Холодный город

II. На заводе

— Вот что, Бобби! — сказал Том Хэд мальчику воздушной площадки, спускаясь на следующее утро в свой кабинет. — Вскоре должен прибыть сюда инженер Комов из России. Надо немедленно сообщить мне тогда.

— Слушаю, сэр, — и мальчик откатил аэро Хэда под брезентовый навес, чтобы почистить мотор и предохранить резиновые части его от порчи, вследствие непосредственного действия солнечных лучей.

В своем кабинете Том быстро просмотрел текущую корреспонденцию и вызвал заведующего чертежной.

— Нам надо в два дня непременно по этим эскизам изготовить полные рабочие чертежи нового турбокомпрессора.

— Это трудно, мистер Хэд, но я постараюсь.

— Это трудно, я согласен, но это необходимо сделать во что бы то ни стало, — заметил Хэд тоном, не допускавшим возражения.

— Хорошо, будет исполнено, — и заведующий чертежной вышел, получив еще несколько указаний относительно эскизов.

Том повернул рукоятку радиофона и вызвал Бюро Союза Инженеров.

— Нью-Йорк, Б-93–40, Секретарь Союза Инженеров.

— Бостон, К-1-72, инженер Хэд. Когда назначено торжественное заседание Союза Инженеров?

— 24-го, 12 ночи, Дворец Науки.

— Благодарю, передайте председателю Союза, что я, Том Хэд, главный инженер Арктической Компании, приготовляю свой доклад. Точное название сообщу 23-го.

— Очень приятно, сэр.

Хэд повернул обратно рукоятку и взглянул на электрические часы, на которых не было стрелок, а каждую минуту автоматически менялись святящиеся цифры на доске.

— 8.10, а инженера Комова нет, — недовольно вслух подумал Том, — свидание назначено в 8 часов.

— Бобби, — сказал он по радиофону, — посмотри на горизонт, в юго-западном направлении. Не видно ли аэрокэба?

— Сейчас наведу трубу, сэр, — послышался голос «воздушного мальчика». — Да, к нам направляется аэро системы Скарабей.

Даже простым глазом теперь стало видно сверкание полированных частей мотора на солнце.

— Передай инженеру Комову, что он опоздал на 12 минут.

— Слушаю, аэро сейчас опустится.

Том после этого разговора стал ходить из угла в угол и рассчитывать, когда может быть готов для испытания его новый генератор холода, чертежи для которого уже исполнялись.

— При форсированной работе, — вычислял Хэд, — изготовление форм для отливки займет три дня, отливка — день, обработка и сборка — неделя. Отлично. Значит, до дня доклада я успею еще произвести испытание моего сынка.

Так нежно назвал он свое детище — мощный генератор холода, производительностью полмиллиарда фригорий.

— Мистер Хэд, — услышал Том, — инженер Комов извиняется за опоздание и просит принять его.

— Хорошо, я жду.

Через несколько секунд в кабинет вошел Комов, слегка смущенный непривычной воздушной поездкой и раскрасневшийся от жары.

Лицо его было удивительно добродушное и приветливое, невольно располагающее к себе.

Длинные волосы и бородка Комова делали его похожим на поэта прежних веков и указывали, что он с другого материка и другого миросозерцания, так как давно уже в Америке, вследствие жары, из гигиенических соображений, уничтожали всякую растительность на лице с помощью различных депилляторов или бритьем. Только женщины считали почему-то длинные волосы красивым украшением и, несмотря на большую возню по уходу за ними, ни за что не хотели отрешиться от этого пережитка старины.

— Я немного опоздал, — начал он, удивленный тем, что Хэд не поздоровался с ним за руку. — Поезд-молния прибыл в Бостон вовремя, но аэрокэб оказался не вполне исправным, нам пришлось спуститься, чтобы охладить мотор.

Чувствовалось, что он не вполне владеет языком Америки.

Надо заметить, что уже к концу XX столетия язык Америки представлял некоторое видоизменение английского языка и эсперанто, как влияние и следствие разнородного состава народонаселения Америки.

