Эдвард появился в отделении рядом с рабочим местом Жаклин.
— Хочу проведать Гюстава, — сообщил он. — В какой он палате? Я ведь решил, что говнюк Уильямс его убил! Черт возьми, я бы себе этого никогда не простил.
— А что с Уильямсом? — глухо и как-то отстранённо спросила Жаклин.
— Пошёл ко дну вместе с «Титаником».
— Значит, все в порядке?
— Если это считается порядком, то да.
Эдвард внимательно посмотрел на племянницу, которая во время разговора ни на секунду не подняла на него взгляд, и понял, что с ней что-то не так. Она глядела в одну точку и яростно мяла в руках край расстегнутого серого жакета; её определённо что-то расстроило, и теперь она об этом нервно думала, не в состоянии выкинуть из головы.
— Что с тобой случилось? — спросил Эд.
— Просто… Эдит сейчас в палате вместе с Гюставом. Ну, знаешь, они там вовсю болтают, а я как будто третий лишний, — со злостью выдала она.
— И что? — нахмурился Эдвард.
— Да ничего.
— Погоди-ка. Ты запала на Гюстава? — понял он и неожиданно развеселился. — Серьезно? Почему я об этом ничего не знал? Ну надо же!
— Что в этом смешного?! — возмутилась Жаклин.
— Нет-нет. Ничего.
— Ему нравится Эдит, ведь так?
— Ну… — замялся Эд.
— Только честно.
— Да.
— Так я и думала. Тебе ведь она тоже нравится.
— Что?! Еще чего!
— Да брось, — фыркнула Жаклин. — Это ясно как день. Да она же… она же как все остальные. А когда ты видишь ее вместе с Гюставом, то смотришь так, будто готов разорвать их обоих.
— Подожди. — Лицо Эдварда вдруг окаменело. Веселость резко пропала, и он стал серьёзен, как черт.
— Раве я говорю неправду?
— Я не об этом. Что-то не так.
— Что не так? — Жаклин совсем не обеспокоилась, выказала лишь толику заинтересованности, чтобы показать свою вовлеченность, которой на самом деле не было.
Эдвард медленно, с опаской стал поворачиваться, словно затылком почувствовал, что позади находится нечто странное. Чутье не подвело. На стене вместо французского флага, который всю жизнь там висел, алела нацистка свастика.
— Давно ты её туда повесила, — сглотнув, спросил он.
— Кого?
Жаклин повернулась и в ужасе соскочила со стула.
— Это не я!
— Тогда дело дрянь.
Отделение выглядело как обычно, но его неожиданно заполнили незнакомые люди, которых тут раньше никогда не было. По стеклянным коридорам стали сновать мужчины и женщины в серой форме с многочисленными нашивками на груди и рукавах.
— Это ещё кто такие? — прошептал Эдвард.
Жаклин побледнела и опустилась обратно на стул.
— Мы стали нацистами? — проговорила она.
Рядом появился знакомый человек из техподдержки, который обслуживал компьютеры, и стал проверять монитор за соседним столом. На его плече была нашивка с орлом, который взлетал вверх и держал в лапах венок со свастикой. Эдвард тут же глянул на свое плечо и обнаружил там точно такую же нашивку.
— Откуда это?.. — Он попытался ее оторвать, но она держалась крепко.
Потом он глянул на плечо племянницы — у неё было то же самое.
— Клянусь, что пять минут назад все было в порядке, — проговорила Жаклин. — Эй, Луис, — позвала она парня из техподдержки.
— Да, герр капитан? — спросил он.
— Ты не заметил ничего необычного?
— Нет, герр капитан.
— Ладно, свободен.
Луис пожал плечами и продолжил рассматривать монитор. Эдвард и Жаклин дождались, когда он уйдёт, а потом продолжили паниковать.
— Что случилось?! — воскликнула Жаклин.
— Мы все ещё живы, и это главное. Значит, можем еще все исправить.
— Мы все ещё в отделении, но мне кажется, это обычное полицейское отделение. Посмотри на тех, они вылитые копы. — Она показала на стоящих около кулера двух мужчин, которые были экипированы как обыкновенные полицейские, а потом глянула на Эдварда и добавила: — Ты, кстати, тоже. О, черт… — Жаклин вдруг схватилась за голову.
— Дар тормозит? — понял Эдвард. — Жаклин, я настоятельно рекомендую обратиться за помощью. А то ведь может случиться, что все исправлять потом будет некому.
— Эль, — сказала она, пропустив рекомендацию Эдварда мимо ушей. — Это она. Она убила Жана в прошлом. Ты должен все изменить. Она убила Жана, и нацисты выиграли в войне!
— Что?! И как это связано?
— Отправляйся в 2015 год. Она убила Жана, и вневременное полицейское отделение перестало существовать, потому что оно было создано для поимки Жана. А раз нас не стало существовать, то Невё спас «Титаник» и обработал какого-то человека, который помог Гитлеру выиграть в войне. Теперь у них почти вся Европа. А ещё Камиль заменил Вашингтона, и Америка тоже у них. Все, что мы делали, обнулилось! Они захватили мир!
— Все твой тормознутый дар, — с обвинением бросил Эдвард, как будто Жаклин собственноручно помогла Гитлеру победить.
— Я же не виновата.
— Куда отправляться?
— В библиотеку нашего дома в 2015 году.
