Красное закатное марево принесло в деревню мрачную, предгрозовую атмосферу, наполненную ощущением тревоги и чего-то неотвратимого.
Сидя за столом под раскидистой яблоней, уже отцветшей и оттого выглядевшей растрепанной, Гарди молча пялилась на небо и гадала о происхождении алых разводьев, испещривших весь горизонт. Туча, катившаяся на них с соседней деревни, доползла неполностью, с разрывами и прорезями, в которых изредка виднелось «нормальное», голубое, небо, исчезающее по мере того, как светило тонуло за горизонтом.
Усадьба у Гойдонов была в разы меньше ее дома, но двор был просторным — сразу было видно, что хозяева гулять любили и делали это часто. На ровно стриженной траве установили с десяток столов, которые к вечеру уже ломились от праздничных блюд и выпивки. Над одними столами висели сложные сооружения из свечей, над другими красовались гирлянды из ламп-ракушечников, повсюду расставили жаровни с открытым огнем, переносные фонари и факелы, порой просто воткнутые в землю. Света было столько, что теням не осталось и шанса. Тем не менее, небеса над праздничной поляной полыхали еще ярче.
Аквилегии пришлось выкинуть по дороге. Хризелла предупредила, что Мона ненавидит цветы, потому что от них у нее аллергия, поэтому у Гойдонов не бывало клумб и рабаток. Хоть Гарди и выбросила букет, до последнего селянке не верила. Ей хватило того, что всю дорогу дамы критиковали ее за выбор платья, а когда присоединились к другим гуляющим на поляне, женщины стали во все горло расхваливать фасон, цвет и кружевную отделку ее одежды. Однако насчет цветов дамы не лукавили. Поляна была украшена лентами, фонариками, свечами, но ни одного цветка в декоре не присутствовало. И букеты имениннице никто не дарил.
Деньгам Мона обрадовалась так сильно, что Гарди невольно подумала о том, что Кир, вероятно, знал сестру Аса слишком хорошо. Корзину с пирогами, которые весь день пек ведьмин сын, Гарди благополучно забыла, но и конверта оказалось достаточно, чтобы Мона отвела ее к самому нарядному столу и лично положила ей на тарелку столько еды, что Гарди, весь день трескавшая пироги Кира и оттого чувствовавшая себя бочонком, невольно ужаснулась. Но было кое-что и хорошее. Во-первых, брата именинницы с верзилами не было. Мона зачем-то извинилась за то, что Ас задерживается, видимо, по-своему истолковав притворно удивленное выражение лица гостьи. А когда рядом со стулом Гарди приподнялся край нарядной скатерти, и ей в колени уперся мокрый собачий нос, она и вовсе повеселела. Псина была опытной, в человеческих пирушках участвовала не раз, мгновенно вычислив самую сытую. Гарди с радостью скормила ей за раз половину тарелки, вторую же отложила на потом. Компания псины была приятной, и девушка решила растянуть удовольствие на весь вечер.
— Альфонсы — они все такие, — со знанием дела говорила Хризелла, уплетавшая холодец с чесноком и хреном. Гарди в подробностях объяснили, как готовится этот деликатес, над которым тряслись все деревенские. Она тоже любила мясо, но вид серого желе с плавающими в нем кусочками сала и крупно рубленного чеснока не смог бы вызвать у нее аппетит даже после длительной голодовки. Оставалось нюхать пучки укропа, щедро разложенные рядом с тарелками, и думать о том, что ее тошнит от объедания пирогами, а вовсе не от запаха «деликатеса».
Всех по-прежнему интересовал Кир, поэтому уже час как селянки обсуждали все, что касалось ведьминого сына — от внешности до его недавней женитьбы. Гарди предпочитала отмалчиваться, уткнувшись в тарелку, поэтому ее вскоре вообще перестали замечать. Какое-то время она прислушивалась, пытаясь уловить что-нибудь новое о фиктивном муже, однако селянки перемалывали лишь старые слухи. Кир был изгоем, всех сторонился, местных женщин не любил, не замечал их знаки внимания, как и сам не ухаживал ни за одной, с местными мужчинами в лучшем случае пребывал в состоянии «холодной» войны, в худшем — дрался. Во всех несчастьях Голубого Ключа был виноват, конечно, сын ведьмы, который устраивал поджоги, насылал порчу на скот, вредителей на огороды и засуху на поля. Ну, а помимо всего прочего, он был оборотнем, таскал собак, грыз овец на дальних пастбищах и периодически разорял курятники. Слушая сплетни, Гарди невольно вспоминала совсем другой образ Кира — прекрасного повара, внимательно собеседника, заботливого садовника и, как недавно выяснилось — талантливого портного. А еще он был лжецом и, возможно, мошенником, желающим наживиться на невинной девушке. Последняя мысль развеселила Гарди настолько, что она расхохоталась и еще долго не могла успокоиться, хоть селянки и бросали на нее подозрительные взгляды. Однако смеяться на празднике никому не запретишь, поэтому ее вскоре оставили в покое, Гарди же еще долго то смеялась, то замирала и утирала слезы, выступившие, конечно, от смеха.
