Грязная Гарди (СИ)

Глава 17. Свои и чужие

Гарди и не представляла, что в Голубом Ключе жило столько людей. Ни на праздник лета, ни на дне рождении Моны их столько не собиралось. Она уткнулась в спины, еще у подножья холма, люди, женщины и мужчины, стояли то сбившись в кучи, то плотной стеной, воткнув перед собой факелы. Каждый держал в руке что-то, пригодное для насилия и разрушения. Косы, лопаты, вилы, чугунные сковороды, ручные серпы, метла и даже плетки. Гарди поняла, что сильно от толпы отличаться не будет и, перемотав цепь от колодезного ведра на другую руку, принялась уверенно проталкиваться сквозь людскую массу. Она знала, куда шла — на вершине холма отчетливо слышался голос Аса Гойдона, вещавший какую-то чушь о сплочении и единстве.

Несмотря на свет факелов, Гарди не сразу приметила Хризеллу в женщине, которую толкнула, прокладывая себе путь наверх. Та узнала ее первой, но в глазах селянки не было радости встречи.

— Его ведьма тоже здесь! — внезапно закричала Хризелла, отбегая от Гарди и тыча в нее увесистым половником. — И с ней надо разобраться!

Знала бы ты, насколько совпадают наши желания, ухмыльнулась Гарди, довольная тем, что люди стали расступаться. Теперь толпа разделилась на два круга — один вокруг Гойдона, другой вокруг нее. Между ними образовался проход, и она, наконец, увидела главного мерзавца Голубого Ключа.

Тот стоял на краю обрывистого берега, а трое верзил удерживали спелёнатую веревками фигуру с мешком на голове и камнем, обвязанным вокруг ног. Еще один кокон из простыней, неподвижный, лежал рядом, а на белой ткани расползались темные кровавые пятна. Обкусанный месяц глядел равнодушно, но его света хватило, чтобы Гарди узнала всех — кроме мумии на траве. И, конечно, она не сомневалась, что за человек стоял на краю обрыва с мешком на голове.

— Только тронь его, — прошипела она. Расстояние между ними было приличным, но она знала, что Ас ее услышал. На губах Гойдона заиграла торжествующая улыбка.

— Твой муж обвиняется в убийстве! — прокричал он. — А ты — в сообщничестве! Теперь мы точно знаем, что он оборотень, поэтому имеем право судить его по законам деревни.

— Каким образом ты хочешь отправиться в тюрьму, Ас? — спросила Гарди, лихорадочно соображая, как бы подобраться к Киру. Она уже заметила трех крепких парней, которые появились из-за спины старосты и теперь шаг за шагом подбирались к ней. Еще пятеро проворачивали похожий маневр за ее спиной.

— Ты можешь сесть с одной рукой, без носа или без ноги, — перечислила Гарди, краем глаза наблюдая за верзилами. — Неужели ты думаешь, что если мое наследство заморожено, у меня нет других денег, чтобы нанять адвокатов и раскатать тебя без остатка? А вы, люди, тоже так думаете? Как он там сказал? Сообщничество? Я запомнила, потому что к каждому из вас у меня есть, что предъявить. Ваши следы — там, на моей земле. Это ведь твой топор оставил зарубки на моих деревьях? — тыкнула она пальцем наугад в толпу. Несколько мужчин попятились, но сзади напирали, и движение остановилось. Они ее еще не боялись — пока.

— Он убил нашего старосту! — выкрикнула Хризелла, которая не хотела оставаться в задних рядах. Увидев непонимание в глазах Гарди, женщина показала на кокон у ног Гойдона. — Род Могрюгер лежал в коме и мог очнуться в любой момент, но тварь убила его! Ворвалась и оторвала голову. Его как раз навещал Ас Гойдон со своими ребятами. Они все видели!

— Так из свидетелей только он? — Гарди едва не подавилась злобой.

— А до этого оборотень разорил твою усадьбу! — не унималась Хризелла, которой поддакивали собравшиеся за ее спиной женщины. — Обезумел на луну и стал крушить все подряд, а потом в деревню к нам пошел. По дороге кур у Луда задрал и собаку титову придушил. Сколько можно эти бесчинства терпеть? А день рождение Моны помнишь? Мы тебе тогда не стали говорить, но теперь видно, что ты заодно, может, даже помогала ему дурман в напитки подмешивать, чтобы люди едва друг друга не поубивали! Я тогда двух зубов лишилась!