Эль де Ла Фере была девушкой, в которую Эдвард влюбился, будучи студентом. Они встретились в средневековой Испании во время суда над еретиком — именно тогда Эдвард писал доклад об инквизиторе Томасе де Торквемаде. Эль слонялась по улицам Толедо и не знала, куда себя пристроить, поэтому Эдвард решил составить ей компанию. Ей было пятнадцать лет, но она казалась гораздо старше, что было немудрено — ей пришлось рано повзрослеть, потому что в её жизни произошло немало трагедий. Она потеряла всех своих родственников, а старший брат вовсе оказался одной из жертв Жана Лобера и погиб прямо на ее руках. Эль ненавидела Жана так сильно, что стала готовить настоящий план его убийства. Кто бы мог подумать, что она действительно воплотит его в жизнь.
Перед тем как отправиться в 2015 год, Эдвард изучил то, что стало с Эль после убийства Жана, и скачал эту информацию себе на часы. Ее новая судьба нисколько его не устроила, поэтому он был очень зол, когда появился в библиотеке своего дома.
Жан стоял рядом со столом, подняв руки вверх. Эль целилась в него из пистолета времен Первой мировой, из кольта M1911, который был при ней ещё в катакомбах Парижа в 1927-ом году. Когда они там пересеклись, Эд удивился, увидев у нее оружие, но решил, что она носит его для защиты, ведь в прошлом бывает очень опасно. Особенно если туда отправляются типы, пытающиеся перекроить историю. В катакомбах она была не одна, а вместе со своим другом Александром, которому показалось, что там происходит нечто противозаконное. Это и вправду таковым могло показаться (а может, таковым и было), ведь Эд и его команда — Гюстав, Камиль и Пьер — поймали первого приспешника Жана в закоулке бара «Динго», притащили его в катакомбы и привязали к стулу. Не удивительно, что Александр подумал, что они похитили человека, и поспешил остановить этот беспредел. Возможно, у них бы ещё тогда получилось узнать о том, что происходит, если бы Александр не начал стрелять в ребят, заставив их отвлечься от охраны приспешника. В результате приспешник сбежал, убив при этом Пьера, и больше они ничего о нем не слышали. По крайней мере, до того момента, пока он не попытался спасти «Титаник». Был ли Уильямс когда-либо приспешником Жана, Эдварду выяснить ещё предстояло. Он как раз собирался отправиться сегодня к Жану в тюрьму и обо всем потолковать, но вряд ли это получится, если Жан будет мертв.
Жан стоял бледный и растерянный. Эль хотела его убить до того, как он убьёт ее брата. Эдвард вполне понимал её ненависть, но не мог допустить, чтобы она изменила этим порывом мести себя, свою жизнь и весь мир.
— Опусти пистолет! — воскликнул Эдвард, нацелившись на нее.
Эль повернулась в его сторону и растерялась.
— Опусти оружие, — повторил Эд. — Сейчас же!
Секунду она думала, а потом собралась с мыслями и резко ответила:
— Нет! Я не отступлю!
— Не думай, что я не выстрелю.
— Я не отступлю, — сказала она, вероятно, решив, что Эдвард не способен в неё выстрелить.
А потом Эд выстрелил.
Его пистолет был с глушителем, поэтому звук выстрела не раздался. Пуля вошла в стену в нескольких сантиметрах от головы Эль. Эдвард стрелял, конечно, не в нее. Он нарочно выстрелил рядом, чтобы ее напугать. Это сработало — она испугалась и шарахнулась назад. Эдвард тут же подлетел к ней, продолжив держать ее на прицеле.
Жан тем временем успел вытащить свой пистолет и тоже нацелился на Эль. Теперь в нее целились двое.
— Эдвард, сынок, знал, что ты не дашь ей меня убить, — вдруг сказал Жан с напускной небрежностью.
— Что? — нахмурился Эд.
— Ой, да ладно. Жозефина ещё не рассказала? Ты же сам мне это рассказывал в подвале.
— В каком, к черту, подвале?!
— Не буду говорить спойлеры. И так уже сказал самый главный. Ну, удачи.
Он начал стрелять в них обоих. Эдвард сегодня был одет в пиджак из пуленепробиваемой ткани, так что ни одна пуля не причинила ему вреда. На секунду ему показалось, что Жан это знает и нарочно стреляет только в пиджак и ни разу в ноги или в голову, но размышлять об этом не было времени. Эдвард закрыл собой Эль, схватил ее за руку и настолько быстро, насколько это вообще было возможно, переместился в другое место.
Они оказались на крыше дома. Эль вдруг накинулась на Эдварда с кулаками и закричала:
— Какого черта ты натворил?! Какого черта?! Почему?! Я могла его остановить! Почему ты помешал?! Мой брат был бы сейчас жив! Почему ты это сделал? Ненавижу тебя! Ненавижу, чертов предатель!
— Успокойся! — воскликнул Эд, схватив ее за руки и хорошенько встряхнув. — Если хочешь узнать, почему я это сделал, то заткнись и выслушай меня! Ты своим проклятым убийством Жана переворошила все мое время, но ничего этим не добилась!
— То есть?!
— Твой брат умер почти сразу же, как в доме появилась полиция. Он выскочил на дорогу, и его сбила машина. Ты убила Жана, но твой брат все равно умер, понимаешь? — жестко сказал он. — А ты сама… — Тут в его словах появилась горечь. — Ты спрыгнула с крыши. С вот этой самой, на которой мы сейчас стоим, и разбилась насмерть.
— О чем ты вообще?..
