— Сэр, стыковка со станцией «Герсон» через двадцать минут.
Я приоткрыл один глаз, разглядывая молодого матроса третьего класса, который только что растолкал меня. На самом деле я не спал, но притворяться спящим — отличный способ избежать общения с экипажем и немногочисленными пассажирами этого небольшого транспорта, три дня тащившего меня через прыжковое пространство к внешним рубежам человеческой территории.
Они все меня осуждали. В самом начале пути я пару раз ловил на себе шепотки и косые взгляды рядовых. Конечно, они могли обсуждать мою небритость или мятый китель. Но я не мог отделаться от чувства, что они знают о моем новом назначении и от души веселятся за мой счет.
Ведь какой бы тоской ни была служба на подобном транспортнике, каждый матрос и офицер на этом корыте мог сказать все то же самое: «По крайней мере, не на „Персефону“».
Или, в другом переводе: «По крайней мере, я не Брэд Мендоза». А вот я им был, и в этом не было ровным счетом ничего веселого.
Я что-то пробормотал в ответ разбудившему меня матросу, и тот отправился будить двух других пассажиров, летевших до Герсона. Одним из них был пожилой старшина с нашивкой старшего инженера-механика — знаком, говорившим любому, что, пусть он и не офицер, его уникальные навыки делают его практически неуязвимым для приказов любого смертного в звании ниже коммандера. Салаги-энсины, совершавшие ошибку, пытаясь отдать приказ старшему инженеру, обычно быстро усваивали, насколько узки истинные пределы их власти над такими мужчинами и женщинами.
Он игнорировал меня весь полет с такой демонстративностью, что я был на сто процентов уверен: он точно знает, кто я и куда направляюсь. За три дня ни разу даже не взглянуть в мою сторону — это было просто неестественно.
Второй пассажиркой была гражданская, во всяком случае, не в форме. Очень хорошенькая: длинные рыжевато-каштановые волосы, точеная фигурка с соблазнительными изгибами — она чем-то напомнила мне бывшую жену. В первый день пути она пару раз ловила мой взгляд, когда я давал волю воображению. Ее кислый ответный взгляд быстро положил конец моим зарождающимся фантазиям. С тех пор я старался на нее не смотреть; всякий раз, когда это случалось, даже случайно, она встречала меня таким ледяным взором, который недвусмысленно говорил: ей не нужно мое внимание, даже если бы я не был сейчас главным изгоем Прометеанского флота.
Пока транспорт приближался к станции «Герсон», я сидел, усердно стараясь не видеть ни инженера, ни рыжую и не попадаться им на глаза. По крайней мере, как старшему по званию на борту, мне выделили одно из немногих кресел у виртуального иллюминатора. Это была единственная уступка роскоши, которую мог предложить спартанский флотский транспорт — в санузле не было даже душа, только распылитель дезинфектора и дезодоранта для всего тела, от которого мне отчаянно захотелось припасть к бутылке дешевого скотча, припрятанной в рундуке, — зато иллюминатор давал мне видеообзор приближающейся станции.
К несчастью, он же явил мне и мой новый корабль.
HMS «Персефона», должно быть, не родилась космическим аналогом камбалы, но за десятилетия определенно в него превратилась. Когда-то ее корпус, возможно, был выкрашен в единый оружейно-серый или даже в матово-черный цвет военного корабля, но теперь он представлял собой лоскутное одеяло из разномастных обшарпанных плит, которые, судя по всему, держались на жвачке и, может быть, паре зубочисток. Корабль походил на неумелый детский рисунок… будто его нацарапал детсадовец, который терпеть не может рисовать, ненавидит флот со всеми его обитателями и желает им всем коллективно сгореть со стыда.
Мой новый космический дом походил формой на вытянутый ящик с неровно сужающейся носовой частью и расширением на корме, где располагались сопла ионных двигателей. На верхней палубе виднелась небольшая боевая рубка с наблюдательным куполом наверху. Как и на большинстве военных кораблей, этот купол был единственным местом с настоящими окнами. Он предназначался для крайнего случая, чтобы офицеры могли визуально наводить оружие на врага, если откажет вся система наведения ИИ или сгорят внешние датчики. Разумеется, это было нелепо: все, что способно вывести из строя и ИИ, и внешние датчики, наверняка разнесет и толстое стекло наблюдательного купола задолго до этого.
