзен, мы звали его Дедом.

— Поехали.

На месте мы оказались достаточно быстро — находилась точка на фудкорте «ДИКИЙ ВАЛ», неподалеку от станции метро Крестьянская застава. Жили мы с Зоей недалеко оттуда, аккурат на Юго-Восточной. Выйдя из метрополитена и добравшись до этого невысокого, но длинного здания, мы вошли внутрь, тут же очутившись среди миллиона разных звуков и запахов. Всюду ходили люди, играла музыка, шумели телевизоры, столики были заняты гостями. Вьетнамские супы, китайская лапша, казахские национальные блюда, польская кухня. Тут было всё. И, может кто-то мог бы сказать, что это место отнюдь не ресторан, но нам это было абсолютно безразлично. Рестораны мы особо не любили: во-первых, люди, обедающие в них, зачастую были через чур уж важными, даже с виду, а от пафоса, исходящего от них же, могло стошнить прямо в тарелку. А во-вторых, всё там было возмутительно дорого. И, конечно, да, это был не ресторан. Зато обставлено всё было почти как в ресторане!

Общий зал был разделён множеством стен, имеющих по центру одну общую стену. Таким образом получалось, что у каждого заведения был свой маленький зал, имеющий по четыре столика каждый. Когда мы добрались до шаурмечной Деда, носящей гордое название «Gods of Shayrm», тут же поставили пакеты на стульчики у первого столика. У него сегодня людей практически не было.

Дед в этот день работал один, без напарника.

— Ну привет, малыши, — сказал он, когда мы подошли к кассе. Точными и быстрыми движениями он нарезал помидоры, после чего отправлял их в специальный контейнер. Длинные, темные волосы с проседью, были сложены в аккуратный пучок. Рыжую бороду он недавно аккуратно подстриг. — Как дела?

— Пойдет, Дед, ты как?

— Тоже потихоньку. Сегодня один вот, надо дел сделать кучу, ну да ничего, людей тоже нет, потому управлюсь. Вам как обычно? С картошечкой?

— Да, но в этот раз нам максимально острую, обоим, — выпалила Зоя ещё до того, как я успел открыть рот.

— Про гастрит вы не слышали, да? — Дед хохотнул, а затем посмотрел на неё. — Это он тебя на неё подсадил, — он кивком головы указал на меня. — Король Ада, уничтожитель желудков, демон из Властелина Колец, но в реальности. Забыл, как его там звали.

— Балрог, — напомнил я.

Дед махнул и пробил на терминале две шаурмы.

— Можете оплачивать. Через минуток восемь будет готово.

Я приложил карточку. Аппарат пикнул, принимая оплату.

— Слушай, а чего у тебя тут так тихо? Даже музыки нет.

— Справедливо, — согласился Дед, раскладывая два чёрных лаваша на столе. — Сейчас всё устроим, — он включил висящий позади него телевизор. Экран показывал какую-то австралийскую передачу, где показывали жизнь акул в водах Сиднея. «Сейчас таких передач и не увидишь, — подумал я. — Или, точнее, увидишь. Другое дело, они мало кому нужны, тем более людям, смотрящим телевидение ради телевидения».

— Я слышала про какую-то акулу, — сказала Зоя, — которая живёт около трехсот семидесяти лет.

Дед кивнул, переворачивая щипцами ломтики мяса на гриле. Аккуратно рассыпав их по лавашу вдоль соуса, начал посыпать луком и остальными ингредиентами.

— Да, иногда удивляет, что живое существо может жить так долго. Вот эта акула живёт, считай, пять человеческих жизней. Недурно, да? И какая у неё жизнь, у этой акулы? Плавает по морю, ест, спит, и так десятилетие за десятилетием, сотня лет за сотней. Не скучно ей там, в морских водах? — Спросил он и положил две шаурмы обжариваться. — Может и хорошо, что век человека так недолговечен. Человеку, может, и не надо долго жить — он пришёл на Землю, сделал свои дела, ушёл. Вот и всё, — он пожал плечами. — Может, в этом есть какой-то смысл, может нет.

