Ii. Камень второй. Горящий обсидиан

Глава двадцать третья. Дорога в Гуррон

«Все свое ношу с собой…» — сказал кто-то и когда-то; в какие дебри омнисийской или, быть может, даже доомнисийской истории уходит это высказывание, не разберется уже никто из ныне живущих…

По вещам, которые носит с собой путешественник, можно много узнать о нем самом.

Вчера Максимилиан высыпал на хозяйский ковер все содержимое своей тощей сумки, чтобы добраться до запакованных в простую и промасленную бумагу знахарских принадлежностей, включающих обширную коллекцию растений. Сегодня, в преддверии рассвета, Макс складывал все свои вещи обратно. Их оказалось не так уж много. Собственно, большую часть сумки занимали как раз все эти свертки, содержащие сушеные травы, цветы, плоды и коренья, пузырьки с экстрактами… Был еще комплект грубой домотканой одежды про запас, стопка чистых листов, миниатюрная чернильница и… жуткого вида самодельная фляжка, крышка которой была завинчена накрепко и прижата костяной застежкой для надежности.

— Макс, дай попить, — попросила Эдна, простодушно решив, что фляжка заполнена простой водой.

— Эту штуку нельзя пить… — покачал головой Макс. — Сейчас спустимся в кухню, там нам нальют чего-нибудь горячего…

О содержимом фляжки он рассказывать Эдне не стал. А там был всего лишь анок меллеос. Гердон, конечно же, не мог отпустить Макса без своего коронного зелья…

Смешно сказать, но, даже имея за плечами какой-никакой знахарский опыт и прожив год бок о бок с самим Гердоном Лорианом, юный миродержец так и не постиг всех тонкостей приготовления анока меллеоса и, что особо прискорбно, звездного яда.

Сам Гердон на это заявлял просто: «К ядам талант нужен, Максимилиан… Нет таланта — никакая амбасса не поможет»…

Что ж… видимо, у Макса вправду не было такого таланта. Он мог бы развить нужный навык опытом, но для этого года явно мало. И звездный яд, годный всего лишь в течение двадцати пяти часов после снятия с огня, должен был приготовить кто-то другой…

Макс исподлобья взглянул на Эдну. Та беспечно расчесывала волосы маленьким деревянным гребешком. Похоже, с недавними переживаниями она справилась не хуже, чем это умеют делать маленькие дети. Вот если бы и Макс так умел…

…Подобрав с пола дрекавачье перо, он вдруг до мельчайших деталей припомнил все, что видел и чувствовал, когда резал человеку горло… От подобных воспоминаний его передернуло…

— Пошли, — обратился Максимилиан к Эдне.

Та послушно соскочила с кровати на пол и набросила на плечи свой собственный черный плащ. Плащ такого фасона зовется «летучей мышью» — у него нет рукавов, и черный фарх его ложится красивыми длинными складками… Макс невольно залюбовался девушкой, но быстро стряхнул наваждение: не время сейчас для восхищений и восторгов, сначала надо выйти живыми из города…

У главных ворот Лура уже расхаживал туда-сюда Урхан, проверяя, все ли в порядке и покрикивая на сонных с утра наемников. За спиной у готового к дальней дороге торговца пускал холодные блики внушительный боевой топор; тонкая кольчуга поблескивала под воротником куртки.

— А, явился, Хромоножка! — громко приветствовал он хмурого Макса, рядом с которым, робко держась за его локоть, стояла Эдна. Глядя на эту странную пару, Урхан многозначительно хмыкнул. — Всю гостиницу переполошил ночью! — довольно произнес он. — Опасный ты парень, хоть и мелкий еще… Пожалуй, добавлю тебе десяток монет сверху, если ты и при мне проявишь подобную прыть…

— Не надо, — гордо поднял подбородок Макс. — Лучше ее, — он кивнул на Эдну, — посади в повозку. Вон ту, крытую.

— А… — крякнул Урхан, махнув здоровенной ручищей. — Ладно, пусть садится… Тарандры и не заметят такую кроху.

Что ж, торговец явно был в благодушном настроении. Даже орал на своих наемников и слуг он больше для порядка, без всякой злобы.

Славный малый… Так и пышет силой и здоровьем. Эдакое лихое бородатое солнце в человечьем облике.