— Это теперь случается нередко: такая жара стоит, — заметил Том, слегка улыбнувшись вступлению Комова и чувствуя к нему невольную симпатию.

— О, да, действительно жарко, — живо подтвердил Комов, — в Туркестане, откуда я прибыл, всегда жарко, но за последние годы стало еще хуже. Прямо нечем дышать. Вот я и прибыл сюда, чтобы заодно посмотреть, как в Америке борются с жарой. Впрочем, в двух словах я изложу в чем дело. Я сам не специалист по холодильному делу, а был производителем работ по орошению одного участка Мургабской степи. Знаете, если удастся осуществить орошение всей степи, то человек в награду за труд получит рай земной. Там будет всегда тепло и создастся роскошная растительность. Можно ходить без всякого костюма, как первый житель рая Адам, и питаться дивными фруктами.

— Да, так вот, — как бы спохватившись, продолжал Комов, — я командирован сюда, в «страну чудес техники», чтобы познакомиться, главным образом, с гидротехническими работами Америки и применить ваши методы у нас в далекой России. Но попутно Акционерное Общество «Туркестан» поручило мне посмотреть в работе ваши холодильные турбокомпрессоры и заказать 4 штуки производительностью по 1½ миллиона фригорий для оборудования нового холодного склада, рассчитанного на охлаждение миллиона пудов фруктов и производства искусственного льда.

— Очень приятно, мистер Комов. Значит, вы имеете полномочия передать сейчас же заказ?

— Да, если Арктическая Компания даст такие же гарантии, какие получило Русское Общество «Юг» и примет срок доставки не позднее восьми месяцев.

— Вы в России не торопитесь, — заметил Том. — Мы можем исполнить этот небольшой заказ через три месяца.

— Отлично, это очень хорошо. При таком сроке Общество «Туркестан» согласно на цены, которые вы заявили на наш запрос.

— Относительно цен и условий платежа вы сговоритесь с нашим коммерческим отделом, мистер Комов, а сейчас я хочу предложить вам отправиться на испытательную станцию, чтобы посмотреть уже собранные генераторы холода такого же типа и производительности, какие нужны Компании «Туркестан».

— Я готов, мистер Хэд, — ответил Комов.

По дороге к испытательной станции Комов пытался задать Хэду ряд вопросов относительно завода и тех отделов его, мимо которых они мчались, но Хэд ограничивался только отрывистыми фразами, которые едва можно было разобрать, вследствие быстрого движения авто, и которые заключали в себе только название отделов: чертежный, силовой, модельный, литейный, трубный, монтажный и т. д.

Когда они вошли на испытательную станцию, то Комова бесконечно поразил вид собранных и уже испытанных в действии холодильных машин.

Для экономии в месте они соприкасались по длине одна с другой и образовали какую-то бесконечную ползучую змею необычайно фантастического вида. Этому способствовала форма отдельных турбокомпрессоров, представлявших собою короткий цилиндр с горизонтальной осью, лежащий на низкой станине и скрепленный с ней гигантскими лапами, а также несколько приливов с крючками, которые служили для захвата цепями и подъема кранами при перемещении.

— Вот они — чудеса техники, — сказал восторженно Комов, подойдя вплотную к генератору холода и стал с любопытством рассматривать его.

Комов едва мог достать рукой конец блестящего отполированного вала, который оканчивался муфтой с несколькими лапами для соединения с электродвигателем. Массивные подшипники были влиты в тело генератора и выдерживали на своих вкладышах всю тяжесть целого ряда дисков с бесконечным числом лопаток изменяющейся величины.

— Мистер Хэд, я буду вам очень признателен, если вы поясните мне способ действия вашего генератора холода, — сказал Комов и вопросительно посмотрел на Тома, который в это время расспрашивал мистера Руддика о предстоящем испытании.

