И такая судьба

Глава 3

Князь-кесарь как бы с благоговением несколько раз поцеловал царское письмо. Как понял Дмитрий, специально для присутствующих зрителей, то есть для семейной пары князя и княгини Хилковых. Почему как бы? Да потому что он потом сразу без каких-либо чувств обратился к Даше:

— Скажите, княгиня, а как вы разговаривали с государем? Откуда взялся этот чин корабельного подмастерья, не маленький, между прочим.

Вот, нет у него к Петру никакого благоговение, а есть просто служебное чинопочитание. Он же царь, а ты, как не расти, его не обгонишь. Ну и ладно, а дядька прикольный, зря он и с ним раньше ругался.

Даша, меж тем, вопросительно посмотрев на мужа и не увидев никакой реакции, незаметно от Ромодановского пнула его ногой. Но к этому времени князь-кесарь, недовольный медлительностью княгини, повернулся к ней всем своим большим телом. На такое угрюмое внимание она была не готова и невольно заговорила.

Ай-яй-яй, несчастный я, — посмеялся Дмитрий в душе, — на побои на дыбы належаться новые женины. Бедный и несчастливый, всюду избиваемый князь рюриковой крови!

Он, конечно же, видел, что она нуждается в его поддержке. И если бы это было по-серьезному, то поддержал бы. Но жена забыла, что теперь она тоже немаленький чин. Вроде бы его гвардейское звание де-юре выше, но по факту, гм. Короче, давай, Даша, выбирайся сама. Ножками, милая, ножками!

И она стала действовать самостоятельно, видимо, решив, что муженек еще искалечен и болен. Недееспособен, можно сказать.

— Князь-кесарь, государь был очень удивлен, ведь к нему на строящийся корабль на верфи я пришла одна. Тятю не взяла сама, Петр Алексеевич, не любил его и потому мог действовать, но не так, как мне хотелось. А преображенцы… — она замялась. По-видимому, причина была не очень приличная, поэтому Даша лишь застенчиво констатировала: — они не пошли.

В отличие от жены Дмитрий сказал прямо, он не видел в этом что-то стыдливого:

— В трактир наши гвардейцы прошли, куда еще. Водку хлестать да гуся зажаренного жрать. Ты с тестем говорила перед этим гвардейцам, что едете к царю?

— Н-нет, — удивилась Даша, — а надо было сказать?

— Конечно, — сказал уже Ромодановский, — надо было хотя бы намекнуть об этом, тогда бы они всегда были с вами. Камрад все-таки и царское величество!

Даша растеряно посмотрела на мужчин. Она хоть и являлась современницей первой четверти XVIII века, но с мужской логикой знакома не была и не понимала, где связь между водкой и царем. Поэтому лишь выдавила из себя:

— Ну ладно, одна я даже оказалась лучше. Да, кстати, его царское величество тоже очень был удивлен, но не стал развивать эту тему. Дальше рассказывать?

— Да! — дружно согласились мужчины, а князь-кесарь изволил удивиться: — да ты еще ничего не сказала, что ж остнавливаться-то⁉ Али не веришь нам?

Даша на эти недоуменные вопросы со страшным акцентом, а у главы Преображенского приказа все было страшно, что вопросы, что ответы, хоть рот не проси открывать. Начала сказывать свой рассказ дальше про интересную теперь встречу с Петром I:

— Государь в это время как раз рубил на верфи небольшую шняву. Я уж думала, будет ругать, он очень не любит, когда его отзывает. Но Петр Алексеевич подметил мой наряд, ему очень было интересно, кто осмелился из женщин так одеться. А я была в этом самом платье, который мне дал Митя.

Даша встала, под любопытным взглядом в первую очередь Федора Юрьевича медленно повернулась вокруг своей оси. Ромодановский аж крякнул, спросил недоверчиво:

— Ты в самом деле, что ли так одел, дурак, прости господи?

Дмитрий в ответ улыбнулся, на этот раз кивнул женушке своей прелестной и храброй, мол, не бойся, милая, я с тобой. Попаданец не раз хотя бы мысленно, а то и в слух, когда они были одни, ругал жену за нерешительность. Но ведь действительно еще в XVII веке, вплоть до Петровской эпохи, когда царь принимал титанические усилия, чтобы сдвинуть это положение, женщина была строго за мужчиной. Сначала отца, потом мужа. А сама она практически была ноль. Ведь и в XIX веке жена работала только в своем хозяйстве, т.е. совсем не зарабатывала, и ее социальный статус в основном отталкивался от должности или от статуса мужа. Вот и получалась, что была она приснопамятной унтер-офицерской женой, или даже вдовой. Прапорщицей или женой поручика. Как изловчился пройти муж, так и жена становилась.

