Infernum. Последняя заря

Глава 23. Подчинение

— Ты думала, можешь прийти в мой город, задавать вопросы, убить моего человека, столько лет водить меня за нос и выйти сухой из воды? Твой отец решил, что жизнь одного человека превыше всего человечества? Превыше зараватцев? Он, ублюдок, решил, что жизнь какой-то азкаретки важнее?

Увидев округлившиеся глаза Иды, Патани рассмеялся.

— О, да ты не знала? И никогда не задавалась вопросом, почему так не похожа на остальных? Превосходно. — Он склонился над столом, уперевшись двумя руками. — Либо ты непроходимая тупица, либо искусная лгунья.

Ида ощутила, как ярость пришла на смену страху. Она, конечно, догадывалась о своем происхождение, но старалась об этом не думать. Это меньшее из всего того, что навалилось на нее.

— Вы можете называть меня как хотите, но отца не смейте обвинять. Вы и мизинца его не стоите! — откуда в ней взялась эта смелость, Ида не поняла, слишком поздно осознав, что и кому сказала.

Когда их привели в казарму, то сразу разделили. Луйса увели на допрос, а ее поместили в какую-то комнату. Она потеряла счет времени, от всего произошедшего и тревог у нее начала кружиться голова. Ида несколько раз проваливалась в состояние бессознательного и не понимала, сколько времени прошло. Она сидела на полу, прислонившись к стене, и засыпала, когда дверь резко распахнулась и один из стражников пригласил ее к выходу. Пока ее вели — видимо, тоже на допрос, — Ида заметила, как в казарме все засуетились, бегали, на ходу поправляя форму, переговаривались шепотом и спешно приводили свои кабинеты в порядок. Мимо пробежала бойкая старушка с ведром воды и шваброй. Иду тогда это удивило, но она не придала значения. Ее вели на допрос и ей нужно было сосредоточиться, понять, что говорить и как себя вести. Но оказалось, в этом нет нужды. Ее завели в большую комнату, у входа которой стояли гвардейцы в блестящих доспехах. Стражник, сопровождавший ее, завел, быстро отчеканил докладную и, услышав «Свободен», ретировался с такой скоростью, словно бежал на пожар. Ида стояла и рассматривала спину мужчину у окна. Он не повернулся к ней, лишь махнул рукой, призывая подойти. Ида несмело подошла и потеряла дар речи, когда поняла, кто стоит перед ней. Он развернулся и венец блеснул на его голове. Он что-то говорил ей, но она не слышала и не могла произнести ни слова. Страх парализовал ее. А сейчас? Она не просто говорит, но и дерзит ему.

Но Патани в ответ лишь рассмеялся.

— Да, а ты не такая уж и слабачка. Послушай, девочка, что я тебе расскажу! Ты можешь считать меня монстром, но если у тебя есть хоть немного ума, ты поймешь. Только ответь мне на вопрос: что бы сделала ты на моем месте, когда у твоих границ стоит армия Аз-Карета, а все азкаретцы Заравата готовят восстание, чтобы изнутри ослабить нашу страну и отдать власть своим? Что бы ты сделала, если бы услышала пророчество, после которого миру грозит конец. Не тебе, не мне, а всему миру? И ты не знаешь, какой именно ребенок станет погибелью, а какой спасением? Не лучше ли избавиться от обоих и обеспечить жизнь тысячам, миллионам людей и их потомкам?

— Они… мы были невинными детьми!

— Ты слышала, что за грехи родителей расплачиваются всегда дети? Нет? Так вот послушай. Вашим родителям был дан выбор. Год. Им нужно было продержаться год. И более того, мы предоставили им все возможности. Ты уже большая девочка, так что наверняка знаешь… — он запнулся, увидев, ее удивление и то, как она покраснела, поняв, о чем он говорит. — О, да твой отец тебя растил действительно в добродетели. Ну ничего, в общем, мы дали им все. Что сделали они? Дальше, впрочем, ты знаешь все сама.

