Холодина

Глава 22 Пухляш – Как резаный – 15 сантиметров

Я оказался на большом… подворье, вымощенном плиткой. Кстати, вокруг никаких следов снега. Вообще! Позади – высокий забор из плотного профиля, впереди – дворец. Ну, точнее, какой-то особняк, однако, это хотелось назвать именно дворцом из-за нездорового обилия всяких колонн, вазонов, изысканной лепнины и всего такого прочего. Фасад двухэтажного здания просто утопал в этом. Тогда как совсем рядом, по соседству, стояли мрачные серые ангары.

Пиво, мед, говно и гвозди, короче.

Меня повели прямо в дом, правда, насладиться барочными изысками особо не довелось. Красномордый сразу пихнул меня к белой двери, ведущей в подвал. А там! Под полом «дворца» располагалось целое бомбоубежище! Я шел долгими коридорами, видел эти невероятно толстые стены. Проходы ветвились, снова стекались в перекрестки, образовывали целые небольшие «площади». Всюду – десятки дверей-шлюзов. А вот народа – практически нет.

Красномордый распахнул одну дверь и небрежно толкнул меня в глухую комнату с серыми бетонными стенами. Ни окон, ни лежанок – только тусклая лампа и вентиляция поверху.

– Жди. Скоро вызовут.

– Дайте хоть поесть!

– На**й тебе жратва, жмурик! – усмехнулся мой конвоир и захлопнул дверь.

Я услышал размеренный лязг задвигаемых засовов – тут всё было очень серьезно. А жрать, действительно, хотелось. Я буквально не чувствовал сил, ноги ватные, мной овладевало желание просто валяться квашней на полу… Очень хотелось надеяться, что это – не последствие облучения радиацией.

Поваляться не дали – часа не прошло, как за мной явился Красномордый – на этот раз явный голем-робот – и велел идти за ним. Я на всякий случай опробовал на нем «Кабаргу» и «Тихоокеанский флот» – бесполезно. Голем вообще не замечал моих слов. «Заклинание» утратило силу.

Меня привели в большой кабинет с несколькими столами и стульями. Кабинет находился здесь же, в бомбоубежище, так что окон не было, но комнату ярко освещали лампы дневного света. Я сразу увидел пару Красномордых, которые стояли по углам помещения. Меня молча усадили на стул почти в центре кабинета, после чего первый конвоир ушел.

А минут через пять в комнату вошел мужчина. Не голем, не Красномордый – обычный невысокий мужчина, заметно постарше меня, но насколько – неясно. Черноволосый, но уже с заметной лысиной. И такой… безнадежно бреющийся. Знаете, подобную породу? Он уже вроде и выскоблил себя станком на 200 процентов, а вся нижняя половина его лица отливает черным с синевой. Мужчина был весь какой-то округлый. Не толстый, но мягкий. Хотя, самым удивительным в его внешности была одежда: он запёрся в помещение в халате. Шелковом, ярком, аляпистом и явно дорогущем.

В руках он в охапке держал какие-то предметы и двинулся с ними прямо ко мне.

– Здрассьте, – не удержался я.

Какой странный и неподходящий для данной ситуации… да вообще для мира Холодины человек. Мое приветствие он проигнорировал. Почти. Что-то пробурчал – то ли мне в ответ, то ли самому себе что-то сказал. Потом прямо передо мной выставил предметы: детскую пирамидку, маленький кактус в горшке и потасканный жизнью ботинок.

Никакой еды (если не считать кактус). Никакого оружия (хотя, можно попытаться прибить кого-нибудь ботинком).

Мужчина, ничего не говоря, отошел в угол кабинета, сел за свободный стол, вынул из кармана халата небольшую книжечку в мягкой обложке и принялся читать.

«Ну, и что это значит? – вопросил я вселенную. – Эксперименты какие-то надо мной будут проводить? А где тогда сам экспериментатор? И что это за странный ассистент?».

Вопросы. Вопросы. Вопросы. Кстати, а кругленький мужчина – тоже голем, как Красномордые? Правда, я не видел, чтобы големы читали. Но вдруг это зависит от исходника? Красномордый матершинник не производил впечатления любителя чтения. А Кругленький – вполне мог таким оказаться. Вдруг тогда и его големы по книжкам прутся.

«Может, пирамидкой поиграться?» – пришло вдруг в голову.

«Да нафига оно надо?» – заворчала лень.

Пирамидка, кстати, была странная: все ее диски были одного синего цвета. Видимо, чтобы сложнее было собирать: так все части кажутся более одинаковыми.

«Ну, а что еще делать?».

