И такая судьба

Глава 4

Царь был весел и энергичен, как всегда. Только периодически внимательно смотрел на Дмитрия, как он, здоров ли физически, или, боже упаси, морально? Не упал ли духом и не проехал ли головой?

По всемэтим вопросам Дмитрий был готов ответить сугубо положительно. Еще бы искалеченное тело выздоровело. Но вроде бы и тут все хорошо, только некоторое время надобно.

А пока Дмитрий по-хозяйски угощал Петра. Вначале грибными щами, ну это обычно. А потом жаркое с помидорным салатом. Тут царь и сам поразмыслил, что это и не готов ли он, так сказать, употреблять. То есть, он уже ел картофель и, с подачи Дмитрия, помидоры. Последние ему не понравились, а вот салат из них со сметаной, зеленью и луком более — менее. Но так, посмотреть, порадоваться за княжескую семью, за их маленького первенца, смело и охотно съедавшего то и другое. И ведь мать его, Даша, даже не морщится!

Дмитрий же, чтобы легче прошло, налил обоим по стаканчику водочки, поставил перед царем его посудину.

— Напоить хочешь? — хитро посмотрел на него, — чтобы я потом ушел совершенно пьяный на коленях, как жена твоя красавица передо мной стояла?

— Хм, — только и сказал Дмитрий. Что-то государь изрядно и часто упоминает о ней. А она счастливо алеет и рассветает. Так ведь и не захочешь, а заревнуешь.

— Что замолчал, камрад, или жену ревнуешь? — правильно понял его Петр, — дурак! Красивых баб много, да они и не противятся. На крайний случай, у меня есть Марта. А вот таких умных и знающих я пока не видел. Радуйся, паршивец, что у тебя жена такая! Налей-ка еще ей, выпьем за первого корабельного подмастерье.

А что делать, сам вытащил ее из домашнего захолустья. Теперь страдай, мыкайся. Хотя, ведь она и спасла его и тоже благодаря его учению!

Дмитрий налил Даше водки, но только пол стаканчика. Хватит ей, все же женщина. Однако жена скорректировала еще жестче. Он закрыла свой стаканчик, мол, спасибо, но не буду.

Дмитрий даже удивился такому протесту, Петр же обозлился, дескать, с кем споришь? С царем! Тоже на дыбу хочешь?

Нет,конечно, на дыбу он ее не отправит, не такой уж жестокий правитель. Но вот попугать нахальную до икоты, заставить ее считаться с его именем, это, пожалуйста.

Даша, видя, что мужчины, что его царское величество, что любимый благоверный, поняли неправильно. И вскоре будет гроза, а она будет, хотя бы от Петра. Стеснительно сказала, шкодливо, правда, поведя глазами:

— Я на сносях, мне нельзя, государь, и ты милый!

— Вот это да! — не выдержав, изумился Дмитрия, — только же вроде родила, моя любимая!

— Да уж муж у меня такой, никак не дает покоя, — язвительно, но мило ответила Даша. Сказано было откровенно цинично, и женщина должна была смутиться, но она работала на верфи, а там, пусть она и княгиня, всякое говорилось и отвечалось.

Дмитрий первым понял эту коллизию и то, что виноват в этом непосредственно он. Как бы его благоверная не обиделась. А ведь она его жена, любимая, мать его сына и замечательная подруга. Ну-ка, полный назад!

— Благодарю, Господи, за такой подарок! — воскликнул он, — с прибавлением, моя супруга. Дай бог, не последний наш отпрыск!

И он встал, тожественно поднял стаканчик с водкой и выпил весь, хоть и понимал, что это слишком много за раз. С другой стороны, первое ли счастье. В XXI веке и не так пили. А уж спьяну он такое наговорит их вельможному монарху, что потом будет трезвому стыдно. Но ведь такое только и с пьяну скажешь.

— Э-э, государь, — остановил он Петра, который выпил вполовину и решил, что хватит. Крепкая ведь водка, аж в дрожь запустило. Дмитрий оценил по-другому: — коли выпил за нас вполовину, так и видишь соответственно. Нехорошо, государь, нехорошо. А на словах-то как хвалил.

Петр что-то пробормотал, похоже, выматерился, но водку в стаканчике послушно допил. Понимал, что поскольку сел за стол водку пить, так и нечего кривляться, показывать свою царскую стать. Хотя водка-то у хозяина действительно крепкая!

Выпили,закусили поскорее, Петр — жарким, Дмитрий по старой привычке — помидорным салатом. Царь, посмотрев за ним, следом за ним стал закусывать салатом.