Ида почувствовала, как все ее эмоции и мысли смешались. Она не знала или не задумывалась о том, что император хотел обмануть пророчество бескровным способом. Она была готова согласиться с ним, но неожиданно волной в ней пробудилась непокорность.

— Вы могли не убивать этих детей, а собрать в специальной школе, отдать их в храм и воспитывать в благодетели, чтобы пророчество не сбылось.

— Ах, эта юная наивность и вера в лучшее. Скажи мне, тебя воспитали в благодетели, видишь ли, я знал твоего отца и уверен, что он сделал все для твоей души, но помешало ли это тебе совершить тяжкий из грехов?

Ида не смогла ничего ответить. Ее боль, ее страх снова подкатил к горлу тяжелым комом и перекрыл дыхание. Она оступилась, она защищалась, она не хотела — но имело ли это хоть какое-то значение?

— Не можешь ответить, вот и подумай, что бы остановило десятки детей, воспитанных в сдержанности и благодетели, сорваться в один прекрасный миг. К тому же нам неизвестно, как будет исполнено пророчество. — Патани сел и Иде показалось, что она увидела в его глазах печаль. О чем мог печалиться этот человек?

— Знаешь, я тоже грешен. Я гордец. Считал, что умнее и хитрее пророчества, но как видишь — его нельзя обмануть. Порой наши действия, направленные на предотвращение пророчества, становятся причиной исполнения того, чего мы всеми силами хотели избежать. — Патани помолчал, тяжко вздохнул и произнес: — Я не могу убить тебя сейчас.

Ида вскинула голову, ей казалось, что она ослышалась. Но Патани уверенно смотрел ей в глаза.

— Да, я не могу убить тебя сейчас, потому что не уверен: ты спасительница или погибель. Вдруг я снова, желая избавить мир, убив тебя, наоборот ускорю процесс. Ведь так и будет, если ты спасительница, а я уничтожу единственный наш шанс. Я в тупике. Но одно знаю точно: наказание за ложь и убийство последует незамедлительно. Если я не выясню, кто именно из этих двоих виновник, казню обоих. А ты до конца жизни будешь сидеть в темнице под горой.

— Вы не посмеете казнить невиновного! — заявила Ида, но тут же осознание вырвалось усмешкой — она сказала это человеку, который посмел отдать приказ об убийстве стольких младенцев.

— Не посмею. Потому что ты не позволишь ему погибнуть.

Ида непонимающе уставилась на Патани.

— Я говорил уже: я все про тебя знаю, Ида. И знаю, где твои настоящие родители.

Ида вскочила с места, но увидев бесстрастное лицо Патани, села обратно. Он не знает, он лжет. Специально. Нет.

— Я знаю, что ты не поверишь мне, но я думаю, у меня есть для тебя подарок.

Он щелкнул пальцами и гвардеец, стоявший у двери, подошел и достал что-то из-за пазухи. Сверток пергамента с императорской печатью.

— Это мой указ о помиловании двух заключенных. Они будут освобождены сразу после заседания суда, которое пройдет завтра. Если, конечно, кто-то подтвердит, что эти двое не скрыли свое дитя и не обманули империю. Представляешь, совершенно случайно выяснилось, что кто-то украл у них дитя. Такое недоразумение, такое горе: потерять и дитя, и свободу.

Ида не могла поверить, что все происходит на самом деле.