В конце концов ей наскучило сидеть за столом и, прихватив с собой пучок укропа, запах которого ей так приглянулся, она направилась к поляне, рядом с которой усаживались люди с барабанами, дудками и скрипками. Как объявила гордая Мона, музыкантов выписали из самого Альбигштайна. Директор школы все равно задерживался, поэтому Гарди решила, что пора размять кости и немного растрясти пироги, которыми так обильно накормил ее Кир. То ли общая атмосфера праздника начинала действовать, то ли мозг, наконец, отпустил заботы дня, а главное — мысли о Кире, который, как заноза, сидел в голове постоянно, но Гарди вдруг почувствовала себя столь легко беззаботно, что мысль о танцах вызвала дикое воодушевление. В ушах гремели барабаны, сердце вторило вслед, а ноги уже отбивали ведомые только им ритмы.
— Ты куда? — окликнула ее Хризелла. — Мы же только пить начинаем. Танцы потом!
Селянка указала на большой запотевший кувшин браги, который недавно принесли на стол. До этого дамы угощались пивом, но, очевидно, пиво предназначалось для утоления жажды, а не для веселья. Гарди воздержалось и от того, и от другого, так как пиво подозрительно пахло грибами, а сельским бражкам она не доверяла с тех пор, как давным-давно знакомая из деревни едва не отправила ее на тот свет, угостив «домашненьким». А когда Гарди стала работать по серьезному, о выпивке вообще пришлось забыть.
Но сейчас Гарди было хорошо и без всякой бражки с пивом. Ей было так весело, что пока она шла до музыкантов, пришлось пару раз остановиться, потому что смех буквально валил ее с ног.
— Держи! — Гарди опустила в ладонь человека, устраивающегося рядом с барабанами, солидную горсть монет золотом. В городе она успела не только ввязаться в неприятности с местной мафией, но и обналичить кое-что из наследства. — Знаешь Тоню Кучерячую? Сможете сыграть что-нибудь подобное? Заплачу еще столько же.
Тоня Кучерявая гремела с хитами не только в Старом Городе, но и за ее пределами, однако музыкант был явно удивлен, что в Голубом Ключе кто-то знаком с современной музыкой. Пошептавшись с группой, он повернулся к Гарди и в его голубых глазах вспыхнули азартные огоньки. Гарди уже знала ответ и выбежала в центр поляны, вспомнив о раненой руке лишь, когда она отозвалась болью в плече, воспротивившись резким движениям.
А я и без тебя могу танцевать, кивнула конечности Гарди и, как можно изящней прижав раненую руку к животу, принялась притоптывать, ожидая обещанные ритмы. Голубоглазый не подвел. Неизвестно, как они смогли выжать из своих инструментов такие звуки, но грохот, разнесшийся по поляне, ворвался в уши каждого. Гарди давно не приходилось бывать в центре внимания, и сейчас с неожиданным наслаждением она отдалась музыке полностью. Отправив в рот мешавший пучок укропа, она принялась выплясывать, тряся всем, что тряслось. Раненая рука, конечно, сопротивлялась и мешала, но через пару-тройку пируэтов поняла, что сопротивление бесполезно и перестала отзываться болью при каждом движении. Освободившись от неприятных ощущений, Гарди пошла вразнос. Поняв, что ей мешает длина юбки, она, недолго думая, оторвала подол, сбросила туфли и принялась скакать, как дикая лошадь, почуявшая свободу. Как же ей было хорошо! Укроп оставил во рту приятное послевкусие, от которого в голове взрывались пузырьки радости.
