Есть два вида одиночества. Для одного одиночество — это бегство больного, для другого — бегство от больных.
Фридрих Ницше
Не поддаться воздействию мелодии было трудно, но Машиар Йот удерживал ясность создания, покуда последние из последователей мессии наконец не заснули.
Чудесная мелодия. Такая простая, но в то же время настолько глубокая… Чистый звук как будто играл на струнах души, унося её за собой в бесконечность. Не будь Машиар тем, кто он есть, то непременно подался бы чарам.
Но ясновидец никогда не был простым человеком, хотя он с радостью предпочёл бы своим сверхспособностям бесхитростную жизнь обывателя. Счастье, оно в маленьких повседневных радостях, а не во власти, знании или силе. Машиар Йот отчасти слукавил, когда сказал Дицуде, что даже одна тысячная часть даваемой истинным знанием свободы перевешивает все прелести женщин. Нет, абсолютная свобода перевешивает действительно всё, но вот знание само по себе скорее множит печали.
Задумавшись, Машиар не сразу заметил, что мелодия стихла. Едва уловимый шелест шагов оповестил его о приближении Рисхарта. Если бы пророк слегка не прихрамывал, то слепец мог поклясться, что никогда не услышал бы поступи этого человека. Последний Мессия присел рядом со слепым человеком, облокотившись спиной на корень гигантского дерева.
— Почему ты пытался отказаться от своего дара, брат? Неужели ты надеялся отречься от своего предназначения?
Слепец сглотнул ком в горле. Пускай он был ясновидцем, но даже Машиар не понимал до конца слов пророка:
— Если ты имеешь в виду мои глаза…
— Конечно, — не дал договорить ему Рисхарт. — Зачем ты их выдрал, обрекая себя на мучения? Я говорю сейчас не о чужих органах зрения, а о твоих собственных. Ты не мог принять будущего? Но ты ведь знаешь, что оно неизбежно.
Машиар невольно провёл дрожащими руками по пустым глазным впадинам. Рисхарт Сидсус растормошил переживания, всегда доставлявшие ему страшную боль.
— Я… я…
— Чего ты так испугался? Конца? Начала? Начала конца или конца окончательного?
Ясновидец, наверное, расплакался бы. Имейся у него глаза, способные лить горькие слёзы.
— Это было невыносимо. Невыносимо, Рисхарт! Они все, — Машиар обвёл рукой воображаемые толпы людей, — все куклы. Все мёртвые! И внутри, и снаружи. Я говорил с ними и видел, что передо мной стоит гниющая плоть. Я смотрел на них и видел, что все их усилия тщетны, стремленья бессмысленны. Ходящее мясо, звенящая пустота… Я видел одни жалкие оболочки, я не видел никакого смысла, ни малейшей надежды! И это продолжалось годами… Я не мог помочь никому. Да что там, я не был способен наполнить даже собственную жизнь ничем стоящим! Всё видеть, всё знать… и быть не в силах ничего изменить, исправить ошибку Демиурга. Я надеялся обрести незнание. Я хотел стать нормальным…
Последний Мессия опустил на плечо Машиара свою тёплую руку. Ясновидец вновь поразился мощнейшей ауре, исходившей от…
— Мы не рождены быть обычными, простыми, нормальными, — сказал Рисхарт. — Ибо явились в сей мир не для радости, а с вполне чёткой целью. Дать людям знание, разрушить иллюзию, завершить, наконец, затянувшийся Цикл.
Машиар Йот закричал на пророка:
— Но тогда почему? Почему мы родились людьми со всеми их слабостями? Неужели Прозревший Архонт не мог использовать свою силу и авторитет напрямую?
Они замолчали. Два отпрыска давно вырвавшегося за пределы Плеромии полубога. Два отблеска великой души. Два существа, которых и людьми-то было назвать сложно, хотя они и родились от простых смертных женщин.
— Сколько нас таких, Рисхарт? — уже спокойнее спросил Машиар. — Сколько потомков оставил Абракс, чтобы нести людям истину? И есть ли хоть кто-то, кроме тебя, кто полностью принял на себя эту ношу?
Абракс. Так звали, согласно Учению, старшего архонта, оставленного Вадабаофом в качестве наблюдателя и верховного судьи над остальными полубогами. Архонт-полузмей — самый могущественный и мудрый владыка смертных, пускай и без собственного великого княжества. Он давно исчез, а Первый Храм, построенный в его славу, разрушился, но отголоски его малоизвестных деяний сотрясали прогнивший мирок до сих пор.
— Люди охотно поклоняются богам и полубогам, но вот подражать их примеру, как правило, не спешат, — Рисхарт Сидсус начал с ответа на первый вопрос распереживавшегося брата по духу. — Смертным нужен пример другого смертного, не архонта. Абракс оставил горстке избранных знание и потомков, всё остальное зависит только от нас. Ты же понимаешь, обрести настоящую свободу можно только по собственной воле.