— Ах да, и возможно еще одна история поможет тебе сделать правильный выбор. Видишь ли, мы все эти годы искали одного ребенка, похищенного — или отданного добровольно, зависит от твоего решения — и увезенного в Создателем забытую дыру. Двадцать лет я потратил на поиски, но еще одна причина верить в пророчества — неслучайные случайности. Сперва я нахожу в далекой деревне своего верного зодчего, пропавшего ровно двадцать лет назад, и узнаю, что у него есть дочь, когда жена его погибла задолго до событий. Потом в этой же деревне пропадает отряд солдат, не предоставляя в срок донесения. И не просто исчезает, а убит отрядом врага, которого вы свободно пропустили в деревню. Здесь тоже тебе стоит подумать, кто мог это сделать. Пока все указывает на твоего верного друга. Кстати, я отвлекся, о нем и речь. Представь, каково было мое удивление, когда мне доложили о том, что в той же деревне поселился мой великий покоритель огня и стали? Какова вероятность случайных совпадений? Ах да, у кузнеца, оказалось, тоже есть сын, который по документам умер при рождении. Странно, не правда ли? Но знаешь, что меня радует? Что вы оба у меня. Если император не идет к Рат, то Рат двигается к императору. Неисповедимы пути, неисповедимы. — Увидев округлившиеся глаза Иды, Патани махнул рукой и добавил: — Да, действительно, прости, я слишком много свалил на тебя и тебе тяжело получить зараз столько потрясений. Завтра, все будет завтра, — последние слова он произнес уже тише и постучал пальцами по столу. — Ступай. Я надеюсь, завтра ты расскажешь мне правду. Уведите!

Ида хотела сопротивляться, хотела кричать о несправедливости, хотела просить пощады, но не произнесла ни одного звука. Она позволила увести себя.

Она шла за конвоем, не видя ничего перед собой. В голове эхом отдавались слова Патани, смешиваясь, закручиваясь и запутывая ее еще больше. «Мы все эти годы искали одного ребенка… Пока все указывает на твоего верного друга… есть сын, который по документам умер при рождении». К этим мыслям добавилось произошедшее за последнее время: отлучки Ишаса, тайны, его слова о том, что не впервые получать такие раны. Иде не удавалось ухватиться за конец нити, связывающей все воедино. В голове отдалось болью, она понимала, что Ишас как-то замешан во всем этом, но как и почему? Она должна поговорить с ним.

— Можно мне увидеться с другом? Прошу! — жалобно пропищала Ида.

— Не положено! — отчеканил стражник, ведущий ее в темницу.

— Прошу вас! Я могу его больше не увидеть никогда… — Слеза покатилась по ее щеке.

Стражник в возрасте, не похожий на тех, кто их сюда доставил, с грустью взглянул на нее, оглянулся, будто ища поддержки или решения.

— Только быстро и никому ни слова.

Ида не знала, как благодарить его, но ему, казалось, этого не требовалось. Он махнул рукой, указывая направление.

— Ида, ты не веришь мне?

— Я не помню, Ишас, я видела только, как они лежали, я испугалась за тебя и не видела. Может… — не об этом Ида хотела говорить, у них слишком мало времени, но страх не давал ей озвучить те вопросы, с которыми она пришла.

— Нет, Ида, неужели ты можешь сомневаться во мне? Я бы не смог… Да я был в ярости и готов был, видит Создатель, готов был убить, но не стал. Я приехал за тобой. Я хотел просто увести тебя с собой.

— Я несу только разрушение, Ишас!

— Да плевать мне на пророчество! Ида, послушай себя. Все началось тогда, когда ты узнала о нем. Почему ты думаешь, что происходящее не началось бы и без пророчества? Ты два десятка лет прожила, не зная о нем, все было хорошо. А все беды и печали не воспринимались предвестниками конца света. Послушай меня, я думаю, дело вовсе не в тебе. — Но Ида не дала ему договорить.

— Ты не понимаешь, Ишас! Ты не знаешь, что я чувствую.

Ишас горько усмехнулся.

— Это ты никогда не знала или не хотела знать, что чувствую я. Я не виню тебя и не обижаюсь. Ты бросила меня в самый тяжелый момент и сбежала с ним — что я должен был подумать? С тем, кто… — Ишас замялся. — Почему после стольких лет и всего, через что мы прошли, довериться незнакомцу, о котором я не раз предупреждал, для тебя было проще, чем мне. Даже сейчас ты ему веришь больше, чем мне, хотя…

— Он мог мне помочь, — Ида снова прервала его, не осмеливаясь рассказать правду, боясь услышать то, что Ишас собирается сказать.

— Скажи правду, Ида. Я же вижу, что ты мне что-то недоговариваешь.