Краем глаза заметив, что на поляну выползла пара девиц, очевидно, тоже засидевшихся за столом, Гарди быстро к ним подкатилась и, схватив за руки, попыталась обоих покрутить в хороводе, но девушки почему-то испугались и стали вырываться. Отпустив их, Гарди послала зрителям воздушный поцелуй и направилась к еще одной фигуре, появившейся на ее танцполе. Силуэт окружали огни висевшей позади гирлянды, и Гарди не видела, кто именно решил составить ей компанию. Виляя бедрами и высоко подкидывая ноги, она протанцевала в ту сторону, решив напоследок кувыркнуться через голову. Однако человек, будто разгадав ее желание, бросился к ней и перехватил в тот момент, когда Гарди уже подняла вверх руки, чтобы сделать опорную стойку.
— Ты зачем это ела? — голос Кира сердито ворвался в какофонию звуков, гремящих в голове Гарди. Она хотела оттолкнуть его, ведь проклятый оборотень портил все веселье, но подняла не ту руку. Раненая конечность бессильно хлопнула его по груди, а в следующее мгновение он уже тащил ее куда-то по траве — подальше от огней, музыки и любопытных глаз. Едва грохот стал тише, а свет гирлянд тусклее, жизнь резко превратилась в ад. Голову скрутил спазм, который пронесся по всему телу и поселился в животе. В глазах потемнело, а в уши врезался грохот воды. У меня галлюцинации, подумала Гарди, но потом услышала слова Кира:
— Только не убивай меня, женщина, но без этого твое спасение невозможно.
И в следующее мгновение ее взяли за волосы и окунули с головой в воду. Когда она попыталась вырваться, рука Кира нажала сильнее, глубже проталкивая ее в холодную реку — теперь стало ясно, что иллюзий никаких не было, а сын ведьмы притащил ее на берег, чтобы утопить. Не на ту напал. Гарди хоть и была ранена, но быстро справилась с оцепенением, тошнотой и спазмом, который вдруг стал стихать. Она стояла на четвереньках с головой в воде, Кир же навалился сзади, не давая ей выплыть. Наивный, неужели он думал, что Гарди раньше никогда не топили?
Она с удовольствием всадила здоровый локоть ему под ребра, метя побольнее. Почувствовав, что жертва, как и полагалось, выдохнула весь воздух из легких, она атаковала еще цепью ударов, целясь по болевым точкам. Работала вслепую, одной рукой, но результат того стоил. Ее голову резко отпустили, а в следующий миг уже Кир плавал в реке, как и она, испытывая недостаток воздуха.
— Никогда так не делай, понял? — она ткнула в него пальцем, чувствуя, как злость растворяется, будто соль в воде, а ее место занимают ужас, стыд и отчаяние. Она не собиралась ломать ему ребра.
К счастью, Кир отдышался и погреб к ней, хотя она была уверена, что еще секунда, и он уплывет в другую сторону.
— Ты бешеная городская сучка, — выругался он, отпихиваясь от ее помощи. Стоять на ногах он пока не мог, впрочем, как и она, потому что спазм в животе вдруг вернулся. Вместе с тошнотой и рвотой.
Пока Гарди рвало, Кир приходил в себя и выговаривал, пользуясь тем, что ответить она не могла:
— Да еще и глупая ко всему! Сколько тебе? Тридцать? Как ты вообще сумела дожить до такого возраста со всеми конечностями и головой на плечах?
Гарди было двадцать пять, и от осознания того, что он прибавил ей лишние пять лет, ей неудержимо захотелось рыдать. Работа оставила не только шрамы на ее теле, но и отпечаток на лице, делая ее старше.
— Что ты делаешь? — спросила она, рыдая во весь голос.
Зрение подвело, не сразу показав картинку, но разглядев, наконец, чем занимался Кир, она прижала руки ко рту, опасаясь, что ее стошнит снова. Сын ведьмы копался в луже, оставшейся после того, как Гарди стошнило, и, кажется, делал это пальцами.
— Хочу посмотреть, сколько ты съела этой гадости, — наконец, ответил он.
— Я ничего не ела, — обиженно сказала она и, подумав добавила, — только укропчик.
— Укропчик? — Кир вдруг оказался перед ее глазами, и она увидела, как его лицо борется с самыми разными эмоциями: удивлением, злостью и… смехом. Неожиданно ей тоже захотелось смеяться. И по мере того, как он смотрел на нее, сопротивляться желанию становилось невозможно.
