Домашний арест незаметно не пролетел.
К середине второго дня он чувствовал, что находится взаперти уже пару столетий.
Одно дело говорить Тору, что у него найдутся «дела по дому», но на поверку все, чем ему предстояло заняться, – это рутинные домашние дела. У него были духи и волшебные существа, которые отвечали за столь низкие вещи. Им велели заниматься этими низкими делами, когда он бывал вдалеке от дома. Второй сын Одина не только не опускался до того, чтобы убирать пыль, чистить уборную или разбираться в столе и своих свитках, он даже отказывался находиться в помещении, когда его подданные были заняты делами.
– Неужели дошло до такого, отец?! – вскричал, обращаясь к небесам, Локи. Вряд ли Один его слышал, но, без сомнения, его дурацкие птицы рядом и передадут это по адресу. – Неужели из всего сонма богов нет никого, кто ценил бы чувство юмора? Тролли были сущим пустяком, небольшой диверсией для Асгардских богов. Я сделал одолжение Тору и его товарищам, предоставив им возможность поразмяться. Да мой брат больше всего на свете любит отвешивать чудовищам, и именно я ему это дал сделать! Да, я похитил Мьёльнир, но давай признаем: Тор стал слишком сильно полагаться на этот дурацкий молот. Что, если он его потеряет? Или сломает? Или кто-нибудь еще станет «достойным» и уведет молот у него из-под носа, как уже не раз бывало? Я на самом деле помогал своему брату, пусть все это и походило на розыгрыш, но разве между родичами нет места для пары-другой шуток?
– Тихо сам с собою ведешь беседу, сынок?
Локи обернулся и увидел Фриггу: та стояла в гостиной с мягкой улыбкой на лице.
– Да, все так, мам. С единственным разумным собеседником.
Через мгновение Локи почувствовал, что имеет дело всего лишь с астральной проекцией матери. Фригга редко прибегала к магическим талантам ванов, но Локи хорошо знал – она обладает большими познаниями в сфере колдовства. Именно она поощрила его в юности заняться чарами, когда он проявил меньше интереса к искусству стали, чем его брат.
– Прости за беспорядок, мам, но я гостей не ожидал. Под домашним арестом обычно сидят в одиночестве.
– Ну что ты, приговор имеет отношение только к тебе. Любой может прийти и навестить тебя.
– Прелестно. Полагаю, Тор непременно придет поизмываться надо мной при первой же возможности.
– Крайне сомневаюсь в этом, и, если он с этим придет к тебе, я ему этого не позволю.
Локи выдохнул:
– Спасибо, матушка. Полагаю, не стоит надеяться, чтобы ты поговорила с отцом? Чтобы попросила его о менее изнурительном наказании?
– Боюсь, это невозможно, сынок, – усмехнулась Фригга. – Когда он мне поведал о произошедшем, я ему сказала, что ты еще легко отделался.
Локи поднялся на ноги и посмотрел на нее с сомнением:
– В каком это смысле?
– Локи, ты забрал молот у Тора посреди битвы с троллем. Твоего брата действительно могли убить.
– Прошу тебя, удача никогда не улыбнулась бы мне так широко, – закатив глаза, ответил Локи. – Столь легкой смерти братца мне остается только желать.
– Он твой брат, Локи. И мой сын.
– Он сталкивался с врагами куда более серьезными, чем этот бестолковый троллюга с манией величия, – рассмеялся Локи. – Мам, видела бы ты его лицо, когда он вытянул руку, а Мьёльнир не возвратился к нему – да только ради этого стоило стараться!
– Что ж, раз оно того стоило, тебе следует нести наказание с достоинством и не жаловаться.
Локи раскрыл рот, но так ничего и не сказал. Ох уж эта «матушка» и ее убийственная логика...
Она подвинулась ближе к нему, и Обманщик по привычке протянул к ней руку, но Фригга была нематериальна.
