Гридень 3. Экспансия

Глава 13

Если скучно тебе жить, хочется острых ощущений? Так заведи роман с красивой женщиной. Здесь и ревность, причем, не обязательно твоя, часто бывших кавалеров твоей красотки, финансовые карусели, эмоциональные качели. И много-много проблем. И пусть разные исторические периоды имеют свои особенности взаимоотношений мужчин и женщин, но остается всегда что-то общее, базовое.

Может, кто иной и думает по другому, но мое мнение именно такое. Возможно, я несколько и жесток к женщинам, но один раз, попавшись еще в молодости, той, в первой жизни, в «медовые» женские клещи, всю оставшуюся жизнь я общался с женщинами так, словно мстил, часто опасаясь повторения истории. Вот и в новую жизнь я перенес этот психологический флюгер.

Так что я сторонился эмоций во взаимоотношениях с женщинами. А в остальном, мы в ответе за тех, кого спасли. И сейчас, когда Рахиль, словно голодный и холодный щеночек, прижималась ко мне, чуть ли не поскуливая, я не мог оттолкнуть ее. Это не сексуальные отношения, это что-то иное, пробуждение инстинкта защитника и осознание себя человеком относительно великовозрастным, который способен красивую женщину не только хотеть, но и жалеть. Я приютил щеночка, а какая-то сука хочет моего питомца покусать.

Рахиль… Она тряслась и боялась. Оказывается этот Горыня смог донести до нее информацию, что теперь не успокоится, пока не сделает ее жизнь, а также жизнь ее отца и брата, невыносимой. Что она, мол, разрушила его реноме, как сурового и могучего во всех отношениях мужика. Теперь всеми правдами и неправдами купец хочет причинить своей жене боль и страдания.

— Ты не отдашь меня ему? Он может опять прийти, — всхлипывая, спрашивала Рахиль.

— Нет, я отправлю тебя к отцу, на мои земли. Сделаю это уже сегодня вечером. Не бойся, пойдете под серьезной охраной и с обозом. Мне и так нужно отправить обоз в Суздаль, — отвечал я.

На самом деле, это будет тоже преступление, которое может предъявить мне Горыня, что я увез его жену. Купец присылал своего приказчика, чтобы тот забрал Ирину-Рахиль к законному… хозяину, к мужу. И нельзя было воспротивиться. Только тот факт, что за женщину было уплачен половцам выкуп и что сам муж палец о палец не ударил для вызволения своей жены, сделал возможным послать нахрен приказчика.

А еще Горыня не поверил в то, что за его жену было отдано аж восемь сотен гривен серебром. Это астрономическая сумма, которая могла быть потрачена на вызволение, может, какого боярина, но не купеческой женщины. Тут на руку сыграла купеческая рачительность, ну или скупость. Выложил бы купец восемь сотен гривен и все, мне и крыть было бы нечем.

Но это не значит, что со стороны мечущегося мужа больше не будет попыток забрать Ирину-Рахиль. Это вопрос самолюбия, отмщения — а это сильные мотиваторы к совершению глупых поступков.

— Все решит Божий Суд, — сказал я, вырываясь из объятий испуганной женщины.

Я не знаю, насколько преувеличивает Рахиль, когда утверждает, что ее будут в доме Горыни мучительно убивать, но отчего-то верится, что преувеличение в данном случае не такое уж и преувеличенное. И я обещал Арону, что его дочь будет доставлена в целости и сохранности. Уже скоро мне понадобится свой купец, кроме Арона, опереться в этом деле не на кого.

— Охраняй ее, как Гроб Господень охранял бы, — приказал я Лису, выходя из комнаты Рахиль.

Именно он дежурил по гостиному дому, чтобы никто не выкрал женщину, ну и не навредил нам каким-нибудь образом.

— Не богохульствуй, брат-тысяцкий! — крестясь, сказал десятник.

— Ты меня понял, — решительно говорил я. — Готовься с темнотой уходить. Быстро, взяв полусотню с собой.

— Да, я уже, скоро, — спешно, обрадовавшись, говорил Лис.

Как же, командование полусотней! Однако, кроме него я не знаю, кому и довериться. Иные нужны мне здесь, в Киеве.

— Борброк где? — не обращая внимания на суетливость Лиса, спросил я.

— Во дворе, тренируется, — отвечал десятник.

