Хроники Смертельной Битвы: Во имя высоких целей

Часть 19

Китана распрощалась с Рейном во дворе башни. Он отправился восвояси, а она, наскоро переодевшись, поспешила в гостевые покои, чтобы поговорить с Саб-Зиро. На лестнице ее остановил стражник и передал просьбу Драмина срочно явиться в библиотеку, однако Китана отослала его, процедив сквозь зубы, что занята. Беспокойство и страх рвали ее на части, не давая сосредоточиться ни на одной мысли, и Китане казалось, что если она не увидит Саб-Зиро и не услышит его голоса сию же минуту, то просто сойдет с ума. Темнота мрачных галерей, в которой тонуло пламя факелов, казалась ей как никогда удручающей, а тишина спящей башни будто таила предвестие подступающей угрозы. «Он будет зол, разумеется. Наверное, даже не захочет говорить, — думала Китана, безуспешно пытаясь сообразить, как лучше себя вести и что именно сказать. — Как обидно, что я ничего, совсем ничего не узнала, и оправдать эту поездку мне совершенно нечем».

Добравшись до двери, ведущей в покои Саб-Зиро, Китана остановилась, отдышалась, поправила волосы и, набравшись решимости, постучала. Ответа не было. Решив соблюсти на сей раз приличия, она немного подождала, а потом все же толкнула дверь, которая оказалась незаперта. Китана вошла и очутилась в полной темноте. Сделав несколько шагов, она окликнула хозяина, однако ответом ей была тишина. Китана прошла анфиладу комнат до самого конца, не постеснявшись даже заглянуть в спальню, но напрасно, покои были тихи и пусты. В очаге гостиной догорали, бессильно рассыпаясь, угли, и в прыгающих отсветах Китана рассмотрела изрядно встревожившую ее пустоту. На столе не было больше привычных письменных принадлежностей, с камина исчез кувшин с водой. Зато на лавке обнаружился закрытый походный сундучок, в котором, видимо, хранились вещи. Поразмыслив, Китана решила, что Саб-Зиро отложил отъезд, чтобы дождаться ее возвращения, и эта мысль немного ее успокоила.

Время шло, Китана уже успела придумать целый список многословных оправданий и объяснений, а Саб-Зиро все не шел. Угли в очаге угасли и превратились в пепел, а ветер выстудил остатки тепла. Тревога Китаны вернулась, а потом понемногу переросла в панику, смешанную с обидой и горечью одиночества. «Где же его носит? Может, мы разминулись, и он ждет у меня в покоях, или на балконе над воротами. Хотя… Разве ему не сообщили бы, что я приехала? Что же тогда его так задержало, ведь уже ночь. Может, он и вовсе уехал, бросив вещи», — раздумывала Китана, вслушиваясь в ничем не нарушаемую тишину.

Мало-помалу, перебирая одно предположение за другим, она добралась до того, которое заставило ее вздрогнуть от гнева. Что, если Саб-Зиро, устав ждать ее возвращения подопечной, решил не тратить время попусту и попрощаться перед отъездом с Таней? Китана закусила губу, зажмурилась, отгоняя непрошенные образы, моментально закружившиеся перед ее мысленным взором. Черноволосая красавица с сияющими глазами и томной улыбкой, такая нежная и хрупкая, словно дорогая кукла… Ожерелье из крупных умело ограненных камней поблескивает на длинной белоснежной шее — как приятно было бы сдавить ее изо всех сил, сжать твердыми пальцами и смотреть, как искривится хорошенькое личико и помутнеет ясный взгляд… Китану охватило чувство собственного несовершенства, болезненное и горькое, а вместе с ним пришла жажда действия. Найти его. Сказать все, что нужно, пока еще есть возможность. Понять, что он такой же, как прежде, что в нем ничего не изменилось. Не было потеряно для нее безвозвратно…

Дверь в покои растворилась и затворилась почти бесшумно. Не будь все чувства Китаны обострены до предела, она бы и не заметила возвращения Саб-Зиро. Глотнув побольше воздуха, Китана затаила дыхание, вцепилась ногтями в ладони. Последние мгновения ее ожидания тянулись до безумия медленно, и к тому моменту, как едва различимая в темноте фигура показалась на пороге, Китана уже была готова сорваться с места и идти навстречу. Вернулся. Один.

