Гридень 3. Экспансия

Глава 7

Громко шуршали полозья, скользящие по белому зимнему убранству, похрустывал, снег. Без лишней суеты, размерено, катили сани по заснеженным полям. Погода, как для зимы — шикарная, не перестаю ею восхищаться. Еще того и гляди, так и зиму полюблю. Морозец неизменно легкий, не более семи градусов ниже нуля, ветер, если таковой и случается, так не пронизывающий до костей, не ледяной, а, скорее, холодно-свежий.

Есть с чем сравнивать. Те зимы, в будущем, они бывали более суровыми, а погода в целом капризнее. А еще… Сидеть зимой, особенно в слякоть в окопах — это такое отрицательное «удовольствие», что только что врагу и пожелаешь. Правда и ему, врагу, не сладко, осознание чего порой согревало лучше, чем промелькнувший на небе лучик света. Что поделать, я не хороший человек, надеюсь, что и не плохой, я — человек. И порой и я злорадствую, когда кому-то хуже, чем мне, особенно если этот кто-то мерзнет для того, чтобы меня убить.

Теперь я понимаю хана Батыя, который пошел на Русь зимой. Не самое плохое время для войны, тем более, что реки замерзли, несмотря на более мягкий климат, а по ним передвигаться — само удовольствие, если еще кони подкованы. Сани прямо-таки самостоятельно скользят, скорее подгоняя запряженного коня.

Недавно мы свернули с реки, решив чуть срезать путь, но уже скоро вновь вышли на русло реки. Шли уже по Днепру и ожидали, что скоро появится в поле зрения и сам Киев. Любеч еще позавчера прошли, так что рядышком уже. Начали встречаться и люди. Складывалось ощущение, что реки вдруг превратили в шоссе, благо скорости передвижения были такими незначительными, что ДТП вряд ли возможно, да и вообще нас сторонились.

Мы передвигались почти что по центру Днепра, а все встречные обозы жались к бережкам. Ну так полторы сотни воинов идут! Это не шутка, мало ли… Человек с оружием — он право имеет, он может и мзду какую вытребовать. Иди потом ищи управу на таких рэкетиров! А князь и слушать не станет, если дело не будет касаться хотя бы пятидесяти гривен, недосуг правителям о каждом мелком происшествии знать. Нормальное дело. Так что лучше подальше обходить таких, как мы.

— Что, Ян, не жалеешь, что со мной отправился? — спрашивал я сидящего рядом на санях мастера.

— Я не жалею, при черниговцах сложнее жить стало, оплату в долг обещают, не гоже это. А тебе худа ль не будет, тысяцкий? Артель я всю увел, — высказал свои переживания оружейник.

— А я не только тебя увел с Гомия. А что до Ольговичей… Смотрю я на их семейство и понимаю, что не по пути с ними. Вот зачем они пошли на Гомий и развязывают новую войну с Мстиславовичами? Нынче же Ростислав Смоленский, да с помощью своего брата великого князя киевского Изяслава пойдут на Чернигов, может и на Новгород-Северский. Новая Смута? — решил я высказаться главе артели ремесленников.

Да, пришлось предложить некоторым мастерам отправится со мной. Но и меня принимали в Гомии по меньшей мере, недружелюбно, а, скорее, враждебно. Наместник от черниговского князя не знал, что со мной делать, но все равно расценил, как врага. Мне было дано два дня на отдых в Гомии, а после должно убираться. Даже местные купцы с нами не торговали, запретили им, так что свежей какой еды не получилось приобрести, это не говоря о том, что заказ оружейники не приняли. Теперь большая часть эти оружейников отправилась со мной.

И вот во всей этой круговерти, понимая, что уже по весне за Гомий разразится новая усобица и Ростислав Смоленский пойдет на черниговского, нашлись те мастера, которые, сразу же после пространного намека, согласились отправиться со мной. Нет, ко мне никаких претензий, я не забирал людей из Гомеля. Они сами сбежали и присоединились ко мне уже у деревушки радимичей за десять верст до впадения реки Сож в Днепр.