Он зыркнул на нас.

— И вообще, чёй-то мы про акул смотрим, интересней что ль ничего нет? — Дед взял пульт и переключил канал. Включился какой-то фильм отечественного производства про ведьм. — Дерьмо… — Дед переключил. — Дерьмо… Дерьмо… Дерьмо…

— Стой, — сказал я. — Верни обратно.

Он включил предыдущий канал.

— Мда… — Выдохнула Зоя.

На экране появилась колонна бронетехники, направляющаяся в неизвестном направлении. Позади неё находилась лесополоса, по бокам маршировали солдаты в полном обмундировании НРГ. Нашей страны. Затем фон сменился и появилась телеведущая.

«В настоящий момент обстановка на границе территории Польши накалилась, — вещала она звонким, но притягивающим голосом, — войска НРГ с территорий украинских и белорусских губерний стянулись к границе. Похоже, заявления главы Европейского Альянса по поводу абсолютного железного занавеса оказались отнюдь не пустыми словами. Но когда это действительно вызывало опасения у объединенных народов НРГ?»

— Да уж… — Выдохнул я.

Дед положил на поднос перед нами две шаурмы.

— Компотик будете? Сделал сегодня. Из вишни и яблок.

Мы кивнули, оторвавшись от телевизора. Дед налил в стаканчики прохладный компот.

— Спасибо, родной, — сказали мы с женой почти синхронно.

— Приятного, малыши, — он подмигнул, затем отвернулся и выключил телевидение. Включил Ютуб и поставил какой-то свой музыкальный плейлист. Заиграла песня Hero группы Skillet, и Дед продолжил делать свои дела. Мы с Зоей сели за столик.

— Эта война не даёт мне покоя, — сказала Зоя. — Я переживаю из-за родителей, милый. Эти обстрелы границ…

— Знаю, родная. Но они сами выбрали там остаться, это их дом.

— Да. Дом…

Я взял её руку в свою и сжал.

— Чуть что случится, они всегда могут приехать к нам. Не переживай за них. Не думаю, что Альянс решит всерьез бомбить приграничные города НРГ. Тогда наши ответят и всё это пойдет по накатанной снежным комом, а этого бояться уже все.

— Да, ты прав.

— Конечно прав. Поедим? А то остынет. Горячую шаурму горячей девочке, — я ободряюще улыбнулся.

Зоя ответила улыбкой и смахнула едва появившиеся в уголках глаз слезинки. А затем с хрустом надкусила шаурму.

***

Прошло две недели как мы с Зоей выбрались за покупками. Несмотря на то, что близилось лето, на улице неожиданно похолодало. Небо затянуло серым покрывалом, порой покапывал какой-то непонятный дождик. Я также ходил работать в кофейню, а Зоя ходила преподавать в школу. Работала моя жена классным руководителем у начальных классов и учителем английского параллельно. Скоро у детей должны были начаться каникулы, значит и нагрузка на преподавателей должна была немного уменьшится. Я в свою очередь планировал взять отпуск. У нас на это лето имелись планы. Жизнь текла своим спокойным и обычным чередом. Точнее, она текла так до тех пор, пока в ней не появился парень по имени Сергей Гаргарьин.

Дело было уже поздно вечером, когда темнота опустилась на город, а шум и гам столицы начали постепенно стихать. Закрывался в тот день я и вовсе один, даже без Августины Ивановны. Людей, к удивлению, практически не было, потому она ушла на несколько часов раньше. Закрыв кофейню, я поднял воротник плаща, ибо ветер был прохладный, сунул руки в карманы и пошел к метро. Идти было недалеко, чуть меньше километра. Пройдя мимо нищего, просившего милостыню, вложил ему в руку полтинник. Кто-то скажет: он сам виноват в своем положении. Может быть. Я придерживался мнения, что то, как он очутился в таком состоянии, было не моим делом — моим делом было лишь помочь, а куда он эти деньги денет меня уже особо не волновало.

