Истребитель 2Z

Опять с товарищами

Гуров повернулся к широкому окну и взглянул вниз:

— Под нами Вязьма… Красивый городок! Узорчатый.

Лебедев оторвался от газеты:

— У нас красивых мест не пересчитать.

Самолет прорезал небольшое облачко и опять вынырнул в прохладный осенний, насыщенный солнечным светом воздух. Ласковые глаза Лебедева задумчиво смотрели в окно:

— Да, браток, красавица — наша родина! А знаешь, Вася… сегодня я, кажется, в первый раз в жизни лечу в качестве обыкновенного пассажира.

— Ну уж и обыкновенный! На Огненную Землю летал…

— Вся земля теперь огненная, — отозвался Лебедев. — Восстали народы, и фашизм трещит по всем швам… Я много передумал, Вася. Нам надо работать еще упорнее.

Лебедев сел напротив Гурова и продолжал как бы давнишний, прерванный разговор:

— Когда товарищ переодел меня и вывел из камеры, — тогда, помнишь? — он сказал мне: «Будь спокоен, — ты имеешь друзей». И вот в эти дни войны мы увидали, сколько у нас друзей. Их много, они везде…

— Вам радиограммы, — принес ворох записок Лебедеву помощник радиста.

— «С нетерпением ждем обнять друзей. Бутягин и Груздевы». Во множественном числе. Скоро и ты, Вася, женишься… Знаю, знаю, не отнекивайся! Красненький платочек с незабудками что-нибудь да значит! Женись, дружище. И мне ищи невесту, — обязательно женюсь. У Груздева, гляди, какая дочь выросла. А инженер сам молодцом, ни одного седого волоса. У Константина Ивановича — три сына. Один на заводе в фюзеляжном цехе, орденоносец, двое — в армии. У Киселева — два сына и две дочери. Это наша смена, Вася…

Прекрасная панорама Москвы развернулась под самолетом. Она медленно поворачивалась, освещенная осенним солнцем. Лебедев оживился. Начал шутить:

— Сейчас — на посадку. Давай приосанимся, Вася. Ты успел побриться? Вот, возьми одеколончику, попрыскайся. Ландыш… Весну напоминает… Щиплет? Ничего. Зато нас приятней будет целовать… Ага, посадка! Хорошо пилотирует, а почти юноша.

Лебедев открыл дверцу кабины. Его оглушил приветственный шум многотысячной толпы, гром аплодисментов, звуки музыки. Перед ним развевались яркие плакаты и знамена, он видел ликование и радость. Неужели это все для него?

Солнце светило на него ласково и могуче. Лебедев почувствовал себя необычайно потрясенным и снял пилотку. Перед своим народом он обнажил голову. Раскрыв объятия, он быстро сбежал по лесенке и ступил на родную землю.

Лебедева и Гурова обнимали и целовали. Им подавали все новые и новые пышные, прелестные букеты. Они едва удерживали огромные охапки цветов, смеялись:

— Рук нехватает… Здравствуйте, родные… товарищи!.. Спасибо.

На маленькой трибуне Лебедев увидал знакомое по рисункам и фотографиям лицо оратора, открывающего митинг. Многочисленные рупоры разносили громкий голос по всей площади аэропорта:

— От имени партии и правительства… приветствую… отважных сынов нашей социалистической родины…

И гром аплодисментов, и опять звуки оркестра.

В украшенном цветами авто медленно ехали Лебедев с Гуровым по радостным улицам. Они чувствовали такой необычайный подъем всех своих чувств, такой избыток радости, что хотелось петь…

Их чествовали в новом Дворце авиации. После торжественного заседания в комнату президиума вошел высокий седой человек с орденом на лацкане нового пиджака и огляделся:

— Где он, а? Антоша…

Лебедев бросился к Бутягину:

— Коля! Здравствуй, родной!

Они крепко поцеловались. Бутягин держал Лебедева за руки:

— И даже не похудел, не постарел. Молодчинище, жених… Только одна седая прядь. Вчера, когда прочитали обо всех твоих приключениях, так прямо ахнули. А сейчас все здесь…

— Давай сюда! Пропустите… — распорядился Лебедев.

Но уже в распахнутую дверь входил сияющий Гуров и делал приглашающий жест:

— Пожалуйте, вот он — герой…

Лебедева обступили сияющие, давно знакомые лица. Да, он опять среди самых близких… Вот Груздев с Валентиной Михайловной. Вот Татьяна Иосифовна в открытом бальном платье. Седоватый Константин Иванович… Этот ничуть не изменился. Как будто не было этих бурных месяцев тревоги и борьбы. Серьезный и красивый Голованов в военной форме… Все тут!