— Необдуманный поступок — поджидать меня, сидя в темноте, — заговорил Саб-Зиро. Голос его звучал устало и напряженно. Китана выпрямилась, положила вспотевшие ладони на колени.

— Ты оставил дверь открытой, значит, ждал, что я приду.

Саб-Зиро молчал, и она продолжила говорить:

— Где ты был так долго?

Короткий смешок дал ей понять, что начало она выбрала неудачное. Саб-Зиро пошарил на полке над очагом, и в темноте тревожно заколыхался язычок пламени.

— Почему ты не уехал? — жалко, еле различимо пробормотала Китана.

— А то вы не знаете, — прозвучало в ответ с преувеличенным спокойствием. Скрывает злость или волнение.

— Знала бы, не спрашивала. Помнится, ты собирался вернуться в Империю как можно скорее.

— А о том, что мы собирались вернуться вместе, позабыли? Я пришел за вами, но мне сказали, что вы удалились из башни в компании Рейна. Я написал Императору, но ответа так и не получил, отправил гонца в форт, чтобы отправили отряд на ваши поиски, но тут в башню вернулся один из ваших воинов и сообщил, что у вас все в порядке. Я ждал вашего возвращения, чтобы быть уверенным в этом, и, как я вижу, поездка действительно прошла благополучно. Теперь я могу возвращаться с чистой совестью — Рейн о вас позаботится, — ответил Саб-Зиро с горькой насмешкой. Китана помолчала, собираясь с силами, потом предложила:

— Сядь за стол, давай обо всем поговорим. Ты сказал, от Императора ответа так и не было? Что именно ты ему написал? И еще, по поводу отъезда, я понимаю, почему ты злишься, но ничего ведь не случилось. Я готова выдвигаться хоть сейчас, даже собираться не буду…

— У меня нет никакого права настаивать на вашем отъезде, принцесса, — ответил Саб-Зиро твердо и холодно. Китана вздохнула.

— Послушай, мы договаривались, что я уеду, как только ты мне скажешь, что пришло время, и я не брала назад своего обещания.

— Все договоренности между нами расторгнуты. Вы можете распоряжаться своим временем так, как вам будет угодно, и принимать те решения, которые сочтете правильными. Я больше не участвую в ваших делах.

Китане показалось, что Саб-Зиро хотел что-то добавить, но он замолчал, и она, подумав, заговорила с преувеличенным спокойствием:

— Послушай, я понимаю, что мой сегодняшний отъезд из башни был совершенно излишним и опасным, и ты имеешь полное право на меня сердиться. Но…

— Принцесса, — прервал он все так же твердо и бесстрастно, будто спорил с кем-то крайне несообразительным, — речь идет не обо мне и моих реакциях на ваши поступки. Мы вроде бы говорим о нашем общем деле, а именно о том, что вы обещали ничего не предпринимать, не поставив меня в известность, а также дали мне понять, что я могу доверять вам. Я согласился предпринять известные вам действия, исходя из ваших обещаний, но вы решили нарушить наш уговор. На этом мы с вами прощаемся и более не тратим время на переливание из пустого в порожнее. Если у вас есть, что передать Императору, я передам.

— Уезжаешь, значит, — кивнула Китана. Во рту неприятно пересохло, и говорить было трудно. — Бросаешь меня здесь одну.

— Отчего же? Рейн, я думаю, не откажется вам помочь, — пожал плечами Саб-Зиро.

— Рейн здесь ни при чем. Я просто согласилась съездить с ним в ту спорную область. Надеялась узнать что-то важное для нас с тобой, но ничего не получилось, мы не уехали дальше реки. Саб-Зиро, я понимаю, что ты мной недоволен, но не принимай поспешных решений.

— Мое решение тщательно обдумано, и уже давно. А теперь, прошу вас, оставьте меня, у меня есть еще незаконченные дела.

— Какие? Все твои вещи собраны, — сказала Китана, не сдержав нервного всхлипа.