— Гарди, это не укроп, а очень опасная травка, которой наши любят себя дурманить. Только они ее не едят, а нюхают. Ее так и называют «смех и слезы». Кошмар, а у меня ничего нет против такого отравления. Лишь народные способы и остаются. Пожалуйста, позволь мне окунуть тебя в воду. Нужно с головой, и как можно дольше. Чтобы легкие распирать начало. Зачем ты пошла одна? Я немного задержался, могла бы подождать.
— Немного? — в изумлении спросила Гарди, не заметив, как они снова оказались у воды. Правда, на этот раз она не сопротивлялась и позволила подержать свою голову под водой столько, сколько он хотел. На самом деле, Гарди могла задерживать дыхание и на большее время, но Кир вытащил ее достаточно быстро.
— Да, я задержался, прости, — сказал он, вытирая ей лицо какой-то тряпкой, как выяснилось, краем своей рубашки. — Ну, погляди, что ты с собой натворила. Дай руку посмотрю.
Гарди уже давно поняла, что, когда дело касалось медицины, вся стеснительность Кира куда-то испарялась. Вот и на этот раз, он смело стащил с нее бретельку платья и принялся исследовать повязку на плече, не замечая оголившегося декольте своей ненастоящей жены.
Вода помогала. На смену всем чувствам — приятным и неприятным, пришла тупая боль в голове, но с ней можно было жить. Пальцы Кира касались ее кожи легко и приятно, а Гарди бездумно смотрела на яркие огни и веселящихся людей, казавшиеся очень далеко отсюда.
— Это ты аквилегии сорвала? — тихо спросил Кир.
Гарди кивнула, чувствуя, что дурман-трава, похожая на укроп, делает ее сентиментальной. Она никогда в жизни столько не ревела, как в Голубом Ключе.
— А кому ты сегодня вечером букет нес? — не удержалась она в ответ.
Ладно, если бы Кир ей соврал. Придумал бы любую ложь, а она сделала вид, что в нее поверила. Или хотя бы начал отпираться — мол, не было никакого букета. Он же, этот ведьмин сын, просто глядел ей в глаза и даже не пытался ничего объяснить. Впрочем, что-то в его глазах было, но одурманенная голова Гарди не могла прочитать тайного смысла, как ни старалась.
— Прости за цветы, — выдавила она из себя, чувствуя, что отдала бы полжизни за правду Кира.
— Ничего, корни не повреждены, отрастут заново. Как ты себя чувствуешь? Пойдешь домой или попытаешься поговорить с Молионами? Кажется, ты хотела с ними встретиться.
Больше всего на свете Гарди хотелось оказаться в кровати Алисии, но тогда вечер будет окончательно испорчен. Решеное дело могло хоть немного выправить ситуацию.
— Я не помню, чтобы говорила о Молионах, — сказала она, когда Кир осторожно вел ее от берега к столам пирующих. С его помощью она привела в порядок платье и прическу, но в голове царили бардак и смятение.
— Ты хотела встретиться с директором школы в Хлопушках. Роджер Свичер — муж Генриетты Молион, старшей дочери Алекса Молиона. Вон они сидят всей семьей под яблоней. Кажется, смотрят на нас. Обсудишь с ним свое дело, и я отведу тебя домой.
Разговор с Молионами стал не самой худшей частью того вечера, но, вспоминая о нем, Гарди предпочла, чтобы он не состоялся.
Роджер Свичер был грузным, потеющим мужчиной с начинающейся лысиной и парой крупный бородавок на лбу, которые, по правилам приличия, полагалось не замечать, но взгляд Гарди то и дело цеплялся за эти розовые, шершавые наросты, а таинственный голос, поселившийся в ее голове после «укропчика», то и дело нашептывал, что разговаривает она не с человек, а чертом или демоном.
Насколько страшным и непривлекательным внешне был Свичер, настолько красива была Генриетта Молион, которая сверкала и сияла, будто жемчужина в безобразной, обросшей наростами и червями раковине. Черви в Генриетте, как оказалось, тоже водились — хватило странной улыбки и снисходительного кивка вместо приветствия, но, к счастью, всю беседу она молчала.
