И такая судьба

Глава 11

Село Новое Речники было заселено крепостными из тверской земли. Не князя Александра Никитича Хилкова, а «своих», из полученных от государя Петра Алексеевича. Люди, понятно, были недовольны. В средневековые жители не очень-то любили покидать родимую землю. А тут еще и силой, поневоле.

Дмитрий, узнав о недовольстве, не стал гнать военных на деревни. Те еще начнут стрелять и грабить, а это уже его люди! Съездил по пути, собрал по трем деревенским общинам жителей, объявил, что в Прибалтику едет только половина семей, по доброй воле.

Мужики уже зашумели не то что доброжелательно, но без злобы. Были они не государственные, из отобранных частных. Из этих бояр, так не любимых Петром. А новый барин, вроде бы, оказался добрым. Не ругается, матерью не кроет, евонную, здесь неизвестную.

А уж когда он сказал, что всем оставшимся останется вся земля, барщины больше не будет, голоса мужиков стали громкие. Дмитрий еще ответил на вопрос, «а переселенные как будут» — тоже без барщины.

А потом только ждал и молчал. Знал уже — крестьянам надо нарадоваться. Тяжелое было время, сверху все давили и давили, а крестьяне оказывались на самом низу. А тут им чуть ли не впервые говорят не о новых повинностях, а о льготах.

Кстати, — заговорил новый барин, — старожильцы, раз уходят, должны отдать треть скота, но не более одной головы лошади али коровы.

— У-у, — разочарованно загудели крестьяне, мол, как бы добрый был барин, а пригляделись, тоже мироед!

Но Дмитрий уже добавил:

— Весь этот скот будет отдан новопоселенцам. А повинности вотченника, старожильцам будут отказаны (отменены) на год, а новопоселенцам — на два.

Окроме этого новопоселенцы будут отданы на хозяйство по полтине. Кто пойдет, — спросил Дмитрий, уже не сомневаясь, что большинство согласится к переезду.

Теперь же, через несколько лет спустя, они жили в селе Новое Речники. Жили почти зажиточно, тут Дмитрий не собирался их учить. А вот почему они почти перестали продавать свое продовольствие на рынки Санкт-Петербурга — это предстояло узнать. И может даже с самими же крестьянами.

Ведь визит Дмитрия в свои владения (теперь вместе с Дашей) был отнюдь не внезапный визит. Специальный гонец проехал во все населенные пункты с известием о том, что барин вскоре проедет и все рассмотрит. Так и хочется сакраментальное — вот приедет барин, барин все рассудит. М-да. И ведь действительно только «мудрый» попаданец сумеет рассмотреть и решить. М-да.

На берег, разумеется, сошел не один, вместе с Дарьей. Ту всю «полоскало», будто не река, а настоящее Балтийское море (близлежащее). А еще корабельное подмастерье! Так хотелось съязвить, но остановился. Во-первых, понимал, что беременная, потому и травит. А во-вторых, раз беременная, то и капризная и нервная. Будет ему на орехи, и он же останется виноватый.

А так оставил Дашу у старосты Никодима, пусть старостиха ухаживает, потчует и славословит барыню. А он по очень нужным делам, между прочим и для нее старается! Буквально удрал, стараясь уж совсем откровенно не бежать. А то рассмешит князюшку, да и рассердит одновременно. А он действительно хозяйства хочет посмотреть и начертить путь на будущие годы.

И сразу увидел ошибки. Вот не был он тогда, лишь только выделил определенное место под село. И участки определил, где больше, где меньше, в зависимости от местности и качества земли. И, к сожалению, он ушел, а крестьяне ошиблись.

И ведь их нечего винить. Они опирались на крестьянский опыт XVIII века о натуральном хозяйств. Он же — на аграрный опыт XXI сельскохозяйственного рынка. В итоге, они развивали одинаковые крестьянские хозяйства с опорой на рожь, он же хотел видеть мультикультурные хозяйства с опорой на те культуры, которые могли особенно расти.

Нет, он не Бог, но если на этом участке будут особенно расти картофель и капуста, то почему бы нет? А потом продавать на рынке или просто обменивать на зерновые. А не тупо растить рожь. Ведь если песчаная земля, а погода для ржи довольно холодная, то не поможет даже хваленая крестьянское трудолюбие.

