Худший из миров

Глава 3. Ненасилие

Они разят слабых и именуют это правосудием. Они распоясывают свои чресла и именуют это возмещением. Они лают как псы и именуют это рассудком.

Ричард Скотт Бэккер

Дицуда смотрел в ночное небо, пытаясь уловить в разрывах облаков свет от звёзд. Получалось не очень, далёкие светила лишь изредка подмигивали ему, постоянно скрываясь за низкими осенними тучами. Наблюдать за пламенем костра было бы и то увлекательнее, но Дицуде не хотелось лишний раз встречаться взглядом со своим компаньоном, доедающим ужин. Юноше нужно было побыть наедине со своими мыслями, хоть немного привести в порядок свои обострённые чувства.

Надо отдать ему должное, Рисхарт Сидсус прекрасно понимал состояние своего спутника, а потому за всю прошлую ночь и весь день их совместного путешествия не проронил практически ни единого слова. Хороший пророк не читает нравоучений по каждому поводу, он ждёт момента, когда его слова лягут на благодатную почву.

Тем не менее им предстоял долгий путь, а потому поняв, что спать Дицуда не собирается, ересиарх достал свою флейту:

— Мы провели почти сутки в дороге, тебе следует хотя бы немного поспать до рассвета. Я наиграю мелодию, которая на время приведёт в гармонию твои чувства. Ты уснёшь быстро, так что советую лечь поудобнее…

— Погоди! — встрепенулся Дицуда. — Не надо колдовства, оно оставляет следы. Передовые отряды ератофанцев, отправленные на разведку, могут нас вычислить. У живорезов настоящая мания на преследовании психиков и блудниц. Конрад считал, что ты не психик, а пневматик, но я видел твою битву с демоном и не уверен в источнике твоей силы…

Рисхарт Сидсус одарил юношу приятной улыбкой. Поиграл в руках простенькой флейтой. Казалось, что сумасшедшие события последних недель нисколько не поколебали его безмятежность:

— Не беспокойся об этом. Я использую свои способности крайне редко. Я мог бы раскрыть тебе их природу, но боюсь, сейчас ты всё равно не поймёшь. Что касается этой флейты, она вырезана из ветки Древа Незнания. Спокойно! Не спеши с обвинением в святотатстве, — остановил Рисхарт юношу, готового дать выход вспышке праведного гнева. — Поверь, к Древу Незнания у меня самое почтенное отношение из всех, живущих на свете. Сейчас важно то, что действие этой флейты никак не связано с искажением ткани реальности. Мелодия отзывается в душе каждого, кто её слышит, но это не магия в привычном смысле этого слова, воздействие музыки скорее сродни озарению. Ты понимаешь то, что всегда и так знал, но не мог выразить словами. Ощущаешь своё единство, связь с истинным мирозданием. Кого-то это может и испугать, но душу, не успевшую погрязнуть в настоящих пороках, такая мелодия, как правило, успокаивает.

Дицуда невольно подался вперёд:

— Настоящие пороки? Что именно ты называешь настоящими пороками, ересиарх? Кто дал тебе право судить, какие пороки настоящие, а какие не очень? Это фундаментальное разногласие всех великих княжеств, по-своему трактующих Святое Учение. Это причина нескончаемых войн! Настоящие пороки… Ты произносишь это так, словно говоришь о каком-нибудь общем месте, понятном каждому дураку!

Сидящий напротив инквизитора человек в белом нисколечко не смутился. Нет, определённо, в какой-то степени он являлся блаженным, раз не испытывал ни малейших сомнений по поводу вопросов, из-за которых в прямом смысле слова было сломано тысячи копий.

— Всё действительно просто, Дицуда, хоть люди и любят вечно всё усложнять. Не причинять страданий ближнему своему — вот главная заповедь. Всё остальное — шелуха, надуманные на пустом месте ограничения. Не вреди другому без крайней необходимости, бей, только если твоей жизни или здоровью близких угрожает опасность, и ты будешь праведнее большинства лицемерных святош, — Рисхарт печально улыбнулся, словно испытывал глубокое сочувствие ко всем несправедливо обиженным людям в мире. — Кто в какой позе и какими словами молится, воздерживается или изливает семя в блудницу, ест или не ест то или иное мясо — не столь уж и важно. Это ритуальность, внешняя форма религии, придуманной владыками мира сего, чтобы разъединять, а не сближать население. Поверь, если бы только люди могли видеть связь всех душ, то не нуждались ни в какой «единственно правильной вере». Нанося вред другому, ты косвенно вредишь и себе. Проливая кровь невинных, ты лишь прочнее увязаешь в Великой Иллюзии.

