Глава двадцать первая Какой у вас бетон вкусный!

*1583-й день юся, Поднебесная, имперская провинция, город Юнцзин, квартал Байшань, здание совета квартала*


Подписываю очередной документ — приказ «О строительстве бумажной фабрики в квартале Янхуэй» и передаю его секретарю.

Этот приказ отправится в строительный отдел и бюрократический механизм завертится, чтобы требуемая бумажная фабрика была построена к сроку не позже, чем через четыре месяца.

У нас всё работает в директивном режиме, никто и не почешется, пока не будет отдан соответствующий приказ — это ручное управление экономикой.

Но это только сегмент экономики Юнцзина, высший, централизованный и вынужденный — наш.

А ещё есть низший и средний сегменты, где всё вертится как-то само, по законам рынка, монополий и маленьких картельных сговоров. Десятки тысяч лавок, торгующих всем, чем можно и чем нельзя, десятки тысяч небольших мастерских, производящих всё, но в малых объёмах, тысячи средних и десятки крупных мастерских, а также единичные заводы.

Последние — это то, что интересует меня больше всего.

Существует Императорский оружейный завод, производящий оружие и экипировку для императорской гвардии — несмотря на то, что гвардии уже не существует, завод продолжает выпускать продукцию, потому что не может иначе.

— Тенун, постой, — остановил я собравшегося уходить секретаря. — А ты когда в последний раз бывал в отпуске?

— Да я… — он замялся. — Никогда.

— Серьёзно? — нахмурил я брови.

— Мне не нужно, — ответил Тенун. — Да и возможности, пока, такой нет — работы много.

— Ты это зря, — покачал я головой. — Так не пойдёт — пиши завтра заявление на оплачиваемый отпуск. Даже Яньсюн, железный, сука, человек, и тот на работе чуть не сдох — мне нужен работящий секретарь, а не полудохлый. На нас не ориентируйся — мы-то юся, нас против чудовищ готовили, даже против самых опасных! Бюрократия, как оказалось, в их числе, м-да…

— Это приказ? — уточнил секретарь.

— Да, — ответил я. — Отпуск-то оплачиваемый — целый месяц можешь балду гонять, восстанавливать силы и потом, свежий, отдохнувший, вернёшься на работу!

— Завтра напишу заявление, нань Вэй, — без особого энтузиазма произнёс Тенун.

Секретарь ушёл, а я вернулся к размышлению над оружейным вопросом.

На Императорском оружейном заводе есть целых три цеха по производству моих двухцуневых полевых орудий, но качество изготовления хромает, поэтому гвардия, когда была жива, предпочитала снабжаться у частников.

Пушки говно, это да, но ружья хорошие — можно сказать, что вопреки.

«Надо что-то делать — у завода такой потенциал…» — подумал я.

Это плохо, что такое крупное предприятие, на котором трудятся сорок пять тысяч с лишним сотрудников, до сих пор находится под неэффективным управлением императорской администрации.

Есть ещё оружейные заводы «Двор священных ружей» и «Гнев гор», а также артиллерийский завод «Грозящий рокот тяньлуна», но это сравнительно маленькие предприятия, работающие на экспорт в провинции.

Эти предприятия меня тоже интересуют, но во вторую очередь.

Мне нужен главный столичный оружейный завод, способный, после модернизации, решить нашу проблему — зависимость от импорта оружия.

С боеприпасами никаких сложностей нет — есть шесть патронных фабрик, на которых производятся сотни тысяч бумажных патронов с пулями Несслера. Стрелять нашей армии всегда будет чем, но из чего, пока что, не очень понятно.

Смотрю на здоровенные песочные часы, отмеряющие мой рабочий день — уже четверть песка высыпалась, поэтому пора на встречу с одним важным человеком.

— Если что, я на выезде, — предупредил я Тенуна.

— Хорошо, нянь Вэй, — кивнул секретарь.

Выхожу из здания и двигаюсь в сторону нового жилого массива — построен он при врио Сары, в рекордные полтора месяца от высыхания фундамента и до сдачи объекта приёмной комиссии.

