Хроники Смертельной Битвы: Во имя высоких целей

Часть 2

День проходил за днем, не принося изменений. Будто поток времени, катившийся до тех пор по гладкому руслу, оказался застигнут врасплох обвалом и заперт меж каменных стен. Китана, как и прежде, полыхала гневом и жаждой мести, но теперь их жар не согревал ее, а прожигал насквозь. Как бы она ни старалась сделать хоть что-то, усилия не приносили результата. Как бы она ни кричала, чтобы наконец заставить их услышать, ее голос поглощала пустота.

Император упорно игнорировал Китану. Шанг Цунг открыто насмехался над ней и ее стараниями добиться встречи, впрочем, ухитряясь оставаться в строгих рамках внешнемирского этикета. Ей неизменно отвечали отказом на требования организовать аудиенцию, а к тронному залу и комнатам, которые занимал Шао Кан, не давал приблизиться Саб-Зиро. Китана даже решила было воспользоваться слабостью матери, но та не приходила больше и не посылала со служанками записок. Несколько раз они встречались в замковых галереях. Китана с упорством обреченности избегала полного тоскливой жалости взгляда Синдел, хоть понимала, что лишает себя единственной возможности изменить свое положение. И ничего более не происходило, никто не навещал ее, словно она была приговорена к заточению или вовсе исчезла из дворца. Даже служанки, осмелев, стали говорить в ее присутствии громче и двигаться резче, шумно и деловито выполняя свою работу. Так, будто их госпожи не было тут же в комнатах.

Китана с горечью пришла к выводу, что потерпела поражение. Она добилась лишь того, что сама выбросила себя за пределы замковой жизни. Она не знала о том, кто приезжал к Шао Кану и кто уезжал от него, какие проблемы занимали его приближенных, какие новости тревожили воинов. Пустота. Полное одиночество. Даже ненавистный двойник, вечная соперница, изо всех сил старавшаяся походить на свой прообраз, пропала из виду, но теперь Китану это не радовало. Что, если Шао Кан решил не тратить сил на объяснения и уговоры?

Простые пути и простые решения, Китана, всегда самые честные и самые лучшие.

Верно, куда проще было заменить любимую дочь послушной копией. Китана боялась этого с самого дня создания Милины, с того самого мгновения, как увидела свое лицо, украденное чуждым, чужим существом. Выдрессированное злобное животное, приученное выполнять команды и оттого ставшее еще более кровожадным. Китана презирала ее, наслаждаясь чувством собственного превосходства. А ведь, может быть, Милина сейчас приветствует прибывших послов, стоя рядом с Синдел. Или выполняет какие-нибудь поручения Шао Кана, которые он не доверял ей прежде, всякий раз давая понять, что Милина всего лишь младшая сестра принцессы. Жалкое подобие без лица и права голоса, добавляла про себя Китана, представляя, как сносит голову с плеч соперницы одним коротким ударом. Теперь она, пожалуй, обрадовалась бы, появись перед ней Милена. Но никто не приходил.

Измученная бездельем и одиночеством, Китана волей-неволей обращала все больше внимания на единственное живое существо, оставшееся в поле ее зрения: служанок, она, разумеется, не считала достойными беседы. Раз за разом задаваясь вопросом, почему тюремщиком к ней приставили именно Саб-Зиро, она не находила ответа. Было это наказанием или знаком особого доверия Кана? Сколько еще должна была продлиться странная служба?

Чем больше Китана размышляла, тем сильнее становилось ее замешательство. И во многом потому, что она, как оказалось, почти ничего не знала о Саб-Зиро. Прежде воины Шао Кана мало ее интересовали. Она воспринимала их как безупречное, мастерски сделанное оружие, до некоторой степени одушевленное, но не заслуживавшее того внимания, которое положено было уделять себе подобным. А себе подобными Китана признавала только Шао Кана, Шанг Цунга и с некоторыми допущениями Синдел. Впрочем, после признания Синдел этот список стал еще короче: на три имени.

