Ii. Камень второй. Горящий обсидиан

Глава восемнадцатая. Майский снег

Мадвид не нравилось, когда мальчишка вертел в пальцах это перо… черное перо трехтысячелетнего дрекавака. Если у детенышей этой твари перья мягкие и действительно чем-то напоминают птичьи, то перо взрослого дрекавака — суровый монолит из прочных, как металл, черных струн, намертво слившихся друг с другом. Такое перо тяжелое, почти как нож, и у него острый край. Чуть менее острый, чем бритва, но не менее опасный в опытных руках.

Макс Милиан, словно проследив взгляд Инквизитора, перестал играть с пером и небрежно заткнул его за ухо, острым краем вверх.

…Мальчишка заперт в резиденции Зонара уже без малого год. За это время он окреп, обзавелся смешными юношескими усиками… набрался сил и наглости. Даже сейчас смотрит так, словно испытывает. И Горящий, который Макс давно без ложной скромности носит поверх рубашки, мерцает куда более злобно, чем год назад. Фарховый плащ, местами изрядно потертый, облегает раздавшиеся вширь худые плечи, придавая им более внушительный вид.

Так выглядит надежда Ордена. И обоих Советов…

— Серую Башню окружает запретный радиус в сорок километров. Зона, за которой из трансволо могут выходить только миродержцы… — сухо объясняет Мадвид Изодельфос.

— Я не миродержец, — с хищной ухмылкой возражает Макс Милиан.

— Ты носишь Горящий. Ты пройдешь, — отвечает Мадвид.

Ему давно не нравятся такие уклончивые ответы. Но никто не говорит больше. Вполне возможно, его задача как избранника Ордена — сгореть на этом «запретном радиусе» ради некоей темной цели. Только вот он не собирается гореть так просто!.. При подобной мысли Макс обычно чувствует злобный азарт в крови. Юный маг, ни разу не показавший себя в полную силу, и не может чувствовать себя иначе…

— …Стабилизатор заключен в оправу, — продолжает Мадвид. — Это особое устройство, которое регулирует мощность Хоры. С ним Хору можно носить на шее, и при этом не будет наблюдаться никакого смещения магической плотности.

— А что, в планы Ордена входит ее смещать? — хитро улыбаясь, спрашивает Макс Милиан. Как Андроник Руф. Как Галан Браил. О, он многому научился у этих двоих, и не только по части магии…

— Об этом ты с Зонаром поговоришь, — на ходу осаживает юнца Мадвид Изодельфос.

Разговор продолжается. И четырнадцатилетний Макс Милиан кивает. И покачивается, обращенное острым краем вверх, дрекавачье крыло у него за ухом…

Весна выдалась в этот год холодная. Ваннах Лоэн стоял у окна в главном коридоре и смотрел, как на свежую зелень и ранние цветы падает мокрый пушистый снег. Белые хлопья его на молодой траве были красивы и печальны. Такая вот странная весна. А ведь уже май, самое начало. В прошлом году в это время было жарко, как летом…

Рядом с Охотником остановился Макс Милиан, пожелал доброго утра. Ученику Ваннаха не так давно стукнуло четырнадцать. Черты недавнего мальчишки медленно стирались из его облика, и все яснее виделся будущий взрослый воин.

— Зонар тебя ждет… — с печалью произнес Ваннах. — Похоже, скоро мы с тобой расстанемся. Ты пойдешь своим путем, я — своим.

Макс Милиан ничего не ответил. Опустил глаза. Повел носком ботинка по серому полу.

— Иди, — отпустил его Ваннах. И долго смотрел вслед удаляющейся худощавой фигуре подростка в черном плаще, который на ходу мягко трепал вечный коридорный сквозняк.

Зонар Йарих ждал Макса в своем кабинете. Разговаривал он с ним только в самом крайнем случае. Похоже, такой случай наступил и сейчас.

