Infernum. Последняя заря

Глава 25. Очищение

Сколько он уже здесь? Провалившись несколько раз в беспамятство, Ишас не мог определить, сколько времени прошло с того момента, как его увели из зала. Он попытался привстать и прислониться спиной к шершавой каменной стене. Из трещин тонкими струйками медленно текла вода. Голова загудела, Ишас потянулся к ней рукой и почувствовал резкую боль. Скорее всего, вывихнули руку, когда тащили и пару раз случайно приложил о ступени. Ишас усмехнулся: случайно. Постепенно приходя в сознание, он начал ощущать еще и боль на лице. Аккуратно потрогав пальцами, Ишас почувствовал опухшую скулу, а на пальцах остались следы засохшей крови. Ишас закрыл глаза, откинул голову назад, к стене, и тяжело вздохнул. Перед глазами сменялись картины прошедшего дня, прошедшей жизни и в этот поток воспоминаний ворвались глаза. Ишас не слышал половины из того, что говорила Ида. Он мог лишь смотреть, как она напугана. Он обречен, но что они сделают с ней? По обрывкам фраз Ишас думал, что она укажет на него, поверит, что он мог сделать все, что ему вменяли. И Ишас бы признал вину, ради нее, ради ее свободы. Если бы Патани обещал, что освободит Иду, Ишас бы не задумываясь признался во всем. Но все изменилось. Ишас сам не понял, как и в какой момент — он был слишком занят мыслями о той боли, которая отражалась в глазах Иды, несмотря на всю ее решимость. Ишас очнулся, когда Ида назвала имя Луйса. Она обвинила его во всем, и теперь Ишас жалел, что прослушал ее доводы. Он был ошарашен и поражен таким поворотом, но не успел осознать мелькнувшую надежду на свободу, как Луйс перевернул все и указал на Ишаса. Выходя, Луйс шепнул: «Ничего личного, но я сделаю все, чтобы она осталась жива. Она нужна мне. А пока жив ты, она не успокоится и продолжит спасать тебя». Ишас был не в состоянии спорить, да и зачем: они оба спасают ее. Но сейчас, постепенно приводя мысли в порядок, Ишас осознал, как глупо было поверить этим словам. Действительно ли Луйс защитит ее? Может, правда, он не так плох, как ему казалось? Может, Ишас сошел с ума и придумал все просто потому, что не хотел видеть рядом с Идой кого-то еще? И поэтому оказался предвзят. Все так запутано. В любом случае, что сделано, то сделано. Уже ничего не изменить. Остается только надеяться, что его смерть не будет напрасной. Если бы Ишас не прогуливал встречи с Сар-Микаэлом, он бы сейчас помолился за Иду.

Ишас мог бы сказать ей еще тогда, после ярмарки, когда думал, что потерял ее. Почему он тогда не решился? Сложилось бы все иначе? Надо было сказать. Хотя чего он ждал, что она ответит ему взаимностью? Простому бастарду кузнеца, — да, Ишас догадывался, — на которого с детства косилась вся деревня? Нет, все должно было быть по-другому. Он все сделал правильно. Он бы умер за нее. И вот умрет. В надежде, что она будет свободна и счастлива, что этот ее не предаст и сможет защитить в этой жестокой жизни чужого города. Ишас блуждал в своих мыслях, когда его вырвал звук переворачивающегося ключа в замке. Заржавевшая ручка протяжно лязгнула и дверь открылась. Вошел какой-то человек. В темноте камеры его белое одеяние ударило по глазам, на секунду вынудив Ишаса отвернуться. Привыкнув, он постепенно повернулся к человеку. Тот также стоял у входа. Дверь за собой он не запер. Несмотря на то, что перед глазами силуэт расплывался, Ишас сумел разглядеть длинную тогу и длинные светлые волосы, собранные у висков. Черты лица были размыты, Ишас попытался сморгнуть слезы, выступившие от долгого разглядывания ярко-белой фигуры. Хотел было встать, но не хватило сил, поэтому он просто выпрямил ноги и остался сидеть. Так прошло несколько мгновений тишины. Гость не говорил ни слова и не двигался. Просто смотрел, и, привыкнув, Ишас рассмотрел легкую улыбку. Терпение стало заканчиваться, и когда Ишас хотел спросить, чего этому незнакомцу надо, тот сам заговорил тихим голосом, в котором слышалась доброта и сочувствие.