— Охотно, сэр, — ответил Хэд, улыбнувшись. — Мы будем сейчас присутствовать при испытании генератора нужного вам типа и величины, и я попутно дам вам описание устройства. Если вы интересуетесь расчетом их и конструкцией и желаете получить более полные сведения, то я могу указать вам для этой цели мою книгу издания Американской Ассоциации Холода под заглавием «Расчеты и конструкции холодильных турбогенераторов».

— Благодарю вас, кстати, не откажите сообщить, какая книга пользуется в Америке наибольшей известностью по истории искусственного холода. Мне хочется ближе познакомиться с этим вопросом.

— Да вы хотите действительно сделаться специалистом, — произнес Том, и лицо его стало серьезным. — Пожалуй, для будущего человечества это и нужно. Надо теперь уже создавать «холодную армию», чтобы приготовиться к борьбе за жизнь, которой угрожает разгневанная природа своей беспощадной жарой. По истории искусственного холода я могу рекомендовать книгу профессора Вильямса. Она разошлась за 10 лет в нескольких миллионах экземпляров, написана простым, понятным языком, без технических подробностей. Скорей это убедительная проповедь, что холод — друг человечества. Да вы сами познакомитесь с ней, — и Том со своими спутниками перешел в другой зал, где все уже было приготовлено для испытания.

На огромной плите находились уже установленные вместе турбокомпрессор и электромотор, для приведения его в действие. Кабели высокого напряжения толщиной с толстый корабельный канат, были бронированы особым изоляционным материалом и подводили электрическую энергию, скрываясь затем под распределительной доской с точными саморегулирующими электрическими приборами, которые записывали колебания напряжения тока, расход электрической энергии, а также число оборотов турбокомпрессора, давления его на различных ступенях дисков, изменения температуры, количество воды, скорость воздуха и прочие данные.

В глубине испытательного зала находился своего рода лабиринт, стены которого были составлены из трубчатых змеевиков, сваренных автогенным способом. Сквозь эти ажурные стены продувался охлажденный воздух, а сверху они орошались водой. В этих трубах, длиною в несколько километров, сжатый работой турбокомпрессора холодильный газ превращался в жидкое состояние, чтобы потом снова начать испаряться и произвести этим полезный холод.

В другом конце испытательного зала был устроен бассейн площадью в 1/100 гектара и глубиной около двух метров. Бассейн был наполнен незамерзающей жидкостью, и на дне его кишели спиральные змеевики, несколько гребных винтов приводили жидкость в сильное движение и способствовали этим усиленной холодоотдаче змеевиков, в которых происходило испарение холодильного агента.

Верхний этаж испытательной станции представлял собою громадный воздухоохладитель, по которому через системы таких же трубчатых змеевиков прогонялся воздух помощью вентиляторов системы «Вихрь». Лопасти этих вентиляторов были причудливо изогнутой формы и насажены в несколько рядов по оси вентилятора в определенной последовательности.

Диаметр входного отверстия составлял около 10 метров. Поток воздуха при работе вентилятора был так силен, что легко изгибал и разрывал лист котельного железа толщиною в 1/8.

Перед началом испытания Хэд рассказал Комову принцип действия холодильной машины, устройство турбокомпрессора и аппаратов, хотя в общих чертах Комов уже слышал об этом.

— В настоящее время, — так начал Хэд, — во всех областях жизни произошла полная специализация, и «герою нашего времени», инженеру, трудно быть сведущим по всем вопросам техники, но знать главные законы физики обязательно для каждого инженера.

— Итак, — продолжал Том, — охлаждение посредством машин основано на том общеизвестном законе физики, что жидкости, превращаясь в газы, отнимают от окружающей среды тепло, т. е. понижают температуру ее. Для получения такого искусственного охлаждения и применяют жидкости, точка парообразования которых при известном давлении лежит ниже нуля; жидкости эти должны обладать свойством легко переходить в газообразное состояние и обратно — из газа обращаться в жидкость — вследствие воздействия механической силы и некоторого охлаждения воды.