Она назвала этот жилой массив «Благословенным лесом» — это двадцать четыре шестиэтажных дома, построенных по новой технологии.

Вся новая технология заключается в том, что практики стихии Земли сооружают первые два этажа из монолитного камня — буквально, превращают едва-едва обтёсанные блоки, привезённые из провинций, в единое целое, а остальные этажи строятся из кирпича. Благодаря такому решению, первые два этажа служат очень надёжным фундаментом оставшимся четырём — так обходится ограничение высотности, накладываемое качеством кирпича.

Помимо поднятия двух монолитных этажей, практики «запаивают» швы в монолит, что здорово так ускоряет сдачу объектов — приёмной комиссии нет необходимости простукивать каждый шов, на предмет брака.

Да, это дорого, потому что труд практиков стоит недёшево, зато мы выигрываем в скорости строительства и инфраструктуре, что просто бесценно. Инфраструктурный выигрыш состоит в увеличении плотности населения.

В идеале, конечно, было бы строить что-то десятиэтажное — это сорок квартир по 99,9 квадратов, но даже с практиками стихии Земли ничего достаточно долговечного с такой этажностью не построить. Сопромат, сука такая…

«Мусорных урн в городе мало», — отметил я, идя по тротуару. — «А где они есть, там на них болт забивают — нет культуры обращения с мусором».

Надо не забыть дать Зонгу приказ, чтобы начал пропаганду чистоплотности. До сортировки мусора мы вряд ли дойдём, но прививать людям чистоплотность просто необходимо — если потребуется, то и полицейскими дубинками.

«Построим тут огромный Сингапур, в котором можно отхватить пиздюлей даже за жевание „Орбита“ ебаного!» — подумал я. — «Надо только разобраться с жилищным вопросом и этими ёбаными суевериями!»

С остальными зданиями тоже всё не слава богу: четырёхэтажные жилые дома не пользуются особой популярностью, потому что четыре — это, как известно, цифра смерти. Люди на последнем этаже нервничают, переживают, а официальное переименование четвёртого этажа в пятый не повлияло почти ни на что. Не хотят люди жить на четвёртом этаже — суеверие очень крепко и выводиться никак не желает.

А вот в новых шестиэтажных домах этой проблемы нет — четвёртого этажа в них не существует, после третьего сразу идёт пятый, а после него шестой и седьмой. И всем нормально. Видимо, это как-то связано с тем, что в четырёхэтажках после четвёртого ничего нет, поэтому жильцы думают, что просто переименованием смерть не наебёшь…

«Надо подумать о строительстве ложных пятых этажей на четырёхэтажках», — размышлял я. — «Если им так важно — хрен с ним. Древесины у нас навалом, поэтому соорудить имитацию этажа не составит особого труда. Реально селить там никого не нужно — пусть выглядит, как полноценный пятый этаж, чтобы этим бедолажкам спалось спокойнее».

Проблем массовое жилищное строительство создало немало, но и устранило ничуть не меньше.

Например, работа сборщиков налогов упростилась до безобразия — им нужно просто знать, в каком доме и сколько живёт людей, и собирать с них фиксированную сумму. А раньше квартальным сборщикам налогов приходилось посещать каждый двор и они физически не успевали собрать положенную дневную норму.

Эффективность сбора налогов, таким образом, резко повысилась, хотя раньше бывало, что до отдалённых дворов сборщики тупо никогда не доходили и из-за этого кто-то жил в городе совершенно бесплатно — теперь платят все.

Мы всерьёз раздумываем о дальнейшем упрощении сбора налогов — у нас уже работает система прописки, поэтому мы знаем, когда и куда переезжают налогоплательщики, что открывает новую возможность.

Можно «автоматизировать» сбор налогов: в каждом доме и так есть староста, следящий за порядком — на него и предлагается повесить сбор налогов с жильцов. Так мы уменьшим штат сборщиков налогов и высвободим всех этих грамотных людей для более важных задач.

«Будут пиздить бабки», — подумал я, заходя на территорию жилого массива. — «Но они и так пиздят — ничего не поделаешь».