…В сопровождении десяти наемников и трех погонщиков тарандров обоз Урхана покинул тревожно оживающий город. Безголовая деревянная птица провожала уходящих своими потрепанными крылами, распятыми на главных воротах. Во всем своем нынешнем виде она, воистину, символизировала Лур. Безголовый. Распятый между законом и тенью. Источенный тысячами тысяч тайных ходов… Для Максимилиана этот город навсегда останется связанным с дрекавачьим пером, острым краем разрывающим живое горло…

«Для Лайнувера Лур был столицей мира… — подумал Максимилиан, глядя, как исчезает в пыльной дымке, поднятой копытами тарандров, серая громада города. — Но я не Лайнувер… и я ненавижу Лур…»

Путешествовать в компании веселого, хоть и вспыльчивого здоровяка Урхана было приятно. Он никогда праздно не сидел в повозке, а размашистым шагом шел наравне с наемниками, заводя по пути разные беседы. Недостатка в идеях у него не было, и он каким-то непостижимым для нелюдимого Макса образом умудрялся найти общий язык и тему для разговора с каждым.

К концу первого дня пути Урхан разговорился даже с Эдной. И — о чудо! — девушка, поначалу дичившаяся бойкого торговца, вдруг стала улыбаться, напевать короткие песенки и рассказывать веселому бородачу какие-то забавные истории из своей жизни. Какими бы наивными те ни были, Урхан неизменно искренне и громогласно хохотал над каждой и просил поведать ему еще что-нибудь…

Через полчаса такого душевного времяпрепровождения Макс почувствовал, что у него нестерпимо горят уши, гневно трепыхается сердце и сжимаются кулаки… Он долго не признавался себе, что ревнует. Но ревность, она и только она сводила с ума юного миродержца.

Максимилиан терпел ее, стиснув зубы. Он этого вид у него становился мрачнее с каждой минутой. А когда Эдна заботливо спросила, все ли с ним в порядке, Макс неожиданно рявкнул на нее так, что испугался сам.

— …Прости… — запоздало произнес он, опомнившись. Но это несчастное слово в данный момент походило на каплю, сгинувшую в черной бездне.

Эдна испуганно замолчала, как ребенок, которого ударили. Макс опустил взгляд в землю. Он себя ненавидел и клял последними словами.

— Не серчай на старика, Хромоножка, — по-доброму рассмеялся Урхан, вновь невыразимо волшебным образом разрядив обстановку. Хотя насчет «старика» он явно преувеличил: вряд ли ему было даже за сорок.

— Чем торгуешь, Урхан? — решил немедленно сменить тему Максимилиан.

— Сейчас вот партию луков везу. А еще стрелы, болты и арбалеты. Но в основном — луки, — деловито пояснил торговец и поинтересовался: — Ты сам-то стрелять умеешь?

— Умею, — без особой радости признался Макс; все, что было связано с луками и стрелами, неизменно напоминало ему Ирина Фатума и Мальбара-Охотника…

— Давай, покажи, — тут же, как всегда своевольно, распорядился Урхан. — Эй, Эр'тор, дай-ка сюда свой лук!..

Эр'тор, явно принадлежавший не к наемникам, а к постоянным сопровождающим Урхана, улыбнулся в ответ и с готовностью снял малый северянский лук с плеча.

…Первой мыслью Максимилиана было решительно отказаться от бестолковой затеи, но это означало бы выставить себя перед Эдной полным идиотом и, может быть, на всю жизнь заслужить прозвище маленького хмыря, каким обзавелся при жизни еще Ирин Фатум. Потому Макс мысленно выругался, но не сказал ничего.

Передав свой посох Эдне, Макс прямо на ходу перемотал предложенной Эр'тором же кожаной лентой левое предплечье: меньше всего ему хотелось, чтобы отпущенная тетива оставила отметину на коже или на мягком фархе рукава…

С малым луком Урхан угадал здорово — оружие было красивое и ладное на загляденье, и руки невероятно порадовались, коснувшись его… руки, помнящие лучника… помнящие Ирина Фатума…

В ожидании заветного выстрела другие наемники оживленно переговаривались у Макса за спиной. Когда же тот взял лук и наложил стрелу на тетиву, предложения посыпались градом…

— Птицу, птицу! — подначивал один, тыча пальцем в небо.

— Нет, давай лучше яблоко с головы!.. — нахально потребовал другой.

— А ну тихо все! — негромко, но решительно прекратил всякие разногласия Урхан. — Пусть сам решает…

Макс глубоко вздохнул, дабы отвлечься от эмоций и прислушаться к Горящему… и к себе.

