Что ж, мы не погибли. Но всем было чертовски больно. Модификаций О’Мэлли хватило, чтобы инерционные компенсаторы сохранили нам жизнь, но нас давило с силой в семь «же» уже добрых шесть часов. Это, в сочетании с тем, что мы все были на ногах почти двадцать часов, крайне мешало придумывать способы выживания.
К этому моменту мы с моей командой выдвинули и отвергли с дюжину различных идей, все они были сосредоточены на побеге, а не на бое. Ни одна не годилась.
Наконец, после шести часов, я объявил перерыв, приказав временно снизить ускорение до уровня, с которым компенсаторы могли справиться. Это дало бы нам немного времени, чтобы прийти в себя после чудовищных перегрузок и что-нибудь съесть. Ингбар остался на мостике, и мы вызвали энсина Стивенса ему в помощь, а я повел Лин и Есаян в кают-компанию, чтобы мы могли сменить обстановку.
Хоуг принес нам еду туда. К несчастью, при маневрах с высокими перегрузками устав предписывал специальную кашицу из высоковитаминных жидких пайков. Даже мой неутомимый стюард не мог сделать ее вкусной.
Пока мы ели — или, скорее, пили, — мы продолжали обсуждать проблему, игнорируя тот факт, что нам нужен был не только физический, но и умственный отдых.
— Что если мы перенастроим зонд, чтобы он имитировал сигнатуру нашего корабля, запустим его по текущему курсу, а сами изменим вектор тяги и уйдем перпендикулярно? — предложила Есаян. Это был вариант двух предыдущих предложений, которые мы уже рассмотрели и отвергли.
— Это класс «Ятаган», — ответил я в третий раз. — Последние разведданные по их сенсорам говорят, что они раскусят этот трюк, а затем легко догонят нас после смены курса.
— Ах, точно.
Трудно было ее винить. Мы и так не были отрядом тактических гениев, а столько часов под высокими перегрузками в сочетании с недосыпом — сейчас была уже глубокая ночь — могли затуманить чей угодно мозг. К счастью, в жидких пайках содержались препараты и добавки, которые должны были на время этому противодействовать. Отходняк потом будет зрелищным и болезненным, но они и были разработаны как раз для таких случаев. Я уже чувствовал, как мой мозг слегка проясняется, хотя планка для этого у меня в последнее время была довольно низкой.
— Маневр Коргала? — предложила Лин.
— Нет, — сказал я. — У нас нет фазовых торпед.
— Точно.
— Гамбит Жакара? — снова Есаян.
— На борту нет вражеской формы, — нахмурившись, сказала Лин.
— А как насчет Скольжения Читоран? — с надеждой предложил я, хотя и знал ответ. Важно было поддерживать поток идей, даже если реальный вариант казался недостижимым.
Лин покачала головой.
— На «Персефоне» нет маневровых двигателей на холодной реакции.
Я это, конечно, знал, но надеялся, что, может, кто-то установил их, не обновив мой инструктаж, или, может, это было в той его части, которую я до сих пор не прочел. Не повезло, видимо.
— Сэр, разрешите вернуться на свой пост? Иногда мне лучше думается, когда я вижу векторы в привычной обстановке, — спросила Есаян.
Я кивнул ей.
— Конечно, лейтенант. Мы с коммандером Лин скоро к вам присоединимся.
Лин бросила на меня взгляд, но спорить не стала, и мы молча ждали, пока Есаян выйдет и закроет за собой люк.
Я знал, о чем хочу поговорить с Лин, хотя даже себе не мог объяснить, почему мне приспичило сделать это посреди боя. Но я просто не мог понять, с чего начать.
Наконец, ей надоело ждать, и она заговорила первой.
— Сэр, можно задать вам вопрос? И вы дадите мне честный ответ?
Ох-ох.
— Смотря какой, — уклонился я.
— Почему вы здесь?
Этого вопроса я не ожидал, хотя он и был связан с темой.
— Что вы имеете в виду? — спросил я, играя на время, почти как мы сейчас с эсминцем Коратаса.
— Думаю, вы знаете, сэр. Суд снял с вас все обвинения. И, судя по всем слухам, вы были на верном пути к адмиральскому званию. Но, очевидно…
Остальное она оставила недосказанным, но и так было ясно. Очевидно, теперь я был спившимся бывшим героем без надежды на дальнейшее продвижение и без единого клочка оставшегося достоинства или самоуважения. В этом она была права, даже если и не произнесла это вслух. Но насчет оправдания она ошибалась.
— Коммандер, — начал я, — это слишком долго объяснять. И сейчас действительно не время.