— Ты мне не веришь? Вот, смотри. — Он выпустил ее и вывел из часов голографические изображения.
Их было несколько; на всех была запечатлена девушка, лежавшая в луже собственной крови. Ее лицо было испачкано и казалось лицом восковой куклы, которую бросили на дорогу для съемок какого-нибудь фильма ужасов.
Когда Эдвард впервые увидел эти фото, то не поверил своим глазам. Он знал, что в будущем Эль должна стать директором Лувра, так что поверить в то, что она умерла в пятнадцать лет, было невозможно.
Впрочем, он здесь как раз для того, чтобы и сделать это невозможным.
Но фото девушки, распластанной на асфальте, были не единственными. Далее Эдвард показал фото сбитого машиной парня, ее брата, которого она так пыталась спасти. А напоследок — фото двух могил. На одной — Стефан де Ла Фере (1996–2015), на другой — Габриэль де Ла Фере (2000–2015).
Она плакала, когда смотрела на это. Он не хотел причинять ей боль, но иного выхода не видел. Если задуматься, то это была небольшая плата за то, чтобы сохранить ей жизнь. Хоть они виделись с ней нечасто, хоть их разделяло много лет, он чувствовал к ней щемящую нежность, а точнее — к воспоминаниям о ней, а потому желал ей только добра. Если для того, чтобы совершить это добро, нужно было стать в её глазах злодеем, то… что ж, не так это было и страшно.
— Убийство Жана изменило все, — тяжело сказал Эдвард, погасив голографию. — Абсолютно все. Я не мог позволить тебе так умереть. У тебя была прекрасная жизнь. Да, в ней было место боли, но это же жизнь. Перестань пытаться вернуть прошлое, начни жить настоящим. Рядом с тобой будут хорошие люди, и у тебя будет хорошая… семья.
— Я… Как я могу в это поверить?.. Такого просто не может быть…
— Ты думаешь, я стал бы так шутить?! Ты даже не представляешь, как много изменилось! Взгляни хотя бы на вот эту нашивку! — Он указал на своё плечо.
— Как это?..
— Убийство Жана повлекло за собой тяжелые последствия. Наше отделение перестало существовать, а без существования нашего отделения Уильямс спас «Титаник», на котором плыли какие-то важные для его плана люди, а после сблизился с Гитлером. Со знаниями будущего и с оружием будущего, он помог Третьему рейху победить в войне.
— Что?..
— Я не шучу. Думай о последствиях. Всегда вспоминай эффект долбанной бабочки!
— Я хотела как лучше… — Из ее глаз снова брызнули слезы.
Эдвард понимал, что ей непросто в это поверить, что ей непросто признать, что как бы она ни пыталась спасти брата, у неё это не получится.
— Я знаю. — Эд неожиданно смягчился и погладил ее по плечу. — Просто, пожалуйста, остановись, пока не поздно. Может случиться так, что ничего исправить уже не удастся.
— Но я его ненавижу. Он убил моего брата и моих родителей. Он должен быть наказан!
— Жан не убивал твоих родителей, они погибли в автокатастрофе, и виновата в том была только педаль тормоза, которую заело, — резко возразил он, точно оправдывал этого человека, а потом понял, как жестоко прозвучали его слова. — Извини. Мне жаль, что он так поступил с твоим братом. Но Жан был за все это наказан. Я лично его посадил. И он получил сполна за все то, что натворил. По крайней мере, в той вселенной, в которой я не носил нацистский герб на своём плече.
— То, что он сказал… Это правда? Он твой отец?
Эдвард еще не успел это обдумать и как следует этому удивиться, но неожиданно понял, что такое вполне могло быть. Жан встречался с матерью недолго, но уже переехал к ней в дом, чтобы подобраться к Анаис. Когда он убил брата Эль, то смог где-то скрыться. Мама, разбитая осознанием того, что едва не связала свою жизнь с убийцей, часто наведывалась в бар, где и познакомилась с папой. Что если на тот момент она уже была беременна? Эдвард даже решил посчитать — он родился в августе, а родители познакомились в декабре, с Жаном же мама познакомилась в ноябре. Чей же он тогда сын? Эдвард решил, что если он сын Жана, то это вполне могло бы объяснить, во что он стал превращаться.
— Я… не знаю, — наконец ответил он. — Но вероятность, как видно, процентов пятьдесят.
— Эд… это…
— Ужасно? Да. Узнать, что ты сын самого ужасного человека, которого мечтал засадить несколько лет, не очень-то приятно.
— Может, он солгал?
— Но зачем ему лгать?
— Чтобы сбить тебя с толку? — предположила она.
— Не знаю, — вздохнул Эд. — Я узнаю у него, когда вернусь в своё время. Если меня не встретит, конечно, то ужасное государство.
— Неужели на этом конец? Неужели я так и не смогу вернуть Стефана? Неужели он в любом случае погибнет?
— Эль, мне жаль, правда. Я знаю, что значит, потерять родного человека. Я недавно потерял сына. Но мы не можем их вернуть, как бы нам этого ни хотелось. Мне кажется, такими вещами распоряжается сила, стоящая выше всех нас.
— Ты хочешь сказать, что Бог?
— Бог или не Бог. Никто не может с точностью сказать, что находится там. Но все-таки я думаю, что там что-то есть. По крайней мере, пытаюсь верить в это. Вера в то, что человек, которого ты любил, попал в мир лучший чем тот, из которого он ушёл, очень… утешает.
— Не знаю. Возможно.