Кстати, насчет радимичей… Я видел молодых, здоровых парней, не хилых, сытых, но все они были крестьянами. Ни одного воина, при этом, остановившись в одном из их поселений, заметил, как ребята лихо метают копья и на палках дерутся. Княжества пришли на эти земли, но отдельные родо-племенные анклавы даже в это время сохраняются, что ситуацию делает очень похожей на ту, что и в Ростово-Суздальском княжестве с черемисами, меряй, муромой. Разница в том, что там финно-угры, а тут славяне, но иные, не великодержавные.

А я думаю, где это набрать молодых и сильных воинов! Так вот же они, огромное количество. Поговорив со старостами селений, я понял, что молодежь готова идти, пусть и воевать. Но князья не берут, так как все равно нужно обучать и тратить ресурсы на молодежь, а у них и свои отроки имеются, а куда еще, если экипировать бойца стоит бешенных денег? В Гомий родимичам не прорваться, он, как сказали бы в будущем, не резиновый. Ну а для того, чтобы и через десять лет пришел воин обратно, обученный, экипированный — так любой староста, чего там, любой отец сторгует своего сына, не дорого, за полгривны.

Так что нужно знать реалии и тогда развиваться можно скачкообразно, но скакать только вверх. Если бы ресурсы позволяли, то можно сразу же набирать таких вот парней, хоть бы и тысячу, делать из них пехоту, при этомпродолжать набор конных ратников… Так что выходит, что дело стоит в большей степени в ресурсах, а не в людях.

— Я благодарю тебя еще раз, господин тысяцкий, что дозволил нам присоединиться, — Ян привстал и попробовал поклониться, но потерял равновесие и упал в сани.

Я рассмеялся. Но веселился не долго. Нужно было немало аспектов обсудить с предводителем беженцев-ремесленников из Гомия. Во-первых, меня интересовал вопрос веры. Почти все ремесленники — это пригнанные «из ляхов» люди. Там процветает католицизм. Во-вторых, я хотел прямо тут, на бережку, когда у мастеров еще есть страх за свое будущее, договориться об условиях. Мне строптивые ремесленники не нужны.

Так что на несколько часов я был занят переговорами. Что удивило, так это легкость в смене веры. Вернее не так, Ян и сам не понимал про то, в чем существенная разница западного христианства от восточного. Мои объяснения о том, от кого исходит дух святой, как правильно креститься, относится к иконам и другие тонкости про папу Римского и патриарха Константинопольского, не нашли понимания. Яннесколько недоумевал, но на предложение перекреститься, если того пожелает наш глубокоуважаемый братский святой отец, если что я про Спирку говорю, согласился.

В целом, что я понял из того путешествия, что уже почти что совершил — Ивану Ростиславовичу нужно ездить по князьям и «торговать» своим лицом. Тот же смоленский князь меня принял более чем благодушно, поселил даже в своем шикарном, лучшем на данный момент, что я видел, тереме. Была бы его дочь Елена постарше, так и подумал бы даже о родстве. Но… ей пять месяцев отроду.

Ростислав убеждал меня, что при обращении к нему, помощь будет. Я даже составил примерный перечень, что Братство было бы не против получить и в наглую отдал смоленскому князю. В Смоленске строятся ладьи, у нас же нет ни одного достойного кораблика. А это не правильно. После того, как у Братства появляются земли на Москве-реке, или когда мы выйдем прочно на Оку и Волгу, без хоть какого флота не обойтись.

В какой-то момент я даже подумывал отправится еще и в Туров, в Полоцк, в котором, как меня убеждал Ростислав Мстиславович, вполне лояльное к Братству боярство и князья. И понятно, что смоленский князь хотел примазаться к силе, которую уже составляет Братство, но так это нужно же нам использовать. С миру, с каждого княжества, по прочной нитке, так Братству выйдет… виселица… отличная рубаха. Или перефразирую: с мира по колечку, иноку-брату — кольчуга.

— Киев! — закричали впереди и я подобрался.

Нужно въезжать в столицу во всей красе, даже в красных сапогах с зеленой вязью.

А город отстраивался. Того потенциала, что еще оставался в этих местах хватало, чтобы быстро нивелировать потери и отстроить заново те здания, которые были сожжены не так давно. Не без моей помощи, следовало бы указать.