Решив скоротать дорогу через дворы, я завернул за угол и пошел по темным, сырым подворотням, освещенным жёлтым светом фонарей. «Такое чувство, — подумал я, — что сейчас не конец весны, а середина октября. Только листва зелёная». Перейдя с одного тротуара на другой, заметил сидящего на заборчике чёрного кота. Тот тоже заметил меня, но не двинулся с места. Смотрел на меня зелёными глазищами. Медленно подойдя, я аккуратно протянул к нему руку, но, к своему удивлению, обнаружил что кота это ни капли не волнует. Странно. Обычно городские коты очень пугливые.

Коснувшись головы хвостатого, я почесал его за ухом. Кот начал тихо мурчать.

— Неплох, — пробормотал я. — И откуда ты, такой красивый? А, впрочем…

Тут мой едва начавшийся разговор с котом прервал неожиданный галдеж, раздавшийся из подъезда спереди. Оставив кота и пройдя немного вперёд, я остановился посмотреть что происходит.

Из подъезда семиэтажки выскочил молодой человек. Он имел светлые рыжие волосы, был чуть пониже меня: я обладал средним ростом, на носу у него имелся лейкопластырь, над верхней губой находились небольшие, такие же рыжие, но темные усы. С рюкзаком на спине и большой сумкой в руке, он прошел несколько метров и обернулся. Вслед за ним вышла пара, мужчина и женщина, обоим, судя по виду, было чуть больше пятидесяти.

— Чтоб больше я тебя здесь не видел, — проорал, брызжа слюной, мужчина.

— Хоть деньги за остаток месяца верните, — громко сказал парень.

— Хрен тебе! — Крикнула женщина. — Считай это возмещение ущерба. Недоносок!

— Пошел отсюда! — Мужик, закатив рукава, пошел на парня. Молодой человек усмехнулся, но сделал пару шагов назад. Затем развернулся и зашагал прочь. Шумная парочка, продолжая возмущаться, скрылась в подъезде.

— Эй! — Я окликнул рыжего.

Молодой человек обернулся. Я подошёл к нему.

— Какие-то проблемы? — Поняв, что прозвучало так, словно я на него наезжаю, добавил: — Могу чем-то помочь?

Он посмотрел на меня карими как янтарь глазами.

— Да нет… Точнее… Нет, особых проблем нет. Просто меня выперли из хаты, которую я снимал, и мне теперь негде ночевать, — он снова усмехнулся и погладил усы.

— Ясно. Раз особых планов на ночь нет, предлагаю сходить в бар, он здесь неподалёку, а там расскажешь подробнее.

— Мужик, ценю твою доброту, но не хочу тебя утруждать. Да и без обид, выглядишь уставшим, наверное, с работы идёшь.

Я отмахнулся.

— Ерунда, не утруждаешь. Только жену предупрежу, что приеду попозже. Пойдем потихоньку.

Мы двинулись дальше по тротуару, но вместо того, чтобы идти в сторону метро, я свернул налево и мы пошли по небольшой аллее. И тут, и там цвели красные, жёлтые и фиолетовые цветы.

— Кем работаешь? — спросил меня рыжий.

— Менеджером.

— Где?

— В кофейне.

— Неплохо.

— Да нет, иногда считаю это полным бредом. А ты? Учишься, работаешь?

— Ну… — Он на мгновенье замялся. — Тут долгая история. Вообще учусь.

— На кого? — Я вернул руки в карманы. На улице будто стало ещё холоднее, а изо рта вырывались небольшие клубочки пара.

— На археолога.

— Ого, — тут я удивился. Тема археологии всегда была мне интересна. Особенно после того, как в детстве я впервые посмотрел «Парк Юрского периода». — Звучит здорово. Всегда была любопытно, что там в Земле находится. Да и не только.

— Да, это интересно звучит, — рыжий издал смешок и погладил усы. — Но конкретно в учёбе это не так интересно, как могло бы быть. Ну, знаешь, как в школе с уроками химии. Думаешь, что будешь взрывать всякие штуки в разных колбах и пробирках, а на деле пишешь конспекты.