Ида не смогла. Она не смогла сказать Ишасу, что он тоже дитя пророчества, что его подозревают в пособничестве азкаретского отряда, не смогла сказать, что завтра ей придется сделать выбор. Не смогла сказать, что очень хочет, но не может поверить. Не смогла.

Сидя комнате, где ее заперли, Ида думала, что зря пошла к Ишасу. Все стало только хуже. Он теперь считает, что она его предала. Но разве не так все? Она завтра должна будет рассказать все. Мысли продолжали роиться, грозя разорвать голову. Ида была готова на все, лишь бы заглушить этот голос в голове.

«Помилование двух заключенных. Не скрыли свое дитя и не обманули империю. Кто-то украл у них дитя. Но представь, каково было мое удивление, когда мне доложили о том, что в той же деревне поселился мой великий покоритель огня и стали? Какова вероятность случайных совпадений? Ах да, у кузнеца, оказалось, тоже есть сын, который по документам умер при рождении…» Ида не могла перестать слышать голос Патани у себя в голове. «Который по документам умер при рождении». Она не знала мать Ишаса, помнила только обрывчатые рассказы о ней, но больше молчание и неловкие попытки сменить тему. Ишас не любил о ней говорить, так как не простил себя за ее смерть. И Ида каждый раз, тяжело вздыхая, наблюдала за тем, как он терпеливо сносит побои и нелюбовь отца. Он терпел и принимал их, как справедливое наказание за свою жизнь. В деревне шептались, что Йофас недолюбливает сына не только за то, что тот при рождении забрал жизнь его любимой женщины. Стоило деревенским выпить, как у них развязывались языки, и они сплетничали о разном. Но все это были слухи, не подтвержденные. Но и не опровергаемые ни Йофасом, ни кем-либо еще. Ида никогда не задумывалась, но сейчас задалась вопросом: ее никогда не поминали на дни усопших, не ставили свечи в храме и не пели молебнов. Возможно, дело действительно было в грехе, недостойном искупления и прощения, но… Ида не могла понять, что упускает. Никто никогда не говорил о том, что Ишас родился в Пар-Исе. Она чувствовала, что в этом может найти ответы, но усталость, страх и что-то еще не позволяли ей трезво мыслить. Они как назойливые мухи прилетали, мешали и в момент, когда казалось, что вот-вот поймаешь, улетали. Клубок не распутывался, а еще больше запутывался, норовя завернуться в такой узел, который возможно будет только разрубить. Из этих мыслей ее вырвал скрип медленно открывающейся двери. Ее не заточили в камеру, как остальных, поселили в какой-то комнате, которая, вероятно, служила комнатой для допросов. Но выходить не разрешалось. Ида сжалась от мысли, что к ней снова заявились стражники и будут допрашивать, пытаться выбить то, чего не смог Патани. Но когда увидела того, кто вошел, невольно сорвалась с места и кинулась на шею.

— Луйс! Как ты смог…

— Тш-ш, тихо, нас не должны услышать. Я здесь с неофициальным визитом, — мягко улыбнулся он и, не размыкая объятий, тихо повел Иду назад. Когда они дошли до середины комнаты, он посмотрел ей в глаза и стал одной рукой поглаживать ее волосы.

— Ну как ты? — шепотом спросил Луйс, не отводя взгляда. Увидев, как слезы наворачиваются на глазах Иды, он прижал ее к себе.

— Поплачь, выпусти все, так тебе полегчает.

— Ты здесь, — сквозь вырывающиеся всхлипы произнесла Ида, но слова зазвучали глухо, утопая в одежде.

— Здесь, тш-ш, я здесь. — Продолжая гладить ее волосы, Луйс слегка покачивал стоя.

Ида попыталась отстраниться, но Луйс не сразу отпустил ее. Ему нужно было убедиться, что она выплакала свою боль. Ида шмыгнула носом, утерла не зажатой рукой глаза, и о недавних рыданиях напоминали только покрасневшие глаза и редкие резкие вздохи. Луйс предложил ей присесть и расположился рядом. Он взял ее ладони в свои руки и посмотрел в глаза.

— Меня водили к Патани.