Такова была базовая конструкция большинства человеческих кораблей — функция превыше формы. Но каким-то образом «Персефона» умудрялась выглядеть уродливее любого судна, что я когда-либо видел. И дело было не только в заплатах на корпусе. В ее линиях было что-то удручающее, словно плиты обшивки были криво подогнаны друг к другу. Она напоминала старую развалюху одного из моих школьных приятелей, которая, я клянусь, при рождении была собрана из частей четырех разных машин.
Честно говоря, я удивлялся, как «Персефоне» вообще позволили сохранить префикс HMS. Я сильно сомневался, что Его Королевское Величество желал, чтобы корабль передо мной ассоциировался с его именем, его флотом или хотя бы с той же галактикой, в которой он жил.
Когда транспорт состыковался со станцией, я молча схватил свою сумку и, торопливо ответив на салют матроса у шлюза, сошел на берег. Привилегий, положенных мне по званию, осталось немного, но то, что команда транспорта разгрузит мой рундук и доставит его на «Персефону», было по крайней мере одной из тех вещей, на которые я все еще мог рассчитывать как капитан Прометеанского флота Его Величества.
Никто со станции не вышел встречать транспорт, так что я шагнул в пустой коридор. Симпатичная, но злющая рыжая и надменный старший инженер-механик сойдут после меня — еще одна мнимая привилегия моего звания. Неважно, что даже у самого захудалого матроса третьего класса было больше шансов остаться во флоте через полгода, чем у меня. Военные всегда были рабами традиций и церемоний.
Я рассеянно потер щетину на подбородке, закинул сумку на плечо и пошел по короткому коридору, куда бы он ни вел. Большинство станций были спроектированы одинаково, так что дверь в дальнем конце, скорее всего, выведет меня к пункту таможенного и иммиграционного контроля, но, может, станция «Герсон» удивит меня чем-то новеньким.
Не удивила. Скучающего вида чиновник за стойкой смерил меня взглядом, в котором, однако, читался достаточный интерес, чтобы я понял: он прекрасно знает, кто я и зачем сюда прибыл. Отсутствие всякого уважения в его голосе лишь подтвердило мою догадку. Наконец он махнул мне рукой, пропуская дальше.
— Ах да, капитан Мендоза, — добавил он, будто только что вспомнил. — Капитан Уэйнрайт просит вас явиться в кабинет коменданта базы на третьем уровне, прежде чем подниметесь на борт своего корабля.
Я с сомнением посмотрел на чиновника. Понятия не имел, что за птица капитан Уэйнрайт. Это имя, вероятно, было в приказах и инструктаже, загруженных в мой имплант, но у меня не возникло ни малейшего желания читать их дальше первых нескольких предложений. Из них и так было ясно: я должен явиться на «Персефону» в системе Герсон и завершить свою флотскую карьеру, разумеется, с наилучшими пожеланиями от адмиралтейства.
Пожав плечами, я вышел в дальнюю дверь и оказался в более просторном зале, чем все, что я видел до этого. Он выглядел как внутренности любой другой станции: несколько магазинов, умеренно узкие коридоры между ними, пересечения, ведущие к другим стыковочным шлюзам. Вот только, будучи станцией в системе на отшибе, магазины на «Герсоне» были дешевыми и утилитарными. Предметов роскоши здесь не продавали, по крайней мере, я не видел. Очевидно, людям так далеко от остального человечества не были нужны модные чемоданы, сумочки или духи. Их вполне устраивала жареная еда в упаковках и дешевая выпивка. Местечко в моем вкусе.
Следуя за трафаретными надписями на переборках, я добрался до центрального узла станции, где сгрудились три цилиндрических лифта, чтобы развозить людей по разным уровням. Я вошел в тот, что был прямо передо мной, и набрал третий уровень на старомодной кнопке, после того как мой имплант не смог подключиться к системе управления лифтом. Как мило.
Двумя минутами позже я уже выходил из лифта и шагнул в приемную кабинета коменданта базы. Эта часть станции выглядела точь-в-точь как на любой другой, где мне доводилось бывать, — все стандартное, флотского образца. Ковролин здесь был потерт чуть сильнее обычного, а на дешевой пластиковой облицовке приемной стойки красовалось несколько лишних сколов, но в остальном это могла быть станция хоть на орбите самого Прометея.
Я смерил взглядом матроса за стойкой — юношу, который в ответ уставился на меня с плохо скрываемым интересом. Он изо всех сил старался не пялиться на меня и не морщиться при виде моего помятого вида, и с треском проваливал обе задачи.