Шестиэтажные здания стоят группами по четыре — с одним общим двором, где разбиты зелёные посадки и стоят нехитрые приспособления для развлечения детей, а также лавки для праздного сидения в тени деревьев.

Это отдалённо напоминает мне дворы Новосибирска — сходство портят только бумажные окна и пробивающийся через них свет масляных ламп…

Жилой массив из двадцати четырёх домов — это община, насчитывающая примерно 4 000 жильцов. И такая прорва людей живёт всего на четырёх с половиной гектарах — раньше такое было просто немыслимо.

До жилищной реформы, такое количество людей, проживающее в одноэтажных домах с дворами, если считать по минимуму, заняло бы примерно тридцать гектаров, а если считать так, как оно обычно обстоит в реальности, то запросто и все пятьдесят пять гектаров.

Приветливо киваю бабушкам, сидящим на приподъездных лавках и старичкам, играющим в маджонг или го в беседках во дворе, и иду к подъезду № 2.

Вхожу в полутёмный подъезд, освещённый масляными лампами, и поднимаюсь на третий этаж.

В подъезде очень чисто — видно, что домовой староста очень хорошо следит за уборкой и крепко держит вверенное ему хозяйство.

— Ох… — выдохнул вышедший из квартиры мужичок, наткнувшийся на меня.

Одет в домашнее — белую хлопковую футболку, писк моды нынешнего сезона, а также в белые хлопковые шорты, также очень модные. Мода на подобный прикид объясняется тем, что это подражание нательному белью КМП Юнцзина — климат столицы позволяет ходить так круглогодично, поэтому практически все мужчины от 6 до 60 лет начали заказывать этот дешёвый и уважаемый в обществе прикид.

В руках у мужичка литровая глиняная бутылка с рисовой водкой и два деревянных стакана.

Он очень напрягся — не каждый день сталкиваешься в подъезде со здоровенным юся.

— Спокойно, — сказал я ему. — Проходи.

Пропускаю напрягшегося мужичка, подхожу к искомой двери и стучу в неё.

Открывает мне усталого вида женщина лет тридцати, одетая в потрёпанное селянское платье.

— Я к Минчэну, — сказал я.

— А-а-а, заходите… — растерянно ответила женщина. — Мин, к тебе пришли!

Прохожу в квартиру и осматриваюсь.

Тут всё стандартно: скрипучие дощатые полы, заштукатуренные стены, масляные светильники, мебели мало — в прихожей стоит дощатый шкаф, а в гостиной стол на восемь персон и две длинные деревянные лавки вдоль стен, со спальными принадлежностями.

Видимо, в гостиной спят младшие дети, а родители спят в спальне, где, согласно проекту, есть место только для двуспальной кровати, шкафа и комода. Третья комната отведена для старших детей, которых у Минчэна двое.

Вообще, нами задумывалось, что дети должны спать в отдельной комнате, а гостиная должна использоваться по назначению, но жильцы сами решают, как у них всё будет устроено…

Совмещённый санузел расположен в прихожей, дверь справа от входа — строители оборудуют в каждой квартире терракотовый унитаз, а также чугунные душ и рукомойник. Всё это имеет бронзовые элементы, но их количество сведено до необходимого минимума.

По Минчэн вышел с балкона, на ходу закрывая колпачком длинную табачную трубку.

— Нань Вэй! — воскликнул он и рухнул на пол. — Приветствую вас в моём скромном жилище!

Исполнив почтительный поклон, он поднялся на ноги.

— Приветствую, — кивнул я ему. — Идём на балкон — там побеседуем.

Минчэн кланяется и услужливо открывает мне балконную дверь.

— Жена, готовь ужин! — велел он.

— Итак, — сказал я, сев за столик на балконе.

Тут обнаружился деревянный стакан, полный табачного пепла.

Помимо «логова курильщика», на балконе стоит незавершённая односпальная кровать, рядом с которой лежат столярные инструменты.

— Дети в школу ходят? — спросил я.

— Да, нань Вэй! — закивал Минчэн. — В школу № 11!

