Гридень 3. Экспансия

Глава 14

Два дня до назначенного Божьего Суда пролетели в сплошных тренировках и отработках приемов и связок. Мои люди подсматривали, как на подворье купца Горыни тренируется тот самый наемник Лют, и после я корректировал собственные тренировки, поняв стиль бродника. Тренировался я сам, тренировал… Алексея. Среди всех присутствующих рядом со мной лучшего мечника не сыскалось. Мало того, в тренировочныхпоединках я проигрывал родичу больше, чем он мне. Лишь подлыми приемами я не проигрывал в сухую.

Все-таки нужно иметь как можно больше спарринг-партнеров, так как техники владения мечом, оказывается, бывают разными. Порой можно нарваться на мастера и вовремя не успеть подстроиться под противника, проиграть.

— Получилось? — спросил я у Боброка перед днем, когда должен был состояться поединок.

— Да, — отвечал десятник-ассасин.

А что? Это же сейчас расцвет Ордена ассасинов? Или чуть позже должен быть, не важно, не мы первые подло поступаем, не мы последние. Если еще учитывать, что Русь — наследница Византии, так и сам Бог велел хитрить, как наставники, ромеи.

— Дерись, скот! — кричал Горыня, привлекая к себе взгляды великого князя, который уже больше смотрел на купца, чем на поединок, ну, или избиение в Круге.

Изяслав Мстиславович также почтил своим вниманием такое развлечение, как Божий Суд. Князь располагался на противоположном от купца краю поляны, но я заметил, что он послал своего человека, дабы тот урезонил купца. Все же в своих оскорблениях, криках и в целом поведении, Горыня перешел все рамки даже современного, более, чем вольного порядка в поведении.

— Не убивай его! — выкрикнул я, используя то, что все уже смотрели осуждающе на купца.

Я, получается, так же стремлюсь повлиять на ход Круга, а в Божий Суд, после его начала, соваться нельзя. Вот потому крики, а еще и оскорбления купца выглядят на грани богохульства.

Великий князь сидит не только рядом со своим воеводой, не не только с воеводой Братства, но и с тремя лицами, о которых в Киеве знают все. В сущности, вместе с Горыней, эти люди и есть представители купеческой элиты. И теперь купчины что-то говорят Изяславу, скорее всего высказывая великому князю нечто оправдательное относительно своего товарища Горыни.

Все же во многом киевский князь ведет себя вполне мудро. Он показывает всем свою непредвзятость и справедливость. И что бы делали князья, если бы не было такого замечательного инструмента, как Божий Суд? Это как удобно, просто взять и переложить сложное решение на некие силы, на Господа Бога! Он же мудрейший и против Его воли не попрешь.

А в круге происходили интересные вещи. Лют вопреки явному дурману в голове и плохому самочувствию, сражался. Мужик мало чем отличный от других, если только не большим шрамом на левой щеке, между прочим, как я успел заметить до конца там у него и не зажило. Ростом бродник обладал, по местным меркам, средним, телосложение, скорее так же среднее, а под кольчугой и одеждой и не разобрать уровень спортивности воина.

Но вот, что у него не среднее, так сила воли. Получив все же еще вчера малую дозу яда, которая, по словам Боброка не убьет бойца, но сделает его вовсе вялым, может и таковым, что не выйдет на ристалище, Лют не только вышел, но и показывал очень неплохое мастерство владения мечом. Пусть постепенно он и проигрывал.

Был виден опыт бродника, который не только тренируется, может и не столько, но сражается часто. Нельзя не заметить того, что Лют дерется не наработками, комбинациями, он вышел просто убить своего противника. Движения бойца были более чем скупыми, я даже этому удивился. Настолько он демонстрировал минимум движений, выжимая из них максимум эффективности, что я понял — такой боец мне нужен.