«Да хоть что! Можно кактус нюхать… или ботинком в пухляша швырнуть».

«Лучше все-таки пирамидку взять».

Я непроизвольно потянулся к синей игрушке. Тут же замер: не накажут ли меня за это? Но Красномордые совершенно не реагировали на мое движение. Им вообще пофиг. А вот Пухляш. Тот, на самом деле, только притворялся, что читал. Сам же пристально за мной наблюдал поверх книжки.

«Может, все-таки в него ботинком?» – заканючило бунтарство.

«Да нет же! Пирамидку надо взять!».

Со стула я дотянуться до нее не мог. Поэтому все-таки привстал (странно, меня никак не заковали на этот раз), сделал шаг, нагнулся… и смачным футбольным пинком зафигачил пирамидку о стенку! Та аж на части разлетелась!

А потом гордо распрямился и уселся на свой стул.

Чуток излишне спешно, ибо увидел, как големы двинулись ко мне.

Пухляш встал. Тщательно заложил страницу книги закладкой. Аккуратно опустил мягкий томик в карман. Подошел к каждой части пирамидке, поднял их все. Сосредоточенно собрал: так, чтобы каждый диск занимал строго свое место, согласно размеру. Даже перебрал один раз, когда понял, что ошибся. А потом водрузил игрушку ровно на то место (ровно!), где та стояла до моего главного штрафного удара в жизни.

Посмотрел на нее озадаченно. Потом на меня.

– Странно, – слегка невнятно, с кашей во рту, произнес черноволосый любитель халатов. – Странно… Так… А ты меня сейчас слышишь?

Я растерянно кивнул.

– Надо же! – обрадовался Пухляш. – Тогда слушай, мой приказ: запрещаю тебе думать о белых обезьянах.

Про эту байку я слышал. Типа нельзя не думать о том, о чем тебе запретили думать. И почему-то в качестве примера всегда приводят этих непонятных обезьян. Да, об этом я слышал, но ни разу не проверял. Даже интересно стало. Принялся старательно не думать о них – и, конечно, эти лохматые белые обезьяны (да, почему-то они были именно лохматыми) тут же начали лезть изо всех щелей разума!

– Так-так-так, – Пухляш снова принялся пришепетывать и над чем-то мелко-мелко захихикал.

А потом вдруг перестал.

– Возьми в руки пирамидку! – его голос, громкий, сочный и ясный, до ужаса низкий заполонил собой всю комнату. Даже света стало меньше от его плотности. Никакой силы не было у меня для того, чтобы противостоять такому приказу. Обделавшись по полной программе, я подскочил к синей пирамидке, схватил ее и прижал к груди, ровно, младенца.

А вокруг всё уже стихло. Только что я был в эпицентре бури – и вдруг штиль. Дрожащими руками опустил пирамидку на место.

– Так-так-так, – снова с кашей звуков во рту забормотал Пухляш, уже более довольным тоном. – И все-таки… Слушай, Савелий Андреевич, а тебе, часом, какую-нибудь операцию на голове не делали?

– Да нет… – растерянно ответил я.

– Да нет, – машинально повторил чудик. Потом скривился. – Да нет. Обожаю такой ответ. Что за люди…Ну… что есть. Ладно! – громче обратился он к Красномордым. – Уведите его в новую камеру. В ту, что подготовили. Но сначала…

Мужчина в халате призадумался. Големы замерли, шаг до меня не дойдя.

– Сначала наказание, – улыбнулся Пухляш. – За то, что пнул пирамидку – отрежьте ему палец.

– Чего?! – взвился я. – Какой палец!!! За что!!!

Но меня уже схватили в железном захвате. Я бился, дергался, лягался, вырывался – всё бесполезно. А буквально в шаге от меня стоял Пухляш и улыбался. Тоненькая улыбочка, со слипшимися губами. И легкая примесь брезгливости – от лицезрения моей истерики.

Красномордые уже принялись за дело. Выкрутили мои руки, один из них достал из-за пояса нож – блестящий, тяжелый, с обухом миллиметра в три. А потом замерли.

– А какой палец? – неуверенно спросил тот, что с ножом.

Черноволосый перестал улыбаться. Задумался.

– А ты правша или левша?

– Что? – я еле уловил суть вопроса. – Правша. Правша я! Но мне обе руки… мне все пальцы нужны! Я не буду больше!!!

Пухляш повернул голову, сморщился, будто при нем пенопластом по стеклу елозили. Нетерпеливо махнул рукой – и я стих.

– На левой пока режьте. Безымянный.