По существу способ действия моего турбогенератора таков же, как и работа давно известных поршневых компрессоров, где необходимо для осуществления физической идеи процесса, чтобы давление газа достигалось путем сравнительно медленного уменьшения занимаемого им объема. Разница лишь в том, что я для получения необходимого эффекта сообщаю в лопатках быстро вращающегося турбинного колеса частицам газа громадную скорость и затем на лопатках другого колеса плавно и равномерно перевожу эту скорость в давление; газ сам себя таким образом сжимает. Этот процесс я повторяю много раз на следующих комбинациях вращающихся и неподвижных лопаток.

Вот здесь вы видите трубу, куда в моем турбокомпрессоре поступают газы, только что перед этим отдавшие свой холод в бассейне испарителя. В этом кожухе помещаются диски с лопатками. Лопатки в каждом диске отличаются кривизной и постепенным сужением выходных отверстий сообразно уменьшающемуся все более и более объему сжимаемого газа. Нахождение необходимой правильной кривизны и формы лопаток составляло главную трудность моих теоретических изысканий. Много лет конструкторской работы пришлось потратить также на выработку рационального расположения и сопряжения рабочих элементов. Теперь в нашей лаборатории уже побеждена последняя трудность: найден такой сорт стали, который как нельзя лучше осуществит мои идеи в произвольном масштабе и создаст турбокомпрессор невероятной производительности.

— Вот из этого отверстия, — продолжал Хэд, — выходят окончательно сжатые газы, чтобы превратиться в жидкость в змеевиках в конденсаторе, снова расшириться, пройдя регулятор давления, и опять поступить в турбокомпрессор, чтобы начать свой цикл сначала.

— Сейчас начнем испытание, — сказал Хэд после небольшой паузы и отдал необходимые приказания, чтобы были приготовлены и приведены в порядок все авторегистрирующие приборы.

Затем Хэд сам подошел к распределительной доске и пустил в ход электромотор, который увлек в своем движении и диски компрессора.

В это время инженер Руддик производил все остальные манипуляции, необходимые для действия испытательной установки: пустил воду для конденсатора, открыл запорные вентили и включил мелкие моторы мешалок и вентиляторов.

Когда работа всех аппаратов установилась и на контрольной часовой доске ярко вспыхнуло 9.30, Хэд нажал кнопку электрического арретира,[4] и все измерительные приборы начали свои записки.

С этого момента началось испытание, которое должно было продолжаться всего 30 минут. Такой короткий срок для испытания сделался возможным благодаря применению тончайших методов измерительной физики и самому усовершенствованному процессу получения холода, при котором в работе не принимали существенного участия тяжелые массы, и движение устанавливалось почти моментально.

В течение этого времени Хэд ходил между турбокомпрессором и аппаратами, весьма внимательно прислушивался к работе их и смотрел на показания измерительных приборов, стрелки которых почти не отклонялись от раз принятого положения.

Даже для неавторитетного в этой области наблюдателя, каким был инженер Комов, становилось почти очевидным, что испытание протекало благоприятно.

Своеобразную тишину испытательного зала не нарушал ни один резкий звук, слышалось только гудение электрического тока в моторе и низкий ток от вихря проносившегося между лопатками газа; сквозь эти мягкие и своеобразные шумы из глубины громадного зала доносились звуки дождя, орошавшего конденсатор, и от работы вентилятора, но ничто не врывалось диссонансом в этот спокойный и уверенный хор могучих рабочих шумов.

Когда контрольная часовая доска показала ровно 10.00, Хэд снова нажал кнопку арретира.

— Испытание кончено, — сказал он, — мистер Руддик, пришлите ко мне все диаграммы. По-видимому, мы получим еще более благоприятные результаты, чем в прошлый раз.

Комов был очень заинтересован ходом испытания и сердечно благодарил Хэда за все, что он сообщил ему о холодильных машинах.

— Кстати, зайдемте и в металлографическую лабораторию, — предложил Хэд. — Надо там получить еще некоторые данные об исследованных свойствах нового сорта стали, до и после работы ее.