Так что попаданец Дмитрий, выталкивая вперед свою жену, шел поперед истории человечества, или, хотя бы, развития России лет на 200 или даже 300. Но он то ладно. Как вот Даша осмелилась? Ведь хоть и вякала и сопротивлялась понемногу, но шла.

Или ее наряд «купил»? очень уж она в инженерном (студенческом) одеянии западного образца была красива. Сама Даша это видела и в зеркале, и по реакции мужчин. Только вот радовалась ли она? Женщина в эти годы в таком тесной одежде виделась (и себе, и всем людям) почти, как голой. Тоже было всепонятное внимание. Ну и мужа ругают или даже бьют (кого можно).

И все же Даша неумолимо пошла. Сначала за ним, потом уже самостоятельно. Милая прелестница моя супруга!

Меж тем Даша покрутилась и села обратно. А личико-то слегка покраснело, ха! но рассказывать стала невозмутимо, как будто и не было ей ничего:

— Посмотрел государь мое платье, по нему узнал, а уже потом пригляделся к лицу. Приказал встать, а когда отказалась, сам поднял.

Видя, что мужчины несколько ошеломились, Даша поторопилась объясниться:

— Петр Алексеевич меня за руки поднял, не трогая женскую честь. Так и встала на ноги с земли. Или, скорее уж, с многочисленных щепок, верфь все-таки!

— Подожди, — заговорил, наконец, откровенно обалделый Ромодановский, — а как ты на коленях-то оказалась? Шла, надеюсь, на ногах, а не на коленях?

— Шла на ногах, — легко ответила Даша. Она, видимо, уже началась злиться и перестала скромничать. Так-то женщины чужих мужчин сторонились, но князь (хоть и кесарь) Ромодановский давно знал семью князей Хилковых. И, соответственно, княжна Даша видела его еще с детства. Дмитрий поторопился. Она-то скажет что-нибудь дерзкое и сердитое, а он потом опять будет отвечать не дыбе. Плавали, уже знаем и на дыбе бывал. А ведь Ромодановский знал, кто такой молодой князь Хилков!

— И что сказал тебе на твою просьбу государь Петр Алексеевич? — спросил он. И отвлечет дерзкую жену и одновременно Федора Юрьевича, и самому любопытно.

— Вначале ничего, — ответила Даша, — я уж подумала, что не услышал, занятый собственными думами. Но мою просьбу не ответил, сам спросил много вопросов, в основном по корабельному делу. Пришлось помогать по строительству шнявы. Даже чего-то вырубила в судне его топором. А так, в основном на словах. Да, поелику он заговорил по-голландски, то и я начала говорить на том же. Вместе и построили шняву. Не всю, конечно, но основную часть. А остатнее государь сам доделает.

она спросила напрямую мужа, своего учителя по голландскому языку и корабельному делу:

— А что государь так плохо знает моряцкое ремесло, таковые вопросы дурацкие и простые задает? Я думала, он знает больше.

— Дурочка ты моя, хоть и умная, — рассмеялся Дмитрий, охнул от боли, перемогнул, добавил: — царь еще в Санкт-Петербурхе неоднократно видел тебя на нашей верфи. Вот он и хотел узнать при встрече, ты просто красива да непонятлива или еще умна да знающая. И, видимо, раз получила корабельного подмастерья, экзамен ты сдала! Поздравляю!

— Да, — отмахнулась Даша, — всего-то какого-то корабельного подмастерье!

— Ничегосебе! — возразил Ромодановский, — государь дает чины и должности по личным заслугам. А поскольку флот у нас в зачаточном положении и стоится мало, то государь скуп. корабельными подмастерьями, например, стали твой муж да этот клятый Меньшиков. И пока все!

— Хм! — хмыкнула Даша и вопрошающе посмотрела на мужа. Тот соглашающе кивнул, спросил:

— А дальше что было? Поговорили, надеюсь, обо мне?