Преодолевая отчаянное сопротивление, Красномордые уперли мою левую ладонь в стол, загнули все пальцы, кроме безымянного. Тот, что с ножом, поелозил лезвием, нащупывая кромкой суставную ямку…

– Ладно… Не люблю я этого. Всем пока! – Мужчина в халате собрал ботинок, кактус и пирамидку, после чего неспешно вышел.

А Красномордый ровным сильным движением нажал на нож. Хруст разрезаемой/разрываемой плоти моментально перекрыл мой дикий вопль. Новая, совсем новая боль, подпитанная ужасом – и я орал, как резаный!

Как резаный…

Тяжелый нож вошел на диво легко. Пара коротких режущих движений туда-сюда – и мой безымянный палец стал на две фаланги короче. Из багрового пенька толчками стала выходить кровь – а я смотрел на это и с ужасом понимал: у меня нет пальца. Мне просто взяли и с ничего отрезали палец!

Совершенно не сопереживающие моему горю големы подхватили меня под руки и поволокли прочь из кабинета. Дорожка из пока еще нечастых кровавых клякс отмечала наш путь. Комната на этот раз и впрямь была новая: с откидывающейся лавкой, с маленьким столиком, привинченным к полу. А на столе еда. Не баланда тюремная (тут, видимо, просто некому было заниматься поварством), а размороженный фастфуд.

Только вот мне было не до еды. Я сидел на краю лавки и наматывал рукав на рану, чтобы хоть как-то приостановить кровотечение. За этим меня и застал Красномордый (который живой).

– Ну чо, шелупонька, довы*****ался? – без капли сожаления он смотрел на мои жалкие попытки выжить. – Ладно. Не ты первый. Коляна всегда по первости всерьез не воспринимают. Думают, что всё хиханьки да хаханьки. Ну, ничо. Урок жизни тебе, епта!

С этими словами он кинул мне перевязочный пакет и пару стерильных бинтов. Я неуклюже попытался их поймать, но всё свалилось на пол. Сполз за ними под лязг запираемой двери и принялся здоровой рукой и зубами вскрывать упаковки. Ни спирта, ни йода, ни перекиси мне не дали, так что я смочил бинтик слюной, протер вокруг раны, а затем намотал поплотнее. Бинты плавно наливались бурым оттенком, но, хотя бы, не капало. Боль нарастала всё сильнее, но я заставил себя сесть к столу и принялся уничтожать фастфуд.

Удивительно, как ты быстро адаптируешься. Еще полчаса назад я не мог принять факта, что у меня отрезали палец, а сейчас просто сижу и ем, баюкая покалеченную руку и стараясь не думать о боли.

Живем дальше, что бы с нами ни сделали.

То ли от долгожданной сытости, то ли от кровопотери – мне очень захотелось спать. Хотя, возможно, уже просто вечер. Я безвольно завалился на лавку, даже не заботясь об удобстве. Хотелось уснуть и не просыпаться уже. Потому что просыпаться было страшно. Страшно снова попасть в оборот этих пугающих людей (людей ли?). Я не понимал, что им нужно от меня, что они хотят сами по себе… Злобные, безумные твари!..

– Эй, слышь?

Я подкинулся. Кто здесь? Камера пуста, свет еще горел, и я прекрасно видел, что никаких дверей, окон внезапно не открылось. Брежу? Голос был очень тихий и приглушенный. Может, правда, показалось?

– Слышь, говорю? – по-прежнему тихо, но более требовательно повторил голос.

– Слышу, – мертвенным тоном ответил я.

– Чего? Ты подойди поближе к вентиляции – а то тебя хрен расслышишь.

Я заставил себя встать и подойти к железной трубе у дальней стороны камеры.

– Ну… привет, – сказал я в ребристое окошечко под потолком.

– О! Другое дело! – неизвестный голос теперь тоже стало слышно хорошо, и я с облегчением выдохнул: ну, хоть что-то логичное и объяснимое! К тому же, голос оказался грубоватым, но очень приятным. И даже каким-то… слегка знакомым, что ли.

– Это ты тут выл последние пару часов?

– Ну, не пару часов… – взбрыкнул было я, но заткнул сам себя. – Да, я выл.

– Ты пленник у них?

«У них» звучало слишком обтекаемо, но я не стал уточнять. И так всё понятно.

– Да. Пленник. Сегодня привезли.

– Ясно. Я тоже. Но я уже давно. Будем знакомы, коллега! Я Макар.

– Сава, – далеко не так бодро ответил я.

Голос был очень располагающим. Каким-то своим в доску, и это невольно поднимало дух. Но недостаточно.

– Так, а чего ты тут выл?

«Выл» было подозрительно похоже на «ныл», но я старался не замечать этого.