— Да, справедливо.

Мы снова повернули за угол.

— А далеко идти?

— Нет, уже пришли.

Мы остановились напротив парикмахерской. Слева от неё был спуск в подвальное помещение. Над дверью висела вывеска «Рефлекс». Открыв её, мы спустились ещё ниже по лестнице и оказались в длинном зале, находившимся в абсолютном полумраке.

Вдоль всей барной стойки располагались высокие стульчики, у стены стояло с десяток столов с тёмными диванчиками. Большая часть бара, за исключением той территории, где и работал бармен, была подсвечена красными лампами. В некоторых местах разными огоньками мелькали светодиодные ленты, но их было совсем немного. Играла не напряженная музыка. Людей в баре было мало. По крайней мере для выходного дня.

— Ну, добро пожаловать в «Рефлекс», — сказал я и направился к барной стойке. Молодой человек последовал за мной. — Здоров, Петрович.

Бармен, до того спокойно натиравший бокалы, поднял голову. Это был человек достаточно крупного телосложения — можно было сказать, даже очень крупного. Широкие плечи, длинные ноги, большая голова с мощной челюстью. Умные серые глаза и седые усы. Так выглядел Петрович — лучший бармен из всех, что я знал. А ещё он был моим старым другом.

— Здоров, Арыч, — он кивнул. — С кем это ты сегодня?

— О… — Тут я понял, что не спросил, как зовут рыжего. — Это…

— Сергей, — сказал парень. — Сергей Сергеевич Гаргарьин.

— Почти Галанин, — заметил Петрович. — Ну, я Кузьма Петрович Днепровский. Рад знакомству. А это, — он кивнул на меня, поняв, что я сам вижу рыжего впервые. Бармены. — Константин Аристархович Штиль. Итак, чего желаете, господа?

— Петрович, есть медовуха на розлив?

— Нет, закончилась утром последняя кега.

— А в бутылке?

— Есть, — бармен подошёл к холодильнику. — Какую?

— На цветочном меду которая.

— Остались на гречишном и вишнёвая.

Я тихо выругался.

— Давай две вишнёвых.

Он достал две бутылки, открыл.

— Спасибо.

Мы с Сергеем устроились перед баром. Петрович, стоя напротив, продолжил натирать бокалы.

— Ну, рассказывай. Петровича можешь не стеснятся, он — лучший бармен.

Мы аккуратно стукнулись бутылками. Рыжий вздохнул и отпил.

— Ну… Зовут, как и сказал, меня Серёжа. Многие зовут Серым, но ещё чаще, вне повседневной жизни, меня называют Огоньком. Почему так? — Он заметил, как у нас с Петровичем поднялись брови. — Рыжий же. Почему вне повседневной? Тут уже сложнее. Как ты видел, меня сегодня вышвырнули с моей хаты. Ну, не с моей, то есть. С той, которую я снимал. Учусь я на археолога. Поступил очно, на бюджет. Во-первых, не хотелось, чтобы родители платили бешеные деньги за обучение, во-вторых, археология мне действительно интересна. Родители живут далеко, друзей у меня, толком, нет. Девушки тоже нет. Ну, как. Нравится одна, с универа, но мы пока только по-дружески общаемся.

— Так а за что вышвырнули-то? — спросил я.

Петрович, привыкший слушать и не перебивать, грозно на меня зыркнул.

— Ну… — Тут Сергей неожиданно, словно бы от облегчения, рассмеялся. — Они неожиданно ворвались с проверкой, мол, посмотреть чистоту и всё такое. Нет ли проституток, — он почесал усы, — или парней под наркотой. Наверное, они высокого мнения о молодом поколении.

— Ставлю на проститутку, — ляпнул я.

— На обкуренных, — заявил Петрович.

Сергей усмехнулся.