– Не понимаю, зачем ты постоянно играешься с братом. Эти постоянные муки...
– Я – бог обмана, мам. Мучить моих друзей – смысл моего бытия. Я не могу просто взять и перестать «играться», как ты выразилась. Тор ведь не может взять и перестать повелевать громом и молнией, Хеймдалл не может перестать видеть все сущее, да тот же Вольштагг не может перестать есть.
Притворно содрогнувшись, Фригга подхватила:
– Воистину темный день настанет в Девяти Мирах, коли Вольштагг перестанет есть. Наши закрома превратятся в сущий рог изобилия!
– Повара Асгарда наконец-то смогут немного поспать, ведь им больше не придется работать день и ночь, чтобы снабжать достаточным количеством провианта бездонное пузо Льва Асгарда, – добавил Локи.
Мать и сын вдоволь посмеялись над этим, и Локи стало спокойно на душе – впервые с того момента, как Тор отвел его к отцу.
– Спасибо, мам.
– За что?
– За заботу.
– О мой милый сынок... – Фригга было потянулась к сыну, но замерла, вспомнив, что присутствует лишь мистическим образом, не телесным. – Я всегда о тебе заботилась и всегда тебя любила. И именно потому, что я люблю тебя, я каждый раз расстраиваюсь, когда ты занимаешься этими дурацкими и опасными играми.
Локи избежал ее нематериального объятия и отодвинулся – радость беседы испарилась. Его голос стал более серьезным:
– Поговаривают, что Локи не из тех, кто платит любовью за любовь.
Фригга, впрочем, не разделила его настрой и улыбнулась в ответ:
– Поговаривают, что манера Локи вещать о себе в третьем лице лишь знак, что кое-кто слишком много о себе думает. Как бы то ни было, меня никогда не интересовало мнение других. Я знаю обоих своих сыновей слишком хорошо и мне известны их чувства, проявляют они их или нет.
Обратив взгляд к ней, Локи ответил:
– Как бы то ни было, матушка, хоть ты и выражаешь свое разочарование, в нем есть частица любви. Это очень заметно. – И, снова глядя в другую сторону, добавил: – Все, что я вижу в отце, – это разочарование мной в чистом виде.
– Его разочарование столь велико, потому что его любовь столь же велика. Знаю, это трудно увидеть. Один правит всем Асгардом, и на нем лежит тяжкое бремя ответственности. Его истинные чувства бывает разглядеть все сложнее.
Локи посмотрел на нее, слегка улыбаясь:
– Иногда мне кажется, что у Тора нет и доли сомнения в том, что отец обожает его.
– Один приговорил Тора жить смертным калекой без всяких воспоминаний о своем прошлом. Будь уверен, его убежденность в отцовской любви пошатнулась, когда обман был раскрыт.
Локи удивленно посмотрел на нее:
– Ты и впрямь та еще кудесница.
– Спасибо, сынок. – Ее образ начал бледнеть. – Я должна оставить тебя и идти в тронный зал.
Локи нахмурился. Тронный зал – это сугубо отцовская вотчина.
– Зачем тебе в тронный зал?
– Присмотреть за тем и другим. В Асгарде все спокойно после изгнания троллей, так что Один чрезвычайно заскучал и отправился в очередной... поход.
Локи закатил глаза.
– Позволь угадать: он обрядился одноглазым стариком? Поверить не могу, что ему удается дурачить всех во время этих, как ты изволила выразиться, «походов».
– Ему нравится быть кем-то еще, – пожала она плечами. – Одину достаточно снять королевский доспех и наглазную повязку и натянуть старый добрый плащ. Его уловки не столь изящны в исполнении, как твои трюки, сын. Стоит ему предстать заурядным стариком на лошади – и люди уже не узнают в нем Всеотца. В конце концов, с чего бы правителю Асгарда отправляться в одиночку в Йотунхейм?
– Зависит от лошади. Он взял Слейпнира?