— Садись и слушай внимательно, — сурово велел главный Инквизитор, без лишних отступлений. — Мадвид уже рассказала тебе о Серой Башне. Ты все запомнил. Теперь твоя задача… — Зонар развернул над своим столом полупрозрачную иллюзию, изображающую план Башни, который Макс, благодаря упорству Мадвид, знал наизусть. — Ты перемещаешься на трансволо вот сюда, на предпоследний этаж. Это личная лаборатория Серега. Точнее цель указать не могу: место расположения Хоры Лунарис не знает ни один смертный. Это уже твоя задача — его найти. Можешь полагаться на горящий обсидиан или полистать лабораторные журналы Серега. Там должно быть, — Зонар сделал паузу. Макс Милиан, судя по всему, слушал внимательно, навострив уши и не ухмыляясь. — Так. Хору вынимаешь из оправы. Вынимаешь, понятно? Если ты унесешь ее с собой, лучше бросайся на меч сразу: оправа помечена, по ней тебя найдет даже самый последний маг. Саму Хору обнаружить магическими средствами нельзя. Берешь стабилизатор, уходишь в трансволо. Оставляешь стабилизатор здесь… — иллюзия над столом теперь изображала живо расцвеченную карту Омниса в районе гор Фумо. — Здесь он не вызовет смещения карламановой границы… — советник указал пальцем куда-то чуть севернее Города Еретиков (и опять все дороги ведут в Эрхабен)… — Потом возвращайся сюда для дальнейших инструкций. Все понятно?

— Да… — Макс Милиан задумчиво кивнул.

— Повтори… — потребовал Зонар.

Мальчишка послушно повторил, не упустив ничего.

— На крайний случай… — добавил Зонар. — Если ты не успеешь войти в трансволо… Тогда иди в Провал. Уход в Провал — простейшее заклинание. Галан тебя научит, если не успел еще. Во времена Эрхабена уходить в Провал умел каждый второй, так что с этим проблем не будет.

Макс о Провале был наслышан еще в годы своего ученичества в Ордене. Истории о нем ходили одна другой кошмарнее. Судя по всему, даже миродержцы решались спускаться туда лишь в крайнем случае. Так это насколько КРАЙНИЙ случай должен выдаться у простого смертного, чтобы добровольно сунуться в такой ад?!!

— Ты не упомянул, что я там и минуты не протяну, — холодно заметил Макс, устав ждать, когда закончится зонарово молчание. — Что меня сожрут живьем, вместе с тем, что я украл…

— Это уже от тебя зависит, — бросил Зонар. — Я же сказал: в самом крайнем случае. Мы постараемся, чтобы такового не представилось.

— Ловлю на слове, — мрачно произнес Макс Милиан. — Когда отправляться?

— В тот момент, как скажу, — ответил Зонар. — Будь готов в любое время дня и ночи. Свободен…

Макс не спешил уходить. Простое предчувствие подсказало ему, что стоит повременить пару мгновений… И верно: ожил один из кристаллов изображения…

— Серег в здании Совета, — коротко, деловым тоном сообщил Андроник Руф — и кристалл померк.

…Серег Серый Инквизитор имел привычку заявляться неожиданно и в самый неподходящий момент — об этом Макс Милиан узнал из нервно брошенной фразы Зонара Йариха, если избавить ее от междометий и перевести с недовольного мажьего говора на нормальный язык.

В связи с этим событием Макс был забыт. Довольно скоро он остался в кабинете один.

Пожав плечами, Макс Милиан пересел в кресло главы Серого совета и повел рукой над кристаллами изображения, «оживляя» их. Кристаллологией он никогда не занимался, просто надеялся на талант и память: как советники обращаются с этими кристаллами, он видел много раз, так что магические импульсы, возникавшие при этом, запомнил твердо. Теперь он надеялся, что сумеет вывернуть их наоборот и получить полноценное заклинание… И не ошибся: чудовищная масса перерожденной магии, наследие восьми амбасиатов, заставила засиять даже такое незначительное и поверхностное умение. Кристаллы оживали один за другим, вызывая острое покалывание в ладони…

Совсем скоро Макс Милиан нашел кристалл, смотревший в самое нутро главного зала здания Серого совета. Как разворачивать крохотное, заключенное в кристалле изображение в большую, витающую над столом иллюзию, разбираться не было времени, потому Макс просто приник к зачищенной грани кристалла одним глазом. Не убирал и ладонь, покалывание в которой становилось все сильнее…

Что он надеялся увидеть? Подтверждение словам Сайнарнемершгхана, Гердона, Кангассков? Вряд ли… Он искал правды. Подсознательно искал той правды, о которой в каждой своей сказке пытался рассказать Орион Джовиб… тогда еще единственному Милиану Корвусу, когда Макса и в помине не было. Воистину, семена, посеянные сказочником, а ныне пиратом, Орионом, взошли. Пусть и робко: все-таки Макс не тихий книжник Ворон, он другой. Потому чувство, которое им двигало, больше походило на любопытство, или маскировалось под него, боясь до поры, до времени быть узнанным.