— Обыскивали мои комнаты? Ну разумеется, — съязвил он в ответ, повернулся и встал у порога, всем видом демонстрируя, насколько не рад чужому присутствию. Китана, не выдержав столь явного пренебрежения, поднялась со скамьи, прошла вперед и остановилась прямо напротив Саб-Зиро. Смотреть пришлось в пол — выдержать его взгляд она была не состоянии.

— Значит, ты все обдумал и отправишься во Внешний мир, а меня бросишь здесь?

— Как вам будет угодно.

— Ты обо всем написал Императору?

— Да, разумеется. Обо всем.

Китана почувствовала, как у нее судорожно кривятся губы.

— Но ты же понимаешь, у него возникнут к нам обоим вопросы…

— Вполне справедливые, и я готов на них ответить, — холодно перебил Саб-Зиро. — Вы закончили?

— Нет, не закончила, — разозлилась Китана.

— Что еще?

Она отвернулась, прошлась по комнате, чувствуя, как холод захлестывает тяжелой волной, давит на грудь, мешая дышать. "Он хочет, чтобы я ушла. И в силах заставить меня уйти…"

— Саб-Зиро, — заговорила Китана снова, поддавшись охватившей ее жажде бороться и поставить на своем.

— Ну?

— Ты никуда не едешь.

— Правда? И кто меня остановит? — насмешливо сказал Саб-Зиро. Китана встала, подошла к лавке, на которой стоял его сундучок, попробовала открыть крышку.

— Я тебе говорю, ты остаешься здесь. Я не позволю тебе вот так просто бросить меня тут одну и разрушить все, что я успела сделать. Думаешь, мне было так легко со всем здесь управляться? Ты можешь злиться сколько угодно, мне плевать. Моя поездка ничего… Да где у тебя ключ от этого проклятого сундука? Разложи свои вещи по местам… Моя поездка ничего не меняет в наших договоренностях.

Саб-Зиро сорвался с места, перехватил ее за руку, заставляя оставить в покое сундучок.

— Что вы о себе возомнили? Я не ваш личный слуга, чтобы вы имели наглость вот так отдавать мне приказы, перед тем наплевав на то, что я повторил вам сотню раз кряду…

Китана обернулась к нему, посмотрела в лицо прямым взглядом, заставив себя подавить волнение.

— Злишься. Наконец-то я слышу это у тебя в голосе, а то мне уже поднадоел этот твой безразличный тон. Будто ты с кем-то чужим тебе говоришь, а не со мной. Ты меня всегда винил в глупости и опрометчивости, а сам теперь ведешь себя не лучше. Сбегаешь отсюда, плюешь на то, что дал мне слово…

— Вы что, ума лишились? Забыли, кто вы и кто я?

— И кто же, а? Давай, скажи. Прежде ты был терпелив со мной, и добр, и заботился обо мне, а теперь ведешь себя так, будто я вызываю у тебя тошноту или что-то еще в этом роде. Я тебе отвратительна, да?

— Что вы такое несете? — спросил Саб-Зиро с непривычной Китане растерянностью. Она сделала шаг вперед, снова оказываясь непозволительно близко.

— Я устала от этой недосказанности, от твоих вечных взглядов исподтишка и недомолвок. Скажи, почему ты судишь меня так строго? Другим — Цунгу, например, — ты спускаешь и дерзость, и прямое неуважение, хотя по положению он ниже меня.

— Вы обвиняете меня в желании выслужиться перед Цунгом? — возмутился Саб-Зиро.

— Нет, я говорю, что ты ко мне несправедлив и ни в чем не идешь мне навстречу. Ты вообще меня слушаешь? Да, я сглупила и ослушалась тебя, но больше этого не повторится, я тебе обещаю, — горячо проговорила Китана, глядя прямо в глаза, смотревшие на нее с холодной злостью.

— Мне показалось, я ясно дал вам понять, что этот разговор окончен. Убирайтесь и оставьте меня в покое, — ответил Саб-Зиро.

— Выгоняешь, как и вчера, — горько сказала Китана. — Вышвыриваешь меня вон, будто надоевшую игрушку. С Таней ты был куда вежливей и обходительнее. Она красивее меня, в этом все дело?