Передо мной остро стоял вопрос о том, кто будет биться вместо меня за мои же интересы, ну или за интересы женщины, которую я обещал защищать. Мало того, что сам великий князь намекнул на то, чтобы я не участвовал в Круге, так после еще прислал своего человека, который открыто объявил на это волю Изяслава. После подобное потребовал и воевода Иван Ростиславович. Ни за чьими спинами я никогда не прятался, но, что такое приказ также знаю, а еще понимаю и целесообразность, как это видится со стороны воеводы, или великого князя. Тысяцкому погибнуть из-за какой-то крайне мутной истории с женщиной? Ну глупо же!

Теперь нужно было понять, кого можно выставить вместо себя на поединок. Если не буду уверен, что шансы на победу у этого человека будут велики, то, скорее всего, даже пойду против воли великого князя, тем более, что это не приказ от него, а пожелание. Ну, а воеводу придется уговаривать. Иван Ростиславович именно приказ отдал.

Выйдя во двор, я взял меч и встал с Боброком в круг. Не мешало бы и мне размяться.

— Что получилось узнать? — спрашивал я между своими сериями атак.

— Скорее всего, Горыня выставит против тебя бродника по имени Лют. Это, скорее, не имя, а прозвище. Лютый он в сече, так сказывают, — сказал Боброк и пошел в атаку, стараясь достать меня тупым тренировочным мечом.

Отбив атаку десятника, я быстро провел свою, задев левую ногу соперника.

— Лихо ты, брат-тысяцкий, — оценил мои действия Боброк.

— Что этот Лют и кто такие бродники? Это из тех, кто на Дону да на Днепре проживают и грабежами промышляют? Или те, что на Бугу и Дунае? — спрашивал я.

На самом деле бродниками называли многих, даже город Берладу то и дело причисляли к этому явлению. Но я так и не понял, кто они. Больше разбойники или же формирующийся этнос, не нашедшие себя в системе княжеств люди? Напрашивается сравнение бродников с казаками и это имеет смысл.

— Из половецких бродников, — ответил Боброк. — Из тех, кто на порогах промышляет.

Значит, это враги Руси, вопреки тому, что и православные. Один из факторов, почему русские земли лишились полноценной торговли с Византией не только половцы, не столько венецианцы и понукаемые ими греки, но и всякого рода разбойники на реках. Тут главенство у бродников.

Что-то у меня негативное отношение к этим людям выстраивается, а еще ни с каким бродником не общался. Может быть потому, что они предали русичей во время битвы на реке Калке? В той, иной, реальности бродники при первой серьезной опасности для себя нарушили все договоренности с русскими князьями, выманили Мстислава Киевского и способствовали полнейшему разгрому монголами русского войска. Нет доверия к ним, хотя идея продвигать и собственную экспансию посредством уже проторенных бродниками троп весьма привлекательна.

— Получилось узнать о нем что-нибудь, о Люте? Какова техника боя, есть ли травмы? — спросил я.

— Нет, но… — замялся Боброк.

— Говори! — повелел я.

— Если не будет Люта, то у Горыни особого выбора не станет, кому доверить свою правду. В городе нет нынче половцев, нет пришлых, только представители от князей, но всем им не в чести наниматься к купцу, — видя, что я не останавливаю его, Боброк говорил все более смело, мы даже перестали упражняться. — Если Лют пропадет или захворает, так и…

— Я понял тебя. Но, а вдруг прознает кто о таком? Сколь отмываться придется от грязи? — я пристально посмотрел на десятника. — Прознают? Или уверен, что получится сладить дело?

Я спрашивал с нажимом, так как на самом деле идея выглядела весьма привлекательной, чтобы ее отвергать. Нейтрализовать того, кто уже согласился стоять за правду купца — это избежать всяких иных рисков. Найти сильного бойца не так и легко, тем более, когда великий князь явно не одобрит участие своих гридней в столь мутном деле. И не так, чтобы и много было свободных воинов в Киеве. Всяких там авантюристов выдворили из столицы, чтобы еще больше минимизировать вероятность бунтов.

— Есть у меня подход к людям Горыни. Не любят его многие. Но тут нужно будет людей после переправить под Суздаль. Подмешают Люту какой отравы, что не убьет его, но сделает слабым, немощным и больным. На дня три точно сляжет бродник, — предложил Боброк.