Так или иначе… Макс увидел Серега…

Великий и ужасный миродержец, спаливший дотла великий город Эрхабен вместе со всем его населением и сделавший еще тысячу других злодейств, кричащих со страниц книг Хансая Донала, выглядел двадцатилетним парнем… высоким, худощавым, с серьезным красивым лицом и смешно торчащими в разные стороны волосами. На плечах его лежал простой серый плащ, как у рядового Охотника.

Дожидаясь Зонара, Андроника и Мадвид, он стоял лицом к окну, вполоборота к наблюдательному кристаллу Макса, и смотрел на редкостную картину: на то, как тяжелые пушистые хлопья снега ложатся на весеннюю зелень. Кажется он о чем-то вспомнил; губы тронула легкая улыбка.

Нет, не привычная, как у Андроника или Галана. Искренняя улыбка. Горящий, как любой харуспекс, соврать не даст: у миродержца действительно было светло на душе…

Возможно, Серег почувствовал взгляд и подсознательно обернулся в его сторону, но увидел только эмблему Серого совета над тремя креслами у стены. Крохотный черный наблюдательный кристалл сидел в самом центре узора из серебристых линий. На миг Макс встретился взглядом со своим… врагом?.. и ему стало жутко. Но Серег и не думал изобличать незримого наблюдателя; скорее всего просто не обратил на него внимания — и отвернулся.

Макс Милиан с удивлением почувствовал, как по щеке его бежит горячая слеза… Это кристалл… нельзя долго смотреть прямо в кристаллы изображения: глаза начинают слезиться. По-настоящему плакать Макс разучился давно и даже гордился этим…

Он откинулся в кресле. Кристалл погас. Нет, он не будет больше смотреть… Было в этом решении что-то от испуганного упрямства Ирина, в трансволо увидевшего мир-первоисточник… что-то было…

…Весь день у Макса из головы не шел увиденный им миродержец. Его улыбка… такая обезоруживающая… подсмотренный момент искренности… Почему, почему Макса так тянуло к Серегу? Просто поговорить с ним. Или постоять рядом, глядя на снег… Что-то родное и утерянное было в нем. Что-то от обжигающего жара бесконечно дорогой всему погибшему отряду звезды. Что-то, чего Макс никогда не знал…

Даже на следующий день он не пришел в себя. Ходил грустный и какой-то виноватый. Он сомневался. И ему нужен был кто-то, кто бы бросил решающий камешек на одну из чаш весов, замерших в шатком равновесии. Тот, кто знал Серега, но не состоял в Ордене…

…Ваннах…

— Ты можешь рассказать мне о Сереге? — спросил у него Макс. — Ты знал его лично?

…Просторный обеденный зал в этот час казался пустым. Только пятеро седых Охотников и их юный ученик. Вопрос прозвучал неожиданно. Старики переглянулись…

— Серег… — задумчиво произнес Ваннах, отодвинув тарелку и свободно откинувшись на спинку стула. — Конечно же, знал… Каждый Охотник и половина Алой Стражи знает его лично. Как ректора Университета Серой Магии. Ректор и преподаватель он суровый…

Охотники заулыбались, должно быть, вспоминая студенческие годы. Ромул даже рассказал несколько веселых баек. Макс, конечно, вежливо посмеялся, но все же это было не то, не то…

— Ваннах, расскажи лучше парню про двоедушника, — посоветовал Айгир, видя, что Макс несколько приуныл.

Смех стих моментально. Макс Милиан навострил уши.

— Я молодой был тогда… — прокашлявшись, начал Ваннах. — Двадцать лет. Тогда, поставь нас с Серегом рядом, смотрелись бы ровесниками. Это теперь я весь седой; он-то до сих пор, как мальчишка…

В общем, мало кто уже это помнит, но тогда в Омнисе появились два двоедушника за один год. Первый — на Юге, второй — у нас на Севере. В Руумаре — небольшой такой городок; в то время он был раз в десять больше. Я там практику проходил, с Орестесом вместе — спокойно там, тихо. И вдруг свалилась такая беда.