— Это хорошо, — одобрительно улыбнулся я. — Итак, сразу перейдём к делу — что именно ты слышал в императорском квартале?

— Вас не порадуют мои слова, нань Вэй, — виновато потупившись, ответил Минчэн. — Сановники замыслили что-то плохое — мой шурин, ремонтировавший северную стену Дворца Тёплого Лета, слышал разговор двоих сановников, вышедших на балкон. Они обсуждали некоего… это не я сказал, это я со слов доношу…

— Так доноси, — вздохнул я.

— … зарвавшегося байгуя, — произнёс сжавшийся Минчэн. — Говорили, что план исполняется хорошо — всё идёт так, как они и задумали.

— Хм… — задумчиво погладил я подбородок. — Интересно… Какие-нибудь подробности?

— Говорили, что Чёрный демон собирает армию в Мэйхуа, у Чёрной ванки во владениях, а Белокожие тонут в обычных делах, — продолжил Минчэн. — И это, говорили они, замечательно. Также сказали, что пусть маются своими делишками — так точно ничего не заметят и в неведении помрут.

— Понятно, — кивнул я.

Значит, в заговор против нас посвящены какие-то чиновники — это было ожидаемо, так как императорская администрация, всеми конечностями, за возвращение всей полноты власти в свои руки.

— Вот тебе награда за сведения, — положил я на стол десять золотых лянов. — Половину отдай шурину.

— Благодарю вас, нань Вэй! — встал и поклонился резко приободрившийся Минчэн.

Судя по удивлённому взгляду, он ожидал награды за информацию, но не настолько щедрой…

— Будешь болтать об этом — долго не проживёшь, — предупредил я его. — И шурину своему скажи, чтобы держал рот на замке.

— Разумеется, нань Вэй, — вновь в пояс поклонился Минчэн.

Выходим в гостиную — его жена уже накрыла на стол. Еда скромная: свежесваренный рис, суп «цайтан», тушёная свинина с капустой, маринованная редька и шинкованная капуста с уксусом.

Сажусь за стол и вооружаюсь деревянными палочками.

— Это большая честь для нас, нань Вэй… — произнёс севший напротив меня Минчэн.

— Остальные тоже могут есть, — сказал я.

Это всё сословные ограничения. Согласно этикету, если гость настолько важен, а я пиздец как важен, то это он должен решать, кто, помимо хозяина, будет есть с ним за одним столом.

Мне такие порядки не нравятся, я к ним так и не привык, но упразднить их я не могу — приходится мириться.

Жена Минчэна позвала всех детей и они расселись за столом.

— Приятного аппетита, — пожелал я всем и начал есть.

Калорийность этой еды настолько низка, что тут даже говорить не о чем, но я сделал вид, что всё сытно — ел медленно, смакуя каждое блюдо.

— В школе хорошо все учатся? — спросил я у Минчэна.

— Да, нань Вэй, — ответил он. — Я строго слежу, чтобы мои дети были почтительны и с уважением принимали этот дар от военного коменданта.

Весь город считает, что это именно дар от меня — бесплатное образование. Не понимают люди, что больше всех от массового образования выигрываю я. Вряд ли они когда-нибудь поймут, что образованным людям жить тяжелее, потому что Лао-Цзы был прав.

«Кто учится, с каждым днём увеличивает свои знания», — припомнил я цитату. — «Кто служит Дао, изо дня в день уменьшает свои желания».

И как-то само собой выходит, что не учишься — уменьшаешь свои желания. Ну, то есть, необразованный человек, по умолчанию, хочет меньшего, потому что он тупой.

Мой жизненный опыт подсказывает мне, что это, в целом, верно, ведь у меня было немало знакомых, которых в этой жизни интересовали только футбол и пиво. И больше ничего.

«А я ведь сам был таким…» — задумался я, медленно жуя капусту в уксусе. — «Только вместо футбола у меня были Бэхи — смотрел Ютуб каждый вечер, сосал пиво из „сиськи“ и жопу чесал…»

Женя же долгое время пыталась выдернуть меня из этой ямы — какой-то «цифровой детокс» (1) устраивала, телефон и пульт от телевизора у меня забирала, какую-то индуистскую хуету включала фоном и прочее, прочее, прочее…

Не помогло — я катился под откос, и выглядело всё так, будто я так и проживу свою жизнь.