— То-то государь так ласков был со мной, — как бы про себя сказала Даша и уже громче сказала: — потом поговорили. Я все говорила так, как мне сказал господин князь-кесарь, ругала князя Меньшикова, хвалила вас обоих. Судя по царскому письму, кажется выговорила верно.

— Верно, — наконец, широко и добродушно улыбнулся глава Преображенского приказа, — по крайней мере, до приезда царя в Санкт-Петербурх можно жить спокойно. А то ведь Меньшиков тоже не спит, собака, — пояснил он, — обманет государя, там и вместе на дыбе окажемся.

Дмитрий этому не поверил, Даша тоже. Петр Алексеевич, конечно гневлив и может стукнуть палкой по хребту, но своих он на дыбу не отправит. Не зря об этом же сам царь писал.

— Если так, то мой муж может ехать домой?

— Да, разумеется, — князь-кесарь, по-видимому, об этом уже думал и не только согласился, но и дополнительно предложил:

— Пока государя нет, надо бы поставить гвардейцев из Преображенского полка. А то мало ли что станет, а потом ищи твое тело хоть где.

Дмитрий, кажется, понял главу Преображенского приказа. Ему, по большему счету, нет уже судьбы до молодого князя Хилкова, если он не связан с ним. А вот потихоньку еще потревожить Меньшикова, пощекотать его в несуществующее вымя, это он может. Дмитрий и сам бы отомстил Алексашке, только не на такую же цену?

— Увы, в полке я доверяю лишь первой роте, а там все царские креатуры. Питер может и сильно обидется.

Попаданец думал, что князь-кесарь испугается гнева самодержца, но тот лишь обрадовался, поскольку злой на Меньшикова царь является причудливой важной целью за которой и князя Хилкова не жалко. А, тем более, и его покой.

Пришлось брать целый плутонг гвардейцев и три офицера. Вот чем он обидел Господа, если у него то Содом, то Гоморра?

Но пока он бессильно рухнул на диван в гостиной. Вроде бы, не шевелился, не двигался, а устал смертельно, как бегал от Москвы до Санкт-Петербурга и обратно. Вновь заболели и ожоги и вывихи, а еще общая слабость и высокая температура. Все это так скрючило Дмитрия, что даже вкусная соблазнительная ботвинья, принесенная в гостиную, не заставила его отойти от сна. Так и спал круглые сутки день и ночь, пока не разбудили.

Бесцеремонным гостем оказался европейский врач, при чем испанец. Как уж он тут оказался, в начале XVIII века Россия и Испания точно были в противоположенных концах Ойкумены, а примитивность транспорта только показывали это. Но ведь умудрился и теперь мучает бедного русского больного!

Поскольку испанец еще плохо разговаривал на русском, а Дмитрий совсем не знал испанского, то беседовали на международном языке для XVIII века — голландском. При том на нем Дмитрий хоть говорил относительно сносно, но на медицинскую тему плоховато, а испанец Мигель = вообще плохо. То есть толковали преимущественно на языке жестов.

Испанец хоть и жил в России недавно, но хорошо понимал, что такое Преображенский приказ и как будет плохо для здоровья для его пребывания в нем. Поэтому причин появления ожогов и опухолей и из-за этого лихорадки и слабости не искал, а преимущественно интересовался своей болезни.

М-да, хоть и лечил европейский врач уже по-современному, то есть он посмотрел не только температуру, но и приблизительно давление и пульс. Но лечил он примерно также, то есть, главные лекарства были покой, обильное питие и хорошая еда. Ну и, разумеется, регулярное кровопускание.

Впрочем, мазь (какая, Дмитрий даже боялся спросить) немного ослабила боль ожогов, а специальная микстура собственного приготовления, как гордо сказал Мигель, немного понизила температуру. Пускание крови попаданец, после некоторого размышления, разрешил. Для этого времени врачи считали этот метод универсальным и применяли всюду, где надо и где не надо. Но как раз в случае болезни Дмитрия метод был скорее полезным, чем вредным, так что пусть.

Но все-таки, главным образом, бедное многострадальное тело лечилось само, опираясь на хорошую пищу (мясо, рыба, овощи) и долгий, спокойный сон.

