Хранитель истории

Глава 3

Уютное кафе на Пятой Авеню очень нравилось Дэнни. Он часто сюда приходил, чтобы выпить чашечку кофе, съесть какой-нибудь десерт и заняться работой. Когда за окном шумел город, здесь было спокойно и тихо. Дэнни обычно усаживался за столик под изогнутым металлическим бра, которое больше походило на причудливую ветвь дерева, и записывал в блокноте наброски статей.

Но не сегодня. Сегодня он сидел с газетой «Нью-Йорк Ньюз» и перечитывал свою статью об убийстве в гостинице. Он был очень горд своей работой — статья попала на первую страницу! Теперь его карьера просто обязана пойти в гору. Когда-нибудь он обязательно станет известным редактором, вроде Джозефа Пулитцера, накопит денег, приобретёт всю эту газетенку «Нью-Йорк Ньюз» и выведет её на такой высокий уровень, что она с легкостью составит конкуренцию «Таймс». И, быть может, потом, когда он станет таким же богатым и уважаемым, как Пулитцер, создаст свою собственную литературную премию.

Дэнни видел в этом смысл своей жизни. Он стремился многого добиться и, возможно, изменить мир.

А он и правда мог его изменить. Только ещё не догадывался, что сделать это ему предначертано совсем другим способом.

— Вы автор этой статьи? — раздался голос за спиной Дэнни.

Молодой человек выбрался из своих грёз и глянул через плечо. За соседним столиком сидел мужчина в теплом сером пальто и шляпе, которую отчего-то не снял в помещении. У него было продолговатое лицо, проницательный взгляд, большой нос и сжатые в тонкую линию губы. На столешнице, рядом с чашкой кофе, лежал кожаный портфель, на котором громоздилась внушительная кипа бумаг.

— Как вы догадались? — удивился Дэнни.

— Я сижу здесь минут пятнадцать, и все это время вы сверлили взглядом первую страницу, при этом загадочно улыбаясь. Да и ваш фотографический аппарат говорит о том, что вы репортёр.

— Ах, да, — пробормотал Дэнни. — Просто впервые попал на первую страницу.

— Понимаю, — кивнул мужчина. — Какое-то время я работал в «Нью-Йорк Таймс». До сих пор помню, как меня отправили на Бродвей караулить вора, который снял пустой магазин и прорыл от него туннель до Сберегательного банка Бауэри. Не очень удачно, правда. Туннель обрушился, и вор оказался в ловушке, представляете? Я засел в кафе неподалёку и каждые полчаса бегал к телефону, чтобы докладывать в офис о том, как продвигается спасательная операция.

— Правда? — удивился Дэнни. — Это было давно?

— Лет двенадцать назад.

— А вы?..

— Максвелл Перкинс, — сообщил мужчина, протянув ему руку.

— Дэнни Готтфрид, «Нью-Йорк Ньюз», — машинально представился Дэнни и пожал его руку. — Вы сказали, что работали на «Таймс». А сейчас не работаете? Извините, если это не моё дело, но я все думаю, смогу ли стать чем-то большим, чем обычным репортером.

— Конечно, сможете. Главное упорство. Я сейчас работаю книжным редактором в издательстве «Charles Scribner's Sons», работаю с книгами, и эта работа мне очень нравится.

— Подождите. То есть в том издательстве? — Дэнни нервно усмехнулся и указал рукой на окно, за стеклом которого был виден уголок элегантного десятиэтажного здания. На одной из его стен, которая смотрела на 48-ую улицу, красовалась огромная надпись:

— Да, — кивнул Максвелл Перкинс.

— Вы же тот, кто выпустил книгу «По эту сторону рая» Скотта Фицджеральда! — вдруг осознал Дэнни, и глаза его загорелись неподдельным восторгом. — Точно-точно! Я слышал про вас! Эта книга… она так меня впечатлила! Я ведь тоже учился в Принстоне. Ну, как учился… Когда мы вступили в войну, стало не до учебы, ну да ладно. История Фицджеральда впечатляет, это нечто совершенно новое. И это было написано… как будто про меня.

— Да, роман написан молодым автором о молодом поколении. Эта книга — портрет современной американской молодежи. Ваш портрет, мистер Готтфрид.