— Что? — глаза Луйса вспыхнули на секунды, но он смог совладать с собой. — Чего он хотел?

— Угрожал казнить вас: тебя и Ишаса за то, что убили тех уродов. Точнее он требовал, чтобы я выбрала одного из вас, либо он казнит вас обоих. — Про Ишаса Ида решила не говорить, все же какая-то часть сомневалась в Луйсе, хотела прислушаться к предостережениям.

Ида замолчала, Луйс не вмешивался, прокручивая в голове варианты. Интересно складывается ситуация. Какой же выбор она сделает?

— А еще он сказал, что мои родители, — она запнулась, — настоящие родители живы и он, — силы оставили Иду и она снова расплакалась, не в силах произнести ни слова.

Луйс подсел еще ближе и приобнял одной рукой ее за плечи.

— Ты ему веришь?

Ида глубоко вдохнула, успокаиваясь.

— Он показал мне указ о помиловании двух заключенных, так как появились свидетели, которые подтверждают, что дитя они не прятали, а его у них украли. Им полагается только наказание за ослушание приказа, но так как они пробыли в заточении двадцать лет, могут сейчас выйти на свободу. — И тут Ида вспомнила, что Адес говорил о семье, которую прятал в Париссии. Не сходится, все не сходится. Ида сжала руками голову.

— Это может быть кто угодно, — подтвердил ее догадки Луйс. Но никто не мог сказать наверняка.

— Да, я знаю, но я уже ничего не понимаю и не знаю, что мне делать. Мой мир перевернулся и я потеряла ориентиры. Я потеряла себя и не знаю, чего хочу. Но вы с Ишасом настоящие. Вы здесь. И я не могу выбрать одного из вас или подвергнуть опасности обоих ради иллюзии.

— Ты мечтала найти их и вот они, возможно, ждут тебя.

— А может и нет. Ты сам сказал, Патани может лгать и манипулировать мной. Он сказал, что казнит обоих, если я не скажу ему правду. А если скажу, то наказание за убийство он смягчит, объясняя это самозащитой. Хотя какую правду он хочет услышать, я не понимаю. Я ничего не понимаю. — Ида потрясла головой.

— Ида, ему нельзя доверять.

— Тогда что мне делать, Луйс! Скажи! Что мне делать? — Ида отстранилась и посмотрела на него заплаканными глазами, но в которых сейчас плескалось отчаяние.

— Я пришел, чтобы сказать, завтра после суда мы сможем вывести тебя отсюда, — начал Луйс и невольно запнулся, увидев как вздрогнула Ида.

— Вывести? Как?

— Адес поможет, я не могу рассказать подробностей, просто будь готова, завтра на закате сюда придет стражник, который поведет тебя якобы на вынесение приговора. Ты пойдешь с ним, а дальше ничего не бойся. На выходе тебя будет ждать повозка, которая отвезет к Адесу. Он поможет нам покинуть Пар-Ис, а потом через море отправит в Париссию. У него еще остались знакомые. Прости, я не знал, что твои родители живы и… Я не могу настаивать, но послушай меня, Ида, ты в опасности. Патани знает и не оставит тебя.

— А Ишас?

— Прости.

— Что значит прости? Я не уйду без него! — Ида подскочила и отчаяние в ее глазах смешалось с гневом.

— Ида!

— Нет! Не проси! Я не брошу его! Он здесь из-за меня! Он не в меньшей опасности, чем я. И возможно, больше моего заслуживает спасения.

— Ида, послушай!

— Нет, Луйс, даже не проси, мы либо уходим с ним, либо я остаюсь здесь. Иначе чем твой выбор отличается от предложенного императором?

— Ида, послушай, — Луйс встал и мягко взял ее за руку. В его глазах она прочитала печаль. — Прости, я не должен был говорить это сейчас, но…

— Что? С ним что-то сделали?

— Нет, точнее я не знаю. Но его уже не спасти. Он обречен. Завтра на суде ему вынесут приговор.

— Нет, — Ида затрясла головой. — Нет, нет, нет. Они не могут, если я не скажу. Он не виноват.