Что первое бросалось в глаза, так это порядок. Он может выбешивать, все эти досмотры, сопроводительные глиняные таблички, за которые приходится платить, за пошлину на въезд в город, собираемую с каждого воза и с каждого коня. Для кого-то такие правила с, казалось, неподкупными стражниками на воротах, могли показаться чрезмерными, а я так и нарадоваться не мог. Порядок, понимание, что есть сильная и деятельная власть в городе, внушали некоторую уверенность, что все может быть хорошо. Анархия –она не мать порядка, она дочь Хаоса и упадка. Общество не может во всех сферах само регулироваться, нужен пастырь, вождь, император, нужен аппарат принуждения и правопорядка. Только так, на том и стоять буду.

Расселялись мы все там же, у купеческой слободы. Цены несколько подросли и я уже было стал вести переговоры со своей внутренней жабой, чтобы та не сильно поедала меня, но прибыл наручный князя, который дал указания с нас денег не брать. Все за счет казны. Причем, не бесплатно, а князь самолично заплатит хозяевам гостиных дворов. Тут же и приглашение для меня и троих старших воинов прибыть в княжеский терем для беседы. Ну а через два часа на подворья прибыл обоз с фуражом и съестными припасами.

Внутри все ликовало. Все больше князь Изяслав Мстиславович рос в моих глазах. Даже если это и игра, заигрывание, такой вот иезуитско-византийский подкуп меня, якобы молодого и неразумного, все равно все в прок, все правильно.

С собой в княжеский терем, нынче обжитый на Брячиславовом дворе, я взял Боброка и Луку — пожилого воина-десятника из пришлых ратников, вроде бы он пинский. Нужно же было, чтобы нашу компанию юнцов разбавил человек, выглядящий мудрым. Впрочем, не только выглядящий, так как назвать Луку глупцом нельзя. Вот только и стратегического мышления, особенно княжескими, геополитическими категориями, он не имел, пусть и службу знал более чем хорошо.

— Великий князь ожидает, — сказал слуга, встретивший нас внизу крыльца великокняжеского терема.

Ждать того, что сам Изяслав выйдет со сбитнем и станет радостно кричать «Гой еси гости дорогие», не приходилось. Но и слуга повел себя учтиво, даже с последней ступеньки спустился и поклон отбил, пусть и не глубокий.

Испив сладкой воды, приправленной перцем, я направился в приемный зал великого князя киевского. Убранство палат было приличным, но у меня из головы все никак не выходили те узоры, что не так давно я рассматривал в тереме боярина Кучки.

Жив умелец, который все это рисовал, его, находящимся при смерти, нашли в одной из деревушек, что я проезжал, когда возвращался из Кучково. Вся спина молодого мужчины была исполосована розгами. Пусть уже раны чуть затянулись, но часть из них гноилась и пришлось даже мне самому заниматься промыванием и чисткой ран. А был наказан парень за то, что посмел нарисовать человека. Вот так! Без дозволения нельзя, по крайней мере, боярин Кучка не велел.

Так что есть у меня художник. И одной из задач будет раздобыть в Киеве красок. Может митрополит даже даст благословление на создание икон. Вот это будет бизнес, так бизнес.

— Великий князь! — зайдя в большую и светлую комнату, где стоял огромный стол, я поклонился.

За столом сидело немало людей. Не трудно было узнать митрополита Климента, а так же типичных греков-византийцев. Причем один из них был одеты в пурпурные одежды. А я то думал, что такие могут носить только члены императорской семьи. Ну не сам же василевсМануил пожаловал? Если бы и так, то не сидел бы он визуально ниже князя, который на большом стуле возвышался над столом.

Был еще за столом великого князя один на вид знатный гость. Одежда похожа на ту, что и русичи носят, но с каким-то западным душком. Чех или лях, скорее всего.

— Вот он, гости мои, тысяцкий, третий человек в Братстве, о котором мы уже так много говорили с вами, — представил меня Изяслав Мстиславович и обратился ко мне. — Садись за стол мой, гость, поешь, послушай, может что и скажешь. И твои люди, пусть присядут.