Меня даже секс перестал интересовать — мне больше хотелось сиську, но уже не женину, ха-ха-ха…

— Учитесь хорошо, дети, — сказал я, окинув детей суровым взглядом. — Образование — это дар, который поможет вам стать людьми.

У Минчэна две дочери, которых мой призыв не касается — даже если захотят, официально учиться не смогут. Пока что, конечно же.

— Твоя жена хорошо готовит, — сказал я, вытирая рот белоснежной хлопковой салфеткой. — Цени это, Минчэн.

— Буду, нань Вэй, — приложил он руку к сердцу.

— Что ж, не буду вас задерживать, — произнёс я, вставая из-за стола. — Рад был поужинать с вами — прощайте.


*1592-й день юся, Поднебесная, имперская провинция, город Юнцзин, восточные пригороды, генеральный штаб КМП Юнцзина*


— У меня есть пятьдесят тысяч новобранцев для корпуса и ещё двадцать тысяч для городской стражи, — продолжил Маркус, сидящий за длинным столом на сорок персон. — Но они ещё не готовы — передохнут все в первом же бою. Нужно больше времени, ниггер!

— Понимаю, — кивнул я. — Но ситуация обостряется, бро — надо как-то ускоряться.

— Не получится, — покачал головой генерал армий Маркус Смит. — Может, наймём наёмников?

— Это дерьмовое решение, — сказал я. — Они ничуть не лучше, чем провинциальные армии, а ещё у них всегда есть проблемы с лояльностью. Нужно пользоваться тем, что у нас есть.

— Имей в виду, что ван Цзин настроился на полноценную войну — его армия приведена в полную боевую готовность и ждёт нашего следующего хода, — предупредил меня Маркус. — Мы не можем отводить КМП от границ — он может подумать, что это отличный момент для удара.

Ван Цзин Шаньго — правитель провинции Бэйлин, «подаренной» Маркусу. Как нам известно, он окружил себя тремя сотнями практиков разных направлений, двумя юся-наёмниками и сорокатысячной армией из одурманенных солдат.

И армия его отличается высоким качеством экипировки и хорошей выучкой — на это ван денег не жалел, поэтому у него лучшие ружья, дохрена артиллерии и даже есть эскадроны латных кавалеристов.

Предполагается, что этого должно хватить для отражения наступления КМП Юнцзина, но мы знаем, что этого решительно недостаточно — провинция Бэйлин неизбежно падёт. Только вот сценарий с полномасштабной войной нам сейчас очень невыгоден…

Стоят ли все эти богатые шахты людских потерь?

Однозначно — стоят.

Только вот у нас император устроил заговор, нацеленный на свержение юся-узурпаторов, и, как нам известно, начинает собирать войска. Потихоньку, ненавязчиво.

— Что предлагаешь, хоуми? — спросил Маркус.

— Готовимся к худшему сценарию, — сказал я. — Но надеемся на лучший.

— Когда, кстати, решится вопрос с оружейным заводом? — поинтересовался генерал армий Смит. — Интенданты начинают беспокоиться — все эти задержки поставок выглядят надуманными.

— Вопрос на стадии разрешения, — заверил я его. — Императорская администрация сопротивляется, но юридически цеха находятся на подконтрольной мне территории, поэтому у них просто нет причин не отдавать их мне.

Пока я инспектирую войска, во Дворце Тёплого Лета происходит юридическая баталия: наши юристы грызутся с императорскими чиновниками.

Чинуши очень не хотят отдавать оружейный завод, но понимают, что отстоять его уже не удастся — поэтому затягивают обсуждение, как могут.

Привычные им методы, в этом случае, не работают — они привыкли приказывать и угрожать санкциями, но сейчас они не в том положении.