— Так вкуснее, — обвинил он хозяина, — пошто не сказал?

Дмитрий, прожевывая салат, лишь пожал плечами. Обвинение было смехотворно, выдать его можно было спьяну.

Апотом пошло. Оба были с корабля на бал — царь с тяжелой дороги, хозяин — после серьезной болезни, поэтому водка их сразу зацепил. Сначала они еще что-то говорили осознанно. Потом, по-видимому, тоже, но Дмитрий этого уже не помнил. Хотя понимал, что играет с огнем. Петр I, разумеется, был относительно мягок со своими соратниками. О всяком случае, головы им схода не рубил. Но он был царь и виден ситуацию с точки зрения государства, а не отдельного человека. А это сильно отличалось и нередко делало самодержца каким-то монстром.

Но с пьяного состояния у него пробивалось сознание жителя XXI века, где все равны. То есть, конечно, на практике одни равны, а другие ранее, но все-таки не было так, что априори люди разные. А так, как царь выберет. Может и пройдет, а может он осерчает и снова отправит на дыбу.

Дмитрий с утра был, во-первых, с похмелья, а во-вторых, настроен крайне энергично. Ему надо было построить свою карьеру, и даже жизнь, что уж тут говорить. А все это зависело в первую очередь, от одного человека — царя Петра Алексеевича.

Он осознал это, поморщился от похмелья. Нет, в отличие от миллиона россиян, у него не болела голова со следующего утра после возлияния. Только общее похмелье, тошнота и повышенное давление. Что уж так, он и сам не знал, но наутро скорее хватался за живот, а не на виски. Хотя, естественно, как и любой водкочерпий, он болел.

Осторожно чмокнул в щечку Дашу, так, чтобы не дыхнуть нечаянно алкогольным ароматом. Спи еще, милая, потом будешь нас угощать. Какая уж там работа на верфи, царь у нас в гостях, всемистливый Самодержец Белые и Черные Руси!

Ну а пока мы легонечко похмелимся. Всего лишь чарку — другую, как пойдет. Чтобы органон был не синий и пожухлый, а взбодрился от чуточки эликсира.

Встал с семейной постели, улыбнулся зашевелившейся жене. Все-таки, чем хорош средневековый XVIII век, так это четкое гендерное разделение с мужским доминированием. Жена тебя не пнет с устатку. Мол, хмельной козел, а ну иди на работу, пьяница. Нет, женщина еще четко разделяет свою сферу. Может и не одобряет пьянство, но молча, вот как сейчас Даша.

А, скажем, и не ворчит даже мысленно. Царь ведь дома, Помазанник Божий, понимать надо. А то не понравится ему гостевание и будет тебе сразу и Содом, и Гоморра.

Нашел главную повариху на кухне, распорядился. На большом подносе расположились закуски — копченое и вареное мясо, еще теплое. Соленые грибочки, салат из помидор, приготовленный по рецепту, как вчера. Несколько вареных картофелин, опять же ломти черного хлеба. Это еда.

Рядышком стали две чарки, такие.же, как любимые царем, — легкие, простые, но изящные. Только в отличие от церевых еще легче. Дмитрий сам сделал смесь из серебра с алюминием — металл, в XVIII веке совсем еще неизвестный, кроме одного попаданца.

Сам он, разумеется, поднос не потащил, позади с ним пошла служанка — молодая красивая девка Пешка, кровь с молоком, ух!

Громко спросил у кружащемся здесь мажордома, не проснулся ли государь Петр Алексеевич? Мажордом гораздо тише, похоже, боялся разбудить царя. Дмитрий лишь легкомысленно махнул рукой. Чать не на работу бужу, похмелятся!

Дверь впрочем, открыл широко, но негромко, ласково попросил:

— Государь мой, пора ставать, неча мучить голову, надо принять живительную влагу да закусить пользительного чего — мясом, картохой али салатом.

Петр открыл бешенные глаза — кто его будит в такое раннее утро? Потом пришло осознание, что он в гостях у молодого князя Хилкова. А вот и он сам со стаканчиком волшебной водки. А рядом девка — красавица стоит с подносом, а на нем закуска и цельный графин его, Дмитриева, водки!

Стремительно сел, застонал от боли в голове. Откушал водки из предложенного стаканчика. На этот раз Дмитрий налили треть стаканчика, чтобы не пить, а лишь похмелить. Водка-то крепкая, как с порохом. Немного выпьешь и не старой базе опять опьянеешь.