— Молод больно он, княже, — это высказал свой скепсис византиец.

— Молодость — это недостаток, который с годами проходит, — ответил я.

Наступила тишина, а после князь разразился смехом.

— Эко он тебе ответил, — смеялся князь, а Климент с одобрением посмотрел на меня.

Сразу же несколько стали понятны расклады. Византийца тут терпят, вероятно прибыл что-то просить, а то и требовать. Митрополит нервничает, вероятно, ромеихотят сместить его. Выбивался только из канвы условный лях.

— Ты не смотри, нибилиссим Никофор Тархенид, что выглядит тысяцкий юным, это именно он идею подал о Братстве, многое делает для главенства веры христианской на Руси, — сказал митрополит.

— А что, Русь нынче еще не крещеная? Язычников не перевели? Есть нужда в рыцарском Ордене? Нужно бы прислать к вам больше священников, чтобы исправили такое положение, — вновь высказался византийский посланник.

— Так уже как сто пятьдесят лет ромейскиесвященники распространяют веру. Что измениться сейчас? Не пора ли нам, русским православным, понимая, как и чем живут люди, распространять веру? — продолжал пикироваться с византийцем Климент.

— Панове, вы опять за свое? Дайте же поесть воинам! — встрял лях, получая недовольный взгляд в свою сторону со стороны князя.

— А мне узнать нужно, — уже даже нахально, не обращая внимания на недовольство князя и злобные взгляды ляха, говорил византиец. — Зачем вам, русичам, Братство? И какое это Братство, если не освященное патриархом в Константинополе?

— Скажи, тысяцкий Влад, митрополит говорил, что ты больно разумен, может держать слово! Так ответь гостю моему дорогому, — сказал князь, а византиец скривился.

— Ты прости меня, княже, но митрополит — это тот, кого утвердил патриарх в Константинополе, — перебил ромей князя.

— Нибилиссим, ты хочешь, чтобы я отослал тебя к моему старшему брату с тем письмом, что не хочу тебя видеть? Пусть умного и уважительного посла пришлет? — разъярился князь.

— Прости… Но я не могу допускать слов, которые говорят о митрополите Клименте, как о случившемся факте, — пусть и внешне покорно, но продолжал гнуть свою линию византиец.

Было очевидно, что Никифор ведет себя, как господин, старается даже показаться вровень с князем. На самом деле, титул нибилиссима означал родственника василевса. И я не ошибся, что сказал это в прошедшем времени. Некоторый ликбез по реалиями нынешнего времени я себе провел, используя мой на тот момент главный источник знаний — Спиридона. И вот что понятно, что Комнины сильно уменьшили значимость титула «нибилиссим», раздавая его налево-направо, а то и швыряя назад. Так что может византиец много пыжиться, но он чиновник, не более, если только к титулу добавок больше нет.

— Дозволь, князь великий, мне сказать, зачем Братство! — попросил я, уже привставая со своего места, не дожидаясь разрешения.

— Говори, мне так же будет нужным послушать! — повелел великий князь киевский.

И я сказал. Да так, как, наверное, еще никогда ранее. Настолько хотелось утереть нос этому византийцу и двум его сопровождающим, которые без меры пихали в себя еду и не участвовали в разговоре, что я пробудил в себе оратора.

Сказал и про то, что у Руси много врагов, для того объединение необходимо. Бросил камень в огород Византии, указав, что старший брат никак не помогает, если не вредит.

— Я не слышал о таком, — перебил меня Никифор, когда я рассказал про попытки русских князей прорваться по Днепру в Крым и далее в Византию.

Да, был такой гнилой эпизод, когда сами греки выстраивали препятствия для торговли, не желая русские товары выводить на византийские рынки. Понятно, что тут уши венецианцев торчат, которых в византийских городах больше нужного, да еще и составляют самое активное населения. Но все равно… Обида есть.

— То Венеция, — отмахнулся византиец.

— Так от чего василевс не усмирит своих подданных? — вставил шпильку митрополит.