— Нет, вы снова принялись за свое? Не знаю, что вы себе вообразили, принцесса, и знать не хочу. И вы, и Таня одинаково мне безразличны, — ответил Саб-Зиро, старательно избегая ее взгляда. Китана, окончательно утратив самообладание, тихо заплакала, размазывая по щекам злые слезы. Она ждала, что он начнет утешать ее, но Саб-Зиро не нарушал молчание и, казалось, перестал ее замечать.

— Ты несправедлив ко мне и обращаешься со мной жестоко. Я этого не заслужила, — прошептала она. Все было потеряно — как бы ей ни хотелось убедить себя в обратном. Она сама разрушила хрупкое подобие связи между ними. Теперь Саб-Зиро уедет, и больше ничего не будет. Только пустота.

— Бросьте эту пустую болтовню. Не знаю, чего вы стараетесь добиться…

— Сними маску, — проговорила Китана шепотом. Саб-Зиро вздрогнул, будто она его ударила, но ничего не ответил.

— Давай же. Я говорю с тобой сейчас откровенно, ничего от тебя не скрывая, потому что мне надоели недомолвки, а ты не хочешь ответить мне честностью на честность. Сними маску и дай мне увидеть твое лицо, как ты видишь мое, а потом повтори свои слова про отъезд и про то, что я тебе безразлична и ты мне не веришь, если тебе хватит на это совести.

— Может, вы запамятовали, принцесса, — заговорил Саб-Зиро тихо и зло, — так я вам напомню. Я воин клана Лин Куэй, и наши обеты запрещают нам показывать лицо чужакам. А еще совершать бесчестные поступки…

— Что ты считаешь бесчестным поступком?

— Я утаил по вашей просьбе от Императора то, что должен был сказать ему немедленно, как мне это стало известно. Я сам виноват, разумеется, и вас винить не буду. Я поддался желанию выяснить как можно больше, показать и другим, и самому себе, сколь многое могу. Гордыня и чрезмерная самоуверенность — качества, достойные всяческого порицания, принцесса, и, не будь у меня этих недостатков, вы бы не уговорили меня нарушить клятву и сыграть в ваши игры. Но больше этого не будет. Я не стану марионеткой в ваших руках, можете не унижать себя уговорами.

— Вот, значит, как, — вспылила Китана. — Я толкнула тебя на нарушение твоих священных обетов, заставила совершить бесчестный поступок?

— Вот видите, вы и сами все прекрасно понимаете.

— Нет, это просто невыносимо! — воскликнула Китана, а потом, поддавшись отчаянию, в несколько шагов оказалась перед Саб-Зиро и резким движением сорвала маску прочь с его лица.

Он тотчас же отстранился, оттолкнув Китану перед этим так, что она свалилась на пол, весьма чувствительно ударившись плечом. Маска, звякнув о камень, отлетела куда-то в сторону. Раздался грохот — Саб-Зиро, к облегчению перепуганной Китаны, отшвырнул стол, сорвав злость на бесчувственной деревяшке. Свеча отлетела к очагу и погасла. Комната снова погрузилась в темноту. Несколько минут прошли в полной тишине, которую прерывало только частое, сбившееся дыхание. Потом Китана услышала шаги — Саб-Зиро оказался рядом с ней. Поддавшись страху, она отползла назад, но тут же уперлась спиной в стену.