— Портрет поколения, которое спешило отправиться на войну и которое вернулось с нее совсем не таким, каким уходило, — чуть слышно проговорил Дэнни. — Знаете, после войны я был в глубокой депрессии. Я там много всего повидал, и мне хотелось просто забыть все это, вырвать из памяти. Но все же я смог осознать простую истину — я все еще жив. И все, что мне остается, это жить. Жить за тех, кто этого уже не может. Жить и делать то, что хочется. Я люблю газеты и, черт возьми, я счастлив, что жив и могу с ними работать!

— Вы удивительное поколение, — вдруг сказал Перкинс. — Вы молоды, но уже понимаете много больше любых этих консервативных мужей, с которыми я сейчас работаю. Вот сколько вам лет, мистер Готтфрид?

— Двадцать три.

— Всего двадцать три!

— А я уже чувствую себя стариком, — заметил Дэнни.

— Забавно, но я тоже чувствую себя стариком, и оттого-то, наверное, не пошел добровольцем на фронт. А вы что-то пишите? Я имею в виду, помимо репортажей для газеты. Быть может, вы захотите рассказать о войне?

— Ну, нет, — категорично ответил Дэнни. — О войне я писать не хочу. Не хочу возвращаться в прошлое. Лучше жить настоящим, оно ведь гораздо лучше. Разве что, нет легального алкоголя. Но эта проблема решаема.

— Как знаете, — ответил Перкинс и откинулся на спинку стула. — Но если передумаете, можете послать свои работы нам.

— Спасибо за предложение. Но вряд ли я передумаю.

Дэнни вернулся в свою квартиру, бережно держа свёрток газеты, будто тот был редкой фарфоровой вазой. Было раннее утро, мама должна была уже проснуться, а Дэнни ещё и не ложился спать. Всю ночь он просидел в офисе, ожидая, когда напечатают газеты. Один из первых экземпляров он как раз и принёс домой, чтобы оформить его в красивую раму и повесить на стену.

— О Боже, Дэнни, поздравляю! — вдруг раздался голос мамы. Она выпрыгнула из гостиной и накинулась на сына с объятиями. — Я уже прочитала статью. Первая страница! И фотография! Просто невероятно!

— Спасибо, мам, — промямлил Дэнни, пытаясь от неё отстраниться. Обниматься он не очень любил.

Луиза Готтфрид была француженкой. Много лет назад во время путешествия по Европе она познакомилась с немцем — Дирком Готтфридом, отцом Дэнни. Какое-то время они жили в Праге, потом в Париже, а потом, когда Дэнни исполнилось пять лет, переехали в Нью-Йорк, где Дирк неожиданным образом оставил семью. Погиб он или просто сбежал — никто не знал. Однажды он вышел из дома и не вернулся. Луиза искала его, горевала и не знала, как дальше быть. Наверное, единственным, что помогло ей не сломиться, была забота о Дэнни. Она посвятила ему свою жизнь и делала все, чтобы ему доставалось все самое лучшее.

Иногда Луиза возила Дэнни к родственникам в Париж. Они пересекали Атлантику на больших пароходах, которые потрясали воображение Дэнни. Ему очень нравился океан, в детстве он даже хотел стать матросом, но когда в его жизни появились газеты, то детская мечта позабылась.

Дэнни был хорошо образован и знал три языка, на которых мог не только говорить, но и грамотно писать. Французский — от матери, английский — от страны, в которой он прожил большую часть своей жизни, а немецкий — от отца (этот язык Дэнни выучил сам, как бы в память о нем).

Отца Дэнни плохо помнил. Да и не только отца, а все своё детство в принципе. Виной тому было сотрясение, которое он получил, свалившись с велосипеда на одной из улиц Парижа. Мама всегда говорила, что Дэнни чем-то похож на отца. Иногда даже замечала, что он подозрительно на него похож. Смысл этой фразы Дэнни не понимал, но, разглядывая фотографии, сам замечал, что с пропавшим родителем у него много схожих черт. Прямоугольной формы лицо, светлые глаза и даже улыбка, — все это у них было одинаковое, словно мать-природа не стала заморачиваться и просто скопировала у одного и передала другому. А вот на маму Дэнни нисколько не походил. Разве что волосы у них были почти одинакового цвета, светлые, с рыжеватым оттенком, но и то различались структурой: у Дэнни волос был кудрявый и мягкий, а у Луизы прямой, как игла, и сухой.