Что-то было неладно вокруг. В этих деревьях… уже минут пятнадцать — гадкое ощущение, точно от назойливого взгляда в спину. В Кулдагане подобное ощущение означало лишь одно…

…Никто и охнуть не успел, как Хромоножка, так тяжело шагавший без своего посоха, вдруг остановился, без всяких предисловий резко развернулся на сорок пять градусов, одновременно вскидывая лук, и спустил стрелу с тетивы, поверх голов столпившихся рядом с ним наемников — прямо в ветвистую крону ничем не примечательного придорожного дерева.

Стрела беззвучно исчезла в листве. Посыпались нервные смешки… которые разом стихли, когда, соскользнув с высокой ветки, в дорожную пыль шлепнулось маленькое мохнатое тело.

— Маскак… — озадаченно произнес тот самый наемник, что настаивал на стрельбе по яблоку, стоящему на чьей-нибудь макушке.

— Разведчика пристрелил… — сказал другой.

— Ничего себе! Мы ж от Лура совсем недалеко ушли! — возмутился третий.

И — как плотину прорвало — загалдели наперебой.

…Макс тем временем возвращал лук Эр'тору и сматывал повязку с предплечья.

Забирая у Эдны свой посох, он встретился с ней взглядом… и понял, что, кажется, заслужил прощение…

— Так, ребятки… — с отеческой строгостью произнес Урхан. — Шутки кончились… Близковато от города, но, похоже, на нас уже глаз положили… С этой минуты идем в боевом порядке, не болтаем, смотрим по сторонам, луки и арбалеты держим наготове.

Луками были вооружены пятеро из десяти наемников, двое предпочитали арбалеты. Вместе со слугами Урхана — Эр'тором, Грегором и Денном — стрелков получилось десять.

Грегор предложил выдать какой-нибудь лук из торговых запасов Урхана Максу, но тот лука не взял, ибо с посохом он сочетается плохо, а без посоха юный миродержец хромал так сильно, что просто не поспел бы за всей группой. Вместо него лук взяла Эдна; чуть не разругались в пух и прах: Максимилиан был решительно против. Спорить он прекратил только тогда, когда понял, что иначе остается только связать упрямую девчонку и сложить ее, как мешок, на повозку, а больше никакими доводами на нее не подействуешь… К тому же, на Макса как на самого отчаянного из двух спорщиков начали недобро коситься остальные вояки: нашел, мол, время для выяснения отношений…

День прошел спокойно. И ночь. И другой день.

Интерстиция, по которой вилась торговая дорога, сильно виляла из стороны в сторону, то «обрастая» по сторонам лесами, то вновь выбираясь на широкое ровное место. Но… одно НО: до самого ответвления, ведущего на Гуррон, и после по пути им не встретилось ни одного обоза…

Ни одного обоза. Ни одного путника. Все будто вымерло на многие, многие мили кругом. Шагая по такой дороге, легко представить, что попадешь в мертвый город, где пустые окна зияют подобно глазницам черепов…

— Не нравится мне все это… — сказал Урхан.

Путь, начавшийся так весело, похоже, начал превращаться во что-то зловещее. Самые молодые наемники — Эвин и Прайн, — которые были едва ли старше Макса, вздрагивали на каждый лесной звук, будь то уханье совы или хруст ветки.

К концу второго дня Грегор подстрелил еще одного разведчика. На сей раз это оказался человек. Молодой, с непримечательной внешностью; одетый в зеленый фарх…С собой у него был складной бинокль, шесть метательных ножей и тонкий сигнальный рожок… Подтверждались худшие опасения.

Темнело. Пройдя еще немного от того места, где был подстрелен разведчик, обоз остановился на ночлег.

Тогда Урхан подозвал к себе Макса; тот подошел, оказавшись в компании самого торговца, Эр'тора, Грегора и Денна. Все это напоминало военный совет. Даже если так, то зачем приглашать на него хромого мальчишку-наемника?..

— Вот что, — вздохнул Урхан, оглядев собравшихся. — Я разбойников за свою жизнь повидал не одну сотню. Редко когда пройдешь с обозом из Лура так, чтоб не напали… — он понизил голос. — Только вот не ведут они себя так, разбойники… Дорога опустела. А это, — Урхан показал всем найденный у маскака рожок, — «стигийская дудочка»…

Трое спутников Урхана нахмурились. Максимилиан же почувствовал, как кровь отхлынула от лица; свети сейчас солнце, каждый бы заметил, что он побледнел при одном упоминании о чем-то «стигийском».

— Ты видел такие раньше, Макс? — спросил у него торговец, впервые обратившись к мальчишке по-имени.

— Нет… — тот покачал головой.