Можно много «танцевать», делать ложных движений и выпадов, что сейчас не без успеха демонстрировал мой боец, Алексей, но это в поединках хорошо. А вот тактика и мастерство Люта — это боевое, когда приходится в сече рубиться полчаса, час. При достойной выносливости, вот такая техника всегда выйдет победителем в схватке с мастером-виртуозом. Минимум движений — больше сохраненных сил, что в долгую позволяет быть относительно свежим бойцом и через продолжительное время сражения показывать класс.

Алексей делает три рваных шага в стороны, раскачивая Люта, но тот стоит в стойке и провожает не всего своего противника, но лишь глаза моего родича. По глазам противника можно узнать и понять, где будет наноситься удар, ну и объемное зрение, основанное на опыте, не позволят врагу обмануть. Алексей наносит удар, Лют отводит атаку, заставляя моего родича несколько оступиться. Но броднику не хватает скорости, чтобы нанести выверенный удар, который мог бы моего дядю свалить.

Все же есть вялость в движениях Люта и это становится все больше очевидным. Если бы я не знал о том, что в питье наемника была добавлена ядовитая настойка, то мог бы подумать, как и большинство зрителей, что Люту не хватает выносливости.

— Не убивай! — вновь выкрикнул я, когда увидел, что бродник поплыл окончательно и пропустил уже удар мечом по шлему.

Алексей услышал меня и стал больше бить по ногам своего противника, стараясь не покалечить, но уложить его на землю. В таком случае можно было признавать победу за моим бойцом, а пока Лют на ногах, бой продолжается в любом случае. Мало ли, может это тактика такая: показать свою слабость, чтобы сбить с толку противника.

— Ну это уже как-то слишком, — посетовал я, увидев, как закончил поединок мой родич.

Алексей взял за острие свой меч, благо был в кольчужных перчатках, и начал лупить бродника перекрестием по голове, и в челюсть. И даже в таком случае, когда Лют отпустил руки и только принимал судьбу, он выдержал аж четыре мощнейших удара, прежде чем упасть. Мощный мужик, сильный. Тот случай, когда сила не напоказ, но внутри.

— Червь, дрянь, гнус! — сыпал оскорблениями Горыня.

К купцу уже подошли его коллеги и что-то выговаривают. Как бы то ни было, но купеческая честь не эфимерное понятие, она присутствует, особенно в этом времени, когда не договора подписываются, а «по рукам ударяют». Так что поведение Горыни — это еще и стыд у всего купеческого сообщества, частью которого является бывший муж Рахиль.

Пусть такого понятия, как развод и не существует. Нельзя же отменить обряд венчания. Но вот провести этот обряд вторично вполне возможно, если только имеются веские причины. И у главная причина — это то, что такому гаду, как Горыня не следует доверять будь какую женщину. Хотя… И Рахиль повела себя, как… «Простигосподи», со мной вот закрутила.

— Суд состоялся! — прокричал великий князь, после того, как стало понятно, что Люту не подняться.

— Думаешь, что победил, что все закончило… — начал было Горыня свои угрозы озвучивать.

— Ты думай, купец, что извергаешь изо рта своего! — перебил я купца. — Виру давай, правда моя!.

Сто гривен были мне положены от купца. Это много, даже за убитого знатного воина давали по Русской Правде только восемьдесят. Однако, именно столько назначил великий князь. Ну и, наверное, купец проявил жадность, пожелал отбить свои траты. Услуги Люта обошлись Горыни в сорок гривен, это мне так же стало известно от людей в доме купца.

Так, для сравнения… Шесть-семь гривен — это очень приличный меч, кольчуга чуть дешевле обойдется. Конь, неплохой, опять же стоит так же. Так что еще немного добавить к сорока гривнам и Лют мог бы прикупить деревушку на пять-шесть домов.

— Не знаю, что и лучше было бы, — говорил воевода Иван Ростиславович, когда подошел ко мне. — Кабы Лешко победил, или проиграл… Ты его хочешь забрать с собой? На то воля моя должна быть.