— С большим удовольствием, сэр.

В лаборатории их встретила Чарская.

В лаборатории их встретила с веселой улыбкой Чарская, одетая в рабочий костюм, в котором можно было заметить изящество, поскольку оно возможно в рабочем костюме.

Чарская подобно остальным женщинам своего времени не отказалась от ношения волос, но стригла их так, что напоминала собой хорошенького пажа королевы средних веков.

— Вы наверно, сразу узнали своего соотечественника, — сказал Хэд и представил ей инженера Комова. — Вы, русские, всюду чувствуете себя чужими, между тем как мы — представители реального, несколько прозаического народа, даже на чужбине считаем себя, как дома. Поэтому я полагаю, что вы оба рады встрече, и каждый из вас представляет для другого символ далекой родины, к которой вы, ирреалисты, питаете какую-то мистическую любовь.

— Каждый человек, народ и раса, — заметил Комов, — является следствием воздействия многих властных причин, тех факторов, которых нельзя произвольно уничтожить, и поэтому мы, русские, не можем быть другими и отрешиться от тех качеств, которые вам, народам Америки, непонятны, несвойственны и чужды.

Чарская посмотрела с одобрением на Комова, и ее голубые глаза засветились теплыми лучами, проникая в сердце и согревая его какой-то душевной теплотой.

— Мистер Комов, сейчас не время для беседы, хотя бы и приятной, — мило заметила она, — я думаю, что вы пришли по делу, и поэтому я к вашим услугам. Вы наверное желаете получить еще некоторые данные о новом сорте стали?

— Да, мисс, — и Хэд прошел в зал, где стояли машины для испытания образцов стали, и задал ей ряд вопросов о полученной вязкости материала.

Комов в это время рассматривал диаграммы со странными кривыми, которые походили на извивы горной тропинки, то поднимаясь вверх, то круто обрываясь, как бы играя неожиданными поворотами. Эти кривые изображали «переживания металла» при тех инквизиционных пытках, которые устраивала для них Чарская, растягивая бруски стали, раздробляя их, изгибая или заставляя носиться в безумном вихре десятков тысяч оборотов в минуту.

Через несколько минут Хэд окончил деловую беседу с Чарской, и она, провожая их до пределов своей лаборатории, сказала Комову с приветливой улыбкой:

— Я буду иметь 20 свободный день. Если вы тогда тоже не будете заняты, то мы могли бы встретиться и поговорить о нашей далекой России; я уже несколько лет совершенно ничего не знаю, что там делается. А к газетам Америки я отношусь недоверчиво.

— О, благодарю вас, буду бесконечно рад, — и Комов, не зная постановления Медицинского Конгресса об отмене рукопожатий, с чувством глубокой признательности порывисто пожал ее тонкую руку.

— Вот вам адрес и номер радиофона, а пока меня ждет моя работа, до свиданья, — и Чарская легкой походкой скрылась за испытательными машинами.

В руках Комова осталась тонкая алюминиевая пластинка с надписью:

Какое-то особенно радостное, приятное чувство испытал Комов от встречи с Чарской, которая ему показалась такой простой, милой и уже близкой.

Он бережно спрятал алюминиевую пластинку с ее адресом и ничего не расспрашивал Хэда на обратном пути. Невольно Комов ловил себя на мысли, что он слишком заинтересован Чарской, и старался объяснить это просто радостью встречи с соотечественницей.

— Вот все, что я мог показать вам на нашем заводе, — сказал Хэд Комову, когда авто остановился у подъезда конторы. — Вы видели турбокомпрессор и даже испытание его. Коммерческую сторону вашего поручения от Компании «Туркестан» вы урегулируете с мистером Террей в Коммерческом отделе, кабинет № 43, — а теперь всего хорошего, я очень занят, а дело не ждет, — и Хэд быстро исчез от изумленного неожиданностью Комова.

«Да, быстрота, ускорение темпа жизни», — подумал Комов и направился к кабинету мистера Террей.