— Можете считать вашу счастливую деревенскую жизнь законченной, — прошипела Гарди, медленно направляясь к Асу и Киру, который качался уже на самом краю. — Хотя шанс есть у того, кто первым развяжет моего мужа.

— Пустые угрозы! — заявил Гойдон и взял в руки камень, привязанный к ноге Кира. — Да что ты вообще можешь?

— Гарди, не делай ошибки! — вдруг послышался голос Кира. Кажется, ему удалось выплюнуть кляп. — Не трогай их, ради нас — не трогай!

Может, если бы он молчал, Ас еще постоял бы какое-то время с камнем в руках, а у Гарди было бы время подобраться ближе. Но голос Кира, а главное — то, о чем он просил, буквально взбесил Гойдона, потому что в ту же секунду камень, привязанный к ногам ведьминого сына, полетел в реку. А за ним с обрыва рухнул и Кир.

Гарди начала двигаться в тот момент, когда рука Аса отпустила камень, но какой бы быстрой она не была, преодолеть расстояние в тридцать метров за секунду не была способна. А еще в голове стоял голос Кира, который на краю смерти решил поиграть в «хороших и плохих». Может, он хорошим и был, но Гарди Грязная к этому лагерю никогда отношения не имела. И все же, когда кончик железной цепи, выпущенной ею в тех, кто стоял на пути, уже готов был врезаться в человеческую плоть — а Гарди метила в шеи, чтобы перебить их быстро и насмерть, рука в последний момент дрогнула, и удар пришелся по телам, защищенным куртками. Досталось парням, которые за время разговора, подкрадывались сзади. Кто-то успел выставить вперед руки, другой повернулся боком, но легче им от этого не стало. Гарди хоть и изменила траекторию полета, но била сильно, потому что цепь была ее излюбленным оружием очень долгое время, и там, в саду, прошлое взяло ее за руку, а потом окровавленными губами нашептало в воспаленный мозг, что именно нужно делать. Второй попытки напасть — по крайней мере, от тех, кто сейчас выл, катаясь по земле, не последовало. Если не перелом рук и ребер, то трещины костей были обеспечены. Гарди знала это, но радости, как прежде, не испытала.

Она еще могла успеть. Кир говорил, что Готия научила его многим вещам, наверняка, он умел задерживать дыхание на долгое время. А если не умел, Гарди мысленно посылала ему свое умение — в тот момент она была готова поверить в любую магию.

Ее к берегу не пустили. Те трое, что спускались от Аса, не извлекли урок ее предыдущих жертв — им досталось по ногам. Быстро нырнув к земле и почти распластавшись по измятой траве, Гарди хлестнула цепью, сделав подсечку, но попала лишь в двух. Третий оказался опытным малым и метнул в нее нож. Недостаточно метко и быстро — она поймала его в воздухе пальцами и отправила обратно. Могла бы в горло, но проклятый Кир своим предсмертным напутствием испортил ей все удовольствие. Нож по рукоять вошел в плечо парня, опрокинув его на землю, где он и замер.

Конечно, Хризелла не могла остаться в стороне. Неизвестно, на что рассчитывали дамы, когда выстроились напротив Гарди со своими половниками, палками и сковородами, но бить их цепью она не смогла. Железный кончик свистел над ее головой не в силах отправиться в полет, чтобы покалечить еще одну плоть.

А секунды текли, капали одна за другой, вытесняя воздух и из ее горла тоже. Прежние противники Гарди были в десятки раз страшнее, хитрее и сильнее жителей Голубого Ключа, но впервые она не чувствовала ни радости битвы, ни уверенности в победе. Впервые ей было, что терять. Она сражалась с озверевшими от ненависти женщинами и мужиками, и от осознания этого ей становилось тошно. Глупая, бессмысленная битва, которая могла стоить жизни человека, ставшего ей дорогим.

Гарди раскрутила цепь, выставила свистящую вертушку перед собой и пошла вперед, уверенная, что селянки не выдержат и расступятся, однако Хризелла взяла за руку стоящую рядом девицу, а та схватила следующую. Выстроившись в ряд, они тоже пошли вперед, и Гарди мысленно им поаплодировала. То ли они были уверены, что им ничего не угрожает, то ли деревенская жизнь сделала их оторванными на всю голову.