Мы разговаривали, а рядом стояли иные воины Братства. Был и Алексей. Ну а воевода-брат не стремился говорить так, чтобы его не было слышно. Напротив, вроде бы и мне говорил, но так, что разговаривал с Лешко.

— Прости меня, князь, что оставил тебя. Я верну со сторицей, что уворовал у тебя, — встрял в разговор Алексей.

— Мой дядя самых честных правил, у князя своровал добро, свалил, — бурчал я себе под нос.

— Долг твой в три раза возрастает, но веры все равно нет у меня. Оставайся пока. Ты прав оказался в отношении Богояра, когда предупреждал о его возможном предательстве, потому и не гоню тебя, но лишь совершишь малый проступок и прикажу убить, — говорил воевода, после посмотрел на меня. — Ты принимаешь такое? Тогда забирай Лешко к себе, но на глаза мне не показывай его.

— Принимаю, брат-воевода, — отвечал я.

Воевода ушел, у него свои встречи, еще и пир у князя, на который меня, почему-то не пригласили. Но я не расстроился, если только не надеяться увидеть маленькую чертовочку Евдокию. Кстати, есть догадки, что поэтому и не пригласили, что девчонка заглядывалась на меня, ну а я на нее. Может у барышни не выходит из головы образ полуобнаженного бойца, который в тренировочном поединке одолел ее отца? Тут столько психологических моментов может быть…

Ну да, ничего, наконец, я занялся и хозяйственными делами.

Говорил о том, что жизнь тут протекает необычайно медленно? Может для кого-то это именно так, ну и во время переходов складывается такое ощущение. Но в большую часть жизни, суеты и работы, не меньше, как бы не больше, чем в иной реальности. Все спешу, стараюсь сделать за полгода то, что иные и не запланировали на год.

Сейчас у нас началось то, что я бы назвал «забиванием гвоздей микроскопом». Дорогим таким, цифровым, микроскопом. С моей подачи мы скупали в Киеве железо, даже уже готовые изделия частью торговали, чтобы после их перековывать.

На моих землях есть железо, болотная руда. Однако, за ней нужно далеко ходить, но и это решаемо. А вот то, что кузнечное дело я хочу ставить очень прочно и массово, факт. Скоро еще и начало сельскохозяйственного сезона, а у меня только два плуга, да пять кос. И, к примеру, из трех серпов выходит, и достаточно быстро, одна коса.

Понимаю, что нерачительно это, не правильно, но, а чем мне загружать уже как девять мастеров-кузнецов? При этом во Владово за руду плачу исправно, ее приносят, правда еще объясняй, какую именно нужно выбирать. Кузнец Маска часто отсылает к плохим богам за плохую руду.

Однако, для того, чтобы загрузить все предполагаемые мощности, нужно чуть ли не половину населения направить только на поиск и доставку руды. Между тем, доставка лимонита становится все более сложным, порой и опасным, мероприятием. Ближайшее выбрали, приходится углубляться в болотистую местность.

А еще уже скоро станет проблемой уголь. Нет, леса много, в трех-пяти верстах от каждой деревни начинаются заросли. Вот только этот ресурс нужен для строительства, для отопления домов. Если брать в расчет только одну мастерскую, ну две, то и ладно. Но я собираюсь наладить производство доспехов и оружия, чтобы вооружать в месяц не менее пятидесяти ратников.

Так что поломанные железные вещи, что-то, что не сильно дорого стоит, кусковое железо — все это покупалось аж на двести гривен. Для почти что лома — это очень много. Кроме того, мы покупали так же и готовые кольчуги, мечи и копья, пусть и мало.

Тут, в Киеве, заниматься такими закупками неправильное решение. Было понятным, что Южная Русь готовится к походу на половцев, потому оружие растет в цене. Вот где-нибудь в Новгороде, даже в Ростове, там все это дешевле. Поэтому готовых изделий военного назначения куплено мало. Но все арбалеты рычажного и ножного взвода я скупил, потратив если не все деньги, то почти все. У меня и оставалось-то пять сотен с лишним гривен серебром.