– Разумеется, – усмехнулась Фригга. – Посмотрит на него обычный человек и увидит такого же обычного жеребца.
– А я вот, например, никогда не считал себя обычным. Именно потому всегда побеждаю.
– Так или иначе, мне пора. – Мать нежно посмотрела на него и добавила: – Всего тебе доброго, Локи.
Когда астральный образ испарился, Локи ответил:
– Пока я заперт здесь, ничего доброго быть не может.
Хотя он был рад короткой встрече с матерью, с ее уходом одиночество стало ощущаться лишь сильнее. Вздохнув, Обманщик отправился в кладовую. Разговоры о Вольштагге и его гастрономических способностях возбудили аппетит, к тому же этим утром прибыла свежая партия золотых яблок, обеспечивающих ему бессмертие.
Богиня Идунн, которая заправляла яблоками, относилась к делу серьезно, так что каждый из сонма богов ежемесячно и своевременно получал свою часть яблок. И каждому, вне зависимости от статуса, полагалась равная доля. Бесстрастная, Идунн была совершенно непоколебима, но даже Локи не рисковал испытывать ее терпение: ведь в результате его могли исключить из списка получателей. Он мог прогневить Тора, Одина, Балдера, Фриггу, Сиф, Троицу Воинов, Хеймдалла, да кого угодно в Девяти Мирах, но Идунн не обращала на него никакого внимания. Интересно, а что будет, если он разозлит и ее?
Конечно, было бы любопытно что-нибудь сотворить с этими яблоками. Локи предавался размышлениям на эту тему, но внезапно почуял омерзительный запах. Он не чувствовал вони столь сильной с тех пор, как посещал Подземный Мир с визитом к Бауги.
Но если троллям еще предстояло совершить такое открытие, как баня, то Локи всегда мнил себя образцом чистоплотности.
Поэтому он пришел в ужас, когда обнаружил, что творится в кладовой: остатки еды с первого дня заточения остались не убраны, посуда и кухонная утварь – не мыты и не расставлены по местам, и над всем этим безобразием суетились мухи, одна из которых влетела прямо Локи в лицо.
Прибив ее, Локи тотчас призвал домашних духов, на которых лежала ответственность по наведению порядка в доме. Трое крошечных зеленокожих существ возникли перед ним, паря в воздухе кладовой:
– Вещай, вещай, Локи Лафейсон!
– Как мы можем угодить богу-обманщику?
– Бог обманов – наш повелитель!
– Да, – нетерпеливо ответил Локи, – именно он и есть. В вашем ведении находится поддержание порядка в доме, и что я вижу?
Духи облетели кладовую вокруг, наморщили носы и приземлились перед ним:
– Как пожелаешь!
– Отчистим все до блеска!
– Стоит тебе лишь уйти!
Локи поморщился. Он редко бывал дома дольше пары дней, поскольку всегда был занят воплощением в жизнь очередного коварного плана, очередной хитрой затеи. Так что духи давным-давно получили строгое указание заниматься работой по дому исключительно в отсутствие Локи – он не желал присутствовать при этом. В обычном течении жизни редкие визиты Обманщика предоставляли домашним прислужникам уйму времени на уборку.
Но домашний арест, наложенный Одином, перевернул все вверх дном, так что Локи пришлось соответственным образом изменить свое повеление духам.
Отправляясь к мешку со свежим припасом яблок, Локи изрек:
– Меня принудили пребывать здесь неопределенное время, и теперь вы можете исполнять свои обязанности вне зависимости от моего присутствия или же отсутствия.
Духи взволнованно поглядели друг на друга.
– Ежели так желает Обманщик...
– Коли он так уверен...
– Мы, разумеется, повинуемся указанию второго сына Одина....
Локи, встряхнув головой, извлек из мешка золотое яблоко.
– Да. Повинуйтесь. И немедленно! – Он жадно откусил, подчеркивая, кто здесь хозяин, затем прибил еще одну муху, приблизившуюся к его лицу, и покинул помещение.
