Лебедев наблюдал, как Бутягин прилаживал изогнутую стеклянную трубку к колбе:
— По уравнению должен получиться кислород?
— По записям Штопаного Носа — да. Но ты сейчас увидишь, что никакого даже намека на кислород… С равным успехом мы могли положить в эти реторты старую калошу и ждать, что получится, скажем, свинец или олово.
— Не говори, Колечка, гоп, пока не перепрыгнешь, — шутливо заметил Лебедев.
Шэн спросила, не отрываясь от микровесов:
— Раствор — один на сто тысяч?
— Да, пожалуйста, — быстро сказал ей Бутягин.
Лебедев терпеливо ждал, пока в колбу не нальют раствора, пока в реторты не насыплют нужные вещества. В это ясное, простое мартовское утро все казалось очень простым. Лебедев смотрел и думал, что через неделю он будет в тропиках. Перелет назначался на 5 апреля.
— Начинаем, — солидно сказал Бутягин.
Шэн чиркнула спичкой и залегла бунзеновскую горелку. Пламя пестрым веером распласталось под предохранительной медной сеткой. Колба стояла на сетке неподвижно. Зеленовато-желтый порошок в колбе показался Лебедеву похожим на просеянный песок.
— Как видишь, никакой реакции нет, — сухо проговорил Бутягин. — Если бы мы получили кислород, то он по этой трубочке пошел бы сюда, вытесняя ртуть, и скапливался бы вот тут…
— Ничего нет, — подтвердила и Шэн.
В лабораторию постучали. Дверь открылась. Голованов вошел с громадным букетом оранжерейных роз и сирени.
— Георгий Петрович Башметов кланяется и поздравляет Татьяну Иосифовну со днем рождения… Просит принять этот букет… Сам не может быть: выехал в Тулу.
Голованов учтивейше поклонился. Лебедев попробовал посмеяться над Шэн:
— Вот это я понимаю, ухаживает… Букетище-то!..
Ассистентка прикусила губу в досаде:
— Иван Васильевич, вы некстати… у нас же работа…
— Виноват… — сконфузился Голованов.
Бутягин махнул на него рукой:
— Все равно! Не идет реакция. Тушите горелки. К чорту!..
Лебедев понюхал букет, сказал:
— Славненькие цветочки!
— Разоряется ваш Башметов, — усмехнулся Бутягин. — Принимайте подарок, Татьяна Иосифовна, и зовите сегодня вечером всех на кулебяку.
Шэн приняла от Голованова букет, заметила просто:
— Я еще вчера всех приглашала. А букет надо в воду…
Шагнула к столу и осторожно положила на него букет.
Что-то слегка треснуло, как будто надломили спичку.
Голованов вскрикнул:
— Батюшки!
Лебедев не сразу сообразил, потом крикнул:
— Видали? Колька!..
У Голованова тряслись побледневшие губы:
— Букет пропал!
Бутягин подпрыгнул, уронил пенсне, поднял, подбежал к столу.
— Как пропал?
Лебедев овладел собой:
— Новое обстоятельство. Расскажите, Иван Васильевич!
— Чего ж рассказывать… Прямо на глазах… Татьяна Иосифовна положила букет сию секунду, а его нет…
— Смотреть под столом! — скомандовал Лебедев.
Полезли шарить под столами. Букета не было. Лебедев ругался:
— Чертовня!.. Иван Васильевич, вы фокусник, престидижитатор какой-то. Куда девался букет?
Шэн только развела руками. Внезапно Бутягин прохрипел, показывая на колбы:
— Смотрите… Кислород!
В колбах было пусто. Шэн тронула ртутный манометр:
— О каком кислороде вы говорите? Тут же нет ничего.
— Галлюцинации какие-то! Где же все вещества, которые мы взяли для опыта?
Но тут Лебедев жестко взял Бутягина за локоть и усадил на табуретку:
— Тихо, детки мои, да так тихо, чтоб ни одна душа посторонняя не знала. Поняли?.. Ваня, запри дверь.
Лебедев сел на диван меж двух книжных шкафов и вздохнул:
— Начинает выясняться нечто. Азот для удобрений из воздуха?
Бутягин утвердительно кивнул головой:
— В основном — метод Крукса.
— Отлично. Крукс дал наметку метода в тысяча восемьсот девяносто восьмом году. А сейчас на Западе существуют громадные заводы, получающие азотистые удобрения из воздуха по способу Крукса. Но мы знаем, что они переделаны в тысяча девятьсот шестнадцатом году из заводов, получавших по тому же принципу из азота воздуха взрывчатые вещества. Спрашиваю: где гарантия, что в один прекрасный день владетели этих удобрительных заводов не перевернут опять способ достопочтенного Вильяма Крукса с ног на голову и не начнут вырабатывать «удобрения», от которых земля будет удобряться кровью пролетариев и крестьян?..
Лебедев сдвинул брови строжайше:
— Как видите, самая невиннейшая сельскохозяйственная машинка может иметь любопытную изнанку. Куда, по-вашему, делась смесь в колбе?
Бутягин в волнении поправил пенсне:
— Реакция пошла, лишь только рядом с колбами появился букет?
— Какая уж тут реакция! Просто все исчезло.
— Что же это такое? — волновался Бутягин. — Один мельчайший штрих, один «зет» в уравнении — и получается адская смесь.
Лебедев криво улыбнулся:
— Изволили угадать. Вместо появления кислорода… исчез букет. Он и должен был исчезнуть.
— Почему? — недоверчиво приподняла брови Шэн.
— Потому что, — медленно и спокойно ответил Лебедев, — Штопаный Нос на двадцать второй странице написал это совершенно ясно. Прочти мне конечный результат двести сорок первого уравнения.
Бутягин поспешно вынул из портфеля фотоснимок:
— Вот. Кислород.
— Ты считаешь этот кружочек за химический символ кислорода — «О»?
— Разумеется! — воскликнули Шэн и Бутягин.
Лебедев ткнул пальцем в снимок:
— Ничего подобного. «О» означает нуль, ничто. Букет превращен в ничто.