Дицуда демонстративно закатил глаза: опять началась эта ересь. Иллюзия, обман, Лжебог, Демиург… — о чём только думает этот Рисхарт? Попробуй пройти без магии через стену, сразу почувствуешь по шишке на лбу всю реальность!

— То, что ты могучий колдун, ещё не даёт тебе права считать свою ересь истиной в последней инстанции. Плеромия изучена вдоль и поперёк сотнями поколений торговцев и путешественников, учёные доказывают свои теоремы, маги демонстрируют свою силу, архонты являют нам настоящие чудеса. Назови мне хотя бы одну причину, почему я вдруг должен поверить какому-то хрену с горы, что все меня водят за нос, скрывают правду и так далее? Ради чего кому-то устраивать грандиозный обман? Я благодарен тебе за спасение и убийство демона, но я не собираюсь выслушивать откровенную чушь! Давай, играй свою мелодию, используй магию, если хочешь, но не морочь мне голову, Рисхарт!

Дицуда лёг на бок, повернувшись к костру и ересиарху спиной. Пусть попробует его усыпить, если сможет, лишь бы не лез больше со своими теориями заговора. Безумия последних недель Дицуде и так хватило по горло.

Юноша знал, что нуждается в спутнике куда больше привычного к дорожным тяготам ересиарха-отшельника. Понимал, что Рисхарт Сидсус гораздо сильнее его во всех отношениях, но тем не менее не мог сдерживаться и молча выслушивать эту ересь. Дицуда был молод, но имел сформировавшуюся картину мира, которую мало что могло хоть немного поколебать. В конце концов, Дицуда являлся инквизитором, это он должен определять истину!

Если бы только Конрад был жив. Если бы не почти прикончивший Дицуду демон. Если бы не вторжение Ератофании и позорное бегство от наступающих орд фанатиков. Если бы… То Дицуда обязательно отправил ересиарха на костёр, чтобы тот повопил о своих иллюзиях, корчась от боли!

К чести Рисхарта Сидсуса, тот не стал использовать свои преимущества, хотя в нынешних обстоятельствах обладал практически безграничной властью над спутником. Человек, чьи белоснежные одеяния, казалось, было невозможно испачкать, печально посмотрел на спину отчаявшегося, раздражённого юноши. Грустно улыбнулся, но ничего не сказал. Вместо того чтобы пробивать брешь в чужих убеждениях, Рисхарт просто поднёс ко рту свою флейту и заиграл.

Он играл очень тихо, словно боясь разбудить кого-то отдыхавшего совсем рядом. Над маленьким лагерем лилась простая, но гармоничная мелодия, которую почти не замечал бурлящий мыслями разум юноши, но которая находила отклик в сердце, в душе. Дицуда невольно представил себя ребёнком, лежащим в объятиях любящей матери. Ему стало хорошо, как будто бы даже немножечко потеплело.

Сердитый Дицуда постепенно успокаивался, ему больше не хотелось злиться на безумие Рисхарта. Пусть себе вещает о своих иллюзиях и обмане. Дицуду точно не обведёшь вокруг пальца! Пускай себе Рисхарт искренне заблуждается. Пущай… Утро вечера мудренее, завтра подумаем.

Инквизитор погрузился в сладостный сон. Его юному, но вовсе не неутомимому телу действительно нужен отдых. На сей раз сновидений он не запомнил. Только смутно ощущал с утра, что те были очень приятными.

Дицуда и Рисхарт шли пешком. Покидая город, стражники забрали всех лошадей и вьючных животных, только ослик, с которым ересиарх вошёл в Ортосурб, вышел вслед за двумя странными путниками из зачумлённого города. Неказистое животное несло скромные пожитки ересиарха, иногда кто-то из людей на нём ехал, чтобы немного передохнуть, но в целом скорость движения путешественников всё равно была мизерной. По поднимавшимся на горизонте многочисленным столбам дыма было очевидно, что конные разъезды ератофанцев обязательно нагонят, а то и перегонят двух пеших путников. И тогда любителю иллюзий и ненасилия придётся вновь пустить в ход свою магию, ибо на особую помощь Дицуды надеяться не приходилось.