К этому моменту Локи почувствовал, что сыт по горло. Все эти необоснованные наказания Одина за то, что заложено в самой природе его второго сына – бога обмана. Непроходимая тупость Тора и его упертость в желании приволочь Локи к Одину при первой же возможности. Бауги и его миньоны тоже оказались хороши – не смогли как следует противостоять Тору и его недалеким друзьям, притом что у Тора даже не было Мьёльнира под рукой! Да и братовы прихлебатели порядком надоели: если бы Балдер, Сиф и Троица Воинов занимались своими делами, тролли угостили бы Тора по-царски. Да даже эти домашние духи ничем не лучше: Локи пришел в бешенство от их узколобости, приведшей его кладовую в столь мерзкое состояние. И даже мать ему надоела: могла бы, в конце концов, прийти и без всяких фокусов и остаться подольше.
Он вошел в свои покои и прилег на кровать, поедая яблоко. Закончив, швырнул его в сторону, надеясь, что духи, по своему обыкновению, приберутся и здесь. Хотя, по всей видимости, они одну кладовую и будут чистить, а весь прочий дом пусть и дальше гниет.
И тут еще одна муха приземлилась прямо ему на нос.
Он прихлопнул ее, вздохнул и подумал: может быть, ему стоит вернуться в кладовую и подчеркнуть, что духам также следует избавиться и от мух. Или, может быть, он сам сотворит такое заклятье, которое направит всех этих надоедливых насекомых туда, где Один восседает на своем Слейпнире.
И тут его осенило.
Запрокинув голову, Локи закатился смехом.
Это идеально. Даже Хеймдалл ничего не заметит! Для начала Локи облачился в спальное платье. Хоть на дворе и стоял полдень: он всегда может оправдаться тем, что лег поспать посреди дня потому, что домашний арест – скука смертная.
Затем он принялся творить мудреное заклятье, которое создало бы его копию. Также он подготовил все, чтобы изменить свой внешний вид: обычно для Локи это было не сложнее, чем дышать, но на этот раз предстояло провести особенно трудную транс-формацию.
Чтобы его план сработал, было необходимо сделать три вещи разом, причем две из них было невозможно совершить без третьей, а третья была вне контроля Локи.
Но потом эта самая третья вещь случилась сама собой, как и надеялся Локи: очередная муха врезалась ему в лицо.
В тот же миг бог обмана провернул три действия, достаточных для осуществления хитроумного замысла.
Хлопнул в ладоши и раздавил муху.
Затем сам обратился мухою.
И оживил свою копию.
Волшебный двойник Локи занял то же место, где стоял оригинал, когда обратился в муху. Локи не сомневался, что даже Хеймдалл с его всевидящим взглядом не различит подмены.
Пусть та муха и упала, раздавленная, на пол, Локи улетел к окну покоев, выглядя точно так же. Он приказал своему двойнику зевнуть разок-другой, растянуться на кровати и крепко уснуть.
Улыбавшийся Локи был уверен, что Хеймдалл и вороны Одина увидят лишь Локи, который тщетно попытался убить муху, сдался и отправился кемарить.
Ну а сам он был наконец-то свободен парить над Девятью Мирами в любом из направлений!
Но оказавшись на воле, Локи осознал, что не вполне уверен, куда ему следует отправиться. Он сполна отдался воле Одина, что даже не задумался о том, чем бы ему заняться, когда срок ареста подойдет к концу. Ему казалось, что этот день бесконечно далек от него, и Локи оказался не готов к неожиданной удаче сегодняшнего дня.
Летя вперед, он заметил Хугина и Мунина, и в голову тут же пришла замечательная идея.
Фригга упомянула, что Один направился верхом в Йотунхейм. Поэтому Локи отправился в ту же сторону, намереваясь узнать, что затеял приемный батюшка и каким образом бог обмана может вмешаться в его приключение.