Отступать было некуда. Китана сжалась в комок, закрыла лицо ладонями, физически ощущая на себе тяжесть чужого гнева. Саб-Зиро, подхватив ее под руки, дернул вверх так, что Китана вскрикнула от боли и забилась, тщетно пытаясь вырваться. Саб-Зиро встряхнул ее, заставив удариться головой о камень. Китана затихла, поняв, что сопротивляться слишком опасно. Она хотела было произнести очередное жалкое извинение, но не смогла выдавить из себя ни слова. Осознание происходящего пришло пугающе неотвратимо. Колени ее подогнулись, а живот стремительно наполнился тяжестью, которая мгновение спустя превратилась в жаркую и сладкую боль. Китана закрыла глаза, подняла ослабевшие руки и слепо, жадно схватила Саб-Зиро за плечи, за шею, потом коснулась его лица. Он протестующе дернул головой, но не отстранился, так что Китана продолжала свое исследование: ощупала подбородок, провела кончиком пальца по губам — упругим и восхитительно теплым, погладила ладонью по щеке. Саб-Зиро толкнул ее, заставив еще больше вжаться в стену, раздвинул коленом ее ноги и оказался между ними. Китана сдавленно охнула, уткнувшись носом ему в плечо. Он вытянул шпильку из ее волос, отшвырнул на пол, будто та была в чем-то перед ним виновата. Твердые пальцы зарылись в волосы Китаны, потянули мягко, но настойчиво, заставляя ее поднять голову. Она подчинилась, приподнялась на цыпочки, слегка отклоняясь назад, обняла Саб-Зиро за шею, а потом, отбросив мысли о приличиях, сама нашла губами его губы. Поцелуй получился коротким и неловким, но приятно волнующим, так что Китана поспешила повторить его и с трепетом почувствовала, что ей отвечают — неохотно поначалу, но с каждой секундой все решительнее. Сердце в ее груди колотилось так, что ей казалось, что Саб-Зиро должен чувствовать, как оно бьется о ребра.

Китане не верилось, что все это и вправду происходит с ней, наяву, по-настоящему. Мысли и образы, заставлявшие ее беспомощно хватать ртом воздух и прятаться от самой себя в спасительной темноте закрытых век, теперь стали ощутимыми, обрели плоть и жизнь, и ей это нравилось. Столько времени балансировать на грани, изо всех сил стараясь удержаться, чтобы в одну секунду сорваться и, захлебнувшись от восторга, отправиться по собственной воле в полет в неизведанное. Туда, где по-настоящему темно и опасно, где больше не получится различить, где заканчивается она и начинается кто-то другой. Его дыхание, вкус его губ, запах кожи — все то незнакомое, что Китана изучала торопливо и неаккуратно, стремясь поскорее сделать своим, заставляло ее чувствовать нарастающую жажду и странный, охватывающий и душу, и тело трепет. Волнение, как будто ей удалось коснуться чего-то невообразимо прекрасного, недосягаемого в своем совершенстве и в то же время родного до самых глубин, до последней капли крови. «Ты мой, — повторяла она про себя, торопливо расшнуровывая завязки и расстегивая раздражающе-мелкие скользкие пуговицы. — Мой и больше ничей. Никому…» Саб-Зиро больше не пытался противиться ей, прижимал к себе и осторожно, легко касался губами ее лица, будто изучая наощупь. Китане нравилась эта нежная, доверительная близость, но с каждым вздохом в ней разрасталось томительное, требовательное чувство, что этого было совершенно недостаточно. В какой-то момент, заставив себя забыть об остатках стыда и непрошеных мыслях о том, насколько непозволительно то, что они делают, Китана отстранилась от Саб-Зиро, положила ладони ему на грудь и медленно провела ими вниз, остановившись на животе. Пальцы нащупали холодную пряжку ремня, потянули осторожно, но настойчиво. Саб-Зиро замер, коротко, резко выдохнул, а потом вдруг перехватил ее руку за запястье.

— Не нужно.

— Чего не нужно? — прошептала Китана, притянула его к себе свободной рукой и попыталась поцеловать. К ее ужасу, Саб-Зиро не позволил ей этого сделать. Какое-то время они провели в молчании, неподвижно стоя подле друг друга и тщетно пытаясь привести в порядок сбившееся дыхание. Наконец, Китана, обиженная и сбитая с толку, нашла в себе силы заговорить:

— Скажи, что не так.

Саб-Зиро молчал. Китане казалось, что расстояние между ними стремительно увеличивается, превращаясь в огромную непреодолимую пустоту. Провал.

— Прости, если я что-то не то сделала. Ты понимаешь, я же… В общем, просто скажи, и я все буду делать, как тебе нравится.

Ответа не было. Китана шагнула вперед, но Саб-Зиро тут же отступил на шаг. Она всхлипнула, позвала его по имени. Голос прозвучал так жалобно и умоляюще, что ей самой от себя стало тошно.

— Достаточно, принцесса, — наконец проговорил Саб-Зиро непривычно нерешительно. — Довольно… Этого. Хватит.