— Могу я вам помочь, капитан?
Я подавил вздох. Пацан не мог не знать, зачем я здесь. Его пассивно-агрессивный вопрос лишь подтверждал: никакого уважения, подобающего моему званию, мне здесь не видать. Еще полгода назад я бы вытащил этого юнца из-за стойки, отчитал бы его по всей строгости, попутно устроив дотошный осмотр его формы и интересуясь его родословной. Но теперь… я не мог наскрести в себе даже крупицы праведного гнева, чтобы на это отреагировать.
— Капитан Мендоза к капитану Уэйнрайт, — произнес я тоном, который, как мне казалось, должен был звучать многострадально. Но на мой собственный слух он прозвучал просто монотонно. В последнее время мне вообще с трудом удавалось придать голосу хоть какие-то эмоции. Все выходило каким-то плоским.
— Конечно, сэр. Я доложу капитану о вашем прибытии. Присядьте, пожалуйста, я приглашу вас, как только она будет готова.
Вот теперь я все-таки вздохнул. Не смог сдержаться. Уэйнрайт, кем бы она ни была — по крайней мере, теперь я знал ее пол, — сама меня вызвала. Это подразумевало, что она знала о моем прибытии и спланировала эту встречу. Заставлять меня ждать сейчас было либо неуклюжей демонстрацией власти, либо продуманным оскорблением. В любом случае, это не сулило ничего хорошего.
Я бросил сумку на один из пустых стульев и плюхнулся на соседний. Вызвав на импланте игру, я принялся двигать дурацкие фигурки, пытаясь запихнуть их в дурацкую коробку. Это было безмозглое занятие, но, пожалуй, самое сложное, на что мой мозг был способен в эти дни. И по крайней мере, оно позволяло мне на пару минут перестать думать. Думать для меня вообще было опасно.
Минут через десять, как раз когда я в шестой раз перезапустил игру, пытаясь побить свой дневной рекорд, матрос за стойкой встал и прокашлялся.
— Сюда, э-э, капитан.
Я поднялся, оставив сумку на месте, и последовал за юношей к одной из дверей за его столом. Он открыл ее и жестом пригласил меня войти, что я и сделал с большой неохотой.
Капитан Уэйнрайт оказалась кислолицей блондинкой с волосами, затянутыми в такой тугой хвост, что ее лоб казался огромным. Глаза у нее были цвета и блеска рвоты, а изможденные черты лица наводили на мысль, что флотские поставки провизии на Герсон запаздывают на пару месяцев. Она нахмурилась, когда я вошел и отдал ей честь лишь немногим менее небрежно, чем ту, что я отдал своему бывшему тестю при нашей последней встрече, — когда он положил конец моей флотской карьере, оставив от нее одно лишь название.
— Капитан, — сказал я выжидательно. Ну, я пытался звучать выжидательно, но, по-моему, прозвучал просто скучающе… или как под наркозом, хотя на станции я еще не успел промочить горло.
— Капитан, — ответила она, и ее гримаса удвоенной силой прозвучала в ее голосе. Я сделал вид, что не замечаю этого, что было легко, потому что мне было и вправду все равно.
Не дожидаясь приглашения, я прошел вглубь небольшого кабинета и плюхнулся на один из двух хлипких стульев, стоявших перед ее столом. Я с удовлетворением отметил, что от такой наглости она нахмурилась еще сильнее. В последнее время в моей жизни было так мало радости, но ее досада подарила мне хотя бы намек на нее.
— Чем могу быть полезен, капитан? — спросил я.
Она выждала секунду, хотя ее глаз заметно дернулся от моего продолжающегося пренебрежения приличиями. Я едва не улыбнулся. Когда она заговорила снова, ее голос был тяжел от неодобрения.
— Я бы поприветствовала вас на Герсоне, но, может, обойдемся без любезностей и сразу к делу.
Я пожал плечами и промолчал, а мои мысли уже вернулись к бутылке скотча в рундуке. По пути сюда я прошел мимо как минимум двух винных лавок; может, стоит прихватить еще бутылочку-другую. Кто знает, как долго я проторчу на своем новом корабле, прежде чем представится следующая возможность пополнить запасы.
— Уверена, вы понимаете, насколько вся эта ситуация нештатная, — сказала Уэйнрайт, пока я предавался мечтам об алкогольном забытьи.
— Нештатная? — переспросил я, уцепившись за слово.