Дмитрий (барин!) морщась смотрел на редкие ростки ржи. Будет тут сам-3, а местами сам-2, не больше, тогда как картофель бы вырос сам-5, а там еще бабы бы натыкали на берегу старицы капусты, ну еще, не знаю, лук ли, морковь ли, на рынке Санкт-Петербурге все одно превратится в деньги. А это налоги государству и вотченнику, это крепкое крестьянское хозяйство, эх!

— Не любите вы православных, совсем не любите, — упрекнул он старосту и хозяина местного участка, на котором так неудачно росла рожь. — пихаете везде рожь, где надо и где не надо.

— Извиняйте, барин, неграмотные мы, — готовно повинился староста, — научи, как и где сеять и садить, сделаем!

И ведь ни грана усмешки в этих глазах старосты, где-то хитрые, а где-то и простодушные до нельзя. Ведь искренне верит, что именно барин все правильно растолкует, а им остается лишь работать. да, хорошо, что еще первая четверть XVIII века, а не начало XX. А то ведь и на вилы поднимут!

— У остальных такое же положение? — спросил он, изящно показав на редкие ростки ржи, как бы намекая на общую беду.

— Да, ваше сиятельство! — вздохнув, признался староста. Что-то еще хотел сказать, но не стал. На кой барину заморачивать? Впрочем, Дмитрий невооруженным взглядом видел удовлетворение. Рожь-то озимая, убирать ее придется в следующим годом. Значит и в будущем году с продовольствием будет худо! Вот и ответ на подозрительный вопрос барина, куда хлеб деваете? Съедаем барин, как всю съедаем, уже и не хватает. Окромя, разумеется, семян да на повинности. Можа снижешь чуток?

К вечеру прошел все же все село, да какое оно по количеству село, так, сельце. Один признак и гордость — хорошая церковь в центре селения. А так полновесная деревня начала ХХ века!

И еще заметил Дмитрий нехороший признак — детишек мало. А ведь местные бабы рожают мало что каждый год. Зимой-то мужикам зачастую делать нечего, вот они и стараются.

Приказал старосте показать кладбище. Никодим удивился, но провел, благо вон оно около церкви. Посмотрел Дмитрий, ужаснулся. Село-то еще молодое, а кладбище солидное. И больше всего захоронений детей. А ведь еще и не все. Некоторых и не крестили даже, значит и не положено хоронить.

Собрал общинное собрание. Мужики собрались охотно, помнили еще встречу несколько лет, когда барин сладко пел про будущую жизнь. Оно, конечно, не очень-то верилось, больше повелось на скот да на полтину а все же жалка, барин-то какой баский.

А Дмитрий начал собрание… со скорби. Жалел по настоящему, ругал себя и заодно мужиков.

— Я вам что говорил, — проникновенно изъяснялся он, — здесь зерновые растут плохо, а овощи хорошо. Посмотрите теперь. Вы, мужики со своей рожью маетесь в поле, а бабы ваши на домашнем огородике получают чуть ли не больше. А оброки ваши на рынке получают хорошо. Сами ведь видите, на ту часть, которую вы получаете деньгами, вам и на налоги государству хватает и мне на денежные повинности. И я спрашивал у баб ваших и у мужиков, где застал, что возите на рынок? Опять овощи! И это при том, что ржаной хлебушек, который большей частью идет на питание, все равно не хватает.

Тут ведь и дураки уже поймут в конце концов — большинству мужиков надо смелее выводить овощи, особенно картофель, их огорода на поле, вместо ржи. (автор в курсе, что в XXI веке картофель неправильно отделяют от овощей, увы). Да вы озолотитесь, мужики!

Общинники смущенно переглядывались. Один из них, самый смелый, осмелился возразить. Или даже так — высказать свою точку зрения, что по тем временам было просто нагло:

— Так хлебушек-то исть хочется, барин!

Дмитрий даже обрадовался такому вопросу. Пусть лучше возразят открыто, чем будут втихомолку бухтеть и, наконец, бунтовать.

— А я разве вам говорю жить на одном картофеле? — удивился он, — вы главное вырастите, картофель здесь хорошо растет, бабы ваши дают сам-5, даже сам-6 иногда. Сами ведь видите в кладовке, сколько клубней по осени. А потом тащите на рынок, там уже спрос хороший, возьмут! А коли самим некогда и лениво, так отдайте моим приказчикам, они сами и увезут и продадут вместе с обручным продовольствием. А деньги можете покупать хлеб. Оный ведь на рынке есть!