Так что через месяц Дмитрий считал себя относительно здоровым. Конечно, ожоги и вывихи еще давали о себе знать и даже очень, особенно, если их касались. Но слабость исчезла, как и температура, а сердце успокоилось. Больной (или раненый?) был в таком хорошем состоянии, что даже сам разрешил себе (!) самостоятельно при помощи одного слуги выйти на крылечко, поболтать с товарищами — преображенцами. Дмитрия (господина майора гвардии) гвардейцы любили. Он был не спесив, излишне не мучал различными упражнениями, не забывал кормить.

Так что час они поболтали, пока из верфи не пришла госпожа подмастерье и не разогнала всех вояк. Конкретно господина майора гвардии она послала на постель. К тому времени он уже переместился на постель в семейной спальне. По инициативе, кстати, жены, которая прямо сказала, что если он муж, то и должен находится ночью у жены, а не шляться невесть где.

На робкое возражение Дмитрия, что он еще не в состояние выполнять супружеские обязанности, Даша лишь рассмеялась и уже строго повторила приказ (!), хотя он и был выше ее по званию. В общем, убыл по месту службы. Даша же только проводила его, а потом понеслась сначала переодеваться, а потом хлопотать по хозяйству.

Ведь слуг было много и даже управляющий, который ныне по новомодному назывался мажордомом, а все же хозяйским взор должен быть.

Что же, он не против, тем более, после долгого разговора с товарищами он как-то ощутимо ослаб и хотел спать. Видимо, он еще поспешил с положительной оценкой здоровья, и хотя организм окреп, но не настолько, чтобы считать себя выздоровевшим.

Во всяком случае, спал он достаточно долго, так что жен его с трудом разбудила к ужину. И только коварное перечисление Дашей блюд заставило его проснуться.

Сегодня по его настоянию давали в том числе жаркое (картофель, свинина, грибы, лук, морковь). И обязательно с салатами из помидор. Честно говоря, это был один их счастливых дней, когда он узнал, что малороссияне (украинцы) немного выращивали в горшках, как декоративное растение. Он немедленно приказал купить у них семян и вырастить в оранжереях.

К этому времени помидоры, хоть и редко, на юге России выращивали на открытом грунте, в средней полосе в горшках дома и в редких теплицах аристократов. Не часто, но, по крайней мере, стремление молодого князя Хилкова выращивать эту культуру в домашнем хозяйстве сильного удивления не вызывал. Ну хочет князь и ладно, богатые и не так сходят с ума.

А вот то, что он их ест и при чем регулярно и в большом количестве уже вызывало не только удивление, но и отвращение. И не только в высокомобществе, но и первоначально даже в семье. Тесть Александр Никитич и жена Дарья Александровна приходили в ужас. Приходилось в прямом смысле слова отбивать у Даши это блюдо и остерегаться во время обеда. Даша считала, что он, похоже, сходит с ума и готовится умереть путем отравления.

Пришлось демонстративно откушать несколько ложек резаных помидор. Немного, больше Даша не дала. А потом еще показывать отменное здоровье. Это было еще до дыбы Преображенского приказа и это получалось легко.

Даша успокоилась и потом уже реагировала не так остро. Только удивлялась, как же так, люди травятся, а мой благоверный ест? На этот недоуменный вопрос Дмитрий едко ответил, что кое-где крестьяне и от картофеля травятся, аж бунтуют от безвыходности. Тоже не есть?

Княгиня Хилкова в отличие от отца новомодный картофель любила не меньше, чем благоверный муж, поэтому сразу заткнулась. Пусть ест, коли хочет и не травится.

Это еще что. а вот, когда они пили и, как всегда, спорили. Так он тогда выспорил целых сто рублев у поддонка князя Меньшикова. Тот, думая, что помидоры ядовиты, ведь сами европейцы утверждали, клялись на своем католическом Боге, попытался подначивать Дмитрия. Ха, ну как малое дитя! Поспорили при царе Питере, и попаданец невозмутимо съел три помидора. Он бы скушал еще больше, но красных больше не было. Царь даже изумился нервам князя Хилкова, травится и смеется. А что, посмотрели бы на свои пораженные морды, тоже бы смеялись. Что же касается помидор, то ведь у него не подагра, чтобы остерегаться, съел, как цуцик!

Уже садясь за стол, Дмитрий подумал, что зря он так много думает о царе, ведь появится. И точно, не успели сесть по несколько ложек супа, появился он — его царское величество, Самодержавец Белая и Черная Руси Петр Алексеевич!