— Да, именно, — ответила она, затем снова окинула меня изучающим взглядом. Она начинала напоминать мне адмирала Олифанта, что отнюдь не добавляло ей очков в моих глазах. Даже когда у нас с Карлой все было хорошо, мы с Ужасным Терренсом никогда особо не ладили. Он терпел меня, пока его дочь была в меня влюблена, но как только она пришла в себя, он отбросил всякое притворство, будто я ему нравлюсь или он меня уважает. Уэйнрайт, по крайней мере, сразу перешла к презрению и неприязни. Никакого притворства.
Когда я ничего не ответил, она вздохнула и продолжила:
— Обычно командование в системе переходит к старшему по званию капитану, как вы прекрасно знаете. Но в данном конкретном случае мои приказы иные.
Она сделала паузу, выжидательно глядя на меня.
Я долго обдумывал ее слова, не понимая, к чему она клонит. А потом на меня снизошел редкий и странный миг озарения. Я мысленно приказал импланту вывести послужной список Уэйнрайт и запросил дату ее последнего повышения. Так и есть: она стала капитаном три года назад, почти на год позже меня. Так что старшим капитаном в комнате был я. Неловко.
— У меня с вами будут проблемы, капитан Мендоза? — спросила она, когда я по-прежнему молчал. Думаю, она пыталась звучать сурово, но в конце вопроса ее голос слегка дрогнул, и в еще один поразительный миг ясности я понял, что по крайней мере часть ее холодной надменности вызвана ее собственным волнением. В конце концов, не каждый день встречаешь самого ненавистного человека в Прометеанском флоте и осознаешь, что он должен был стать твоим начальником.
— Вероятно, — ответил я, снова пожав плечами. — У всех остальных со мной, кажется, есть проблемы.
Ее глаза расширились от удивления. Было ли это реакцией на мое откровенное признание или на мою неотразимую внешность, когда я одарил ее кривоватой ухмылкой, — я решил не гадать.
Она снова нахмурилась, что, судя по морщинам на ее лице, было ее обычным выражением, даже когда она не сидела напротив Мясника Беллерофонта. Но ей повезло, теперь я был здесь, во плоти, и давал ей реальный повод хмуриться. Должно быть, для Уэйнрайт это был очень волнующий опыт.
— Не буду лгать, капитан, вы совсем не такой, как я ожидала, судя по вашему послужному списку, — сказала она сквозь очередную гримасу. — По крайней мере, по вашему списку до… инцидента.
Последнее слово она произнесла так, словно внезапно раскусила лимон, что, возможно, ей даже пошло бы.
Я снова решил промолчать. Пусть делает свои выводы; в любом случае они окажутся куда лучше правды. Вряд ли мои слова что-то изменят.
— Как бы то ни было, — произнесла она после долгой паузы, — здесь, на Герсоне, вашим командиром буду я. Уверена, ваши приказы это уже прояснили.
Возможно, и прояснили бы, если бы я их прочел. А пока мне придется поверить ей на слово.
— Я жду от вас еженедельных отчетов во время патрулирования и ежедневных — на станции. Это ясно?
Я вскинул бровь и едва не улыбнулся. Я видел, она ждет, что я начну спорить. В конце концов, я был старше по званию, и это требование регулярных отчетов должно было меня оскорбить. Да, конечно, по уставу я и так должен был предоставлять отчеты командиру с той же периодичностью, но существовала фикция, будто я делаю это из вежливости, а не по прямому приказу офицера того же — а на самом деле, более низкого — ранга. Я решил не спорить. Мне было так на все наплевать.
— Разумеется, — ровно ответил я. — Теперь, если позволите, я отправлюсь к новому месту службы?
Она снова нахмурилась — ее перевернутая улыбка мне уже начинала нравиться — и кивнула.
— Свободны.
Я отсалютовал с нарочитой бодростью и вышел, не проронив больше ни слова. Но когда я подхватил сумку и покинул небольшую приемную, мое и без того паршивое настроение упало еще ниже. Олифант и адмиралтейство не просто сослали меня в Герсон, сущую задницу человеческого космоса, командовать худшим кораблем, когда-либо носившим цвета Его Величества, — они еще и унизили меня, подчинив капитану младше по званию.
Не то чтобы я мог их винить. Пожалуй, для всех и вправду было бы лучше, если бы я просто уволился. Я даже начал набрасывать рапорт об отставке еще по пути с Прометея на Герсон. От отправки меня удерживала лишь мысль об улыбке, которая появится на лице Олифанта.