— Не, ни тех, ни других. Они обнаружили ванную комнату в крови. Саму ванну и раковину. Почему те были в крови? Я зашивал одного своего приятеля, ему сильно досталось, потерял много крови. Как позвонили и сказали, что едут с проверкой, пришлось его выставить — ну да ничего, есть куда пойти, залечить успел. А мне вот нет, — он снова отпил. — Медовуха ничего, кстати.

— А почему ты Огонёк? — Спросил я и сделал глоток.

Сергей немного помолчал, затем посмотрел по очереди на нас, словно оценивая.

— Расскажу, если дадите слово, что никому не скажете, — тихо сказал он.

— Слово бармена, — ответил Петрович.

— Слово друга бармена, — добавил я.

Рыжий снова усмехнулся.

— Приемлемо. Ладно. Вы что-нибудь слышали про подземные арены?

— Нет.

— Слыхал, — почесал усы Петрович. — Но немного. Говорят, собираются большие толпы болельщиков и болеют за одного из двух бойцов. Те бьются как дьяволы. И деньги получают соответствующие. Бывают летальные исходы.

— Ну, в общем-то так. Необязательно, чтобы было два бойца. Это зависит от арены, на некоторых и десяток уместится, но такие бои проводятся нечасто. Насчёт денег: тут уж от тебя зависит. Если ты бьешься сам, то есть без своего, так скажем, «сюзерена», то вряд ли много зашибешь. А если новичок, то вряд ли ты останешься живым после первого дня. С сюзереном проще. Он продвигает условную рекламу тебя как бойца, делает ставки, с ним ты делишь доход.

— Ясно. И почему ты Огонёк?

Сергей пожал плечами.

— Я один из бойцов. Мое имя на арене — Огонёк.

Мы с Петровичем переглянулись.

— Давайте, скажите уже, что у меня странное имя для бойца подземных арен.

— Да нет, вполне крутое. Ну, милое, конечно, но почему бы и нет.

Петрович кивнул и погладил усищи.

— Там, небось, — говорит, — одни Гладиаторы, Волки, Кровопийцы и всё такое. А тут Огонёк. Это действительно здорово.

Тут к нему подошла женщина и немного заплетающимся языком попросила ещё литр разливного «Рижского». Петрович отошёл к кранам. Подставив бутылку, укрепил её в специальном гнёздышке. Спустив кран, наполнил её углекислотой. Бутылка с хлопком выпрямилась и стала идеально ровной. После этого он снова повернул кран и начал наливать пиво. Делал он это неспеша — в ином случае поднимался бы большой слой пены, которую пришлось бы долго и лишний раз откачивать сбросом давления воздуха. Это было лишь потерей времени. Ну и остатки, конечно, тоже подсчитывались в конце смены. Впрочем, на последнее Петровичу уже было полностью наплевать. Как я и сказал ранее, он являлся лучшим в своём деле.

Отдав пиво женщине, он вернулся к нам.

— И зачем же молодому человеку, учащемуся на археолога, бить рожи в подпольных боях? — спросил он и посмотрел на Сергея с его пластырем на носу.

Рыжий повертел полупустой бутылкой в руках. Я взглянул на свою. Моя была почти выпита.

— Скажете: молодой и глупый, но дело тут не в молодости и не в глупости. Просто хочу заработать нормально денег. Официальными способами это сейчас не особо легко. Хочется банально свою квартиру, свой собственный уголок иметь. Пришел, взял ключ, открыл: и ты дома. Никто ничего не скажет — ты не моешь пол, ты не так готовишь, ты не выкидываешь мусор. Ты сам себе хозяин. Это многого стоит, иметь свой дом. Но и стоит он соответствующе. Вот и всё.

— Ну, не так уж это и глупо, — сказал я. — Это даже похвально. Другое дело, можно коньки двинуть, а вот это будет уже не очень.

Петрович согласно кивнул.

— Выходит, ты просто хочешь купить себе дом? — спросил он.

— Дом, квартиру, что-нибудь. Пока не знаю. Ну и просто при деньгах быть хорошо.

— А как с законом? — спросил я. — Если собираются большие толпы зрителей, то вряд ли такие мероприятия могут быть неизвестными и незамеченными полицией.