Разумеется, Китана была наслышана о смертоносном даре питомца Лин Куэй, опасной силе, которая отнимала жизнь у других, но сохранила ее для него самого. Шанг Цунг, который никогда не страдал непозволительной сентиментальностью и потому не щадил противников, счел Саб-Зиро слишком ценным приобретением. Как Ледяного воина убедили перейти на сторону Шао-Кана, никому не было известно, но зато все знали о том, что клан заклеймил его как предателя — и жестоко поплатился за это. Саб-Зиро же, считаясь номинальным Грандмастером Лин Куэй, так и остался при Шао Кане и занимался тем же, что остальные ниндзя: тайными убийствами.

Китана не могла не бояться, хоть считала страх чем-то столь же постыдным, сколь и предательство. Она твердила себе, что дело в естественном для каждого живущего ужасе перед грозящей смертью. Ведь Шао Кану ничего не стоило отдать Саб-Зиро какое-нибудь распоряжение, которое могло в один прекрасный день стоить ей жизни. А заставить ее проводить дни под неотступным взглядом своего возможного убийцы — это было наказание вполне в духе Внешнего мира. Но все же Китана не могла лгать себе, пусть это и прибавляло к ее терзаниям еще и муки оскорбленной гордости. Даже будь она уверена в том, что император еще не успел осудить ее на смерть, а присутствие Саб-Зиро было нужно лишь для того, чтобы охладить ее не в меру разгоревшийся пыл, страх не стал бы менее сильным. Китана не могла избавиться от ощущения смертельного холода, когда смотрела в лицо, полускрытое маской, или пыталась удержать взгляд, всегда направленный куда-то мимо нее, но, тем не менее, такой ощутимо-давящий. Ненависть, возмущение и страх, которые его совершенно не волновали, заставляли ее совершать необдуманные поступки и говорить опасные слова — просто для того, чтобы не сойти с ума в бесконечном молчании. Саб-Зиро вряд ли порадовался очередной перемене в поведении принцессы. Пусть у нее и тряслись поджилки от одной мысли о том, какую боль Саб-Зиро может ей причинить, теперь она не раздумывала, делая выбор между молчаливой покорностью и перспективой проиграть бой, заплатив за поражение жизнью.

— Не надоело тебе стоять у дверей моей спальни? Может, все же присядешь где-нибудь в углу. Вон там, у сундука со снаряжением, тебе самое место.

Саб-Зиро смотрел мимо нее и будто не слышал ни единого слова. Китана даже подумывала о том, чтобы швырнуть в него чем-нибудь, но осторожность брала верх над отчаянным безрассудством.

— Почему ты не убил Шанг Цунга? Приказ Грандмастера значил для тебя так мало, что ты решил, а почему бы не послужить Императору? Разве нарушение клятвы ничего не стоит для воинов Лин Куэй? — спрашивала она, набравшись решимости.

Саб-Зиро по-прежнему молчал, но теперь это молчание казалось ей угрожающим. Китана подавляла импульс, заставлявший ее сорваться с места и бежать прочь, не оборачиваясь. Не сводя глаз со стоявшего у стены ниндзя, она делала несколько осторожных шагов, примеривалась, готовилась отразить удар. Но враг был недвижим и упорно хранил молчание, а Китана намеревалась во что бы то ни стало добиться… Она не осмеливалась признаться даже самой себе, чего именно добивалась.

— Впрочем, ведь о могуществе Шанг Цунга знают даже в Преисподней, верно? Кто угодно бы испугался… — вкрадчиво продолжала она.

Скажи. Дай мне ответ. Хоть какой-то…

Не выдержав, Китана срывалась на крик, проигрывая очередной поединок.

— Ты трус и предатель, Би-Хан. Поэтому и стоишь здесь, как надоевшая статуя, которую никто не решается вынести, потому что все к ней привыкли! Все презирают тебя, Император тебя презирает, поэтому ты ходишь за мной, как старый пес! Неужели ты не понимаешь, почему тебе не нашли лучшего применения? О тебе все забыли, все…

Она замолкала, обессиленная очередной оставшейся без внимания вспышкой. Демонстративно поворачивалась спиной, отходила к окну, за которым ветер все так же взметал песочные брызги, и застывала на долгие часы, смотрела куда-то за горизонт, пока глаза не начинали слезиться от усталости. Раз за разом, снова и снова.