— Что-то поздно ты сегодня, — заметила мама.

— Ждал газету в офисе. А потом зашёл в кафе, чтобы перекусить.

— Пошли, я накормлю тебя завтраком, и ты расскажешь мне поподробнее о том, что произошло в этой гостинице.

— О, мне нужно много чего рассказать!

Дэнни любил рассказывать маме о своих приключениях на работе. Он рассказывал ей все, за исключением видений. Вот и сейчас за завтраком он поведал ей абсолютно все о самоубийстве, которое оказалось убийством; о том, как он увидел преступника (здесь он воспользовался той же версией о его побеге через черный выход, которую изложил мистеру Хейлу) и о встрече с известным редактором Максвеллом Перкинсом.

— Он предложил мне написать о войне, — сообщил Дэнни. — Но я не хочу.

— И не нужно. Ты опять будешь переживать из-за этого. Прошлое было в прошлом, пусть там и остаётся.

— Да, думаю, ты права.

— Но ты мог бы написать о чем-нибудь другом, — сказала Луиза. — Какой-нибудь рассказ. Ты хорошо пишешь.

— У меня есть рассказы. Думал, отправить их в какой-нибудь журнал, но беда в том, что они все похожи на статьи из газеты.

— Отправь, — посоветовала мама. — От тебя ничего не убудет, если ты попробуешь это сделать. А может, даже прибудет, если журнал у тебя их захочет купить.

Дэнни задумался над этим советом и решил, что мама права. Вдруг эти рассказы, которые сейчас пылятся в ящике, смогут принести деньги? А вдруг они смогут помочь Дэнни прославиться? Быть может, эта встреча с Перкинсом была неспроста. Это наверняка был знак!

Дэнни проглотил завтрак и кинулся в свою комнату, решив перебрать бумаги из стола. Он даже забыл снять верхнюю одежду — так и ходил в ней по квартире. Нужно было найти несколько приличных рассказов, которые было бы не стыдно отправить Скрибнерам. Разглядев свои старые работы, Дэнни обнаружил, что они не так плохи, как он думал, и из них вполне получился бы даже сборник.

Окрылённый этой идеей, он стал собирать бумаги в стопку, но неожиданно его охватило странное чувство, будто из легких резко вышибло весь воздух.

Одно мгновение — и весь мир вокруг переменился, и Дэнни едва не угодил под колеса конного экипажа.

— Осторожнее, сэр! Так можно и убиться! — прокричал кучер с высоты кóзел и проехал мимо ошарашенного, ничего не понимающего Дэнни.

Дэнни только успел увидеть бледное от ужаса лицо дамы, которая сидела внутри кабины экипажа и, кажется, крестилась, и готов был перекреститься сам. Он стал вертеться по сторонам, пытаясь понять, как оказался посреди Пятой авеню, когда еще секунду назад был в своей комнате и перебирал рассказы.

Наверное, это очередное видение, — заключил он. — Только слишком реалистичное.

Дэнни определенно видел прошлое. Сейчас по Пятой авеню не ездят конные экипажи, да и люди одеваются совершенно иначе. Дэнни часто видел 1889 год и готов был поклясться, что и сейчас перед его глазами предстал именно он.

Но почему я вижу старую Пятую авеню, а не свою комнату? — тут же осознал Дэнни. — Ведь обычно в видениях появляются те места, которые я вижу в настоящем.

Как ни странно, Дэнни быстро нашел этому объяснение — только что он прочел свой рассказ, действие которого происходило на Пятой авеню в 1889 году, и, очевидно, это повлияло на его видение. А ведь Дэнни даже не знал, что может видеть что угодно, независимо от своего местонахождения в настоящем.

А как кучер и та дама в экипаже смогли увидеть меня?.. — появился еще один вопрос.

И действительно, если Дэнни мог видеть кого-то из прошлого, то никто из прошлого никогда не мог видеть его.