— Почему? — спросила она, обнимая себя руками. Он вздохнул, отошел к окну и остановился, опершись о стену, будто его мучило головокружение.

— А сами не понимаете? Мы не можем. Не имеем права этого делать.

— Почему? — переспросила она. — Я тебе не нравлюсь?

— Причем тут это? — разозлился Саб-Зиро. — Это не имеет отношения…

— Я тебе не нравлюсь, — повторила Китана, которую все больше охватывало странное ошеломление, как будто она сильно ударилась головой. Темнота, окутывавшая комнату, выцветала и блекла, шла рябью от наполнивших глаза слез.

— Не говорите чепухи. Лучше уходите. С меня хватит ваших капризов, глупых выходок и вообще всего… Этого.

— Хорошо, — выплюнула Китана, развернулась на каблуках. — Как хочешь. Я ухожу. Ты доволен?

— Стойте. Ладно, так и быть. Поговорим об этом первый и последний раз. Только…

— Что только?

— Пообещайте, что обойдется без рыданий, оскорблений и прочего, что вы делаете, когда вам что-то не по душе.

Китана пожала плечами, забыв, что он вряд ли сможет различить в темноте ее движения, нащупала на полу перевернутый стол, потянула вверх. Саб-Зиро поспешил помочь ей, и вскоре они сидели друг напротив друга.

— Я не могу быть с вами так, как вы хотите, — заговорил Саб-Зиро, когда пауза стала невыносимо долгой. — Не потому, что вы мне не нравитесь, а потому, что это будет неслыханным нарушением обетов и приличий. Это будет подло и по отношению к вам, и по отношению к Императору…

— Нет. Нет, нет и нет, — протестующе взмахнула рукой Китана. — Ты собираешься и сюда приплести Императора, свои обеты и нерушимые клятвы?

— Вас забавляет моя верность собственным принципам и желание придерживаться того, что я считаю единственно правильным и возможным? Что ж, пусть так, но вам придется с этим считаться. Если вас не смущает положение, в котором вы окажетесь, пойди я на то, чего вы хотите, поймите правильно: я верен своим обетам. Принципы, по которым живет клан, для меня непреложны. Нам не позволено связываться с женщинами и заводить семьи, и пусть раньше это правило нарушалось, теперь оно соблюдается безукоризненно. Я сам вернул твердое следование обетам во главу угла, и это стоило мне немалых усилий. Потому я должен быть примером…

— Ты просто трус. Или я тебе безразлична, а все твои взгляды и слова и прочее — это подлая бесстыдная ложь. Видимо, чтобы унизить меня посильнее, вот только чем я это заслужила? — горько сказала Китана, которая, как ни пыталась осмыслить услышанное, не могла принять мысли, что какие-то клятвы могут быть важнее собственных чувств.

— Нет. Все не так, — проговорил он зло. — Совсем не так. Безразличие… Я дорого бы заплатил, чтобы вы оказались правы, но вы ошибаетесь. Это… Мне кажется, это сродни болезни или скорее одержимости. Я сам не знаю, когда это началось. Поначалу я считал общение с вами утомительным, хоть и заслуженным наказанием, и мне требовалось немало сил для того, чтобы просто выносить ваше присутствие. Потом я стал наблюдать за вами — от скуки. Прислушиваться, присматриваться. Это было необдуманно, но я и предположить не мог… — Саб-Зиро запнулся, помолчал немного и продолжал: — Сперва я просто жалел вас. Сочувствовал. Мне казалось, дело в молодости, неопытности и отсутствии должного контроля над чувствами. Я решил, что раз уж мне приходится наблюдать за вами, я могу попытаться помочь. Сделать то, что у меня не получилось с Куай Ляном. А потом я вдруг обнаружил, что ваше безумие передалось мне и лишило меня рассудка. Я вижу только вас, слышу только вас и постоянно беспокоюсь о вашем благополучии, как бы вы не повредили сами себе или кто-то не обидел вас. Когда я увидел следы на вашем горле, когда застал вас идущей к открытому окну… Даже вернувшись в клан, я не избавился от этого проклятия, а тут вы еще и вздумали вызвать меня, будто я ваш личный слуга… Это стало наваждением. Вы все разрушили. Я больше не понимаю, где вы, а где я. Сегодня, когда вам вздумалось уехать с этим негодяем, я впервые за долгое время не знал, что мне делать. Вы сделали меня слабым. Превратили в ничтожество. Ваша жизнь стала моей жизнью, и ничего уже не исправить. Ваши интересы теперь для меня важнее всего, клана, Императора, меня самого. Я сам себе больше не верю. Вы отравили меня. Я чувствую ваше дыхание, как будто свое собственное, и мои мысли мне больше не принадлежат. Я бесчестен, как бы ни пытался убедить себя в обратном. Сейчас мне удалось остановиться, но это ничего не значит. Мысленно я уже сотни раз нарушил все мыслимые и немыслимые обеты.