— Ида, Патани играет с тобой, ему не нужно твое слово, потому что он уже все решил. Ведь дело не только в тех троих. Это касается событий в деревне. — Луйс выдержал паузу. — Он сделал…

— Что? — Ида не смогла произнести больше ничего. Она непонимающе уставилась на Луйса.

— Присядь, я должен был рассказать это позже, когда мы будем далеко, но… — Луйс прикрыл глаза, будто собирался с мыслями. — Он был в сговоре с Аз-Каретом, был их шпионом. Тот имперский отряд был карательным, так как разведка донесла, что на границе с Азретом собираются диверсионные группы. Ишас уже давно сотрудничал с Аз-Каретом и должен был провести их тропами, которые не охраняются. Они бы отбили нейтральные территории.

— Замолчи! Ты лжешь! Ишас не мог, он не стал бы… — Ида плакала, и зерно сомнения, несмотря на всю ее веру в Ишаса, поселилось в ее душе. Вот, что имел в виду Патани.

— Прости, Ида, — Луйс попытался снова обнять ее, но она оттолкнула его. Что-то неожиданное. — Я не хотел.

— Я не верю! Он не мог… — продолжала сопротивляться Ида. Все сходится, все указывает на Ишаса. Тогда, перед ярмаркой, и после он стал чаще пропадать где-то, но не говорил где, а от вопросов увиливал. Нет, это же Ишас. — Зачем тебе это? И как ты сюда попал? Почему ты не заперт? — Ида шаг за шагом отходила назад и с каждым вопросом в ее глазах отражались страх и недоверие.

— Я же сказал, Адес и его связи помогли. У меня не так много времени, я хотел лишь предупредить тебя и спасти.

— Для чего?

— Что для чего? — непонимающе спросил Луйс. Его удивил и одновременно застал врасплох этот вопрос.

— Кто ты?

— Ида, мы это уже проходили, сейчас не время. Я понимаю, ты шокирована и не веришь, но ты должна. Жизнь несправедлива, и чаще всего и больнее всего предают те, кого мы любим.

— Нет, ответь мне? Как я могу доверять тебе, если даже не знаю, кто ты и откуда? Почему ты все знаешь и почему помогаешь мне? Откуда ты знаешь, про Ишаса? Почему тебя не подозревают?

— Я, кажется, уже ответил на вопрос. Ты мне небезразлична и я… — Луйс запнулся, впервые его красноречие и дар внушать мысли подвел.

Ида усмехнулась. Когда Луйс сделал шаг к ней, она подняла руку и остановила его жестом. Ида покачала головой, запустив обе руки в волосы и горько усмехнулась.

— Уходи. Я хочу остаться одна. Это все, — Ида села, — все слишком запутано.

— Я уйду, но прошу, обдумай все. Ты не можешь погибнуть ради него.

— Уходи. — Луйс направился к выходу и, уже закрывая дверь, услышал шепот: — Я все сделаю.

Луйс не стал задавать вопросы или спорить, он молча вышел из комнаты.

В этом твое милосердие? В этом твоя хваленая доброта? Спасти жизнь лишь для того, чтобы погубить в нужный момент. Я знаю, кто помог им выбраться из города, кто прикрывал своим крылом их от всевидящего взора императора. Но даже я до такого не опустился бы. Твой любимый и верный сын пал ниже меня, но ты не хочешь этого видеть. Я ослушался и был осужден. Он послушался и был восславлен. Удобно, не правда ли, осуждать только те грехи, которые не соответствуют твоим интересам, прощая те, которые угодны тебе. Все зря. Все напрасно. И я смеюсь вам в лицо, потому что я, желающий погубить ее, невольно спасу ей жизнь. Я. Спас. Ее. Я дам ей свободу. Я дам ей выбор. А не вы. Все твои оправдания жалки. “У них есть свобода выбора”. Черта с два. Чистота души проверяется не в запертом пространстве, где нет соблазнов. Из чего ей тогда выбирать? Из правильного и очень правильного? Чистой я назову ту душу, которая, находясь во власти пороков, видя все прелести неправедной жизни, преимущества богатства, сможет отказаться от этого ради ваших хваленых ценностей. Нельзя назвать пса незлым, если он привязан и никого не укусил. Вы отпустите его и посмотрите: добр ли он на самом деле? Стала бы она той, кто нужен вам и кого вы хотели видеть, без ограждений и запретов? Стоило ей попасть в Пар-Ис, как она пала. Это свобода выбора? И я это вам доказал. Она сделала выбор. И когда ваш мир рухнет, она отправится со мной. Это мой дар. Тьма заслуживает место рядом со светом.