Голованов сквозь веселый шум и смех пытался объяснить Лебедеву:

— Мы все были на аэродроме, когда вы прилетели, Антон Григорьевич, только близко не могли пробраться. Лика тоже была… Да где она?

Молодая девушка смотрела на Лебедева, как будто видела его в первый раз, пристально и вдумчиво:

— Здравствуйте, Антон Григорьевич!

Лебедев отступил на шаг:

— Позвольте… Это — Лика? Вы?..

— Выросла-то как: выше меня ростом! — поспешила сказать Валентина Михайловна.

Лебедев не сразу договорил слова приветствия:

— Здравствуйте, Лика….

Ему хотелось сказать, что Лика похорошела, что новая прическа очень ей идет, что помнит он, как она приносила ему в госпиталь пастилу, и что еще вчера он в кармане старой гимнастерки нашел засохшие лепестки розы, и что он берег розу, которую Лика когда-то подарила ему… Но он ничего не сказал, а только молча протянул Лике руку.

Гуров весело тащил всех в зал:

— Товарищи! Слышите, в зале заиграла музыка?.. Идемте, будем веселиться, танцовать!

— Дамам — цветы, — предложил Голованов.

И Лебедев вынул не вазочек прелестные розы, махровые гвоздики, роскошные тюльпаны:

— Держите, Лика. Прошу вас, Валентина Михайловна… Татьяна Иосифовна… Берите букет. Этот не исчезнет, ручаюсь… Вася, знакомь всех со своей невестой!

Девушка с каштановыми волосами скромно опустила глаза. Гуров представил ее:

— Катюша…

Бутягин надел пенсне и вгляделся в молодое личико:

— Что-то знакомое…

Гуров напомнил:

— А помните, профессор, поездку за скороспелками?

Тот шутливо сдвинул брови:

— Помню. Так это та самая проказница, которой вы мешали на митинге слушать мою лекцию?

Веселой гурьбой все вышли в зал, где уже танцовали многочисленные гости. Лебедев подтолкнул Голованова к Лике:

— Ну, вы, молодежь, включайтесь!

Голованов поклонился Лике, та положила ему руку на плечо. Пара плавно заскользила по паркету. Лебедев осторожно взял под руку Бутягина:

— Ты мне понадобишься на-днях. Небольшая научная консультация с тобой и Груздевым.

— К твоим услугам, родной. В чем дело?

Лебедев уводил своего друга из зала в гостиную, где было прохладней и тише:

— Да видишь ли, тур войн и революций еще не кончен. У человечества опять передышка. Мы отбили нападение и продолжаем нашу мирную работу. Военный наш трофей — машина Урландо — нам пригодится. Спецкомиссия разобрала машину по винтикам. И знаешь, какую мысль подал наш нарком? А что, мол, если эту машину так приспособить, чтоб она в Арктике, в тундрах, в непроходимой тайге прокладывала дороги? Мощность у машины имеется достаточная. Машинная прокладка обойдется дешевле обычных экскаваторов, не говоря уже о том, что не надо вручную копаться по болотам.

Затем шутливо сморщился и сказал весело:

— Так как я кое-что об этом истребителе знал раньше, то придется мне опять перейти на старую работу летчика-испытателя. Владимир Федорович обещал мне значительно усовершенствовать эту машину. Иван Васильевич также, со своей стороны, обещал мне кое-какие сюрпризики. Ну, а мое дело — летать…

Бутягин изумленно улыбнулся. Но сейчас же стал серьезным и сказал значительно:

— Да, ты прав, Антоша. Ведь мы оборонную работу еще в архив не сдаем.

Музыка неожиданно умолкла. В гостиную из зала спешили оживленные пары. Гуров быстро подвел к Лебедеву Шэн и Лику:

— Танцовать, Антон Григорьевич! Единодушное требование… Сейчас начнется котильон. Изволь выбрать даму. Роза или шиповник?

Лебедев развел руками:

— Задача!

Бутягин подзадаривал:

— Попался?

— Роза, — решительно выбрал Лебедев.

В зале загремела музыка. Лебедев шагнул к Шэн и хотел было взять ее за руку, но та отступила на шаг и показала на Лику:

— Нет… Вот она — роза.

И добавила лукаво и весело:

— А я — шиповник.