Император и босс-кровосос, как я понимаю, уповают только на этот хитрый заговор, тесно переплетённый с нашим физическим уничтожением и перехватом контроля над военной комендатурой.

Этот заговор настолько «секретный», что мы наткнулись на его следы просто случайно, не прибегая к услугам Архивариуса.

— Нам нужны пушки, бро, — произнёс Маркус. — Может, побеседуем с Каспером и остальными? У них есть оружейные производства — вооружим новобранцев хоть чем-то.

— Нет, это будет опрометчиво, — покачал я головой. — Сейчас все считают, что у нас дохуя оружия на складах, поэтому лезть к нам очень опасно. Пусть так и считают — я ускорю процесс отжатия завода, и всё решится.

— Окей, — кивнул Маркус. — А ты чего пришёл-то? Хочешь посмотреть, как мы дрочим новых морпехов?

— Нет, — покачал я головой. — По документации хочу свериться и понять, как у вас идут дела.

— Кстати, бро… — понизил голос Маркус. — У меня есть одна штука, которая тебя точно заинтересует…

— Какая штука? — спросил я.

— Идём, — позвал меня Маркус.

Мы покинули конференц-зал и штаб, а затем вошли в кирпичное здание мастерской.

— Вот эта штука, бро, — показал Маркус что-то, напоминающее револьвер.

Вижу пустую рамку, характерную рукоять и ствол. Курка, барабана и щёчек на рукояти нет.

— Это револьвер? — нахмурил я брови.

— Ага! — заулыбался Маркус. — Я вытачиваю тут, помалу — будет единственный на всю Поднебесную ствол настоящего гэнгста!

Я задумался — а ведь ничего не мешало и раньше…

Токарные станки у нас есть, точность у них приемлемая — можно изготавливать сложные механизмы. А тут, как я вижу, ничего сложного: в рукояти видны простые пружины, а на столе лежат детали ударно-спускового механизма — курок, спусковой крючок и ещё две пружины.

— Выглядит очень серьёзно, — сказал я. — Какой калибр?

— Сорок пятый, бро, — с гордостью ответил Маркус. — Барабан ещё не готов — до сих пор ебусь с ним, но всё остальное уже перед тобой. Это будет пятизарядник, с удлинёнными гильзами.

— Гильзами? — удивился я.

— Я решил, что раз делаю для себя, то можно и с гильзами поебаться, — ответил Маркус. — Буду вытачивать каждую из латунных болванок — скорее всего, они будут очень толстыми и тяжёлыми, но для меня это не проблема. Представь, ниггер! Пять выстрелов подряд, из 7,5-дюймового ствола.

— А семь с половиной дюймов — это сколько? — не понял я.

— Задолбали со своей метрической системой… — пробурчал Маркус. — Это… 190,5 миллиметров.

— Солидно, — кивнул я. — А точность какая ожидается?

— Ебейшая, бро! — заверил меня Маркус. — Посмотри в ствол — я уже выточил нарезы — шесть штук.

— Ты чем-то вдохновлялся? — уточнил я.

— Кольт Сингл Экшн Арми, — ответил он. — Пожалуй, лучший револьвер на вооружении Армии США — воевал везде и до сих пор, нет-нет, убивает врагов демократии по всему миру.

— Да-да, у демократии полно врагов… — усмехнулся я.

— Давай не будем возвращаться к этой теме? — попросил Маркус.

— Да, лучше не будем, — согласился я. — Значит, хочешь сделать только один?

— Неа, — заулыбался Маркус. — Я хочу сделать четыре экземпляра — два мне и вам по одному. Массово такую сложную штуку производить будет очень тяжело, практически невозможно, в нынешних условиях, но четыре штуки, где-то за два-три месяца, я сделаю — брака дохуя, бро. С барабаном я до сих пор не разобрался — то каморы кривые, то трещины, блядь…

— А с остальным как дела? — поинтересовался я.