Кажется, я ревную, подумала Гарди, чувствуя, что все ее внимание уходит на то, как Кир улыбается Генриетте, а та улыбается в ответ. Гарди же достался взгляд с прищуром и едва заметный кивок. Началась морось, временами переходящая в легкий дождь, который гулко барабанил по тенту, натянутому над столом Молионов. Однако большинство гостей, включая Аса, который появился внезапно и, к счастью, полностью игнорировал Гарди с Киром, отплясывали под открытым небом, с удовольствием подставляя под летний дождь разгоряченные тела. Несколько дам закатали юбки, оголив ноги по самые бедра, и с визгом бегали по лужайке, не очень-то ловко уворачиваясь от мужских рук. Похоже, «укропчик» попробовала не только Гарди.
— Я знаю о вашем деле, — без обиняков начал разговор Роджер. Гарди не удивилась. Слухи в поселке должны были расходиться быстро.
— Скажу прямо, у меня набран весь штат педагогического состава, а спорт не входит в нормативные дисциплины, прописанные министерством образования. Но я готов сделать исключение. Разумеется, есть условие. Мне нужны ваши розы. Конечно, сначала вы покажете мне документы о статусе. И было бы хорошо, если вы начнете их выращивать как можно скорее. Не за горами королевская свадьба, а розы являются символом принца Феодора, что вам, конечно, не известно, но это неважно. Итак, вы поставляете розы, я подписываю с вами контракт. Договорились?
Еще одурманенная голова Гарди соображала туго, но никакого подвоха в предложенном не видела. Разве Кир сам не говорил о том, что как бы здорово было бы поставлять розы Молионам? Мол, тогда они оплатят расходы на статус очень скоро. И место учителя она получала. Но едва Гарди открыла рот, чтобы согласится, как ее опередил Кир.
— А какую закупочную цену вы предлагаете?
Роджер Свичер не удостоил Кира и взглядом.
— Так, что скажете, госпожа Джексон? — спросил он ее снова, а Генриетта вдруг взяла кувшин с бражкой и, налив полный стакан, подвинула его Гарди.
— За сделку, — сказала она, и этот ее жест убедил плохо соображающий мозг Гарди, что Кир задал вопрос не просто так.
— Так что там с ценой? — произнесла она не совсем трезво, но главное, что смысл был понятен.
Кир нашел ее руку под столом и сжал ее. Гарди хотелось сжать ее в ответ, но в голове нарисовался огромный букет роз, который ведьмин сын куда-то тащил в закат, и руку она выдернула.
— Все по стандарту, — немного нервно ответил Роджер. — По корону за десять стеблей. Но первая поставка — полкороны. И у меня тоже вопрос: какой у вас опыт в выращивание такого рода цветов? Статус статусом, но позорится перед королем я не хочу. Поэтому за первую партию заплачу полкороны за десяток. Нужно присмотреться, оценить товар, качество. Корон за десяток — это стандартная цена для поставщиков, тут ничего удивительного.
Как-то слишком много слов, подумала Гарди, но, к счастью, за нее ответил Кир:
— Я правильно понимаю, что вы предлагаете за десять роз одну корону? — спросил он, отодвинув от Гарди стакан с бражкой. — Если это так, то вы, вероятно, что-то не поняли. Вообще-то речь идет о розах. И если вы сомневаетесь в качестве наших цветов, то вам стоит спросить любого, кто громил мои теплицы в лесу пару дней назад и видел, какие у меня были розы. Вы, наверное, знаете, что сейчас очень благоприятный сезон для выращивания цветов. Мы взяли черенки от оставшихся роз и успешно их посадили. Все они принялись. Через месяц мы сможем поставить примерно сто пятьдесят цветов. Мне показалось, что вы немного перепутали цифры. Десять корон за одну розу — наверное, вы это хотели сказать, а не наоборот?
Гарди подумала, что ей ужасно нравится это «мы» из его уст. Она уже улавливала суть происходящего и задумалась над тем, как судьба ловко ломала ее планы. В очередной раз задав себе вопрос, хотела ли она учить детей спорту, Гарди поняла, что снова цеплялась за прошлое. Да, у нее имелась куча сертификатов и дипломов по самым разным видам спорта, включая плавание, фехтование, легкую атлетику и даже прыжки с шестом, но те бумажки заработала Гарди Грязная. Хотели ли Гарди Новая заниматься тем же самым? Да и с детьми она может не поладить. В Старом Городе Гарди случалось преподавать, но детей среди ее учеников никогда не было. Зато азарт, горящий в глазах Кира, когда дело касалось цветов, кажется, передался и ей.