— Пообещай, что не станешь больше ничего делать, — попросил он.
— Я не…
— Эль.
— У меня правда будет хорошая жизнь?
— Очень хорошая.
— Тогда я… постараюсь.
Эдвард возвратился в отделение в таком состоянии, как будто ему врезали по голове дубиной. В ушах бешено шумела кровь, заглушая все остальные звуки, а в мыслях была ужасная путаница. Жан знал Эдварда, как видно, давно. Он дал понять это ещё во время ареста. Он сказал, что Эдвард станет ему помогать, и оказался прав. А ещё он говорил, что от его жизни зависит и жизнь Эдварда. Неужели он намекал на своё отцовство?.. Эдвард был в смятении. Спасение жизни Жана закончилось совершенно неожиданно. Утешало лишь то, что с часов пропала вся информация о смерти Эль и что на стене снова появился французский флаг. Это означало, что история стала прежней.
Но вот жизнь Эдварда прежней уже никогда не станет.
Он стремительно направился к выходу. Нужно было добраться до бомбоубежища, где была организована тюрьма для Жана, и как можно скорее все прояснить. Эдвард должен знать правду прямо сейчас, а иначе он сойдёт с ума.
Жаклин, увидев, что дядя вернулся, понеслась вслед за ним.
— Эдвард, — позвала она на ходу.
Он никак не отреагировал, просто продолжил нестись меж стеклянных стен.
— Эдвард! — воскликнула Жаклин, догнав и схватив его за рукав.
Он остановился и посмотрел на неё злым взглядом.
— Чего тебе?
Жаль, что в бомбоубежище нельзя было телепортироваться, иначе бы он сразу так и поступил.
В отношении тюрьмы существовали некоторые правила. Самое главное: путешественникам во времени запрещено попадать туда с помощью телепортации, если датчики засекут нечто подобное, то система охраны приравняет это к побегу заключённого, в результате чего включится сирена и отправится сигнал во все инстанции — в отделение, министру внутренних дел и даже президенту. Вход только через дверь и только с разрешения охранника, который сидит около двери в бомбоубежище. Он отключает систему и наблюдает за диалогом между посетителем и заключённым, сидящем в особой камере, из которой невозможно выбраться.
— Ты куда? — спросила Жаклин.
— Надо.
— Все получилось. Все на своих местах. И нашивки исчезли, — констатировала она.
— Я заметил.
— Куда ты идешь?
— Мне надо потолковать с Жаном.
— Об Уильямсе? — предположила она.
— И о нем тоже.
— Пока ты исправлял историю, я узнала кое-что насчёт Жана.
От этих слов Эдвард похолодел. Она узнала то же, что узнал он?..
— Точнее это касается биографии Дэнни Готтфрида. — Жаклин сделала тревожную паузу. — Дирк Готтфрид это на самом деле Жан. Дэнни сын Жана.
— Чего?..
— Я обнаружила одну фотографию, — объяснила Жаклин. — Там Луиза и Жан вместе. И подпись, что это Луиза и ее муж Дирк Готтфрид, который пропал, когда Дэнни было около шести лет. Она была в архивах издательства «Скрибнерс», которые мне взломала Эдит. На фото не было самого Дэнни, а когда я искала среди этих архивов фото с Дэнни, то делала это по программе распознавания лиц. Тут я решила поискать про его мать и пустила в программу ее лицо. Среди архивов нашлась эта фотография, где она вместе с Жаном. Луиза передала все свои фотографии в «Скрибнерс», потому что Дэнни был их автором, и она хотела, чтобы вся информация о нем хранилась у них на случай, если о нем захотят написать биографию.
Долго же они ждали.
— Ты в этом уверена? — хриплым от потрясения голосом спросил Эдвард.
— Да. Могу показать фото. Вот. — Она включила часы и вывела в воздух изображение.
Прага. Год — 1904. На фоне Тынского храма были запечатлены женщина и мужчина в теплых пальто и шапках. Так сразу и не скажешь, но рядом с Луизой стоял Жан. На несколько лет моложе, чем сейчас, но это действительно был он.
— Какого же черта? — пробормотал Эдвард.
— Это многое объясняет.
— Что объясняет?
— Почему Дэнни портит историю. У них это, видно, семейное. Гюстав говорил, что ты столкнулся с ним на «Титанике» и что он был там вместе с Уильямсом. Возможно, они все заодно — и Жан, и Дэнни, и Уильямс. А главный у них — Невё!
— Я так не думаю.
— Почему? — нахмурилась она.
— Все гораздо сложнее. Не надо сгребать всех в одну кучу, — жестко сказал он. Семейное? Надо же. — И Жан, и Дэнни, и Невё, и мы, и тот тип с тростью — все мы на абсолютно разных сторонах. Кто за что борется, ещё не совсем понятно.
— Но тогда почему Дэнни пришёл на «Титаник» вместе с Уильямсом?
— Если ты помнишь, Дэнни исправляет трагедии, произошедшие в прошлом. Наверняка его действия привлекли Невё, и он взял его с собой под предлогом того, что надо спасти «Титаник». Но «Титаник» им нужно было спасти для того, чтобы помочь Гитлеру, о чем, очевидно, Дэнни не подозревал, да и вряд ли он вообще знал о существовании какого-то Гитлера. Можешь записать это в свою биографию. А сейчас, если ты не возражаешь, я поговорю с Жаном.