А еще я закупил большое количество гусиных перьев. Они обошлись дешево. Мало того, когда прошел слух, что какой-то чудак покупает гусиные перья, так в продаже на торге появилось большое количество ощипанных забитых гусей. Ну не востребованы в этом времени гусиные перья. Пишут… больше скребут, заостренными палочками, а перина состоит больше из куриных перьев.

Для чего они мне? Так буду создавать у себя крылатую гусарию. К сожалению, какого-то серьезного бонуса перья за спиной воину не дают. Ну пусть несколько сдержат удар саблей, но не значительно, не гарантировано. Шум? Чтобы пугать противников? Сомнительно. Думаю, что топот копыт более громкий, чем свист от перьев.

Тут я вижу только два важнейших момента. Первый — это психологический. Все-таки, якобы, ангелы, как будто на правильной стороне стоят. С бытующими нынче суевериями это немаловажный фактор. Второе, это узнаваемость. У крестоносцев — кресты, а мы ангелы. Всесокрушающие. Ах, да, еще одно — эстетика, красота, которая так же будет привлекать в наши ряды новых рекрутов.

Крылатый инок-воин — это целая система. Сотня таких вот «ангелов» — это отдельный отряд. Во-первых, я предполагаю, что к сотне тяжелой латной конницы будет прибавляться полусотня легкой кавалерии с луками. Своего рода — застрельщики. Во-вторых, еще прибавляем к отряду полторы сотни пикенеров, должных стать в каре и не пущать. В-третьих, пять десятков арбалетчиков.

В итоге получается, что полк будет численностью в триста пятьдесят воинов, это пока что. Если созреет селитра, а я надеюсь что-то собрать уже к осени, то будем дополнять полк еще и артиллерией. И это не так невозможно, как кажется.

Мало того, что я планирую чугун добывать уже в этом году, так можно же даже использовать первоначально и кожаные тюфяки. Это чтобы идти проторенной тропой эволюции огнестрельного оружия. А мы можем и перепрыгнуть через нее. В Киеве есть венецианские купцы, с которыми я поговорил насчет серы. Ее в порохе и нужно то всего чуть, но нужно же. Привезут они серу, да и все, что необходимо, тут вопрос не о том, что Сицилия враждебна, а на ней главные залежи серы, только лишь разговор об оплате. Деньги у этих людей решают все. Венецианские ухари и селитру бы нашли, пусть она только и в Индии. Но открывать состав пороха я не собираюсь.

В принципе, не за горами и то время, когда в Европе должны будут открыть состав пороха. Но пусть бы, как и в иной реальности, это произойдет позже. А так, используя порох, даже взрывами можно несколько важных сражений решить в свою пользу.

(Интерлюдия)

Лис стоял на небольшой возвышенности и баюкал раненную руку. Проникающего ранения не было, сдержала удар кольчуга, но перелом или трещину десятник, нынче ставший временно полусотником, точно получил.

Одиннадцать человек он потерял безвозвратно. Пусть еще среди тех, кого уже списал и мысленно похоронил Лис, были тяжелораненые, но дни их сочтены и сейчас молодой командир решал, стоит ли прервать мучения воинов, которым ну никак не выжить, а лишь продолжить болезненную агонию.

И как в этом случае поступать? Радоваться ли, или же огорчаться. Можно считать победой, когда враг повержен, но потери собственных воинов большие? Наверное, можно, но если уже есть сомнения, то и победа не абсолютная.

На пятидесятой версте от Киева, когда, Лис приказал остановиться и накормить коней, внезапно на обоз напали. Это были разбойники, по всем приметам, кроме только что одной — дрались они умело. Не менее пяти десятков воинов, большей частью пешцев, навалились на отряд Братства неожиданно. Пусть Лис и отправлял дозор, все делал по правилам делал, но атаку проспали.