— Хорошо! — крякнул Петр, лихо выпив порцию. Немного помедлил, выбирая закуску. Закусил-таки помидорным салатом с картохой до ломтиком ржаного хлеба, — устроился ты, стервец, даже завидки берут! А за Меньшикова не бойся, он, стервец, совсем перестал следить за своими словами. Говоришь, мной прикрылся? Ну, Алексашка, ну, гад, я ему покажу!

— Теперь ты, — Петр энергично начал жевать кусочки копченой свинины, — здоров ли, как тело вылечивается?

Дмитрий замешкался. Когда поначалу искалеченный организм быстро восстанавливался, он был оптимистичен в своем будущем. Но за последние дни, пусть и кормили его хорошо, и лечили всеми известными лекарствами, но как-то больше подвижек было много. Тело, как было покалечено, так и осталось. Да, ожоги стали меньше, но все равно остались. Но особенно пугали опухоли в суставах. Из-за них руки оставались малодееспособным. Ложку еще на столе поднимают, но не более. Ни клинка (сабли, шпаги) поднять, ни из огнестрельного оружия стрелять, ни даже лошадь не запрячь. Короче говоря, майор гвардии князь Дмитрий Хилков, военная карьера твоя окончательно окончена.

Он так и сказал царю Петру. Тот, вопреки обычаю, не стал утешать. Не таким он был и даже к сожалению. Во главу угла у него стояло государство, а не человек. А потому, что ему отдельный человек? Немного дальше и все, можно и надо идти впереди, Россия идет дальше!

И еще одна причина, на этот раз обоюдная. Выпив малую долю порции водки, а через некоторое время еще одну, вкупе со вчерашней базой, они стали в замечательном состоянии некоего groggy, когда оба не желали понимать текущей обстановки, а были, как боги, нет, как некие нечеловеческие существа, вечные и непотопляемые.

— Знаешь, — сказал пьяненький Петр, — жалко, конечно, что ты уже не можешь быть военным и воевать в одном строю со мной, камрад. Но гвардию ты не покинешь, это я тебе обещаю! Будешь работать в штатской сфере, как и уже работал. Времени и усилий там надо много. Более того, я тебе скажу так. Алексашка Меньшиков, хоть и дальше будет губернатором Санкт-Петербурха, но он будет воевать со мной, а ты останешься своего рода градоначальником с подчинением всей гражданской, военной и полицейской службы. При этом числиться будешь, — он пожевал губу, — при инвалидной команде Преображенского полка. Или нет, при инвалидной команде гвардии в чине подполковника гвардии. А поскольку гвардия выше остальной армии на два уровне, значит ты теперь армейский генерал-майор, а!

Царь воодушевленно посмотрел на Дмитрия, воодушевленный таким выходом из трудного положения. Наш попаданец, нагруженный водкой не менее, как минимум, а, может, и более, смотрел на мир гораздо пессимистичней.

— Экий ты хитрый, — попенял он к царю. В этот момент он был в таком состоянии «просветления», что был на уровне хоть с российским монархом, хоть с самим Богом, — нагрузил инвалида кучей должностей, и доволен, собака злая!

— Сам ты собака! — отвечал «любезно» Петр, — пока ты жив и находишься на этом свете, то подчиняешься мне! Понял подполковник гвардии князь Хилков!

Он ткнул Дмитрия в грудь, что означало, с учетом большого объема кулака, хорошенький удар. Впрочем, с учетом дружеского соотношения, полученный синяк почти приравнивался к высоким орденом XIX века, пусть и не был виден из-за одежды.

Поэтому князь Хилков не обиделся. Просто, наливая водку по стаканчикам, он налил царю заметно больше. Так сказать, подначил по-дружески суверена. На мол, тебе, гадский Отец Отчизны!

Петр тоже не оскорбился, по-приятельски громогласно отметил этот факт вкупе с различными терминами, характеризующими личность Дмитрия и его предков. Монарх, хотя и был Помазанником Божиим, но его отличиями не обладал. Из-за этого родители эти оказались аж в XVII веке и в статусе детей боярских, чем Дмитрия смешил гомерически, ведь на самом деле они проживали в XXI веке и оба (отец и мать) являлись муниципальными служащими, а потом пенсионерами. Вот тебе и хваленая мужская логичность.