Гарди не сразу догадалась, что селянки ее отвлекали. А когда поняла, тяжелое бревно, брошенное в нее сзади, уже летело в цель. Она увернулась, но не так быстро и ловко, как должна была. Увесистая деревяшка, похожая на почтовый столб, задела плечо, как назло раненое, и Гарди не удержалась на ногах.

Падший противник — лакомая жертва. На нее бросились все — и женщины, вооруженные опасной кухонной утварью, и мужчины с топорами и вилами. И тот верзила, которого она раньше в деревне не видела, но который сумел вырвать из земли столб и едва не лишить ее руки. Зажившая рана вспыхнула болью, слово сухая ветка, попавшая в костер.

У нее не было времени ни на боль, ни на обезумевших селян. Только секунды, тикающие в ее голове, имели значение. Прошла минута, началась вторая. Гарди почувствовала, что безумие накрывает и ее.

Выбрав женщин, она сделала кувырок в их сторону, выбила ногой фонтан земли, попавший в лицо дородной тетке с палкой, которая вырвалась вперед других, неимоверным усилием заставив себя забыть о боли, снова прыгнула вперед и, оттолкнувшись обеими руками, перелетала черед ряд селянок, прокрутившись колесом над их головами. Цепь пришлось оставить на земле, но Гарди не собиралась драться — ей нужно было бежать. Так быстро, как она никогда не бегала.

До берега оставалось метров пять, когда раздался выстрел. А почему бы ему не иметь пистолета, подумала Гарди, уставившись на допотопную модель в руках Аса Гойдона, который преградил ей путь с четырьмя крепкими мужиками. Староста промазал, но теперь дуло было нацелено прямо в нее, и она не двигалась.

— Тик-так, — сказал Ас и снова нажал на курок.

Ты ничего обо мне не знаешь. Иначе предпочел бы свалить из деревни, чем связываться. Что-то оборвалось в ее груди, что-то закончилось с отчетом второй минуты, последние секунды которой звучали погребальным звоном. Гарди знала, что может быть быстрой, но не знала, на что способна, когда искренне, по-настоящему чего-то желала. Ей показалось, что не она ушла в сторону, а это пуля внезапно изменила траекторию, впившись в землю позади нее.

Я порхаю, как мотылек, жалю, как оса.

Ее хотели огреть кнутом. Кто-то подбежал сбоку, но, похоже, знал лишь, как стегать лошадь. Кнут — оружие дальнего боя, и возможно, если бы селянин соображал, она бы сейчас валялась с рассеченным лицом, скуля от боли. Металлический кончик нагайки целился ей в голову, но его владелец не рассчитал дистанцию, а она была ключевым моментом в бою с кнутом. Кнут, конечно, не захотел так просто переходить к новому хозяину и ужалил ее в руку, когда она выхватывала его из рук неумехи. Но быстро смирился, поняв, что капризничать не получится.

Ас целился снова. Между тем, как он выпустил первую пулю, и тем моментом, когда она обзавелась новым оружием, прошла вечность. Гарди успела не только разогнать нагайкой наседавших сзади дам, но и коротким рубящим ударом разделалась с верзилой, метнувшим в нее столб. Если бы дело происходило зимой, теплая одежда защитила бы селянина, но на нем была рубаха с портками, и его колени ощутили максимальный болевой эффект, который повалил человека в траву, заставив выть и корчиться от судорог.

Ас с парнями тоже не извлек урока. Он палил, уже не целясь, попадая в кого угодно, только не в Гарди, которая принялась вертеться и прыгать, словно робот, не знавший усталости. Гарди дышала ровно, без задержек, в глаза врагам не смотрела, но намерения их видела насквозь — в движениях, нервных, резких, паникующих. Длинная дистанция — и тот, кто стоял ближе, отшатнулся с кровавой отметиной вдоль всего лица. Пара шагов и дистанция уже средняя — кончик плети обвился вокруг кисти Аса, заставляя его разжать пальцы. Да и стрелять уже было нечем, Гойдон давно растратил патроны.