Сложно это все, потому я и колебался давать разрешение на операцию. Нужно стараться искать более простые пути. А простым является выйти и победить ставленника купца. Простым, да более рискованным, так как можно потерять близкого человека. Ну и тот факт, что нужно же на чем-то набивать руку и в таких тайных делах, побудил меня согласиться.

— Действуй, а у меня встреча. Сопровождать будет десяток Фомы, — сказал я и пошел переодеваться.

Хотелось перед византийцами предстать не в кольчуге, а в таких одеждах, что и ромеи оценят. Были у меня отрезы красного шелка, которые удалось перехватить в Кучково, вот из них и сшили рубаху, а так же из качественной шерстяной ткани, так же красной, был сшит что-то вроде кафтана. Ну, и соболья шуба. Уже неизменный красные сапоги с зеленой вязью.

Нибилиссим Никифор Тархенит, наверняка, оскорбленный и ошеломленный тем, что происходит и происходило в Киеве, собирается уезжать в империю. И даже не я в этот раз был приглашен византийцем на разговор, а к нему направляется Иван Ростиславович. Я иду вместе с воеводой.

Византиец расположился на Глебовом дворе, как будто подальше от главных киевских храмов, как и от Митрополичьего Двора. Нас встречал десяток ромейских воинов. Рослых, суровых, темноволосых носатых. Встреча не так, чтобы была дружественной, но деловой, без сантиментов и подношения на крыльце напитка с дороги, нас проводили к нибилиссиму.

Это титул очень и очень высокий, в сущности, соответствует европейскому герцогу. Так же относится к родственникам правящей династии. Правда Комнины, нынешняя династия василевсов, сильно обесценили титул нибилиссимов, давая их многим не по заслугам, или происхождению, а даже за деньги.

— Я так и не понял, что из себя представляет ваше Братство, — сходу, как только прозвучали приветствия, начал говорить Никифор.

Воевода посмотрел в мою сторону, давая понять, что объяснения о сути Братства поручаются мне. Минут пятнадцать я пространно объяснял и рассказывал византийцу о целях, задачах и важности нашей организации, ловя себя на мысли о том, что стремлюсь приукрасить и преувеличить современное значение православного Братства.

— И что, у вас уже более полторы тысячи ратников? — спросил византиец.

Вопросительный взгляд воеводы выражал еще большее недоумение, чем у ромея. Ну, приукрасил я немного, а потом еще больше приукрасил, когда выразил уверенность, что в Братстве будет уже не менее двух с половиной тысяч ратников. Хотя, на самом деле, в моих планах было еще большее количество воинов.

Данное преувеличение численности и возможности Братства было направлено на то, чтобы византиец просто не отмахнулся от организации, как от незначительной и ничего не значащей вещи.

— А почему у вас нет цели участвовать в освобождении Гроба Господня? Нынче защите? — спросил Никифор. — Как каждый христианин о том мечтать должны.

— А мало вокруг нас, Руси, язычников? И разных иноверцев? — вопросом на вопрос отвечал воевода. — Отчего в империи вы не создадите православный орден?

Я тоже хотел задать подобный вопрос. Неужели Византийской империи некуда было бы применить силу, подобную европейским рыцарским орденам? Тут же не обязательно прямое государственное финансирование, такие во организации могут быть и на самоокупаемости.

— Это угроза императорской власти. Лишь на раздробленных землях, таких, как Русь или европейские державы, возможно существование орденов. Там, где сильная власть монарха, нет места для вольницы, — объяснил прописные истины византиец. — Когда монархи в Европе станут более сильными, они объявят войну рыцарским орденам.

Хотя везде есть свои особенности, нюансы. Между тем, разве в империи мало всякого рода не пристроенных в жизни людей? Уверен, что бывших военных, как и просто разбойников, можно было бы соблазнить идеей православного Ордена, поставив организацию под плотный контроль государства, лишь несколько допустив финансирование частным лицам. Впрочем, да, рисков для империи предостаточно.

— Отчего бы вам, а также порфирородному василевсу Монуилу не оказать помощь нашему Братству? Уж если Орден на ваших землях расйенивается, как угроза? Православие может становиться сильнее, — сказал воевода.

Нибилиссим встал со скамьи и начал нервно расхаживать.

— Православие? Здесь в Киеве попрали истинную веру. Как можно самостоятельно объявлять себя митрополитом без согласия константинопольского патриарха? Для того, чтобы выделить автокефальную церковь, нужен томос от патриарха. Все иное — ересь! — с надрывом почти кричал византиец.