Он развернулся и рваными шагами направился к выходу. На лестнице он столкнулся с Эдит. Она хотела ему что-то сказать, но Эдвард выставил перед собой руку, словно отгораживаясь от назойливого существа, и прошёл мимо. Не хватало ещё с ней стоять и трепаться. И так уже потратил кучу времени на разговор с Жаклин.
Бомбоубежище находилось глубоко под землёй. Нужно было спуститься по бесконечной лестнице прежде, чем достичь толстой металлической двери, рядом с которой сидел за столом охранник. Когда Эдвард отметился на планшете, охранник отворил дверь, пропустил его внутрь, а после зашёл сам и заперся изнутри, оставшись стоять у порога.
Внутри бомбоубежище давно было перестроено. Там сделали несколько тесных камер для путешественников во времени, и одна из них была занята Жаном. Во второй Эдвард мечтал увидеть Невё. Ну, а в других — ещё кого-нибудь.
Жан не мог переместиться, пока не убьёт какого-нибудь путешественника. А если и убьёт в пределах своей камеры, то не сможет переместиться из-за некоего напряжения, под которым находятся стены и решетка. Эдвард не знал, что это за напряжение, потому что разработка держалась в секрете, её курировал непосредственно министр внутренних дел Эммануэль де Ла Сиверр, поэтому секрет был государственного уровня, о чем таким простым смертным как Эдвард знать было не положено. Так или иначе, о побеге Жана можно было не беспокоиться, но для подстраховки на нем был ещё «Наручник», чтобы уж наверняка.
— Эдвард, — без эмоций сказал Жан. — Чему обязан чести видеть тебя?
Жан сидел на кровати и читал книгу в неестественном белом свете лампы, которая освещала его камеру. Выглядел он не очень. Весь зарос бородой, побледнел и даже похудел. Наверняка ему было тут невесело. Вполне вероятно, что он возненавидел Эдварда за то, что он заточил его в этом месте, в котором ему предстоит провести всю свою оставшуюся жизнь.
— Есть разговор. Я был в Париже 2015-го года и только что спас тебя от Эль.
Жан оживился, отложил книгу и подскочил к решетке.
— И что дальше? — вкрадчиво спросил он.
— То, что ты там сказал. Это правда?
— Не припомню, что именно.
Эдвард с подозрением глянул на охранника, который стоял в нескольких шагах от него. Наверняка он внимательно слушал, хоть и сохранял отстранённое выражение лица. Эду совсем не хотелось, чтобы чужие люди узнали об этом неожиданном открытии, поэтому приблизился к решетке и прошипел:
— Не строй из себя идиота! Ты понял, о чем я.
Жан вздохнул.
— Я не знаю, Эдвард. Ты сам мне это сказал в подвале. Но если ты так сказал, значит, так оно и есть.
— В каком подвале? Тогда ты тоже его упомянул.
— В подвале паладинов. Больше ничего не скажу. Это твоё будущее. Узнаешь тогда, когда придёт время. Поговори с Жозефиной. Она наверняка лучше знает.
— Она мертва.
— А на что тебе путешествия во времени?
Действительно. Вот только после смерти матери Эдвард ещё ни разу не навещал ее в прошлом.
— Но если хочешь знать моё личное мнение, — продолжил Жан. — Я считаю, что так это и есть. Вижу некоторое… сходство. — Он указал пальцем сначала на себя, а потом на Эдварда.
— Как бы там ни было, это ничего не изменит. Ты так и останешься здесь. Навсегда. Моё отношение к тебе тоже не изменится. Ты подонок.
— Это все?
— Нет. Невё. Говори, знаешь ли ты, кто это? — потребовал Эдвард.
— Меня уже миллион раз допрашивали, и я миллион раз говорил, что не знаю, кто это. Не все злодеи Вселенной со мной связаны.
— А Джон Уильямс тебе известен?
— Нет.
— Тогда почему ты был изображен с ними на одной фотографии?
— Какой фотографии?
— Когда я пытался тебя найти, то нашёл фотографию из 1926-го года. Париж. Здесь ты, Невё и Уильямс. — Эдвард нашёл эту фотографию в своих часах и вывел её голограммой в воздух. — Я стал искать этих людей, потому что считал, что они выведут меня на тебя.
Фотография была сделана случайно. Какой-то фотограф снимал парижское кафе, где за столиком пристроилась воркующая парочка. На заднем плане сидело три человека — Невё, Уильямс и Жан. Они пили кофе и вели какую-то беседу, как лучшие друзья.
— Эти люди? — скептично переспросил Жан, разглядывая фото. — Я встретил их тогда в первый и в последний раз. Они подсели ко мне за стол и поболтали о том, о сём. В основном о моей жизни. Много расспрашивали, а я много выдумывал. Мне это показалось странным, но я не сильно придал этому значения. Поразительно. И ты связал меня с ними только потому, что мы оказались на одной фотографии?
— А как я ещё должен был это связать?
— Можно подумать, что ты не болтаешь с незнакомцами в прошлом.
Эдвард замолк. Да, он часто болтает с людьми в прошлом, особенно если знает, с кем нужно болтать. С Вашингтоном, например, с Колумбом, с Кеннеди, Хемингуэем, Сноуденом… Теперь уже много знаменитостей можно приписать к его друзьям. Но вот зачем Невё и Уильямсу нужно было болтать с Жаном? Или он уже тоже своего рода знаменитость в кругах путешественников во времени?
— Это все? — осведомился Жан.
— О чем именно они тебя спрашивали?
— Не помню.