Не освобождая захвата, она дернула нагайку к себе, и Ас, не удержавшись, рухнул на землю, а так как Гарди движения не прекращала, отступив чуть назад, тело Гойдона проехалось по траве, остановившись у ее ног, вернее, одной ноги, потому что вторую она поставила ему на горло. Четыре минуты прошло с тех пор, как рука подонка бросила камень в воду. Чтобы раздавить ему трахею, ей понадобилось бы куда меньше времени, но голос Кира никак не шел из ее головы. Гарди ударила его ногой в лицо, с удовольствием впитала в себя звук ломающегося носа, и это была последняя кровавая жатва, которую она заплатила своему прошлому.

Расстояние до обрыва она не заметила. Гарди была уже на краю, готовая нырнуть в темные воды, когда обкусанный месяц снова выглянул из-за туч и осветил противоположный берег реки. Речной поток недовольно бормотал, потревоженный людьми. Вот только Гарди сомневалась, что огромная фигура, медленно бредущая в неспокойных водах у дальнего берега, принадлежала человеку. Косматый, согбенный силуэт с неестественной формой головы и словно вывернутыми наизнанку ногами, тащил ношу. Месяц скрылся, но еще быстрее нырнул в темные кусты зверь, потому что, оказавшись на берегу, он встал на четвереньки, а неподвижную фигуру Кира — разве можно было сомневаться, что это был именно он, — поволокла за одежду по земле.

Оборотень! Крик застрял в глотке. Гарди обернулась, запоздало вспомнив, что непозволительно долго глядела в темноту, стоя на обрыве спиной к врагам, но никто не подкрадывался сзади и не метил топором ей в спину. Селянам вдруг стало резко не до нее.

Дым она заметила не сразу. Пока переводила взгляд с лежащих на земле фигур на тех, кто еще двигался и полз, пока выглядывала среди покалеченных знакомых — Тита или Хризеллу, пока соображала, убила ли, переступила черту, или все же, удержалась на краю, благодаря невидимой руке, протянутой Киром, пламя созрело и, нажравшись древесины и горючих материалов, взлетело огненным шаром до небес. Теперь уже точно никого не интересовала Гарди, стоявшая на обрыве и беспомощно глядящая, как пожар уничтожает то, что люди стали разрушать еще днем.

Горела усадьба Алисии. Хорошо горела, жарко. Гарди приходилось видеть пожары в жизни. Так полыхает не от первой искры, пламя буйствовало давно, но только сейчас вырвалось на свободу. Уже занялись ближайшие кусты и деревья, и люди бросились к водонапорной башне и реке. Сейчас им не было дела ни до оборотня, ни до его взбесившийся жены. Они спасали свои дома, потому что у пожара разговор короткий. Он родился на благодатной почве, словно личинка мухи, положенная заботливой матерью в разлагающуюся плоть. Деревянные дома Голубого Ключа были лишь топливом, которое грозило стать площадкой для хаоса, обещавшего поглотить многие земли вокруг.

Пришедшие в себя раненые слабо шевелились, но никто не спешил к ним на помощь. Правда, одна небольшая фигурка отделилась от толпы бегающих с ведрами людей и кинулась к распростертому на земле Асу. Гарди отметила, что он шевелится, и почему-то испытала облегчение, точно несвойственное ей в прошлом. Селянка склонилась над старостой, и Гарди узнала в ней ту самую девицу, которая сидела в телеге в тот самый день, когда Ас Гойдон впервые заявился с требованием продать ему дом. Наверное, любила.

Вид девушки, стирающей кровь с лица Аса, пробудил Гарди от спячки, в которую она неожиданно для себя провалилась. Если Кир и выжил от падения, что за намерения были у той зверюги? И как ее искать? Бежать в лес и кричать? Следопыт из Гарди точно был никудышный.

Изуродованный месяц снова взглянул на поселок и округи, но сейчас в его свете никто не нуждался. Светло было, как днем. От горевшей усадьбы занимались ближайшие дома, а люди с ведрами казались карликами, пытающимися потушить ад. За рекой неподвижными глыбами вздымались покрытые тайгой холмы, и где-то там, среди валежников и замшелых сосен, пробиралась зверюга с ведьминым сыном, который должен был быть жив. В мертвецов Новая Гарди отказывалась верить.

Если не оторвала голову ему в воде, значит, убивать не собиралась, неловко утешила она себя. Может, и не сожрет. Может, они давно знакомы, и тогда слухи про оборотня — вовсе не слухи. Какая-то тварь завелась в этих землях, и похоже, имела виды на ее парня.

— Я тебя найду, — прошептала Гарди в темноту. — Где бы ты ни пряталась, отыщу и заберу того, кто мой.