Тут было нечем крыть, если только не лгать и не рассказывать сказки про то, как все в едином порыве чтут ромейского императора. Венеция числится частью Византийской империей. Но это выгодно именно что островному городу-государству, которое уже забыло о дани василевсу, но вовсю использует Византию, как прикрытие в своей средиземноморской торговле.

— И чем торговать Русь будет? — усмехаясь спрашивал византиец. — Не житом же с овсом?

— Позволь, великий князь, я дары тебе преподнесу! — поспешил сказать я, опережая гневные слова Изяслава.

Так и до драки дело дойти может.

Изяслав Мстиславович махнул рукой и я послал Боброка распорядиться. Уже скоро вынесли меха, соболью шубу, но не это было самым важным из моих даров, хотя и дарил я отменные меха. Бумага — вот чем я хотел удивить.

— Вот великий князь, на сим писать можно. Делаю я на своих землях, — сказал я, протягивая лист.

И крутили его и на зуб пробовали… Что вообще за привычка, чуть что, в рот тянуть на пробу? А в итоге признали годным и князь лично написал свое имя на листе бумаги.

— Лепо. А сколь стоит сие изделие в серебре? — спросил митрополит, оказавшийся наиболее коммерчески заинтересован.

— Дешевле в десять раз, чем лист пергамента, — отвечал я, явно завышая цену. — Но и это еще не все. Вот свечи, что дарую тебе великий князь, но есть еще и в дарах владыки митрополиту, что я передам позже. Я могу уже в следующем году две тысячи таких свечей продавать в империю ромеев. А после еще больше того. Так что, есть товары на Руси?

Изяслав довольно разгладил бороду. Уели ромея. Это было видно по тому, с каким интересом рассматривал бумагу византиец. Может хотел аналоги найти в своей империи? Ну, если до них дошла бумага из Китая, то может и выискать, но вряд ли. Турки-сельджуки надежно закрыли торговые пути в Византию с Востока.

— Князь, так что по моему вопросу? — после долгой пикировки между митрополитом, князем и византийцем, встрял в разговор лях.

— Я буду думать. Чем поможет мне этот брак Евдокии с боярином великого князя Мешко? Как там его зовут? Мстиславом? Годно ли мне, великому князю отдавать дочь за боярина какого? За самого Мешко, я подумал бы, а так… Я вон, — князь усмехнулся и показал на меня. — За тысяцкого ее отдам. Что, возьмешь, Владислав дочку мою красавицу Евдокию?

— Возьму, великий князь. Еще и отплачусь тысячей гривен, — усмехнулся я, но внутренне подобрался.

Что? Отдаст? Да, нет же, конечно нет. Или в будущем?

— Придержи, великий князь, дочку два год, а там и решишь. Может уже и две тысячи и воинов и гривен предложу, — самонадеянно сказал я, а все вокруг, даже лях, рассмеялись.

Я знал, что на польских землях, сейчас разделенных, начинается свара, но не предлагать же какого-то боярина в зятья великому князю! И понятны стремления — хотят ляхи, чтобы дружина Изяслава Мстиславовича пошла воевать за чьи-то интересы в Польшу. Только если за русские интересы туда соваться нужно, надеюсь, это понимает великий князь, пока не разочаровавший меня.

Через час я отправился обратно, на гостиный двор, получив приглашение на общение сразу и от византийца и от митрополита и от князя. Конечно же, перво-наперво к своим пойду, а уже после к греку.

С неба валил снег, заметая улочки средневекового Киева. Я залюбовался погодой, потому, когда ко мне рванул Боброк и выставил свой щит, не сразу среагировал на опасность. Арбалетный болт пробил щит и сильно расцарапал руку моего десятника.

— Взять его, быстро! — прокричал я и десять воинов моего сопровождения рванули в ту сторону, откуда только что прилетел болт.

От автора:

Новинка от Дамирова и Гурова в жанре Назад в СССР! Цикл ЗАВОД! Много лет я отпахал на заводе, пока несчастный случай не забрал мою жизнь. Мое сознание перенеслось в прошлое, теперь я молодой пацан — ученик на советском оборонном заводе. Вышел второй том сегодня, а на первый том скидка: https://author.today/work/386806