Сергей улыбнулся и посмотрел на меня. До меня дошло.

— Ясно. Им платят.

— И немало. Организаторы могут себе это позволить. Если уж бойцы и сюзерены получают большие деньги, то что уж говорить за тех, кто всем этим заправляет? — он поставил пустую бутылку на барную стойку. Петрович тут же её выкинул.

— А у тебя есть сюзерен? — спросил я, и, допив медовуху, тоже поставил бутылку. Петрович повторил процедуру.

— Нет. Мне больше нравится действовать одному. Хотя с сюзереном проще.

— Понятно. А как это работает?

— Ну, как… — Сергей, казалось, смутился. — Когда ты один — так и делаешь всё сам, договорившись лишь с начальством арены. С сюзереном многое обсуждать надо. Против кого выходишь, какие тренировки, даже питание иногда нужно обговорить. Тут достаточно плотное сотрудничество. Можно сказать, это похоже на бои гладиаторов в Древнем Риме. Ты — боец какого-то дома, сюзерен — твой условный Батиат. Только ты не раб. Хотя, это, конечно, как посмотреть.

Наступила тишина, нарушаемая лишь мелодичной музыкой в баре. Даже люди, находящиеся вокруг, казалось, тоже молчали. Впрочем, это не было необычным явлением. В бар в первую очередь приходят пить.

— Петрович, — нарушил я тишину.

Бармен посмотрел на меня.

— Нам ещё медовухи. Теперь гречишную.

Когда бутылки были открыты и мы продолжили пить, я сказал:

— Выходит, ты подлечивал своего друга, но не успел убрать следы, это заметили хозяева квартиры и выгнали тебя.

Сергей кивнул.

Я вздохнул.

— И что, совсем некуда податься? — спросил Петрович.

— Ну, сейчас тепло, вот я и подумал…

Бармен отмахнулся.

— Тепло, не тепло, нормальные люди спят в домах.

— Согласен, — сказал я. — Ну что, Петрович, единогласно?

Мой друг кивнул. Рыжий недоуменно посмотрел сначала на меня, потом на него.

— Итак, Огонёк, мы знаем где ты можешь переконтоваться. Сначала пару дней, потом уже от тебя зависит. Мы, в конце концов, только сегодня познакомились. Вдруг ты нам лапши на уши навешал? — видя, как рыжий открывает рот, я его перебил: — После того, как мы с Петровичем отслужили в армии, он вернулся в Москву и искал хату. Таковую нашел: сдавала её одна старая бабулька. У бабульки той никого не было, а как пришло её время умирать, она возьми да и перепиши хату на Петровича. Мы в свое время немало ей помогали с ремонтом, уборкой и всем соответствующим. Так что: хата есть. Три дня там посидишь, а дальше видно будет. У Петровича сегодня ночная, потусишь с ним в баре до утра. Как время наступит, поедете вместе, он там всё покажет. Согласен?

Рыжий покраснел. Сложив руки в замок, он смущённо смотрел то на меня, то на Петровича.

— Если честно, я и не знаю что сказать. Не ожидал такого поворота.

— Повороты всегда резкие, — спокойно заметил Петрович. — А если они и не резкие, то это не повороты вовсе.

— Спасибо. Я вам очень благодарен, серьезно.

— Ерунда, — я встал со стула. Рыжий тоже встал. — Людям нужно по возможности помогать другу. Там капелька добра, там, так и накопится море. Может быть. — Я протянул Сергею руку. Он её пожал. Рукопожатие у него оказалось крепким. — Ну, доброй ночи вам, сидите, кукуйте. А меня дома жена ждёт.

— Давай, Арыч, добро.

— Пока!

Я покинул «Рефлекс» и, вновь подняв выше ворот, зашагал дальше к метро. Снова подул холодный ветер, зелёная листва зашелестела, словно каждый листик перешептывался друг с другом. Тучи на небе немного рассеялись и между ними выглянула большая, белая луна. На Москву опустилась ночь.