— А если подумать? — спросил Эдвард тоном, в котором сквозила угроза.
Жан послушно задумался.
— Да ни о чем таком важном. Спросили мое имя, парижанин ли я, часто ли я путешествую, а ещё откуда я родом и надолго ли я здесь. Сказали, что по мне видно, что я не отсюда, причём не отсюда не в смысле страны, а… как будто знали, что я из другой эпохи.
— Думаю, они это знали наверняка.
— В общем, понятия не имею, что им было нужно. Их очень заинтересовала моя персона, — закончил Жан.
— Не сомневаюсь. И что было потом?
— Ничего. Мы просто разошлись.
— И ты думаешь, я в это поверю? — скептично переспросил Эдвард.
— Эдвард, да зачем мне с ними связываться?! Вы обвиняете их в изменениях истории, а мне невыгодно менять историю. Я сам бы их с радостью убрал, если бы знал, кто они такие. Я просто хочу домой. Я думал, ты знаешь, ради чего все это было.
Эдвард внимательно на него посмотрел и вдруг понял, что верит ему.
— Ладно, — согласился он. — Принимается.
— Теперь все?
— Пока что все.
Эдвард отправился на выход.
О Дэнни Готтфриде он не собирался с ним говорить. После всего, что сегодня случилось, Эдвард больше не считал этого парня злодеем. Дэнни вполне мог убить его сегодня на «Титанике», но не сделал этого. Он вообще выглядел каким-то потерянным, словно не до конца понимал, ради чего ему приказали все это делать. Дэнни завербовали недавно, Эдвард был в этом уверен, в Нью-Йорке он ещё не был в команде Невё. И уж он точно не был связан с Жаном. Исходя из записей Жаклин, Дэнни вырос без отца и всю жизнь считал, что тот исчез. Очевидно, что они с Жаном больше никогда не встречались.
Теперь Эдвард думал о Дэнни совершенно иначе. У бедолаги, видно, комплекс бога — надо всех спасти, всем помочь, чем и воспользовались настоящие злодеи. Дэнни не может найти свой путь, применить свои способности на благо, а потому кидается исправлять различные катастрофы. Нужно ему помочь, возможно, даже рассказать обо всем, что происходит. Может, тогда он поймёт, как его действия могут повлиять на будущее, и перестанет менять историю. Правда, где он теперь? Куда забрал его тип с тростью и оставил ли он его в живых? Наверное, оставил. Если бы он хотел его убить, то убил бы сразу. Эдвард ощутил ответственность за Дэнни, ведь этот парень мог быть его братом.
Выяснить, является ли Жан отцом Эдварда, могла помочь только мама, но Эдвард не знал, хватит ли ему духу отправиться к ней и вновь увидеть ее живой. Это будет невыносимо больно и тяжело. Он еще не до конца смирился с тем, что её не стало. Такая встреча разворошит еще не зажившие раны. Вряд ли он сможет говорить с ней так, точно ничего не произошло, и даст ей понять, что в его времени ее уже нет. А он больше всего боялся, что она хотя бы приблизительно узнает год своей смерти.
За советом он отправился к Анаис. Она была старше почти на двадцать лет и всегда помогала решать ему сложные вопросы. Может, и здесь она сможет что-то посоветовать.
Анаис была дома и, как всегда, шила. У неё был заказ для театра, и она создавала костюмы мушкетеров, которые стояли около её рабочего стола, надетые на манекены.
— Опять отменили последнюю пару? — решила пошутить она, увидев вернувшегося Эдварда.
— Мне нужна твоя помощь, — ответил он, упав на стул рядом с ней.
Анаис заметила его тревогу, поэтому обеспокоено спросила:
— У тебя все в порядке?
— Нет. Я был в прошлом. Спасал жизнь Жана. Ты не заметила, что мы на некоторое время стали нацистами?
— Что? Нет. Я работала.
Эдвард вкратце объяснил кузине о том, что произошло и рассказал новость про Жана.
— Он сказал, что он мой отец. Он. Ублюдок Жан Лобер, убийца, которого я всю жизнь мечтал бросить за решетку. Об этом наверняка может знать только мама. Но я… я не знаю, стоит ли навещать ее в прошлом? Справлюсь ли я с этим?
— Если тебе нужны ответы, то… я могу их дать. Но для начала…
— Ты знала?! — перебил её Эдвард. — Все это время ты знала и молчала?!
— Эдвард, отец — это тот, кто был с тобой всю твою жизнь. Это Этьен. А этот преступник не твой отец. Он всего лишь… биологический отец.
— Но ты знала, что он мой биологический отец?! Как ты… как ты могла об этом молчать?!
— Меня попросила твоя мама. Просто выслушай меня. Она попросила меня молчать до того момента, пока не придёт время. Вот это время пришло. Она мне поведала об этом за несколько дней до своей смерти и передала письмо, которое написала для тебя. Но для начала я хочу сказать, что поскольку Жан Лобер является самым первым путешественником во времени, то мы все его потомки. Он родственник всем нам. То, что он твой биологический отец, ничего не значит. Мало лишь одной репродуктивной способности, чтобы быть отцом. Это может любое живое существо. Быть родителем это нечто большее, поэтому не считай этого человека тем, кем он не является на самом деле.
— Как можно было это от меня скрывать?.. — не верил Эдвард, пропуская ее слова мимо ушей.
— Я передам тебе письмо. Твоя мама объяснила там, почему молчала.