Более того, я вам так скажу. Вы из меня бестолкового дурака не делайте. Вы сами знаете, и у вашей общины есть участки и даже целые хозяйство, где рожь хорошо дает. Сам-3, сам-4, а то и сам-5. мало такой земли, но ведь есть. Выращивайте, али я против! Я главное, что хочу сказать — сколько у вас тут жирных? Нету? А сколько тощих?

— Наперед сказать, так и в половину, — почесал староста Никодим, — плохо у нас растет рожь. Не получается никак!

— Вот! — назидательно сказал Дмитрий, — а у тощих мужиков и барин будет тощий. С этим я уже категорически против. Жрите в три горла мужики и мне больше оставляйте.

По собранию прошел гул и хохоток. Было видно, что такой разговор был им куда интересное.

А будет у вас желание, так и вы и зимой деньги делайте, — продолжил Дмитрий.

— Так зимой вроде бы ништо не растет⁈ — удивился кто-то. Дмитрий напрягся, глазами поискал шутника. Не надо ему из серьезного разговора превращать балаканье. А нет, вроде бы, искренне интересуется. Ведь продукцию еще надо превратить в товар, а для этого везти на рынок. Сам крестьянин с этим не справиться. Надо обязательно помочь.

— Сначала о дороге, — предложил попаданец, — с весны до осени у него ходят караваны, возили раньше руду и уголь, теперь будут возить железо и уголь. Дам приказ, они и к вам будут заезжать. Теперь, что интересно рынку? Да Санкт-Петербургу все надо! Дрова и корабельный лес, дегть, скипидар и смола, рогожа, даже лапти. А еще кирпичи и кувшины, даже простая глина и известняк. Или вот вы из полей камни возите, посевы чистите, так я возьму и не задешево.

Мужики откровенно засмеялись. Дурит барин, кто же мусор будет продавать? Дмитрий их понял, назидательно сказал:

— Не важно, где я продам, понятно, что дороже. Вам ведь главное, что я у вас куплю. Вот эта груда камней чья? Куплю! — Дмитрий в знак серьезности вытащил горсть копеек — старых, серебряных и новых медных, — десять копеек даю!

— Так это, — заволновался Никодим, — общая груда. Всякий едет с поля и из своего участка тащит. Мы уже и не знали, что делать, хотели помочью тащить куда-нибудь. А за гривенник, да Боже мой!

Дмитрий посмотрел. Преимущественно гранит, черный и красного цвета, затем песчаник, известняк, дурной камень, но вот песок и известь из них для строительства очень даже пригожен. А уж гранит пойдет весь — и валунами, и небольшими камнями, и даже крошкой.

Да, — сказал Дмитрий, — здесь камень уже не нужен, даже, пожалуй, вреден. В столице его тоже много было. Но там потребность оказалось много, так вот не валяется уже. Беру. Так, мужики, вы только к берегу подтащите, да потом на судно. А уж я распоряжусь на погрузку две полушки. Деньгами али товаром.

Вообще мужики, вы не теряйтесь, из рудника будут железные вещи везти. Железо опять же ремонтировать. Так что свой товар продавайте и из рудников покупайте! Тапереча железо будет плавиться на руднике, продаваться много и для вас, моих крестьян, дешево!

В общем, поговорили, как говорится, конструктивно (хотя слово это еще неизвестно) и полезно. А то придумали у попаданца голодать!

Даша меж тем отдохнула на земле, погуляла с дочкой старостихи Авдотьи по лугам и по лесам. Но село и его окрестности горожанке быстро надоели. Когда Дмитрий необдуманно предложил жене зазимовать, она лишь окрысилась:

— Отбрыкаться хочешь, милый, оказаться от беременной супруги, чтобы потом загулять с местными бл…? А тебе пощечиной не ответить, чтобы надолго запомнить?

Разговор стал очень опасным и, главное, для Даши, безрезультатный. Она просто пропускала мимо ушей, думая, что он врет. И ведь не докажешь никак! Был только один способ, чтобы продолжать такой неприятный разговор — целоваться. Как тол

ько Даша начинала бухтеть, Дмитрий немедленно ее целовал. Жена его сначала обижалась, потом тоже увлекалась. Так и плыли одни в каюте, целовались и смотрели в небольшой иллюминатор.

Через несколько часов вечер плавно перешел в ночь, и стало очень темно. Так бывает только поздним летом и осенью, пока с морозом не выпадет снег.