Ветра поднялись неожиданно, среди ночи. Причем витряник два сегмента у городского периметра уничтожил прицельно, чтобы разделить периметр надвое и не дать поднять единый щит над всем городом: похоже, носитель его знал толк в Охотничьих делах… Мы едва успели поднять оборону на своем участке. Нас было шестеро студентов: мы с Орестесом да четыре девчушки с младшего курса, а опытный маг был всего один — Охотница первого уровня Саура Венон, куратор нашей группы. Орестес и Саура подняли щит, а остальных поставили донорами — и понеслось. Я думал, эта ночь никогда не кончится; видел, как девчонки падали: доноры падают, когда уходят в минус. Я ушел последним. Чуть-чуть не дотянул до момента, когда все стихло… когда появился Серег… Рес, ты лучше расскажешь…

— Он один пришел, — нахмурившись, продолжил Орестес. — Остальные подоспели через полчаса: людям нужно время, чтобы подготовить трансволо. А Серег, он миродержец… Похоже, как услышал новость, так и махнул на трансволо в Руумар. Помню, он щит над целым городом поднял один. Один вместо двух сотен магов-защитников и пятисот доноров. И какой щит! На весь периметр. Не разрушь витряник два сегмента, люди по тревоге подняли бы такой же…

Ему, похоже, тяжко пришлось, даром что миродержец: всякой силе есть предел… Я вот думаю… если бы он хоть на пару минут опоздал, проклятый витряник добил бы всех в Руумаре и двинулся бы гулять по всему Северу. Жутко представить, что бы началось…

Но Руумару все равно досталось. Единственный продержавшийся до подмоги сегмент был наш. Всего восемьсот горожан спаслось…

— Да… — протянул Ваннах. Некоторое время он молчал, точно поминая погибших. Потом продолжил рассказ: — …Сам я только через сутки очнулся. Смотрю — Серег сидит рядом. Бледный, как смерть: нелегко же ему та ночь далась… Я смотрю на него, глазами хлопаю, а он меня спрашивает: «Это ты Ваннах Лоэн?» — «Я…» Я тогда еще поразился, что он меня знает: в отличие от Ромула я был студентом ничем не выделяющимся… — Ромул криво улыбнулся на это словно невзначай оброненное замечание. Ваннах продолжил: — А Серег укорил меня, с грустинкой так, отечески: «Помню, помню, вечно спишь в читальном зале с учебником в обнимку…» Я смутился, а он безмолвно сотворил восстанавливающее заклинание, тяжело так: я прямо почувствовал, что у него — у Серого Инквизитора! — магия в красном секторе, как у наполовину выпитого донора, а он еще и чашу мне наполнил… игнорируя обязательное для Обратного Дрейна согласие реципиента… А когда я поднялся, то он взял меня за локоть и повел на балкон… в Руумаре Охотничьи башни высокие — весь город видно с каждой.

Солнце тогда палило нещадно. Я зажмурился, аж слезы потекли. А когда привык, увидел пустой город. Пустой… Знаешь, ветра смерти ведь и травинки не колыхнут, только людей рвут на куски…

Помню, Серег сказал мне тогда: «Если бы не ты, половина Севера выглядела бы так. Ты — последний донор, на котором все держалось. Если бы не ты, моя помощь была бы уже не нужна». И добавил, чуть погодя: «Знаю, ты винишь себя во многом. В том, в чем даже не виноват. Но иногда бывает так, что беду нельзя предотвратить. Можно только обойтись малой кровью. Запомни пустой Руумар. Ты и твои коллеги по семерке, и те, кто погиб, предотвратили гибель многих других городов по всему миру»…

Я по сих пор все помню, как вчера… — вздохнул Ваннах. — Пустой город. Боль и раскаянье в голосе Серега. И древность в его глазах. Он говорил так, будто вспоминал что-то еще… Еще более ужасное… мне не дано знать, что…

Ума не приложу, почему он сказал все это мне, а не кому-нибудь из девчонок-доноров. Или Орестесу…

Кажется, Ваннах говорил еще долго… Но Макс Милиан почти не разбирал слов. Он видел город. Пустой. Обезлюдевший за одну ночь. И слова Серого Инквизитора, слова, которых он не слышал и не мог слышать, звучали у него в ушах…

— Эрхабен… — нечаянно сорвалось с губ Макса Милиана. Он слишком погрузился в свои мысли, а когда опомнился, уже поздно было ловить беглое слово.