Анаис подобралась к книжному шкафу, встала на стул и с самой верхней полки вытащила старую коллекционную книгу. В этой книге между страниц лежал сложенный кусок бумаги. Анаис отдала его Эдварду, и он дрожащими руками его развернул.
Эдуард, мой любимый сынок. Я не хотела говорить тебе правду, потому что эта правда ужасна. Она бы уничтожила весь твой мир. Но, с другой стороны, скрывать от тебя эту правду было бы несправедливо. Если я так и не решилась сказать это при жизни, то очень надеюсь, что после моей смерти ты получишь это письмо. Прости меня. За то, что скрывала, или за то, что все же это сказала. Я не знаю, как поступить правильно. Надеюсь, ты сможешь справиться с тем, что я дальше скажу. Хотя я уверена, что ты со всем справишься. Ты ведь у меня самый лучший.
У вас с Леонардом разные отцы. Мне жаль, но Этьен Дебюсси не твой биологический отец. Твоим отцом является Жан Лобер. Как бы мне ни хотелось это изменить, но это так. Прости меня. Об этом не знал почти никто. Особенно Этьен. Будешь ли ты кому-то об этом рассказывать, тебе решать. Но знай, что отец это не тот, кто произвёл тебя на свет, а тот, кто был все время рядом, заботился о тебе, видел, как ты растёшь, разделял с тобой минуты печали и радости и любил тебя.
Надеюсь, что ты сможешь понять меня и простить. Я не часто это говорила, но я люблю тебя, очень люблю. Всегда помни об этом.
Твоя мама.
Мир перед глазами поплыл. Эдвард отбросил письмо и замотал головой, точно отрицая прочитанное. Почему все молчали? Почему не сказали раньше? Всю жизнь он гонялся за ужасным преступником, который на самом деле являлся его отцом!
— Эдвард, — тихо позвала его Анаис.
— Ты ведь никому не говорила об этом?
— Нет. Никому.
— И не говори. Пусть этого как будто не было. Я не хочу, чтобы об этом кто-то знал. Жаклин. Или Леон. И особенно папа.
— Как скажешь. Я никому не скажу, обещаю.
— Спасибо. Я… я должен пойти проведать Гюстава. Он сегодня опять получил. — Эд поднялся на ноги, а потом глянул на письмо матери, брошенное на столе. — Уничтожь эту бумагу. Никаких доказательств.
Сам он не сможет уничтожить то, что было написано рукой матери. Ее последнее послание. Ее последние сказанные ему — пусть и через бумагу — слова.
— Уверен?
— Да. Сожги его.
И все же у бумажных носителей есть плюсы. Их проще уничтожить и нельзя восстановить.
Эдвард узнал у администратора, в какой палате лежит Гюстав (племянница ведь не соизволила ему это сказать), и пришёл его проведать.
— Ну как самочувствие? — спросил Эд.
Гюстав лежал с перебинтованной головой, словно египетская мумия.
— Нормально. Этот тип хорошо мне зарядил. Я даже не понял, откуда он взялся.
— А что вообще произошло?
— Я хотел тебе помочь, но на меня сзади набросился тип и с размаху врезал мне тростью. Вот и все. Я потерял сознание, а очнулся уже здесь. — Гюстав почесал голову под бинтами.
— Ты сам переместился?
— В том-то и дело, что нет.
— Странно, — протянул Эдвард.
— Надеюсь, из-за этого ты не захочешь снова посадить меня на скамью запасных?
— Я и сам сегодня получил по башке, так что нет.
— От Демосфена Жана Готтфрида?
Жана, — осенило Эдварда.
Второе имя Дэнни было Жан. Луиза назвала его в честь своего мужа, скрывавшегося под именем Дирка Готтфрида. Значит, она знала настоящее имя отца Дэнни. Таких совпадений не бывает.
— От него, — ответил он. — А потом тип с тростью его похитил.
— Похитил?
— Именно.
— Может, переместил в другое время? — предположил Гюстав. — Как меня.
— Может.
— Я думал, что ты в большой беде, поэтому поднял всех на уши. Хотел сам отправиться тебе на выручку, но Жаклин успела до тебя дозвониться. Откуда взялся этот тип с тростью? Кому он помог — им или нам?
— Выглядит как будто бы обоим. А может, никому из нас. Может, он просто хотел, чтобы история «Титаника» шла своим чередом. Надеюсь, когда-нибудь мы узнаем, кто это был. Кстати, пока ты тут отдыхал мы неожиданно стали нацистами. Ты это заметил?
— Что?! — Гюстав даже подскочил. — Не заметил. Мы с Эдит тут разговаривали. И… нет, ничего не изменилось.
— Значит, я неплохо поработал. Во всяком случае, это продлилось не больше десяти минут. Вся история изменилась и… ты все это время так и лежал в палате?
— Да.
— Значит, настоящее меняется, но мы остаёмся в тех же локациях. Как будто так и должны в них быть. Интересно. Может, это корректирует он?
— Кто? — не понял Гюстав.
— Хозяин времени. Мы должны через все это пройти, чтобы стать теми, кем должны стать. И он специально все это подстраивает.
— Кому должны? Мы никому ничего не должны! — возмутился Гюстав. — Я понимаю, что ты веришь в существование Хозяина времени, но по мне так это бред.
— Ты же веришь в инопланетян! — напомнил Эдвард.
— Внеземная жизнь существует. Ты сам убедился в этом. Томас Форд, помнишь его?