От этих размышлений у Дэнни кругом пошла голова, а из-под ног словно вышибло почву. Он пуще прежнего стал озираться по сторонам и вдруг понял, что все вокруг чересчур реально.

— Какого черта тут происходит?.. — пробормотал он себе под нос и поспешил убраться с дороги, пока его действительно не пришиб экипаж.

Дэнни остановился около стены здания на пересечении улиц и попытался привести в порядок сбившееся от волнения дыхание.

Дул легкий ветерок, который неприятно пах лошадьми. Этот запах резко пробрался в ноздри, и Дэнни побледнел от ужаса, ведь в видениях никогда раньше ничего не ощущалось. С каждый секундой размышлений Дэнни терялся все сильнее. Возможно, у него уже появились догадки насчёт того, что случилось. Но поверить в это было невозможно.

Он не мог попасть в прошлое.

Однако все кругом было настоящим. Настоящие, живые люди, которые косились на него с подозрением, настоящие экипажи с настоящими лошадьми, настоящий холодный воздух, настоящие звуки и даже настоящая, осязаемая стена дома позади него.

Как такое возможно?

Те видения, в которых ты видел прошлое, были же как-то возможны, — подметил внутренний голос. — Почему бы не быть возможным этому?

Нет, это какой-то бред. Не может это происходить на самом деле. Наверняка за чтением рассказов он уснул и все это лишь странный сон.

— Сэр, у вас все хорошо? — спросил кто-то. — Да на вас лица нет. Вы сейчас как будто в обморок упадёте!

— Что? — промямлил Дэнни, едва ворочая языком, и взглянул на своего внезапно появившегося собеседника.

Это была хорошенькая девушка в бордовом многослойном платье с буфами на рукавах. Она взирала на него с любопытством из-под широких краев пестрой шляпки с плюмажем, словно пыталась запомнить каждую деталь его внешности.

— Вам нужна помощь? — спросила она.

— Нет-нет, я в порядке, — поспешил ответить Дэнни.

— Что-то не похоже.

— Наверное, я схожу с ума, — сказал Дэнни, скорее, себе, нежели своей собеседнице. Она с ним говорит! Она его видит и слышит! Значит, он и впрямь перестал быть сторонним наблюдателем прошлого. Теперь он стал его полноценным участником! И что теперь с этим делать?

— Я была в сумасшедшем доме и знаю, как выглядят сумасшедшие. Поверьте, вы на них совсем не похожи.

— Какой сейчас год? — вдруг спросил Дэнни.

— А вот сейчас похожи, — заметила девушка, и ее глаза блеснули огоньком интереса. — Десятое августа 1889 года. А что? — с вызовом, словно на что-то провоцируя, спросила она.

— Да я просто выпил вчера лишнего… — стал придумывать Дэнни, пытаясь обрести спокойствие. Ему нужно собраться, чтобы действительно не выглядеть сумасшедшим.

Он, черт возьми, в прошлом!

— Все с вами ясно, мистер?..

— Дэнни Готтфрид, «Нью-Йорк Ньюз», — представился он.

— Нелли Блай, «Нью-Йорк Уорлд», — в тон ему представилась она.

— Да ладно?! — воскликнул он, поражаясь ещё больше. — Вы же… Вы написали «Десять дней в сумасшедшем доме»! И вы совершили кругосветное путешествие, как Филеас Фогг[3]!

— Какое кругосветное путешествие? — удивилась Нелли. — Не совершала. А что… неплохая задумка.

— Нет-нет, простите, я вас с кем-то спутал, — поспешил сказать Дэнни.

Вот идиот! Она ещё не отправлялась в кругосветное путешествие! Она ведь вернулась из него только в 1890 году. А совершила она его, между прочим, всего за 72 дня, так что, если учитывать, что сейчас только август, она могла еще даже не начать его планировать! Надо научиться сначала думать, а потом говорить…

— Но все же про сумасшедший дом вы были правы, — подметила девушка. — Приятно, что вы меня знаете.

Да она же работает на Пулитцера, как ее не знать, — подумал Дэнни. — А ещё в этом году она умерла. В смысле в моем, 1922 году. Ей было 57. Что ж, у неё ещё целых тридцать три года впереди.