— Что? — переспросил Ваннах.

— Он сказал «Эрхабен», — уточнил Велион.

— Эрхабен. Начало Войны, — подхватил Айгир. — Миродержцы рисковали жизнью ради того, чтобы какие-то кошмарные твари не сожрали весь Омнис…

— Почему ты вдруг вспомнил об Эрхабене? — поинтересовался Ваннах у своего ученика.

— Да так… — замялся Макс…

…Что он мог ответить им? Процитировать Хансая Донала? Глупо: это всего лишь чужие слова. Быть может, перевранные десять тысяч раз. И эти слова — ничто по сравнению с живой памятью. И в этой живой памяти Серег Серый Инквизитор отнюдь не выглядел чудовищем. Нет, это был тот самый Серег, который с грустной улыбкой смотрел на майский снег за окном здания Серого совета…

— Простите, я не должен был говорить с вами об этом, — искренне извинился Макс Милиан. Он действительно не должен был. Даже просто спрашивая о Сереге, он рисковал заставить Охотников невольно нарушить клятву, данную Зонару, а там значилось особо: не обсуждать засекреченных событий… — Я должен отойти ненадолго… Увидимся на вечерней тренировке.

Он поспешно покинул обеденный зал…

…Несколько мгновений Галан Браил, в задумчивости поглаживая чисто выбритый подбородок, еще смотрел, как переглядываются и пожимают плечами оставшиеся одни Охотники. Потом резким движением погасил кристалл изображения, соединенный с наблюдательным кристаллом, вмурованным в стену над тем столом, где обычно обедал Макс Милиан.

Галан успел хорошо изучить за этот год характер и ход мыслей Макса и понимал, насколько серьезный оборот принимает дело. «Поговорю с Зонаром, как только он выпроводит Серега…» — решил Второй Фрументар…

Приказ Зонара настиг пятерку Охотников неожиданно, как удар хлыста. Краткий приказ, четкий и суровый. На вощеной бумаге с магическим оттиском вместо обычной печати.

В нем говорилось, что Ваннах Лоэн, Орестес Роум, Айгир Рет, Ромул Элиор и Велион Рихт освобождаются от своих учительских обязанностей и переводятся на новое место службы. Причем для каждого из пятерых это «новое место» было свое. Похоже, Зонар твердо решил разбросать их по всей карте Севера, как можно дальше друг от друга.

То, что уйти Охотникам предписывалось до шести утра (Макс Милиан просыпался обычно в десять, не раньше), только подтвердило невеселую догадку Ваннаха: они невольно сболтнули мальчишке лишнего — это раз, и — Зонар все же замышляет что-то против Серега — это два…

…Ваннах, Орестес, Айгир, Ромул и Велион шли через Рунный Парк. Еще немного — и они переступят незримую магическую черту, когда-то определенную Зонаром для Макса и оставшуюся в силе до сих пор.

Под ногами похрустывал мокрый снег, за ночь укрывший траву и кирпичные дорожки парка толстым пуховым ковром. Белый пух продолжал падать и сейчас; тянуло зимним морозцем; облачко пара сопровождало каждый выдох…

— Сто-о-ойте! — разорвал тишину звонкий мальчишеский крик.

Охотники обернулись; одновременно, все как один…

Макс Милиан бежал к ним по снегу, босой, в легкой одежде, в которой обычно спал. Жадный до человечьего тепла ветер сурово трепал тонкий шелк рубашки и штанов; он же взъерошил взволнованному, разгоряченному мальчишке волосы…

Макс остановился в шаге от Ваннаха. Он переводил взгляд с одного Охотника на другого, казалось, читая их хмурые старческие лица, как читают открытую книгу. Несколько раз он порывался что-то сказать, но не находил слов. Снег падал ему на лицо и, тая, стекал по щекам, как слезы… Не стоит обманываться, Макс Милиан давно разучился плакать…

Ваннах отдал Ромулу свой боевой посох и, сделав шаг навстречу, положил руку на плечо ученика.