Шокированная Китана долго не могла собраться с мыслями. Она чувствовала себя и обрадованной, и оскорбленной до глубины души, и не знала, какому побуждению поддаться.

— Послушай, ты говоришь, что исправить ничего уже нельзя. Но тогда какой смысл в пустом упрямстве и упорном следовании обетам, которые ничего для тебя не значат? Раз я для тебя так важна, просто забудь обо всем этом.

— Для меня имеет значение моя честь и верность собственному слову. Не говорил ли я вам, что нужно поступать правильно, даже если в твоих глазах это уже не имеет смысла, кажется слишком трудным или противоречит низменным желаниям? Неужели вы считаете, что, совершив грех и поддавшись пагубной страсти в мыслях, я позволю себе пасть еще глубже?

— Что ты называешь грехом, Би-Хан? — не выдержала Китана. — Если ты ко мне неравнодушен, что в том дурного? Ты унижаешь и себя, и меня вовсе не тем, что поддаешься своим побуждениям, а этими вот глупыми разговорами о чести и обетах, которые никому, кроме тебя, не интересны! Ты сам сказал, что для тебя нет ничего важнее, чем я, так почему отказываешься от меня теперь? Ты и я — вот что имеет значение, а все остальное чепуха, которую тебе нужно просто выбросить из головы.

— Просто, — передразнил он. — У вас всегда все легко и просто. Вы не думаете о чувствах других, только о себе самой, следуете сиюминутным побуждениям, не обращая внимания на возможные последствия…

— Это не сиюминутное побуждение.

— А что же?

— Я… А что если я люблю тебя? Что тогда?

— Если, — передразнил Саб-Зиро. — Это что угодно, но не любовь.

— Почему ты так в этом уверен?

— Что вы можете знать о глубоких чувствах? Это любопытство, скука, похоть — что угодно, но не любовь. Вам нельзя доверять, и своей выходкой с Рейном вы это убедительно доказали.

— Забудь ты про Рейна. Будь со мной, и все. Зачем ты так усложняешь?

— Как вы себе это представляете? Мне уйти из клана, бросить все, что мне дорого, и просить у Императора вашей руки? Он посмеется надо мной и будет прав. А если он вдруг согласится на такой брак, следуя вашей прихоти, что тогда? Мне нечего будет вам дать. Без клана я никто. Клан — моя жизнь.

— Брак? Но зачем нам это? Мы можем… — Китана запнулась, подбирая слова.

— Что можем? Хотите превратить меня в игрушку для своих утех, которую можно приближать к себе, а потом вышвыривать вон за ненадобностью? Нет, принцесса, этого не будет. А сказанное вами лишний раз доказывает, что на моем месте мог оказаться любой другой.

— Значит, любой, — зло сказала Китана. — Что ж, если ты так считаешь, больше нам с тобой говорить не о чем. Так тому и быть — на твоем месте окажется кто угодно, и плевать мне, кто это будет.

— Поступайте, как знаете. Я скоро уйду и впредь вас не потревожу.

— Да, убирайся, Би-Хан. Хочешь, к отцу или Цунгу, хочешь, обратно в свой проклятый клан нянчиться с братом и радоваться тому, как хорошо ты умеешь следовать правилам. Мне плевать. Провались ты хоть в саму Преисподнюю, только исчезни и никогда больше не попадайся мне на глаза.