— Я видел Хозяина времени. Собственными глазами.
— Ты говорил, что это был человек из психушки.
— Людей, утверждающих, что они путешествовали во времени, сажают в психушки ничуть не реже, чем людей, утверждающих, что они видели инопланетян. Сечёшь?
— Но он не может быть богом, — возразил Гюстав.
— Я не говорю, что он бог. Возможно, Хозяин времени — это путешественник, обладающий более сильными способностями. Наверняка из будущего, какой-нибудь супер модифицированный человек. Он может играть чужими жизнями и считает себя богом, почему нет.
Эдвард задумался. Все то, что сегодня произошло, должно было произойти, чтобы он узнал о Жане и Дэнни. Все это было точно запрограммировано, ведь с Жаном это уже случилось в прошлом, а с Эдвардом многое ещё только должно будет произойти в будущем.
Что это может быть?
Судьба — где-то там уже прописан сценарий жизни и остаётся только, самому того не ведая, по нему жить?
Или нет никакого сценария, все это только происки Хозяина времени, который выдумал от скуки игру и таким образом развлекается?
При первой же возможности Эдвард постарается это узнать, но пока ему придётся разгребать то, что он имеет. Теперь у него появилась новая забота — Дэнни.
Высокое здание каирского отеля было окружено пальмами и бассейнами с голубой водой, в которой отмокали отдыхающие люди. Позади этого райского уголка был кусочек города с неприметными серыми зданиями, а дальше — бежевая пустыня с торчащими треугольниками пирамид, очертания которых дрожали в мареве. Михель Невё стоял у окна и разглядывал этот пейзаж, чуть отодвинув легкую занавеску.
— Красиво вы тут устроились, мсье Коэн, — одобрил Невё на английском языке.
— Меня зовут Хару, — ответил ему сидящий на диване мужчина.
У него были чёрные кудрявые волосы длиной до плеча, такая же чёрная короткая борода и вытатуированные под глазами и на лбу иероглифы. Это были не единственные татуировки на его теле, обе руки покрывали различные символы, понятные только посвящённым людям.
— И все-таки вы уже десять лет живете под именем Гарри Коэна. — Повернулся к нему Невё. — Лучше, если я буду звать вас именно так.
Хару нахмурился, но никак не прокомментировал это заявление. Выдуманное имя ему не нравилось, но Невё дал ему возможность начать новую жизнь, поэтому пусть зовет, как хочет.
Принять новое имя было не самым сложным, что он должен был сделать взамен.
— С чего вы вдруг решили посетить Каир? — полюбопытствовал Невё. — Он же вам не очень нравится. Или все-таки чувствуется единение с родиной? Скучаете по ней?
— Относительно.
Так и будешь трендеть, — недовольно подумал Хару.
Он знал, что Невё явился к нему не просто поболтать, за все эти десять лет он навещал его только для того, чтобы дать какое-нибудь задание. Сейчас наверняка было не иначе, поэтому все эти якобы вежливые расспросы были совершенно ни к чему.
— Номер классный, даже пирамиды видно.
— Печальное зрелище.
— Ладно. Для вас есть работа, — приступил к делу Невё. — Мы нуждаемся в ваших непревзойденных навыках. Нужно поймать одного человека, который может быть где угодно и когда угодно. На счастье, мы нацепили на него жучок и знаем, где он находится. Его нужно привести живым, не обязательно в абсолютной целости, но живым. Его фотографию и сведения о нем сейчас дам. — Он стал рыться в сумке в поисках Айпада. — Как у вас с французским?
— Более-менее.
— Вы говорили, что выучите его.
— Я учил немецкий.
— Тоже не лишнее. И как успехи?
— Когда я жил в Берлине, многие замечали, что акцент почти не отличить от берлинского.
— Очень хорошо, — ответил Невё. — Но все же французский приоритетнее.
— Это не проблема. Изъясниться на нем я смогу.
— Поверю вам на слово. Итак, вышеупомянутого человека может преследовать другой человек. Вот его нужно будет убить.
— Что он сделал, чтобы заслужить в наказание смерть? — решил уточнить Хару.
Убивать невинных он совсем не хотел, а от Невё можно было ожидать все, что угодно.
— Он мешает нашему делу. И это ещё мягко сказано. Из-за него все, что мы делаем, идёт прахом. Никто толком не может с ним справиться, поэтому мы нанимаем вас. Сделайте запрос на оружие, мы вам предоставим все, что пожелаете. А пока вот, почитайте информацию о ваших целях. — Невё протянул ему Айпад.
Хару долго и внимательно читал и рассматривал фотографии двух мужчин. Один был молодой, совсем юноша. Второй примерно такого же возраста, как и сам Хару.
— Воин и меджай? Вы предлагаете мне убить меджая?
— Предлагаю? Нет-нет. Я приказываю. И… это не меджай. Во всяком случае, не такой, какими их понимаете вы. Так вы способны это сделать? Или мне вернуть вас туда, откуда я вас забрал?
Я могу прямо сейчас вспороть тебе глотку, придурок, и ты даже не успеешь пискнуть, — подумал Хару, но подавил желание сказать это вслух.
Невё ему не нравился, но за спасенную жизнь нужно было платить. От этого никуда не деться. Не будет Невё, так будут другие, может, даже гораздо хуже него.
Как ему дали новую жизнь, так в любой момент могли её и забрать.
— Все будет сделано, — заверил Хару. — Куда нужно отправиться?
— Вы любите средневековый Париж?..