– Палец отрезали, – глухо пояснил Макару… но обида вдруг прорвалась наверх, растолкав прочих. – Прикинь, ни за что ни про что! Взяли и отрезали!

– Нда… – протянул мой «коллега». – Этот ихний Колян, он у них суров, конечно. Будешь непокорным, будешь запираться – так тебя по частям всего и почикают.

– Да я не запираюсь! – в сердцах завопил я. – Я просто не понимаю, чего они хотят. Там у меня спрашивали – я даже не знаю, что им ответить. Тут вообще не спрашивают…

– Там? А это откуда тебя привезли?

Я назвал свой город. Невидимый Макар присвистнул.

– Ого. А я вообще с другой стороны. Выборг. Не слышал?

– А это в России вообще?

– Во-во, – хихикнул мой собрат по несчастью. – Все так и спрашивают. Ладно, проехали. Надо бежать тебе, Сава. Кончат тебя уже здесь.

– Да как бежать? Куда? – хотелось плакать от бессилия.

– Куда – это я не знаю, парень. Уж там придумай что-нибудь. А вот как: это я тебе помогу.

Какие славные, «вкусные» слова! Как давно в этом гребаном мире Холодины мне никто не предлагал помочь! Только вот…

– Да как ты поможешь? Сам ведь тоже пленник…

– Я ж тебе сказал: я тут давно сижу. И уже пробовал сбежать.

– Не шибко у тебя, видать, вышло, Макар, – грустно улыбнулся я.

– Тут ты прав, дружище. Но тогда я много мог, зато мало знал. Ныне поменялось всё, Сава. Я про ихнюю шайку уже много узнал! И помогу тебе. У тебя один шанс: рвать когти, пока они тебя всерьез не воспринимают. Матерью клянусь!

Мне нравилось слушать Макара. Он невольно заражал энергией. Хотя, последние слова про мать меня чуток смутили.

– Ты, получается, недалеко от меня сидишь. Раз мы слышим друг друга. Какая у тебя камера? Там стоит столик, откидная кровать?

– Да-да! – оживился я.

– А справа на стене кусок штукатурки вывалился, в форме жопы? – продолжал уточнять Макар.

Оглянулся на стену. Ну… можно и за жопу принять.

– Верно!

– Ну, слава богу! Значит, это моя бывшая камера. Ничего эти идиоты не меняют. Подними койку, чтобы задняя сторона от стены отошла. Вот по ней веди пальцами, постарайся нащупать схрон – выемку неглубокую.

Я пошел к лавке. Поднял ее, подпер неуклюже плечом и начал щупать заднюю стенку. Дальше… Дальше…

– Йоп! – вскрикнул и резко одернул руку.

– Нашел, – радостно засмеялся второй сиделец в ответ на мой вскрик. – Это тебе мой главный подгон, Сава. Твой ключ к свободе.

Я снова подлез под лавку, осторожно выколупал вещь из паза.

Заточка. Как в кино или в романе. Вручную выточенная из какой-то железки, частично обмотанная старой тряпицей. Общая длина – сантиметров пятнадцать.

– И что мне с ней делать? – настороженно спросил я.

– Что-что? – разозлился вдруг Макар. – Свою жизнь спасать! Так подойдет? Или ты из этих? Которым чужие жизни дороже своей.

Ну, это уж точно нет. Один раз за чужую жизнь распереживался, и по этой причине теперь в камере сижу. Без пальца.

– Но я еще никогда не убивал никого.

– Блин, Сава, ты чо реально еще не понял, что это не люди? По крайней мере, эти мордастые, которые на одно лицо. Тебе же такого и придется валить.

Тут не поспоришь.

– Макар, а кто они? Роботы?

– Да хрен их разберет. Я уже с ними дела имел. Внутри кровь, и умирают они также, как и мы. Но точно не люди. Тупые машины какие-то. Нечего их жалеть!

В голосе моего соратника смешались злоба и боль. Я понимал, что мою неуверенность он воспринимает, как предательство. Наверняка нелегко ему дался его опыт, он делится со мной самым ценным. А я тут кочевряжусь.

«А ведь реально, чего я выделываюсь? Что мне здесь ждать, на что надеяться? Не выйдет по плану Макара – ну, и что! Отрежут новый палец. Так ведь и так всё к тому и идет. Безумные чудовища так или иначе меня кончат. А тут хоть какой-то шанс. Бояться глупо. А уж жалеть их точно не стоит».

Я поднялся, сделал шаг к вентиляции и сказал негромко:

– Ты прав, Макар. Извини. Говори, что надо делать – я попробую.