Свичер покраснел и уставился на Кира так, будто он был кучей дерьма, в которую чуть не наступила свичерова нога. Будь Роджер чуть худее, то, возможно, он и смог бы увернуться, но его грузное тело неслось вперед, и столкновение было неизбежно. Закончилось оно не в пользу Свичера.
— Я передумала, — сказала вдруг Гарди и резко встала, увлекая за собой Кира, у которого было не менее удивленное лицо, чем у Молионов. Видимо, муж собирался торговаться, но у Гарди был уже другой план.
— Я вас не понимаю! — возмутился Роджер, — вам же нужна работа? Вы же от скуки в этой деревне умрете!
— Вообще-то я уже придумала себе занятие, — улыбнулась Гарди. — Не ешьте укропчик и все будет хорошо!
— Что ты делаешь? — спросил Кир, когда сумел догнать ее. Она буквально сбежала от Молионов, остановившись лишь тогда, когда их стол исчез за танцующими селянами.
— Мы найдем другого поставщика, — Гарди вспомнила о Кровавой Сальвии в тот момент, когда смотрела на блузку Генриетты. Она была расшита именно такими цветами. Гарди никогда бы не вспомнила название, но они были подписаны — сальвии. Встреча предстояла неприятной, однако Сальвия поставляла цветы прямо к королевскому двору, а розы, как уже поняла Гарди, были в стране в дефиците.
— Тебе не хочется его убить? — искренне спросила Гарди, пытаясь унять внезапную дрожь в теле.
— Кого? — не понял Кир, снимая с себя куртку и пытаясь натянуть ее на сопротивляющуюся девушку. Морось переросла в дождь, который мгновенно намочил обоих.
— Этого Роджера, — прорычала Гарди, — и тебя тоже!
Она так и не поняла, что произошло дальше. Ее кулак, будто зажил собственной жизнью и с размаху врезался в челюсть ведьминого сына. Вернее, так она думала, потому что Кира в том месте уже не оказалось. То ли Гарди стала медленной, то ли Кир слишком быстрым, но, когда она попыталась атаковать его головой, он ловко увернулся и схватил ее за локти, очутившись позади совсем неожиданно.
Гарди не знала, почему ей вдруг стало так важно побить Кира, но, похоже, ее настроение разделяли все собравшиеся. Ведьмин сын пытался ее куда-то тащить, однако выходило плохо, потому что она сопротивлялась. К тому же, дорогу им перегородила куча людей, образовавшаяся за секунды у них на глазах. Кто-то из танцующих споткнулся, другой прыгнул на него следом, третий приземлился сверху, молотя по телам внизу руками и ногами. Гарди уцепилась за дерево и, глотая льющийся с неба дождь, превратившийся в настоящий ливень, в изумлении уставилась на поляну, где еще недавно веселились люди. Сейчас там творилось нечто хаотичное, и страшнее всего было то, что ей хотелось стать частью этого. Ранее танцевавшие пары уже не прижимались нежно и страстно друг к другу, а колотили партнера и соседей обломками стульев, веток и всем, что попадалось под руку. Навесы и тенты содрали, и теперь ничто не мешало дождю поливать разбушевавшихся селян потоками воды, льющейся с багрово-красного неба. Внимание Гарди привлек Ас, который, держа за волосы одного из своих верзил, молотил головой бывшего товарища по столешнице. Кровь быстро смывало дождевой водой, а тело в руках Гойдона уже не сопротивлялось.
— Надо скорее укрыться! — прокричал ей на ухо знакомый голос, но Гарди забыла, кому он принадлежал. Ей нужно было туда, где кровь. Туда, где человека по имени Ас Гойдон, ждала смерть от ее руки.
Помутненный взгляд выхватил из толпы фигуру Роджера Свичера, который отбивался от своей жены, вцепившейся ему в волосы. У самого Свичера в руках была разбитая бутылка, которой он размахивал по сторонам в поисках жертвы. От острого горлышка едва увернулась Хризелла. От неминуемого ранения женщину спасла грязь. Дождь быстро превратил уютную покошенную траву в грязевое полотно, в котором селяне отчаянно пытались убить друг друга. Хризелла плюхнулась на зад, бутылка в руках Свичера пронеслась над ее головой, а в следующий миг женщина достала из кармана вилку и всадила в ляжку громилы Роджера, повалив его в земляную жижу вместе с Генриеттой Молион. Какое-то время женщины били вяло отбивающегося директора школы, а потом с остервенением набросились друг на друга.