Первым же ударом были убиты семь ратников. А потом… Благо, что во время стоянки Лис приказал опробовать новые арбалеты, приобретенные в Киеве. Вот и вышло так, что вместо деревьев, мишенями стали разбойники. После первых потерь нападающие несколько опешили, видимо не ожидали, что вовсе жертва станет кусачей.

Эта заминка позволила условной жертве стать безусловным хищником. Удар конного строя поверг разбойников в уныние и те побежали. Не у всех получилось сбежать, даже почти ни у кого.

— Брат-десятник, мы допросили раненых врагов, — прервал размышления Лиса воин.

— Кто такие? — спросил десятник.

— Банда Колуна, говорят, что они тут известные, — отвечал боец.

— Возле Киева банда? Еще при Вячеславе Ольговиче такое могло быть. Но как допустил Изяслав? Не вяжется тут что-то, — сказал Лис и сам пошел поговорить с плененными.

— Вжух, — просвистел меч десятника и обрушился на голову одного их плененных.

— А-а-а! — закричал еще один из связанных разбойников.

Этому Лис отрубил руку.

— Мне продолжать, или найдется тот, кто скажет, почему вы тут и нас выслеживали? — спросил десятник, приставив меч к горлу еще одного из нападавших.

— Ты и так, мил человек, убьешь нас. Ишь, как размахался мечом. Не молод ли столько грехов брать на себя? — спокойным нравоучительным тоном сказал один из плененных.

— Ты тот самый Колун? — спросил Лис.

— Ты молод, но догадлив. Да, ты разгромил моих людей. А теперь режешь побратимов, как свиней. Оставь нас, мы уйдем, и более не станем нападать на ваше Братство, — сказал Колун.

Лис задумался. На самом деле, он настроился убивать и пытать, но этого настроя вряд ли хватило бы надолго. Ни разу не был кровожадным десятник, пусть и крови уже не боялся.

— Все имеет свою плату, тать, — сказал Лис.

Он не хотел больше убивать, но и отпускать было нельзя. А так, как бы за выкуп, то вполне и возможно.

— Пятьдесят две гривны за всех дам, — не сдерживая ухмылки, предложил цену Колун.

— Все рассказываешь, почему здесь, все ваше забираю трофеями, ну и сто гривен, — назвал цену Лис.

— Нет, — решительно сказал Колун.

— Убейте их всех! — приказал Лис, но не спешил уходить, он надеялся…

— Да! Я согласен! — закричал главный разбойник, увидев, что воины, в отличии от командира, настроены решительно.

Лис выдохнул, что не взял лишние грехи на душу. А после полилась песня. Главным певцом-рассказчиком был главарь разбойников.

Банда Колуна была своего рода инструментом в руках некоторых купчин из Киева. При помощи такой ватаги можно было решать немало проблем, или даже предупреждать неприятности в коммерции. К примеру, хочет кто-то поторговать в стольном граде, да не по правилам, которые нашепчут купцы городские. Ну так, получи разбойничий набег.

— Горыня? Приказал забрать девку? — догадался Лис.

— Он, — признался разбойник.

Теперь была очень серьезная дилемма. С одной стороны, десятник хотел сдержать сказанное слово, отпустить за выкуп остатки разбойников. С иной же стороны, можно нажать, надавить, узнать, где у них схрон, ну и забрать все, естественно, убив разбойников.

— Давай выкуп и уходите! — сказал Лис, посмотрев на оставшихся шестерых разбойников.

Через два часа десяток воинов, отправленный вместе с разбойниками за выкупом, вернулся и, действительно, все, что обещал за себя и своих людей, Колун отдал.

— Это слабость, или милость? — несколько дней после произошедшего задавал себе вопрос Лис, но не находил правильного ответа. — Или проведение и так должно было случится, вопреки всему?

— Это милость, — сказала Ирина-Рахиль, которая услышала самокопания парня.

— Куда тебе о том знать? — сказал парень, усердно отворачивая глаза.

Он не мог смотреть на женщину, так Лис становился слабым, даже рука, которая не была сломаной, дрожала.