— Кто из твоих последователей украл наше оружие и Слёзы Господни? Почему Конрад с трактирщиком заразились, но я остался здоров? Зачем тебе нужен такой бесполезный спутник, как я? — задавать сразу несколько вопросов подряд было одной из стратегий ведения допроса у инквизиции, чтобы перегрузить восприятие оппонента, не дать ему времени на придумывание стройной версии происшедшего.

Ведущий за собой ослика Рисхарт, как обычно, ничуть не смутился. Этот человек, казалось, готов печально улыбаться по любому поводу, о чём бы его ни спросили, в сколь бы неудобное положение его ни поставили:

— Ваше оружие украли не мои последователи, а обычные мародёры. Просто у моих последователей красть было особенно нечего, в отличие от двух спящих во всеоружии инквизиторов. Ты не заразился благодаря своей юности, крепости, неиспорченности твоего организма. Твои компаньоны были старше тебя и не жалели свои тела, годами вливая в них вино и прочие спиртные напитки. Твоя рука понадобится мне в будущем, так что не волнуйся об этом Дицуда. Ты ещё исполнишь свою роль инквизитора.

Дицуда оценил скорость и последовательность ответов ересиарха. Пусть Рисхарт безумец, но соображает он быстро. Юноша хотел было продолжить расспросы, тем паче что слова ересиарха о будущем его весьма насторожили, но Рисхарт резко остановился, поднял руку, веля Дицуде молчать. Вскоре неопытный путешественник и сам понял, что впереди происходит нечто неладное.

Первой мыслью инквизитора стало спрятаться. Они шли по едва заметной просёлочной дороге, по обеим сторонам которой рос хоть и не очень густой, но всё-таки вполне себе лес, укрыться при желании было можно. Однако, в отличие от Дицуды, Рисхарт Сидсус не собирался ни от кого прятаться. Как-то по-собачьи принюхавшись, он вручил поводок ослика юноше, а сам быстрым шагом направился прямо навстречу опасности:

— Стой сзади и не путайся под ногами. Впереди около полудюжины ератофанцев, я справлюсь один. Главное — не попадись на глаза живорезу. Я чувствую запах магии крови. Он мучает свои жертвы.

Дицуда невольно нашарил за поясом свой стилет, хоть и понимал, что от него мало толку. Ератофанцы — это вам не блудницы в борделе, а фанатики, с малых лет боровшиеся за своё выживание. Рассекут своей кривой саблей, растопчут конями и поскачут себе дальше. Страшные воины.

А вот Рисхарт Сидсус не спешил обнажать свой странный меч-плеть, широко размахивая пустыми руками в такт быстрой ходьбе. Его доспехом и главным оружием была вера — такая же фанатичная, как у ератофанцев, только гораздо безумнее. Держась почтительного расстояния, Дицуда всё же старался не отставать, ему не терпелось увидеть разборку еретиков, хоть он и сознавал всю опасность подобного столкновения. Битва двух зол — всегда праздник для праведника, вот только в случае Дицуды поражение Рисхарта означало гибель и для самого инквизитора.

Когда юноша вышел на опушку леса, то увидел совсем крохотное селение, согнанных в кучу и вопящих от боли жителей и, конечно, хозяйничающих повсюду ератофанцев. Несколько смуглых захватчиков увлечённо разносили скромные домики, один урод с явным удовольствием резал на части какого-то захудалого мужичка, отчего корчились в муках и все остальные несчастные поселенцы. Ератофанец, охраняющий живореза, наконец обратил внимание на уверенно идущего в их сторону безоружного человека в белом.

— Хафа уба шрец друбба! — хохотнул воин, привлекая внимания мага крови. — Доб шри тандр, Госа фан Лапфек?

Чёрный колдун хищно оскалился, указал на Рисхарта своим окровавленном ногтем, обвёл по воздуху его силуэт.

— Крофта уг жицра, — прошипел на шакальем языке мерзавец, после чего вонзил свои длинные ногти в левую ступню растянутой перед ним жертвы.

Жители села взвыли, хватаясь за свои ноги как раз в том месте, куда вонзались когти кровавого мага. Живорез выжидающе следил за походкой приближающегося Рисхарта Сидсуса, но ересиарх даже не дрогнул. Он только широко развёл руки в стороны, будто обнимая кровожадных фанатиков.