Что было дальше, Гарди не увидела. Ей на голову накинули какую-то тряпку, загородившую и драку, и дождь, и багряную тучу, льющую злые воды. А потом ее тело оказалось на чьем-то плече, и пока она соображала, как лучше уничтожить противника, ее уже понесли прочь, при этом, Кир, а это было именно его плечо, бежал так, будто за ними гнались все оборотни мира. На какой-то момент ей даже показалось, будто она лежит на плече не человека, а гигантского зверя, но, конечно, у нее разыгралось воображение.
Гарди пришла в себя дома, не помня ни того момента, когда сознание оставило ее, ни секунды, когда она очнулась. Тем не менее, это был ее новый дом, а лежала она на кровати Алисии, укрытая теплым одеялом до самого подбородка. В окно остервенело бил дождь, хлестал ветер, но ей было сухо, тепло и уютно. Гарди вытащила из-под одеяла руку, почесала нос и почувствовала легкий аромат трав, идущий от кожи. Слегка влажные волосы пахли также — похоже, мыть ее без сознания входило у Кира в привычку. Откинув покрывало, Гарди внимательно изучила белое, просторное платье до колен, в которое ее обрядили.
— Извини, мне пришлось тебя переодеть, — раздался из темноты голос Кира. Он был странным, и подумав, Гарди решила, что так звучит грусть. Кир стоял у окна, и его силуэт зловеще выделялся на фоне багряной тучи, все еще нависающей над деревней.
— И помыть тоже? — колко спросила она. Во рту было так противно, что хотелось выплюнуть собственный язык.
— Да, и помыть, — без обиняков признался Кир. — Это все дождь. Нужно было смыть его с тебя.
— Дождь? — непонимающе спросила она.
— Такое было на моей памяти только раз, — помолчав, ответил Кир. — Мне было тогда около двенадцати. Дождь из красной тучи лил весь день, а к вечеру люди стали убивать друг друга. У меня был друг, он погиб, пытаясь заколоть меня ножом. Я отскочил, а он упал, поранил артерию и умер от потери крови. Ничего нельзя было сделать. Разве что спрятаться от этой воды. И сегодня, вот, снова…
Гарди села и схватилась руками за голову.
— Что за вода? При чем тут дождь? Я не понимаю, что ты говоришь, вообще ничего не понимаю.
Она, действительно, мало что понимала кроме того, что готова была всерьез убить и Кира, и Аса, и любого встречного — там, на поляне, под дождем.
— Это все «золотое молоко», но местные скажут, что виновата нечисть, — едва слышно произнес Кир. — До того, как стать местной ведьмой, Готия была ведущим сотрудником Королевской Академии Наук, ученым со стажем и с амбициями. Кое-что она мне рассказала. «Молоко» вызывает аномалии, и по-хорошему, люди здесь жить не должны. Но земли в королевстве мало, а людей много, и король позволил себя убедить, что, если запретить технологии, аномалии можно свести к минимуму. Готия тоже так считала.
— Но ты ведь тоже был под дождем! — внезапно вспомнила Гарди. — И голову, кажется, не потерял. Снова, вон, меня спас.
— В детстве Готия поила меня такой водой, — глухо сказал Кир и от его слов стало нехорошо. — Я же говорил, что она любила эксперименты. Не только воспитательские. Наверное, мне стоит сказать ей спасибо.
Он замолчал, а Гарди подумала о том, что смерть приемной матери, возможно, не была такой уж большой трагедией для Кира, как казалось раньше. Этот человек и его тайны были столь притягательны, что она не удержалась и сказала:
— Пожалуйста, ляг со мной рядом. Я точно одна сегодня не засну. Мы будем просто спать. Клянусь.
Кир долго не отвечал, и она уже решила, что он повернется и уйдет к себе наверх, но ей пришлось удивиться снова. Сбросив рубашку, Кир скользнул к ней под одеяло и крепко обнял, прижавшись сзади всем телом. То ли Гарди было очень холодно, то ли Кир успел нагреться у камина, но он показался ей очень горячим — каким бывает животное, но не человек. Впрочем, обнимал Кир ее совсем по-человечески: твердо, но нежно и ласково. Гарди давно так не обнимали, а может быть, никогда. И они, действительно, заснули, так как после его страшилок на ночь все шальные мысли Гарди по отношению к ведьминому сыну улеглись на полочку — ждать своего часа.