— Верно, — с горечью произнес Урхан. — Мало кто из видевших их остался жив. Это сигнальный рожок Стигов — элитных ассассинов Омниса. Это не грабители с большой дороги. Даже не ассассины-шлычники… И имя какого-то там древнего зла они, поверь мне, носят не зря…

Вот скажи мне, Макс, не по твою ли душу пришли эти ребята? — прозвучал жуткий вопрос.

Грегор, Денн и Эр'тор, скрестив на груди руки, встали плечом к плечу и теперь внимательно смотрели на Максимилиана. Все ждали ответа.

— Нет, — честно ответил он.

Как ни странно, ответ был принят.

Дабы развеять возможные сомнения, каждый из сопровождавших Урхана слуг продемонстрировал Максу собственный харуспекс в открытой ладони.

Но, когда, казалось бы, все подозрения были забыты, заговорил Грегор:

— А как насчет девчонки? — только и сказал он.

Макс долго и пристально смотрел на него. Воистину, не было смысла врать, даже если бы три холодных обсидиана не следили бы за его честностью.

— Мы уйдем. Сейчас же, — коротко заявил Макс и быстрым шагом направился к поставленным в круг повозкам.

— Погоди, Макс! — запоздало крикнул ему вдогонку Урхан, но Максимилиан не слушал его.

— …Просыпайся! — разбудил он задремавшую было Эдну. — Мы уходим. Сейчас же!

— Что случилось?.. — пока девушка, зевая, спускала ноги на землю, Макс собирал вещи.

Вытащив из повозки свою сумку, он повесил ее на одно плечо, чтобы избавиться от нее не мешкая, если придется сражаться. Эдне он вручил ее черный меч и набросил плащ «летучую мышь» на плечи… Наемники, ошарашенно наблюдавшие за этими приготовлениями, даже забыли про собственный ужин, потихоньку обугливающийся над походным костром.

— Да что случилось-то, Милиан? — девчонка еще и пыталась шутить в такой момент…

Макс хотел ответить, что-то резкое, но запнулся на полуслове…

…Над лесом раздался тонкий, протяжный звук. Ему откликнулся другой, третий. Высокие — на пределе слышимости, — долгие и тянучие, они казались нитями, сплетающимися в воздухе в незримую ловчую сеть.

…Звучали стигийские дудочки…

Сумка упала с плеча Максимилиана… Наемники едва успели потянуться к оружию, как засвистели стрелы. Первую же словил в плечо Прайн. Макс же вовремя рухнул на землю, потянув Эдну за собой.

Поставленные кольцом повозки сейчас должны были превратиться в крепость… или в общую могилу. Немного терпения, много стрел — и второй вариант станет куда более вероятен. Да, Стиги не могли выбрать момента удачнее…

Об Урхане и трех его спутниках Максимилиан вспомнил только тогда, когда град стрел прекратился. Так же неожиданно, как и начался. И из леса стали доноситься звуки битвы.

— Сейчас или никогда! — вскочил Макс и указал посохом во тьму, непроглядную за светом костра. Гортанно, по-Охотничьи, он закричал: — Вперед!!!

Наемники подхватили. И ринулись в бой все как один… Остался только Прайн: мальчишка весь скривился от боли, пытаясь выдернуть стрелу из плеча…

Последний жест…

Фляжка с аноком меллеосом давно выпала из сумки Макса и теперь валялась на земле. Носком ботинка подтолкнув ее к Эдне, Макс указал ей на раненого мальчишку… Вот и все объяснения. Остается надеяться, что она поймет… тогда в строю станет одним воином больше. Если же нет… что ж, хотя бы девчонка не сунется под ассассинские мечи и стрелы.

Это был всего миг. Которого слишком мало, чтобы что-то объяснить, чего-то добиться… И скоро Макс уже догонял остальных.

С первых же секунд боя он понял, что был у Стигов на особом счету: Максимилиана окружили сразу семеро, умело оттеснив его от остальных наемников. И эти семеро явно были мастерами своего дела. Три посоха. Четыре меча… Азартные огоньки в глазах. Похоже, каждый из этих людей уже переступил ту особую грань, за которым жизнь и смерть перестают иметь значение, остается только искусство боя.

«Проклятые фанатики!» — бросил им Макс. И это подходило мастерам-ассассинам как нельзя кстати. Больше ему не о чем было с ними говорить…

Максимилиан, окруженный семерыми Стигами, так и не сумел прорваться к тем, кто бился где-то там, во тьме. Он мог только слышать их. Урхана… Грегора… Эвина — у того тонкий, почти детский голос…

Донгоровый посох, отполированный руками до блеска, вносил блик серебряной луны в каждое движение… Ваннах Лоэн… и Гердон Лориан… гордились бы своим учеником.