К Асу подбежала Мона, взглянула с ненавистью на Гарди и принялась рыдать над стонущим братом. Еще пара людей окинули ее злобными взглядами, и она поняла, что еще немного, и никакие боевые навыки не спасут ее от озверевшей толпы, потерявшей кров и жаждущий найти виноватого. А кто, как не ведьмин сын, устроил пожар, отомстив за свое утопление? И кто, как не его жена, должна за все ответить.

Влюбленная в Аса девица и Мона снова подняли головы, ища Гарди. Вероятно, чтобы бросить ей слова ненависти и проклятий. Но той уже на обрыве не было. Укрывшись в зарослях незнакомых желтых цветов, пахнущих терпко, тянувшихся высоко, Гарди пошла окраинами, двигаясь к месту, где горел так и не ставшим ей родным дом. Близко подойти не удалось — жар охватил ближайший лес и луговину, где она с мальчишками играла в футбол. Кажется, это было в прошлой жизни.

Прислонившись к стволу еще целого дерева, стоявшего поодаль от другой растительности на пригорке, Гарди беспомощно глядела, как догорают остатки усадьбы. От сада уже давно не осталось и следа. Переводя взгляд на бегающих по горевшей деревне людей, она подумала было, что должна к ним присоединиться и попытаться хоть как-то помочь. С одной стороны, все жители собрались на разборки с Киром, и пламя вряд ли застало кого-то спящим, но с другой стороны, всегда вмешивался случай.

И тут она увидела, как из одного охваченного пламенем сарая выкатывают телегу. По улицам метались люди, лошади, скот и домашние птицы, но Гарди сумела разглядеть, что именно за груз спасали селяне. То были розы, с любовью выращенные Киром и обреченные на жаркую смерть. Телега уже горела. Какое-то время ее поливали водой, но потом люди побежали к домам. Между тем, что тушить — родной кров или украденный товар, она бы тоже выбрала дом.

Вот так бесславно закончилась ее попытка измениться и начать все заново. Сомнений не было. Как только она встретит утро, вместе с ней увидит рассвет и Грязная Гарди, которая мысленно размазывала кровь врагов по лицу, украшая себя любимым боевым гримом. С кем она собиралась сражаться, было неважно. Законной жизни в королевстве Альбигштайн не вышло, в Старой Город она ни за что не вернется, ее путь пойдет косой дорогой, которая закончится обрывом и бездной.

Пообещав себе найти Кира, Гарди на самом деле не верила, что этот ее последний мост к нормальной жизни не сгинул в пожаре.

— Умри, сучка! — крикнула обезумевшая Хризелла в перепачканном сажей платье. Дом женщины сгорел. Гарди видела, как рухнула его крыша, в тот самый момент, когда прислонилась к дереву, чтобы понаблюдать за пожаром собственного недолго счастья.

Селянка бежала на нее со штакетиной, оторванной от забора, и Гарди ужаснулась той ненависти, которая прячется в людях, потерявших все и ищущих возмездия. Что-то не то было с жителями Голубого Ключа. Гарди приехала сюда за человеческой жизнью, а погрузилась в пучину страстей, отразивших ее мрачное прошлое.

Она отскочила, даже не став особо защищаться. Об ответной атаке не могло быть и речи. Беглого взгляда хватало, чтобы понять, что сил у Хризеллы осталось немного. Ее хватит на пару-тройку движений, а потом женщина рухнет на землю от усталости и отчаяния. Это было видно по ее выпученным глазам, широко открытому рту, беспорядочному дыханию и рукам, дрожащим так, что казалось, будто она трясет штакетиной в диком, шаманском танце.

Гарди уклонилась. Повторила снова. И снова. А в третий раз ей не повезло. Сосредоточившись на Хризелле и ее горе, Гарди забыла о самом главном, чему ее учила прошлая жизнь — о самозащите. Была ли то горящая головешка, принесенная злым ветром от самой усадьбы, либо сухая ветвь, отломившаяся с дерева не в то время и не в том месте, но удар по голове Гарди получила такой, что рухнула, даже не успев ни о чем подумать. Последнее, что она видела, была Хризелла, которая с прокушенными от злобы губами, неслась к ней с занесенной над головой штакетиной с явным намерением ее проткнуть.

Темнота, накрывшая Гарди после ярких огней, была ослепительной.