В решении показать самостоятельность русского православия я был солидарен с митрополитом Климентом. В конце концов, ни один епископ на Руси активно не стал противиться подобному обстоятельству. Можно было возразить ромею, что константинопольский патриархат сознательно тормозит развитие русской церкви. На Руси так и не стало развиваться иконописание, сильно тормозиться строительство каменных храмов. С другой стороны никто не говорит о том, чтобы Русская Церковь стала полностью самостоятельной. Назначение митрополитами из числа местных священников — важная составляющая и для образования, и для объединительных процессов.

— Если последует помощь Братству от василевса, то как вы за это отплатите? — после продолжительной тирады, в ходе которой византиец в красках, переходя на греческий язык, высказывался о русском православии, возобновился деловой разговор.

— Что может и хочет ожидать от нас василевс? — спросил воевода.

Было видно, как ухмылка проскользнула на лице византийца.

— Мой василевс хотел бы видеть русских православных воинов, например… — Никифор сделал вид, будто задумался. — в Египте. Вы знаете, где это находится?

— Василевс Мануил хочет русскими руками захватить житницу для всего арабского мира? А еще захват Египта и контроль поставок зерна сделает державы крестоносцев более сговорчивыми перед волей императора ромеев? Но, разве тысяча или две тысячи воинов способны покорить Александрию и Каир? — сказал я, вызывая удивление и у византийца, и у Ивана Ростиславовича.

— Откуда ты, брат тысяцкий, столь много знаешь о делах в Палестинах? — спросил меня воевода.

— Было у кого спрашивать в Берладе. Там живут даже бывшие крестоносцы, — соврал я. — Но предполагаю я еще иное. Скоро начнется новый Крестовый поход. Полчища воинов с крестами обрушатся на деревни и города империи Комнинов, будут бои, Константинополь будет под угрозой. А придет время и если у Мануила не будет сына, так крестоносцы, ведомые Венецией, захватят Вечный город на Востоке.

— Это… прорицание? Или ты пугаешь меня? — ошарашено спросил византиец.

— Предупреждение… — сказал я.

Нужно было посеять зерно, чтобы когда европейцы пойдут в новый поход, Мануил, а я надеюсь он узнает о моих словах, воспринимал происходящее, как пророчество от какого-то русича. О готовящемся Крестовом походе не может не знать Византия, так что сказано было в пору и зернышко проросло.

Никифор молчал, было видно, что он решается что-то рассказать, но сомневается. Мои слова ошарашили и Никифора и воеводу. Так что разговор продолжил я, несколько уйдя от темы пророчества.

— Если русское Братство приняло бы участие, то где набрало бы еще воинов? — спросил я.

— Империя выделит — ответил византиец нехотя.

И тут меня осенило, чего именно хочет добиться император.

— Под именем русского православного Братства василевс хочет совершить свой Крестовый поход? А если пойдет что-то не так, и начнутся ссоры с крестоносцами, то виновата не империя, а русичи? — высказал я свои догадки.

Как после этого не уверял византиец, что на самом деле все не совсем так, было понятно, что Мануилу было бы выгодно иметь в своем распоряжении тех, на кого можно было бы сослаться, объявить безумцами и «умыть» руки, якобы не при делах. А что получила взамен Русь, кроме враждебности со стороны Западной Европы?

— А не хочет империя помочь Руси решить проблему с половцами, хоть бы и для того, чтобы восстановить торговлю по Днепру? — спросил я.

— Ну, не настолько же вы будете важны василевсу! — чуть ли не рассмеялся византиец.

Подобная реакция Никифора не понравилась воеводе, да и я в восторг от насмешек ромея не пришел.

— Когда прибудет помощь от василевса, тогда и мы будем смотреть, как и где участвовать в делах империи и нужно ли нам это! — решительно, вставая со своего места, сказал воевода. — На том мы расстанемся. И я не забыл, что ромеи Владимирко Галицкому помогали, недругу моему.

Сказав это, Иван Ростиславович вышел из горницы и спешно пошел прочь из дома.

— Мы ждем помощи от империи, — сказал я и отправился следом за воеводой.

От автора:

Захватывающая история об отважных лётчиках в небе Афганистана. Главный герой в самом пекле войны с духами. Действует скидка https://author.today/work/371727