Мистер Террей разговаривал с Комовым быстрыми отрывистыми фразами, выдвигая какие-то ящички, где находились все нужные для дела бумаги, согласно последней усовершенствованной карточной системе. Для вычисления общей стоимости всего заказа на турбокомпрессоры и доставку их он применял счетчик с кнопками для отдельных цифр, и ловко уверенно нажимая их, и результаты различных арифметических действий появлялись при повороте ручки в небольшом стеклянном окошечке и отпечатывались на талоне, который служил для проверки.

Когда все было выяснено, мистер Террей передал Комову небольшой валик фонографа, который записывал их деловой разговор и исключал возможность недоразумений.

«Люди с механизмами вместо души и сердца, — невольно подумал Комов, — явление мимикрии — уподобления окружающим их машинам; приближается критическая точка в развитии человечества».

Комов поднялся на воздушную площадку, «воздушный мальчик» Бобби вызвал наемный аэрокэб.

А в это время Том Хэд вел разговоры по радиофону.

Особенно его интересовал разговор с директором Компании «Железобетон», его личным другом, с которым его связывали воспоминания молодости, веселые полеты на гидропланах по Гудзонову заливу и ряд холодильных сооружений, где Компания «Железобетон» исполняла строительную часть, а Арктическая Компания производила холодильное оборудование генераторами холода.

— Итак, Фред, — продолжал Том, — на основании твоих слов я заключаю, что Компания «Железобетон» располагает нужным для задуманного мной грандиозного проекта числом бетоньерок,[5] подъемников и армией обученных рабочих, по крайней мере, в 10.000 человек. По приблизительным подсчетам нужно возвести около 100 миллионов кубических метров железобетонных сооружений. Срок исполнения не более 3 лет. Я опасаюсь, хватит ли строительного материала. Металлургический синдикат, впрочем, может свободно дать требуемое количество железа для арматуры, а как цементные заводы?

— Нельзя сразу ответить на твой вопрос, Том, надо запросить об этом; через 5 дней я буду иметь возможность дать тебе точный ответ, — послышался голос Фреда, по которому можно было догадаться, что это говорит весельчак и человек добродушного характера. — Но что же ты задумал? Уж не хочешь ли ты своими машинами охладить весь земной шар. А не мешало бы. Право, сделалось чересчур жарко, и я начинаю высыхать. Ну, старина, посвяти меня в тайны твоего нового проекта.

— Любопытство — не добродетель, Фред. Все узнаешь в свое время и ждать уже недолго, это будет 24, когда я на заседании Союза Инженеров прочту свой доклад. А через пять дней, — продолжал Том, — я буду ждать твоего ответа, хватит ли цемента на мою постройку в 100 миллионов кубических метров. Ну, Фред, какие результаты получились у тебя относительно крепости бетона, когда производят литье его под давлением? Может быть, для нашей будущей работы это найдет применение?

— Любопытство — не добродетель. Том, отвечу я тебе твоей же фразой. Узнаешь об этом в свое время, а я еще раз проверю результаты своего испытания. Ну, желаю успеха, Том.

— Благодарю, Фред, — и Том вызвал заведующего текущей корреспонденцией.

— Мистер Уайт, — сказал он, когда тот явился на его вызов, — надо немедленно разослать пневматической почтой эти запросы на заводы изоляционных материалов и в рабочие союзы. Получили ли вы ответ инженера Леру от Всеобщей Компании Электричества?

— Да, сэр, инженер Леру подтверждает, что он прибудет в указанное вами время, — и Уайт оставил кабинет, захватив пачку диктограмм с различными запросами.

А Том принялся энергично готовиться к своему докладу. Диктофон заработал, записывая выдержки из сочинений известных ученых о причинах повышения температуры на земле, наблюдения метеорологических станций всего мира и результаты расчетов Хэда. Все это было необходимо как материал для проекта борьбы с надвигающимся бедствием, призвав на помощь великое завоевание человека — искусственный холод.