Дэнни был так поражён этим знакомством, что едва стоял на ногах. Это была одна из известнейших журналисток своего времени, и ее работы заслуживали уважения, так что его реакция была вполне естественной.

— Послушайте, мисс Кокрейн, — неуверенно проговорил он.

— Откуда вы знаете мое настоящее имя?! — изумленно воскликнула она.

— Я… — Дэнни замялся.

Он знал настоящее имя этой девушки — Элизабет Джейн Кокрейн. А еще он знал ее домашнее прозвище — Пинк. Он знал о ней многое, вот только эти знания вряд ли могли ему помочь. Разве что, могли помочь отпугнуть ее, что Дэнни было совсем не нужно. Впрочем, он сомневался, что отважную Нелли Блай что-то могло отпугнуть, но все же нужно сначала думать, а потом говорить.

— Я журналист. И много знаю. А вообще, о вас ходит много сплетен, — нашёлся он.

— Что ж, — вздохнула Нелли. — От сплетен никуда не деться.

— Это точно, — согласился Дэнни. — Я хотел предложить вам… Быть может, если вы сейчас не заняты, мы можем немного прогуляться?

— Хотите написать обо мне еще сплетен?

— Что?! Нет! Ни в коем случае.

— Я журналистам не доверяю.

— Но вы же сами журналистка.

— В том-то и дело! — Нелли развела руками. — Но знаете… я все же приму ваше приглашение. Я сейчас направляюсь в офис, так что, если желаете, можем поехать туда вместе. Ваш офис же находится в «газетном ряду»?

— Конечно, — ответил Дэнни. — Нет проблем.

На самом деле, проблемы были — он не знал, как правильно нужно ловить экипаж.

Впрочем, Дэнни и не пришлось этого делать. Нелли сама остановила извозчика, вытянув руку с зажатой в пальцах монеткой, и они забрались в неудобную кабину, пропахшую табаком.

Здание «Нью-Йорк Ньюз» находилось недалеко от здания «Уорлд», куда и держала свой путь Нелли. Но идти в свой офис Дэнни вовсе не собирался, ведь, по сути, он там ещё не работал. Да и вряд ли Джеймсу Томпсону, главному редактору «Ньюз», которого Дэнни в своём времени называет сварливым стариканом и который в этом времени ещё вполне молодой и полный сил, стоит портить психику своим появлением.

— Чем вы сейчас занимаетесь? — полюбопытствовала Нелли.

— Пишу статьи.

— А помимо них?

— Пишу рассказы.

— О чем? — допытывала Нелли.

— Исторические. О всяких исторических событиях.

— Интересно.

— Ну а вы? — задал встречный вопрос Дэнни.

— Ищу сенсации, — просто ответила Нелли.

— Вы готовы ради них на все? Даже позволили запереть себя на десять дней в сумасшедшем доме, — протянул Дэнни.

— Да. Все просто, мистер Готтфрид. Если я хочу чего-то добиться, я этого добиваюсь, несмотря ни на что. Мистер Пулитцер делает историю, и я собираюсь стать ее частью. Мои статьи о сумасшедшем доме на острове Блэкуэлл[4] обличили то, как обращаются с несчастными пациентами в этой клинике. И это привело к тому, что условия лечения стали улучшать не только в этой клинике, но и во многих других. Я обратила внимание властей на эту проблему, я заставила их себя услышать. Я смогла что-то изменить!

— Вы стараетесь привлечь внимание людей к важным проблемам. Это похвально, — сказал Дэнни и призадумался.

Он ведь никогда не писал подобные статьи. Только новости и происшествия. Может, стоит взяться за что-то более масштабное? Вот только позволит ли старикан Томпсон ему самовольничать? Вряд ли. Но Дэнни докажет ему, что он годится для большего, чем для колонки «срочных» новостей.

— Спасибо, мистер Готтфрид. Кстати, вы, случайно, не из семьи немецких иммигрантов? — вдруг спросила Нелли, пристально разглядывая своего спутника и словно анализируя его.