На ночь остановились на берег. Все-таки дето еще, не тепло, но и не холодно. Так прохладно. Прогрели костром землю, наложили лапник, потом холщевое одеяло, сверху пушнину, поставили шалаш — красота! Дмитрий (да и Даша) только теперь понял, что это означает «с милым и рай в шалаше».

После жирной и очень вкусной ухи (тройная, с зеленью), так вольготно развалится на мягкой и теплой пушнине. Даша сама к нему прижалась, требовательно поцеловала. Разговор имел очень неприятный оттенок. А как супруги избавляются от двусмысленности и тревоги. Да с любовью! Он до сих пор любил ее с мальчишеской любовью, и чувствовал, что и она ее любит. А все эти легкие ссоры и недомолвки лишь оттеняют их любовь.

Поэтому, он быстро ее раздел, стараясь не трогать рану. Она была в той счастливой поре, когда женщина еще молода и красива, но уже отходила дебелой статью. Такую он любил еще больше и жаждал, чтобы она поняла это. А потом они уснули, укрывшись одеялом из волчьих шкур.

А утром они проснулись от запаха дыма и громким щелканьем горящих сосновых веток. Дежурный Ильи их подложил в костер для жара.

— Как первая ночь, — с удовольствием прокомментировала Даша. Оделась и отправилась на утренние процедуры. Дмитрий тоже встал. Спать в шалаше с любимой женой очень здорово, но ведь когда-то надо и вставать, благо, судя по свету и тепло, было уже не утро, а настоящий день. он специально накануне распорядился — их не будить, спать будем до упора, хоть до обеда. В общем, отдыхайте ребята, в реке рыба, в лесу дверь и птица, конечно, грибы и ягода. Кто его удивит добычей, получит рюмку водки и пятак серебра.

Сказал и про добычу забыл. Денег у него было, специально набрал мелочь. В сущности, не рублевики, здесь, в XVIII веке и копейки стоили очень много. И, разумеется бочонок водки. Его водки. Нет, сначала он хотел взять местной водки. Но сразу же стал перед дилеммой — дешевая и некрепкая, но в несколько бочонок. А они и так нагрузили лодку по самую ватерлинию. Пришлось взять свою, дорогую, но только в одном бочонке.

Пусть пьют, его благосостояние достигла такого уровня, что проще застрелится, чем разорится невзначай. Тем более, понятие дорогая водка было сугубый эвфемизм. Сырье было из его вотчины, варили из его же винокурне. Там и там работали крепостные за натуральную плату. То есть понятие себестоимость было сугубо теоретически.

Однако утром (днем, но он только что встал с своею супругою) его крайне ошеломили. На костре стояла густая уха, напитающая все окрестности, рядом стояли десяток туесов с различными грибами и ягодами. Такие боровички и белые, а рыжики и прочие грибы! А рядом позднелетние, осенние ягоды — клюква, брусника, чернила и опять так далее!

Попаданец рыночной эпохи XXI века Дмитрий сразу мозговым арифмометром посчитал и впечатлился. Даже для князя Хилкова это было много. Не содержание туесов, конечно, а понимание, что содержимое болото, небольшое, но как быбогатой золотоносной жилой. Ведь пропусти он это через трактиры и ему можно больше не пыхтеть. И ему самому хватит, и жене, и даже детям. Стило лишь поработать несколько лет целенаправленно!

Он увидел какую-то грудку, вначале не понял, потом покумекал. Медведь! Жирный для конца лета самец в три-четыре года (точнее Дмитрий не знал). Вот еще сокровище! Медвежатина из-за резкого, неприятного запаха не всем нравилась. Зато и любителей была масса даже в XXI веке, а в XVIII столетии тем более. Перед ними была стоимость мяса в несколько десятков копеек. Огромная цена по петровской эпохе!

— М-да, мужики, сколько я вам обещал?

— Рюмку водки! — дружно, но немного стеснительно ответили его крепостные. Как понял по ответу, добытчиками были не только состав корабля, но и служанки княгини Хилковой. А что им делать, когда их хозяйка была, гм, занята.

— Ну что же, — солидно сказал Дмитрий, — раз обещал, то конечно, награждать, я так понимаю, нужно все?

— Вот тут еще троих глухарей принесли, — робко ответили барину, как бы говоря о численности. Они зря беспокоились. Князь Хилков был щедр к своим людям, если они не щелкают клювами, а работают!