Маг крови опять что-то буркнул, на сей раз обращаясь к помощнику.

Боец вытащил саблю и с диким рёвом бросился на идущего человека — по распахнутым глазам воина можно было подумать, что он кидается не на безоружного миротворца, а на ужасного демона. Услышав яростный вопль, от разорения селения оторвались и остальные захватчики. Все уставились на стремительно приближавшихся друг к другу противников.

За несколько шагов до незваного гостя ератофанец от всей души размахнулся, явно намереваясь вложить в удар весь вес и инерцию. Сабля нацелилась на ничем не защищённую шею Рисхарта. Ересиарх спокойно смотрел на фанатика.

Дальше произошло нечто, почти неуловимое для глаз простых смертных. Вот, сабля практически обрушивается на податливую, хрупкую плоть. Кажется, что удар по диагонали неминуемо рассечёт тело Рисхарта от ключицы до паха. Но уже в следующее мгновение человек в белом совсем чуть-чуть сдвигается в сторону, хватает своей холёной рукой грубую мужскую кисть с саблей. Скользящее движение и… Ератофанец каким-то образом рассекает собственной саблей шею, но не противника, а свою. Инерция бросает тело бойца вперёд. Он лежит на земле и булькает кровью. Ересиарх идёт дальше.

Живорез что-то громко залаял, зовя других воинов на подмогу. Теперь к Рисхарту неслось сразу двое бойцов, заходя с разных сторон. Ересиарх смело шёл им навстречу.

— Ваха гаст Вадабаоф! — крикнули ератофанцы, одновременно бросаясь на безмятежного человека.

Дицуда затаил дыхание.

Всё снова произошло буквально за пару мгновений. Рисхарт Сидсус едва заметно сдвигается в сторону, хватает одного из нападающих под локоть, направляет чужую руку с оружием на второго противника.

Миг, и два ератофанца оседают, рубанув друг по другу острейшими саблями. Ересиарх движется прямо к ошалевшему от подобной расправы над бывалыми воинами живорезу.

Чёрный маг снова что-то кричит, угрожающе машет красным от крови пальцем вокруг фигуры так и не доставшего никакого оружия человека. Затем, жутко улыбаясь, проводит когтем по горлу изуродованного селянина, желая перенести физический ущерб жертвы на обозначенного им человечка.

На сей раз Рисхарт Сидсус вынужден реагировать. Открытая ладонь описывает перед ересиархом небольшой круг, внутри которого, словно в зеркале, отражается проклятый ератофанский колдун. Через мгновение улыбка сходит с лица живореза. Вместе с остальными поселенцами он хватается за горло и задыхается.

Магия крови обернулась против хозяина. Кто-то называет такое развитие событий возмездием, справедливостью. Кто-то, но только не тот, кто, творя злодеяния, внушал себе, что вершит правое дело.

Глаза живореза закатились, вместе со своими жертвами он испускал дух. Поборник ненасилия взирал на умирающих людей с грустью, но на помощь никому не спешил. Ересиарх направился к двум последним ератофанцам.

Бесстрашные фанатики переглянулись. А потом, не произнося ни единого слова, бросились наутёк. Их Господь требует от своих слуг тотального подчинения, но Он точно не требует ни от кого напрасно умирать в бесперспективном сражении. Рисхарт убегающих воинов не преследовал.

Вместо этого ересиарх подошёл к оставленным ератофанцами лошадям, поочерёдно опуская на морду каждой ладонь, чтобы боевые животные успокоились.

Теперь, вместо чахлого ослика, у Дицуды и Рисхарта была шестёрка превосходных лошадок, которые везли не только поклажу, но и всадников. Путешествие заметно ускорилось.

Жаль только жителей безымянной лесной деревушки, которые отправились в совсем иной путь. Рисхарт даже не пытался никого исцелить. По его словам, скоро души половины населения Гилии отправятся следом за несчастными поселенцами. Чуть это произойдёт раньше или несколько позже, особого значения не имеет.

Вооружившийся непривычным оружием ератофанцев Дицуда старался больше не перечить ересиарху. Пусть Рисхарт Сидсус имеет крайне странные взгляды, но в конфликт с ним лучше без крайней необходимости не вступать.

Чтобы собственноручно не прервать свою жизнь, потеряв контроль над телом и разумом.

Хорош же этот адепт ненасилия! Хорош миротворец…