Ясновидец кивнул. За годы скитаний и страданий он действительно понял многое. Впрочем, такое понимание обычно мало что значит. Важны действия, а не умозаключения, пускай даже самые правильные и высокие. А вот с принятием своего предназначения и поступками у Машиара Йота как раз всегда были проблемы.
— Нас не так много, но не так уж и мало. Как минимум около дюжины, включая тебя и меня, — продолжил свой ответ Рисхарт. — К сожалению, кроме Глариэло Глариэля, я не слышал ни о ком, кто решился бы в открытую нести людям истину. Надо сказать, что Глариэль выбрал сложный, но оказавшийся весьма эффективным, способ нести знания через науку. Его откровения пошатнули основы мировоззрения десятков тысяч людей, подготовили почву для моих проповедей.
Машиару вдруг стало стыдно. А что сделал он сам ради разоблачения великой иллюзии? Так, очень осторожно и косвенно готовил мир к приходу Последнего Мессии.
— Последний. Возможно, я и правда последний отпрыск Абракса, который открыто несёт людям истину. Остальные пытаются от своей судьбы убежать, — Рисхарт Сидсус печально вздохнул. — Увы, от своего предназначения можно при очень большом желании отказаться, но нельзя после этого быть счастливым. Нельзя стать простым, обычным, нормальным. Если ты тушишь горящую в душе искру, то ты тушишь в конечном счёте и свою жизнь.
Последний Мессия крепче сжал плечо Машиара:
— Отрекаться от своего предназначения, значит, страдать. Причём страдать вечно.
* * *
— Разведчики говорят, что под сенью Древа Отчаяния нашли приют около полутысячи человек, — докладывал Амино Даме ситуацию живорезу. — В основном голодранцы, но есть пара десятков вполне приличных людей. Надо сказать, что этот пророк произвёл на наш конный разъезд довольно сильное впечатление…
Ерфу фан Гассан презрительно хмыкнул. Ишь, какими впечатлительными оказались разведчики! Лжепророков никогда не видали.
— Одет во всё белое, слегка прихрамывает, но в целом выглядит словно принц из какой-нибудь наивной сказки для девочек, — продолжил оноишр описание Рисхарта Сидсуса. — Голос поставленный, несёт абсолютную ересь, но с таким уверенным видом, будто это чистейшая правда.
Ну здесь для Мясника как раз таки не было ничего удивительного. Умелые мошенники всегда уделяют много внимания своей внешности, их слова звучат крайне убедительно, а уверенность в себе кажется совершенно незыблемой.
Но ровно до тех пор, пока таких жуликов не начнут медленно разрезать на кусочки…
— Пьют и умываются из текущей рядом речушки. Надо будет возвести плотину или изменить русло — делов на один-два дня работы.
Ерфу фан Гассан кивнул, соглашаясь с предложением темнокожего психика:
— Хорошая мысль. Лишить их питья и еды, и через несколько дней завоют, как волки.
Амино Даме продолжил:
— А вот с питанием всё куда интереснее. Неверные едят на обед плоды Древа и, похоже, не спешат расставаться с рассудком. Выглядит очень странно, обычно эффект запретных плодов проявляется очень быстро.
Мясник тоже пожал плечами в недоумении. Согласно представлениям ератофанцев, плоды Древа Очищения могли безболезненно вкушать только праведники. Фрукты стирали воспоминания о грехах, но для неверных вся жизнь была одним сплошным грехопадением, потому-то они и теряли рассудок.
— После разглагольствований Сидсуса и странного обеда, еретики часами неподвижно сидят, всматриваясь в одну им видимую ерунду. Вечером лжепророк начинает играть на флейте мелодию, от которой все засыпают. Судя по всему, какая-то нечестивая магия сродни чародейству пневматиков. Даже наши разведчики не смогли противостоять её воздействию и уснули. Надо будет попробовать затыкать уши воском.
Ерфу фан Гассан задумчиво разгладил ногтями бородку. Да, возможно, приключение и в самом деле получится увлекательным, вот только вряд ли оно станет лёгким.
— Следует разузнать об этом человеке как можно больше. Постарайтесь до нашего прибытия подловить языка среди последователей лжепророка. Уговорами, подкупами, запугиваниями — совершенно неважно. Такой мутный ересиарх не мог возникнуть из ниоткуда, даже в насквозь прогнившей Гилии. У меня есть нехорошее предчувствие, что за ним может стоять кто-нибудь из архонтов.
Темнокожий помощник внимательно посмотрел на Мясника своими выразительными карими глазками:
— Архонтов? Ну, это навряд ли. Хотя… это бы действительно многое объясняло.
— Вмешательство полубогов всегда многое объясняет, — кивнул ему Ерфу фан Гассан. — Ведь Плеромия принадлежит именно им.