Во время осмотра завода Том отдал приказание о заготовке материалов и приготовлениях к выполнению последнего типа исполинского генератора холода, рабочие чертежи которого спешно заканчивались десятками чертежников под наблюдением опытных инженеров.

— Мистер Хэд, — передал по радиофону заведующий чертежной, — работа идет очень успешно. Завтра чертежи будут вполне закончены: можно с часа дня приступить уже к изготовлению моделей для отливки.

— Благодарю вас, — ответил Хэд и опять погрузился в свою работу.

Когда надо было решить какой-нибудь важный вопрос в осуществлении задуманного проекта, Том Хэд принимался нервно ходить по своему кабинету, торопливо гладил седеющую голову и машинально насвистывал свою любимую мелодию.

В восемь часов он заметил световой сигнал радиофона, повернул рукоятку и сказал:

— Я очень занят, прошу быть лаконичным в изложении сути дела.

— Да, сэр. Я — конторщица технического отдела, Эдит Той, — послышался приятный голос, — я только что вышла замуж. Мистер Хэд, вы не будете сердиться за то, что я захотела от вас первого услышать пожелания счастья и поблагодарить вас за разрешенный мне отпуск. Мой муж, доктор Бик, свидетельствует вам свое почтение.

— Милая Эдит, — вдруг неожиданно для себя нашел Том ласковые слова, — я от всей души, от всего сердца желаю вам много радостей и возможного на земле счастья. Благодарю за внимание ко мне. В свою очередь свидетельствую свое почтение вашему супругу.

И этот разговор, такой, казалось, ничтожный и обычный, опять невольно разбудил далекие воспоминания о том, как он совершил счастливое свадебное путешествие вместе с ласково-капризной Мод.

— Попробуем продолжать работать, — произнес Хэд, как бы сам сознаваясь, что ему вряд ли теперь это удастся.

Действительно, целый день кипучей нервной деятельности, томительная жара и несколько сентиментальный, несвойственный Хэду, элемент разговора с Эдит заставили его скорее обычного закончить свои работы.

Он поднялся на воздушную площадку, стал уже осматривать мотор своего аэро, но потом вдруг решил возвратиться в свой небольшой особняк самым необычным способом — пешком, чтобы побыть одному, не слышать шума мотора, привести свои мысли в порядок и успокоиться немного.

Небольшой особняк Тома находился в 5 километрах от завода по линии К-4 под № 122. Дорога к нему пролегала по склону довольно крутого холма. Выжженную зноем растительность его скрывала темнота тихо подошедшей ночи.

Том Хэд, главный инженер Арктической Компании, знаменитый конструктор холодильного турбокомпрессора, задумавший силой искусственного холода бороться с разгневанной природой и победить жару, тихими усталыми шагами направлялся в свой одинокий домик, размышляя о том, что на свете трудно жить без личного счастья; можно найти удовлетворение, забвение в кипучей деятельности, в творчестве, а все-таки прорвется наружу жажда личного счастья, жажда ласки, участия к себе и понимания.

— Что мне Арктическая Компания, что мне вся Америка, все человечество, — размышлял Том, — если они не могут дать мне того, в чем я так нуждаюсь сейчас. Мне скучно без работы, и я стараюсь забыться в ней, найти радость в своих проектах, в творчестве. Но, если быть искренним, променял бы я все это на возможность иметь свое личное счастье. Да, надо сознаться в этом. И то, что я делал до сих пор, — нужно ли это человечеству. Разве эти «чудеса техники» приблизили нас к лучшему будущему?

— Милая Эдит, — продолжал Том, поддавшись своему настроению, — как я завидую сейчас доктору Бику и как я искренно и горячо желаю вам счастья и радости.

Прогулка и тишина ночи подействовали на Тома успокаивающим образом, и когда он подходил к себе, у него сорвалась такая фраза.

— Заработался я немного, перегрузка мозгового мотора, стал давать перебои. Надо его осмотреть и отремонтировать. А это, пожалуй, может сделать «счастливый доктор» — муж хорошенькой Эдит.