— Ты не должен бояться. Завтра тебя ждет не наказание, а спасение. — Незнакомец тихо подошел и в одно мгновение оказался сидящим на корточках перед Ишасом. Невесомо коснулся его руки и произнес: — Ты чист душой, остался незапятнанным, несмотря на все тяготы и лишения, которым подвергла тебя жизнь. Ты прошел все испытания. Так подними глаза и войди в дом свободы и мира, встань после смерти тела бренного рядом с отцом твоим, рядом с отцом небесным.

Ишас решил, что ему все снится — необычный посетитель, чья одежда не пачкается в этой камере, его плавные движения и необъяснимое перемещение в пространстве. Поэтому Ишас просто попытался улыбнуться и сквозь боль, произнес:

— Речи, Служитель или кто ты, можешь оставить для тех, кто боится и ищет утешения, — Ишас закашлял, во рту пересохло. — Я не верю в небесные чертоги, и мне не нужны обещания Небес. Я жил по чести и совести не для того, чтобы после смерти мне дарили любовь. — Он сделал паузу. — Она нужна была мне при жизни. — Последние слова Ишас произнес слишком тихо, а возможно и даже в мыслях. Он устал. Он не жалел о своем поступке, просто хотел, чтобы поскорее все закончилось. Он так устал.

Незнакомец в белом одеянии улыбнулся, задержал на мгновение взгляд на Ишасе — глубокие синие глаза зародили что-то в области груди, — встал и, бросив напоследок «Да, это просто долг служителя», направился к выходу. Ишас приподнял голову, и на секунду ему показалось, что в проеме закрывающейся двери он увидел белые крылья. Ишас опустил голову и закрыл глаза, смахнув видение. Как же он устал. Звук защелкивающегося замка он не услышал.

Хороший сон. И лучше пусть так все и закончится. Он был бы рад не просыпаться.

Когда в следующий раз он открыл глаза, то снова оказался в камере. Из маленького окна под потолком проникали красные лучи заходящего солнца. Рядом появилась какая-то миска с непонятной полужидкой похлебкой. У Ишаса заурчало в животе то ли от голода, то ли предупреждением, чтобы он не смел вливать это в желудок. Ишас усмехнулся своим мыслям. Надо же, еще не растерял своих особенностей. В деревне его всегда корили, но в глубине души восхищались этой стойкостью и умением не терять чувство юмора даже в самых тяжелых ситуациях. «Всегда есть выход. Даже если вас съели, да, Ишас?» — говорила Игиль, поддразнивая, но одобряя такой подход к жизни. И что сейчас? Ошиблась старуха, не всегда есть выход.

Ожидание и неизвестность терзали его, мучили хуже любой пытки. Ишас несколько раз проваливался в беспамятство от голода и боли, но каждый раз, просыпаясь, вспоминал разговор с Идой. Пытался разгадать, что она ему недоговаривала и почему приняла такое решение. Она никогда не могла держать от него секретов, а даже если не произносила вслух, по выражению лица, движениям и сторонним разговорам он всегда понимал, что она скрывает. А здесь он помнил только испуг. Она молчала, потому что узнала всю правду о себе и своих родителях или она узнала что-то еще? Про родителей она бы рассказала. Теперь Ишас понимал, что страх был связан с тем, что она собиралась сделать. Мысль за мыслью, воспоминание за воспоминанием Ишас перебирал в голове все произошедшее, пытаясь связать все воедино, но ничего не удавалось — он был слишком слаб.

Снова лязг металла и скрип железной двери. За ним пришли.

Это последний закат его жизни.