Мастера падали. С безмолвным восторгом фанатиков, узревших истинное искусство. И только последний — с удивительным, загнутым на конце клинком умер иначе: увидев наконечник стрелы, ударившей в спину и вышедшей из груди. Он упал на одно колено, даже пытался подняться, все еще сжимая в руке меч, но не смог… и душа его умчалась вместе с остальными на свои теневые небеса…

За ним Максимилиан увидел Эр'тора, опускающего лук. Похоже, битва была закончена. Если бы не Урхан, испортивший своей атакой прекрасный план Стигов… но об этом Максу просто не хотелось думать; он выдохся совершенно. И на посох опирался теперь гораздо сильнее прежнего.

Шумно хватая ртом воздух, он двинулся к кольцу повозок, туда, где оставил Эдну. Он ничего не чувствовал и ничего не предвидел. Если Горящий и пытался сейчас втолковать ему что-то, то Макс был ко всему глух. «Всякой силе есть предел…» — как наяву слышал он слова Ваннаха и понимал, что сегодня подошел к своему пределу слишком близко…

…Каково это — видеть канувшим в бездну смерти то, ради чего ты сражался?.. Каково?..

…Максимилиан уронил донгоровый посох в пыль и устало опустился на колени сам. Чувства душили его, давили на все неправильно сросшиеся ребра, словно стремились разорвать грудь.

…Он легко представил, как все случилось…

Эдна поняла его короткий приказ и догадалась вынуть стрелу из плеча Прайна и полить рану аноком меллеосом… даже крышку закрутила обратно, как положено…

Рана тут же затянулась, конечно. Не до изумлений было им обоим. И тогда, когда Максимилиан, окруженный мастерами, не мог никому прийти на помощь, они сражались плечом к плечу: девчонка и безусый паренек с багровым шрамом на плече. Прайна убили мечом. А Эдну настигла стрела — она лежит на боку, и из груди ее торчит черное древко…

«Но опять никого не спас…»

Максимилиан заставил себя встать и подойти. Протянув руку, он коснулся шеи Эдны… несколько мгновений пальцы ощущали лишь остатки живого тепла, а потом — слабо, но верно отозвался пульс…

В следующую секунду воспрявший духом Макс уже отламывал у стрелы наконечник. Отшвырнув его в сторону, он с хрустом разорвал тонкую черную рубашку Эдны, чтобы освободить рану от одежды…

— У нее кровь шла горлом, — послышался настойчивый голос Урхана за спиной, — значит, легкое пробито! Если ты сейчас вытащишь стрелу, девчонка умрет. Стрела должна выйти сама…

Да, есть такое дело. Макс знает, он читал. Отламывают наконечник и ждут, пока тело больного, бьющегося в горячке многие месяцы, вытолкнет стрелу само… с гноем и слизью… Стоит ли говорить, что такое испытание дано пережить далеко не каждому?..

— Я знаю, что делаю, — огрызнулся Макс, открывая фляжку с аноком меллеосом.

Он замер, занеся ее над раной. Нужно было действовать быстро… стоит вытащить стрелу, как Эдне останется жить всего-ничего…

Быстро. Решительно.

Взявшись за древко, Макс что было сил рванул его на себя — и перевернул над раной фляжку…

Тонкая струйка золотистого анока меллеоса, вырвавшаяся из нее под давлением, смешалась со свежей кровью. Рана вспухла, надулась бесформенным багровым пузырем… и, запоздав совсем немного, раздался крик…

«Боль была нужна, чтобы вернуть заблудшую душу обратно…» Максимилиан вспомнил, как кричал, возвращаясь, сам. И пусть тогда он весь был одной сплошной кровавой раной, но его боль было кому успокоить. Здесь же… здесь, на Ничейной Земле не применить даже того глупого самодельного заклинания для снятия боли.

«Милая Эдна… тебе придется все прочувствовать… благо, рана не так велика…»

Отчаянный крик перешел в плач, поднимавшийся к темным, пустым небесам, в самую высь. Максимилиан сидел на коленях, обняв вернувшуюся калачиком Эдну, прижав ее к себе так крепко, словно старался разделить с нею ее боль. Ткнувшись носом в ее короткие волосы, он плакал… впервые за целую вечность… плакал от радости. Искренне. Тихо всхлипывая…

И молча стояли над Максом и Эдной пятеро выживших — Урхан, Грегор, Денн, Эр'тор и Эвин…