На востоке алела заря. Последняя заря ее мира.

Иду повели в приемную Патани. Она была так близка к разгадке, ответы буквально плавали на поверхности, но разбредались в разные стороны — не соединить. Ида перебрала в голове сотни вариантов, но ни один не был гарантией свободы для всех, кто ей дорог. Как только ей удавалось выстроить логическую цепочку, та разрывалась из-за одного недостающего звена. Почему Патани не боится казнить Ишаса, если знает, что тот может быть ребенком из пророчества. Ведь на это он намекал, говоря о случайном везении. “Не одно дитя, а два…” Луйс все это время защищал ее из-за того, кто она, но узнав об Ишасе, будет ли также защищать его? Ида не стала рисковать и не рассказала Луйсу о том, что узнала. Она не уверена, что он был бескорыстен в своей помощи, чтобы надеяться на такую же защиту для Ишаса.

Ожидание тянулось бесконечно. Ида обхватила колени руками и уперлась головой, раскачиваясь из стороны в сторону. Она не знала, что делать дальше и как быть. Она ошиблась, и эта ошибка будет стоить жизни многим: Ишасу, родителям, возможно, ей тоже.

Патани вошел и, не обращая на нее внимания, прошел к своему месту, резким движением откинул полу туники и сел за стол. Не поднимая головы, стал писать что-то на пергаменте, потом свернул и скрепил печатью. Отложив в сторону, взялся за другой свиток. Ида следила за движениями рук, сосредоточенным лицом, слушала скребущий звук пера о сухой пергамент. Ожидание высасывало из нее последние силы. Незнание и ожидание неизвестности хуже вердикта.

Наконец Патани дописал последний свиток и поднялся с места. Посмотрел на Иду, приподнял бровь, будто и забыл о ее существовании. Постучал костяшками по столу, цокнул и подошел к ней. Присел и по-отечески погладил по голове. Ида вздрогнула от этого прикосновения.

— Что ты решила?

— Я расскажу вам правду. Мою правду, — еле выговорила Ида.

— Я благодарю тебя за честность. Ты смелая девушка, Ида.

— Вы… вы поверите мне? — запинаясь, произнесла Ида.

— Ида, я наместник Создателя на земле и мне открыт его взор правды. Я всегда знаю, кто лжет. Но видишь ли, мы имеем дело кое с чем необычным и сложным, и в таких случаях не всегда правда означает справедливость. Поэтому я должен просить тебя еще об одном одолжении. Прости, я был суров с тобой, но последний раз сыграй свою роль. Завтра мы исполним пророчество, — увидев, как Ида вздрогнула, он поспешил ее успокоить, — ту часть, которая говорит о спасении. Поверь мне, иначе нельзя.

— Что я еще должна сделать, кроме того как указать при всех на виновника и, возможно, предать дорогого мне человека?

— Ты все верно поняла, ты должна совершить тяжкий из грехов — предать. Что бы ни было и как бы все ни обернулось, прими вердикт смиренно. Даже если услышанное тобой будет ложью.

— Что? Но зачем? Вы же сами сказали, что вам открыта правда. Вы обещали, что мы…

— И я сдержу свое обещание! Поэтому я прошу тебя довериться мне, хоть и наше знакомство началось не лучшим образом.

— Я не понимаю, но если… — Ида всхлипнула, — тогда Ишаса казнят.

— Это и есть пророчество. Он должен пролить кровь, чтобы жили другие.

Ида провалилась во тьму. Там нет боли.