Мало-помалу для Китаны это стало единственной возможностью разделить с кем-то свои мысли и чувства, коснуться чего-то живого, чтобы напомнить себе, что в ней самой еще не угасла жизнь. Шао Кан, как всегда, сделал безошибочный ход, не потратив при этом никаких усилий. Китана не знала, когда падет жертвой собственной слабости, но не могла не понимать, что это неизбежно. Счет шел на дни, а может, на часы. Или на минуты. И, кажется, Саб-Зиро тоже это понял.

— Оставь меня. Исчезни. Иди прочь. Я тебе приказываю, — проговорила она почти умоляюще. И не поверила своим ушам, когда в тишине послышался, наконец, так необходимый ей голос. Искаженный маской, лишенный всяких оттенков — но все же живой.

— Я здесь по приказу Императора. И буду следовать ему до тех пор, пока не будет отдано иного.

— То есть мои приказы для тебя ничего не значат, так, что ли? — невпопад спросила Китана, пораженная до глубины души тем, что все-таки дождалась ответа.

Саб-Зиро безразлично пожал плечами, но взгляда не отвел, смотрел ей прямо в глаза, будто ожидая, что она продолжит говорить. Китана судорожно искала нужные слова, открывала и закрывала рот, кусала губы, не в силах совладать с собственным волнением, и, наконец, в отчаянии выкрикнула:

— Я хочу пойти в зал для тренировок.

Голос срывался. Слова путались, складываясь в какую-то неимоверно глупую цепочку. В зал для тренировок, ну что за чушь. Прежде она тренировалась с Милиной, давая выход своей ненависти, но теперь сама мысль о том, чтобы находиться с ней рядом, вызывала нервную дрожь. Да и кто сказал, что та согласится проводить время с опальной сестрицей?

— Я…

— Милины нет в замке, она отбыла по приказу Императора, — спокойно сказал Саб-Зиро, отвечая на так и не заданный вопрос.

— Куда он отправил ее? — не выдержала Китана.

— Милина отбыла в Царство Порядка.

— Дарриус?

— Вероятно. Сенат, по своему обыкновению, приписывает любые случаи нарушения законов повстанцам.

Китана не сдержала усмешки, которая тут же превратилась в сардоническую гримасу. Саб-Зиро помолчал, словно обдумывая что-то, потом заговорил снова:

— Если принцесса желает…

— Да, — поспешно прервала Китана, чувствуя себя невыносимо жалкой. — Да. Я хочу возобновить ежедневные тренировки.

Часы, проведенные в тренировочном зале, изматывали почти до потери сознания. Саб-Зиро не жалел Китану, а она не просила о снисхождении, понимая, что может полагаться лишь на себя и собственную силу. Сражаться с ним было трудно, больно, страшно и интересно. Она торопливо восстанавливала подзабытые за время комнатного заточения навыки и изучала новое. Император учил ее другому: напору, грубости, жесткости, и прежде Китану вполне это устраивало. Теперь же она завороженно вглядывалась в тонкие, ускользающие рисунки движений, неразличимо-быстрые и смертельно-опасные, пыталась предугадать и повторить их, но умений ее хватало лишь на то, чтобы отразить в последнюю секунду очередной удар, который раздробил бы ее кости в крошку, попади он в цель. Китана забывалась, поддаваясь азарту поединка, погружаясь в ощущение угрожающего присутствия и холодной силы, которая оставляла на ее губах привкус льда и ее собственной крови. Она отшвыривала от себя надоевшие мысли, выплевывала на истоптанный песок ненавистную горечь, позволяла бешенству бесконтрольно вырываться из тела на свободу, пусть это означало утрату бдительности и каждый раз заканчивалось болью, от которой темнело в глазах. И раз за разом Саб-Зиро протягивал ей руку, пусть за дверями тренировочного зала для них обоих ничего не изменилось: сумасбродная принцесса, вздумавшая тягаться с самим Императором, и свидетель ее слабости — неумолимый страж, для которого не было ничего более значимого, чем однажды услышанный приказ.