— Да тут деталей дохуя и больше — пятьдесят пять уникальных! — мотнул головой Маркус. — Барабан сделаю — хуй бы с ним, но потом у меня начнётся «тайминг-шоу», поэтому я обязательно буду переделывать некоторые детали, иногда совсем заново, потому что неверно вспомнил или проебался. Так что всё самое сложное ещё впереди. И я не уверен, что у меня всё получится. А вот теперь мне кажется, что может и не будет никаких револьверов, бро…

— А что такое «тайминг-шоу»? — уточнил я.

— Это моё авторское название процесса подгонки деталей, — объяснил Маркус. — Нужно добиться, чтобы каждая деталь отрабатывала вовремя, не запаздывая и не торопясь — и это самое сложное. Всё-таки, я не профессиональный оружейник, а просто фэн оружия девятнадцатого века. Не могу утверждать, что у меня точно всё получится.

— Я в тебя верю, — сказал я. — Это будет прямо очень мощное преимущество, бро.

— Постараюсь сделать, — вздохнул Маркус. — Да, преимущество будет ебейшее…


Примечания:

1 — Цифровой детокс и прочая хуерга — в эфире рубрика «Red, why are you telling me all this⁈» — это такая штука, нацеленная на временное исключение из жизни человека цифровых устройств, таких как смартфоны, компьютеры, планшеты, телевизоры и т.д. Это не значит, что человека надо выгнать в тайгу, чтобы его там волки съели — разрешено для важных дел, типа, рабочих вопросов или важных звонков. Идея в том, чтобы человек покинул сеть, все эти Ютубы, Тик-Токи, Инстаграмм (террористическая организация Meta — это полный харам и запрещено на территории Российской Федерации) и прочие соцсети. И тут я должен сказать, почему эта штука может сработать. А сработать она может потому, что легкодоступный контент на всех этих террористических и не очень социальных площадках — это верное средство для формирования, так называемой, дофаминовой ямы. Каждый день человек поглощает огромные объёмы даже не контента, а информации (сторисы-хуёрисы, посты-хуесты, видео-хуидео, новости-хуёвости и т.д.), что вызывает когнитивную усталость, так как мозг работает в режиме повышенности активности, а не фокусировки или отдыха. Ну и получается, что, вроде как, всё это время не ебался, но очень-очень заебался — отсюда эта непонятная усталость, нежелание что-то делать и тотальная демотивация. А происходит так, потому что поглощаемый контент даёт всплеск очень дешёвых гормонов счастья, прямо очень-очень дешёвых, получаемых, буквально, не поднимая жопы с дивана, что, в итоге, истощает систему вознаграждения и повышает толерантность к гормонам счастья (вернее, рецепторы привыкают и им нужно что-то посильнее). Иногда доходит до того, что некоторые индивиды подписываются на сотни пабликов с трэш-контентом типа жести с разорванными трупами под колёсами самосвалов. Как объяснить эту хуйню? А толерантность выросла — простыми милыми котятами и почти обнажёнными сиськами инста-дивы её уже не «пробить». И тут на помощь приходят более острые ТГ-каналы с расчленёнкой, порнухой и прочим. Собственно, так называемый, цифровой детокс направлен на понижение толерантности к контенту и, вместе с этим, на разгрузку психики и нервной системы. Какие бонусы от этого? Да вот такие: фокусировка внимания улучшается, понижаются тревожность и уровень стресса, появляется мотивация, ещё, внезапно, появляется дохуя свободного времени, которое человек может потратить на что-то ещё — например, пообщаться с родными и близкими, сходить погулять в парк, пока погода позволяет или выполнить работу вовремя и лечь, наконец-то, пораньше. И если у тебя, уважаемый читатель, сейчас, в полночь по МСК, появилось устойчивое убеждение, что вот завтра точно никаких мобил — себя-то наёбывать не надо, умоляю, хе-хе-хе. К этому надо прийти, постепенно, а самое главное — осознать, что проблема есть. Я, например, пока на дворе лето, систематически выхожу на улицу и шароёблюсь по общественным местам. Без каких-то особенных активностей — просто дышу пропитанным автомобильными выхлопами воздухом и ебашу норму в 10–12 тысяч шагов. Почему? А я просто хочу досмотреть этот пиздец до конца.

Загрузка...