— Я и так сказал лишнее, — тихо, с горечью произнес Ваннах. — И не собираюсь дальше лезть в дела Зонара… но, прошу тебя, Макс… не делай того, о чем потом пожалеешь…

Макс Милиан ничего не ответил, лишь обнял Охотника, ткнувшись лбом в его кожаную куртку.

Рядом с высоким широкоплечим стариком Макс выглядел маленьким и хрупким…

Ваннах Лоэн, верный делу Серега Серого Инквизитора, почти убедил себя, что не должен жалеть Макса Милиана, не должен даже вспоминать о нем больше… но не смог сдержать данное самому себе слово: это его ученик. И ему нечего стыдиться: он, Ваннах Лоэн, учил этого мальчика только добру и не подстрекал на подлые дела.

Ласково потрепав непослушные кудри ученика, Ваннах искренне пожелал ему всего хорошего на прощание…

«…У парня доброе сердце,» — утешал он себя, переступая черту.

Уходя, Ваннах обернулся всего однажды: крохотная, далекая фигурка мальчишки, стоящего по щиколотки в снегу, запомнилась ему навсегда…

— …настоящая доброта проверяется испытаниями, Макс, — грустно разводя руками, разглагольствовал Галан Браил. — Согласись, легко и приятно быть добрым с тем, кто не задевает твоих интересов, кто только что не молится на тебя и каждое твое слово готов запомнить до конца жизни… Ваннах… — это имя Фрументар произнес с вежливым укором в голосе. — Он ведь как раз из таких людей. Простой Охотник, никогда не думавший перечить миродержцу и, в общем-то, знавший его достаточно поверхностно. Советники, вроде меня или Зонара, куда лучше осведомлены об истинном характере Владиславы и Серега. И, скажу тебе честно, эти двое мнят свободу игрушкой, которую не грех порой отобрать у ребенка. А за непослушание простых смертных наказывают весьма жестоко.

Хансай Донал, быть может, порой и перегибает палку, когда дело касается философских умопостроений и эмоций, но исторические события излагает очень достоверно.

…Не позволяй своим сомнениям увести тебя на ложный путь, Макс, — заметил Галан уже искренне дружески. — В крайнем случае, вспомни о своей клятве. Вспомни о надеждах Ордена, который дал тебе все. И о тех, кто погиб ради высшей цели, вспомни тоже…

Надо сказать, Галан Браил был куда более красноречив, чем бесхитростный Ваннах Лоэн. И доводы Фрументар приводил железные, даром что сердцем Макс не сумел с ними согласиться; главное, умом он понял: то, что он почувствовал, — не что иное как слабость. Детская слабость, стремление поверить в то, что кто-то, пусть и миродержец, может быть справедлив и безгрешен. Что улыбка чистоте нежданного снега что-то доказывает…

Возможно, думал Макс, излишняя мечтательность — это наследие поэта-Милиана… Вот Джуэл, он даже не засомневался бы…

К сожалению — или к счастью? — Макс не Джуэл…

Резиденция опустела без Охотников. Галан, убедившись, что его речи возымели должное действие, удалился, сославшись на то, что ему необходимо посовещаться с Зонаром.

Макс остался один. Тогда он особенно остро ощутил одиночество. Будто снова стоял у Дикой Ничейной Земли над тихим, ничего не помнящим местом битвы, не в силах ничего вернуть, ничего изменить… В такие моменты говорят: сердце обливается кровью.

Отыскав в столе чистый лист бумаги, Макс решил выговориться ему. Дрекавачьим пером. Железными чернилами[3]. Причудливыми мыслеобразами, обретающими на бумаге словесную форму и единый ритм. Стихами.

…Выговориться…

«Бред редкостный… — оценил сам себя Макс. — Какая еще замерзшая птица?.. Не так уж и холодно, чтобы даже самая глупая птица замерзла…» Насмешка судьбы: порыв ветра распахнул чуть прикрытое до недавнего времени окно, да так, что рама ударилась о стену и на пол полетели осколки стекла… Макс Милиан вскочил и бросился к подоконнику… Белая, покрытая чистейшим снегом крыша вся была усеяна мертвыми птицами…

Случайности… цепь маловероятных взаимосвязанных событий, знаменующих волю Горящего… Ни Галан, ни Зонар такого не пропустят… Значит, время пришло…