Петра почему-то этот смех откровенно бесил. И, наверное, между ними произошла пьяная драка, как и всегда, беспричинная и бесполезная, если драчуны не брались за клинки, но тут появилась жена Даша. Трезвая, а потому грозная, ведь по чину корабельного подмастерья она имела настоящую шпагу и даже уже научилась с нею пользоваться.

Хотя поводов браться за штатный клинок у нее не было. Толи все эмоции у мужчин были израсходованный в безполовом столкновением, толи жена так удачно встала в ссору, но только Дмитрий благоразумно не реагировал на мягкую ругань Даши, а Петр почему-то пошел за ним.

В общем, женщина согласилась, чтобы мужчины — пресветлый царь и светлейший князь (!) — продолжили потреблять водочку. Но (громко!) в столовой под горячее жаркое и (гораздо тише, стараясь, чтобы ее слышал только Дмитрий) под наблюдением Даши. Сама она, естественно, пить не будет ни капельки, но раз не может остановить, ведь царь и муж (!), то хотя бы руководить этим процессом.

В итоге, бурная мужская пьянка быстро перешла семейное поглощение водки. То есть пьянели, конечно, но как-то скучно и без азарта. Не зря, видимо Петр Алексеевич, Самодержец Белой и Черной Руси, предпочитал проводить пиры, или пьянки по-простому, без женщин. А если с оными, то обязательно их поить и даже впереди мужчин.

Допили второй графин, скушали по две тарели жаркого и салата. Потом царь Петр, отказавшись от гостеприимства княжеского дома, решил, что ему хватит и лишь попросил довезти его до царского замка — при этом времени это был скромный домик — на пролетке. Самодержец пил не раз и, несмотря на пьяное состояние, логично понимал, что сам он будет идти долго. Да и потом, царь и один, это какой-то нонсенс!

Даша, точнее, княгиня Хилкова, разумеется, просьбу выполнила или, другими словами, приказ выполнила. Потом утащила пьяного мужа в семейную спальню, что выразилось в унесении слугами его тела под железным взором жены.

И пусть пьяный Дмитрий что-то пьяно лепетал о верфи, о хорошей погоди и надобности работать. все равно это были пустые слова, как понимала его супруга. Ибо куда он пройдет излишне пьяный и такой же больной. Пусть ж лучше выспится на семейной постели и заодно хоть немного вылечится.

Она ведь, хоть и не была на утренней их пьянке, но трезвая, чутко слушала пьяные вопли. В том числе и рассказ ее мужа о его здоровье. Трезвый он не хотел тревожить Дашу и говорил только радостные вести. Дескать, руки шевелятся все быстрее и без боли, ожоги уменьшаются. И вообще, он молодчина! А гишпанский врач, гадина такая, все поддакивал мужу.

Оказывается, это только первая часть известий. Была и вторая, менее радостная. Выздоравливать-то он будет, но даже сейчас понятно (ему), что не до конца. Сказал бы и жене, не чужая чать. Родила одного, носит второго, а он скрывает, паразит! Вотчина ведь большая, и им хватит и детям, чего уж там. И чтобы теперь даже не намекал о службе!

Все это она выдала попаданцу (и мужу) Дмитрию. Правда, молодчина, до этого помогла поправить немножечко здоровье, хотя бы от похмелья, Ничего такого, рассол, травяной напиток, потом горячая еще гречневая каша с животным (сливочным) маслом и курой. Наелся и почти избавился от похмелья. Хорошо!

А уже потом стало плохо. Даша чисто по-женски начала с ним разговаривать, вернее, подначивать. Слово за слово и, в конце концов, она потребовала работать преимущественно в вотчине, а на службе появляться лишь изредка. Хватит уже, ведь здоровье на ней потерял. Причем, не как все, от врагов внешних. В ходе придворных игр от Меньшикова! Может, все уже?

Эти смешные игры он видел уже и в XXI веке. Частности менялись, главное оставалось — женщина, как существо домашнее, хотела и мужа домой. И ничего, что сама теперь казенный работник с чином (корабельный подмастерье). Государь Петр Алексеевич еще при беседе в Воронеже прямо сказал — построит шхуны в частной верфи князей Хилковых, переведет в казенную верфь с одновременным повышением в чине. Ибо работников таких мало, а русских так почитай вообще единицы. Так что, милый, поменяем местами. Ту будешь дома, а я буду служить.

Вот ведь нашла игрушку! Дмитрий чуть не съязвил, что и рожать, видимо, он будет. Не сказал. Это ведь уже бесполезная ругань. А все же, с учетом слов царя Петра и ослаблении здоровья, что делать?