— Вы правы, — чуть поразмыслив, ответил Дэнни. — Мой отец немец, а мать француженка. Сам я вырос в Штатах, поэтому считаю себя американцем.

— А ещё ваша одежда… Черное пальто, желтый жилет и этот яркий шарф… Это выглядит очень… необычно.

Дэнни смутился. Его одежда и вправду не очень-то вписывалась в 1889 год.

— Какое-то время я провел в… Загребе. Сейчас многие так одеваются. Это такая мода… в славянских странах.

— Очень любопытно, — кивнула Нелли.

Неужели купилась? — удивился Дэнни.

— Но Загреб это?.. — спросила она, намекая на продолжение.

— Королевство Хорватия и Славония, — пояснил Дэнни. — Вообще, мы с родителями много колесили по Австро-Венгрии, а какое-то время даже жили в Богемии, в Праге.

В принципе, это была правда. Только когда они жили в Праге, Дэнни был слишком маленьким, чтобы что-то понимать. Он толком ничего и не помнил, словно все это было давно прочитанной и уже напрочь забытой книгой — он помнил, что её читал, но вот о чем в ней шла речь, сказать уже было трудно. Да еще и это сотрясение. После него из памяти Дэнни многое пропало.

А ещё было трудно вспомнить, в каких годах существовало то или иное государство, потому что эти маленькие страны Европы слишком любят то собираться, то распадаться. Как в 1918 году распалась эта самая Австро-Венгрия, и Королевство Хорватия и Славония стало Государством словенцев, хорватов и сербов со столицей в Загребе, а после в этом же 1918 году — Королевством сербов, хорватов и словенцев со столицей в Белграде.

Дэнни это знал только потому, что сам недавно был в Загребе, когда они с матерью последний раз ездили в Европу.

Но во времена, когда жила Нелли Блай, все это было просто Австро-Венгрией с её многочисленными коронными землями.

— Значит, вы часто путешествуете, — заключила журналистка.

— Не то чтобы часто, но путешествую.

— Обычно американцы ездят в Париж или Лондон, а вы в Загреб. Почему?

— Мама любила путешествовать по Австро-Венгрии и познакомилась там с моим отцом. Он тоже путешествовал, и они стали путешествовать вместе. Отец пропал, когда я был маленьким, и теперь в поездки мама берет меня. Мне кажется, что мы ездим по всяким славянским странам — то есть коронным землям, — потому что так мама вспоминает свою молодость. А вообще, у нас родственники в Париже, поэтому мы, как и все остальные, обычно ездим в Париж.

— Как вы считаете, должны ли эти земли бороться за независимость? — неожиданно спросила Нелли, словно это было единственное, что она услышала из его объяснения.

Дэнни вскинул брови и в какой-то степени даже оскорбился от такой резкой смены темы. Он тут выложил о себе нечто личное, а ее больше волновали какие-то чертовы коронные земли.

Ну ладно, земли, может, и не чертовы, но все равно обидно.

— Простите, это интервью? — спросил Дэнни. — Да и какая разница, что я думаю по поводу независимости этих стран… то есть коронных земель.

— То есть вы считаете, что все эти коронные земли должны быть самостоятельными странами?

— Вы решили написать политическую статью? — язвил он в ответ.

— Просто скажите. Или вы боитесь выразить своё мнение? — сказала Нелли, явно провоцируя.

— Я журналист, и вот чего-чего, а мнение своё выразить не боюсь! — повелся Дэнни. — Я считаю, что национальная культура этих земель подавляется. Например, в Королевстве Богемия только недавно был разрешён их же родной чешский язык наравне с немецким. Мы, как американцы, боровшиеся за независимость от британцев, должны понимать, каково приходится этим народам жить под угнетением других.

— Да, думаю, я с вами согласна, — проговорила девушка, и Дэнни испугался, что в репертуаре Нелли Блай может появиться ещё какая-нибудь статья или книга об Австро-Венгрии.

— Зачем вы это спрашивали?

— Проверяла, умный вы человек или нет.

— И я прошел проверку?

Нелли не ответила, только загадочно улыбнулась и повернулась к окну.

— Ох, поглядите, мы уже подъезжаем.

— Ох, hvala bogu[5], — пробормотал он себе под нос.