Я увидел, как она нахмурилась, и понадеялся, что она оставит эту тему. Не оставила.
— Сэр, при всем уважении, сейчас, возможно, единственное время. И мне нужно понять. Вы не сделали ничего плохого. Военный трибунал так сказал. Так почему вы здесь?
Я раздраженно хмыкнул. Когда я заговорил, мой голос был резким и злым, почти криком, что удивило даже меня.
— К черту суд! Они все поняли не так, коммандер. Все не так. Они замели это под ковер, потому что мой тесть воспользовался кое-какими связями, не для того, чтобы я вышел на свободу, а чтобы его не запятнала связь со мной. Это вы хотите услышать? Это было сокрытие, все до последней детали. Я убийца, просто и ясно. Довольны?
— Нет. Вы не убийца.
Она произнесла эти слова с такой убежденностью, что они удивили меня и оборвали мою тираду на полуслове.
— У меня был друг на «Лансере». Если бы вы не открыли огонь тогда, когда открыли, станция могла быть уничтожена.
— Это был корабль беженцев, коммандер. Более пятисот невинных погибли. Неважно, почему я выстрелил, важно лишь, что я это сделал, и из-за этого целые семьи исчезли.
Сколько раз я пытался донести эту же мысль до Карлы, прежде чем она ушла от меня? Это был мой главный довод в пользу того, что ей следует меня бросить, пусть я и не был готов к тому, как именно она это сделает с тем фатом Кларингтоном.
— Сэр, — Лин просто не собиралась отступать, — они не отвечали на ваши вызовы, даже не использовали свои огни, чтобы подать вам сигнал световым кодом. У вас не было никакой возможности узнать, что это судно с беженцами, а их капитан вывел их на суицидальный курс к станции «Беллерофон». Как вы должны были…
— Капитан обязан знать! — в сердцах оборвал я ее. — Были признаки, которые я упустил, которые должны были сказать мне, с чем я имею дело. Корабль, соответствующий его описанию, бежал из пространства Лангосты за несколько недель до этого, набитый ротинганскими беженцами. Если бы я был в курсе последних сводок, я бы это знал. У них барахлил правый двигатель, чего ни один уважающий себя пират или контрабандист не допустил бы. И они уж точно не были военным кораблем!
Я замолчал, тяжело дыша, и от темы разговора, и от долгих часов под высокими перегрузками. Я намеревался использовать это время, чтобы допросить Лин о том, как с ней обращались Джессап и Джейкобс, но она каким-то образом вывернула все так, чтобы обсуждать тему, которую я меньше всего на свете хотел с кем-либо обсуждать.
— Но, сэр…
— Достаточно, коммандер! — отрезал я. А затем сказал нечто монументально глупое, даже для меня. — Раз уж мы ворошим прошлое, может, расскажете, что у вас происходит с Джейкобсом? Или с коммандером Джессапом?
Я увидел, как она застыла на стуле рядом со мной. С моего лица схлынула краска, и мне захотелось себя ударить. Я намеревался поднять эту тему деликатно, но вместо этого сорвался, готовый на все, лишь бы не обсуждать собственные преступления. Классический ход Брэда Мендозы и еще одно верное доказательство того, что я — один из худших людей на свете.
После нескольких секунд молчания я заговорил снова, изо всех сил стараясь смягчить голос. Теперь, когда тема наконец была поднята, мне нужно было знать.
— Почему вы не доложили о них, Джессика? Зачем позволили им делать с вами такое?
— Вы бы не поняли, — пробормотала она почти шепотом. Никакого отрицания, лишь покорность в голосе.
— Попробуйте.
Еще одна долгая пауза. Я подавил желание продолжать говорить и терпеливо ждал. Может, у меня еще осталась половина мозга.
— Они собирались меня уничтожить, — прошептала она. Я снова ждал, молча надеясь, что она скажет больше.
— Джессап знал о моем прошлом… о том, почему меня сослали на «Персефону»… и он угрожал рассказать… — она замолчала, подавив всхлип. По ее лицу потекли слезы. — А Джейкобс… ну, он… — она осеклась, крепко зажмурившись.
— Рассказать что? — подхватил я, уцепившись за первое, что она сказала.
Она покачала головой.
— Сэр, вам не следовало меня слушать насчет изменения схемы патрулирования. Я сломлена, и я лишь погублю вас и всех остальных на этом корабле. Я только это и умею. И я заслуживаю всего, что со мной происходит.
Я открыл рот, чтобы либо возразить, либо спросить, что она имеет в виду, — вероятно, и то, и другое. Но тут корабль содрогнулся, и вибрация палубы прекратилась. Мы полностью сбросили ускорение и теперь летели по инерции сквозь космос.