— Что?

— Говорю, неужели так быстро?! А я и не заметил, как мы проделали весь этот путь.

— Посмотрите в окно, вон туда, — попросила Нелли, указав рукой на пустое пространство по левую сторону от здания «Нью-Йорк Трибьюн». — Здесь будет построено шикарное здание Нью-Йорк-Уорлд-билдинг. Оно будет просто огромным! Этажей двадцать шесть, не ниже. А венчать его будет золотой блестящий купол со шпилем. Сравните: здание «Трибьюн», если со шпилем, дотягивает до двадцати этажей, а «Таймс» и того ниже — пятнадцать. Вы только представьте, что здесь вырастет такое высокое здание! Самое высокое здание в мире!

До 1894 года, — про себя подметил Дэнни. — Недолго оно будет высоким. Его переплюнет Манхэттен-Лайф-Иншуранс-Билдинг.

— В это просто трудно поверить, — решил подыграть Дэнни. Высокими зданиями его, конечно, было не удивить, но вот отсутствию Нью-Йорк-Уорлд-билдинг он, конечно, удивился, особенно если учитывать, что видел его почти каждый день.

Экипаж остановился, и им пришлось покинуть кабину. Когда нужно было расплачиваться с извозчиком, Дэнни вывернул карманы своего пальто и с ужасом воскликнул:

— О боже, кто-то украл мои деньги!

Деньги у него были — 100 долларов 1914 года выпуска. Вряд ли они устроят людей в 1889 году.

— Наверное, стянули, пока я стоял ни жив ни мертв посреди Пятой авеню! — продолжил причитать он.

— Как так?! — тоже с ужасом воскликнула Нелли. — И много у вас было?

— Не то, чтобы очень много, но мне не оставили совсем ничего! Теперь я не смогу помочь вам расплатиться за экипаж.

— Ничего страшного. Я заплачу сама. Но как же вы поедете потом обратно?

— Об этом не беспокойтесь, я сейчас все равно иду в офис. Попрошу у своего друга в долг.

— Ну ладно, смотрите сами, — ответила Нелли и отдала свои деньги извозчику.

Дэнни было стыдно позволять девушке платить не то, что за себя, но и за него самого, но никак иначе он поступить не мог. Деньги же не могли появиться у него из воздуха. А садясь в экипаж с Нелли Блай, он не подумал о том, как будет расплачиваться.

— Что ж, мистер Готтфрид, — проговорила журналистка. — Думаю, теперь нам с вами стоит разойтись. Мой путь лежит в нашу старую редакцию. Жду не дождусь, когда же будет построено здание Нью-Йорк-Уорлд-билдинг…

— Что ж, мисс Блай. Желаю вам удачного дня. Быть может, мы с вами ещё когда-нибудь пересечемся.

— Отчего-то мне кажется, что так и будет.

Дэнни попрощался и пошел дальше, не особенно задумываясь, куда именно идет. Ему просто хотелось прогуляться по старому Нью-Йорку и почувствовать этот дух прошлого. Это было невероятно. Небоскребы, которые раньше Дэнни видел каждый день, ещё даже не существовали. А те здания, что существуют здесь, в его времени уже давно сравняли с землёй. Как же, однако, быстро Нью-Йорк стал расти ввысь. И неудивительно — куда на острове Манхэттен ещё расти, если не ввысь?

Встреча с Нелли Блай заставила Дэнни задуматься о многом. Журналистка поднимает серьезные вопросы, и, наверное, оттого ее работы стали столь популярны и так будоражат общественность. Надо бы поучиться у неё искать сенсацию.

Дэнни бродил по улицам города, размышляя о своём предназначении в этом мире. Он ещё не знал, каким образом добьётся своих целей, но был уверен, что добьётся. После этого небольшого приключения что-то в нем переменилось.

Она не побоялась отправиться в сумасшедший дом, — думал Дэнни. — А я боюсь собственного прошлого. Может, и не нужно его бояться. Может, стоит написать о войне. Война — одна из главнейших тем. Если я напишу о ней и напишу правдиво, то, быть может, у людей в будущем отпадёт желание затевать нечто подобное вновь.