Дело о пропавшей деревне. Часть 2

От последней перед Подрачкой станции Марчук решил идти пешком, хотя до деревни было не меньше часа ходьбы.

Поначалу шли молча, хотя Карницкий нет-нет да и поглядывал на опытного Стрелу. Как он поступит? Будет наблюдать со стороны? Или ворвется в деревню с арбалетом наперевес? Или, Адриана пробрала внезапная дрожь, пошлет подопечного и посмотрит, что с ним сделают коварные иномирцы?

— А разве не разумнее сразу послать Молотов? — неуверенно спросил Карницкий. — Поскольку в Подрачке уже исчезли двое Стрел, разумно предположить, что там происходит что-то опасное. И разумно сразу атаковать деревню!

— Разумно-разумно, — буркнул Марчук. — Много ты понимаешь в разумности! Вот пошлем Молотов, а их одним махом превратят в рабов да так, что они и не заметят. Или молнией испепелят? Или из ружей, что по силе равны пушкам, расстреляют? Кого тогда посылать будем?

— Но в питомнике говорили…

— В питомнике… — перебил Аверий, — в питомнике вас не столько учат, сколько кормят. Не зря же он называется питомником! От слова «питать». Кормят и отбирают. А учеба — вот она! Сейчас.

Карницкий, разозлившись, замолчал. Потом уж сообразил, что раз учеба только сейчас началась, надо задавать больше вопросов, но было уже поздно. Впереди показалось какое-то заграждение, и рядом с ним стояли люди.

— Молоты? — прошептал Карницкий.

— Они сзади идут, — обычным голосом сказал Марчук. — Давай-ка обойдем через лес.

Орденцы подобрались к самодельной заставе сбоку, посмотрели на караульных, послушали разговоры и отошли подальше.

Адриан неуверенно сказал:

— Не похожи они на чужаков. Разве что тот, с кривой головой.

— Здешние они, из Подрачки, — задумчиво ответил Марчук. — Одежда под них скроена, и носят они ее ладно, говорят по-простому, словечки опять же… А вот пистоли им непривычны, носят неудобно, напоказ, будто бахвалятся. Один пистоль наш, орденский. Значит, поймали Хромого.

— Почему же они… Неужели не осознали, кто к ним пришел? Почему не убежали, не позвали на помощь? Неужели тут уклад не знают?

— Деревня крупная, на дороге, считай, стоит. Конечно, знают. А вот почему не убежали… Значит, держит их что-то.

— Может, захватили семьи и угрожают им смертью? — предположил Карницкий.

— Тут до почтовой станции — час ходьбы. Бегом и того быстрее. Если б семью захватили чужаки, наоборот — давно бы уж сбегали и доложили. Ладно бы, с ними чужак стоял, так ведь одни они там.

— Надо поймать одного и допросить! — сообразил Адриан.

— Допросим. Только не этих.

— А кого?

— Слышишь, топоры стучат? Вот одного из дровосеков и возьмем. Только, думается мне, мало с того толку будет.

Карницкий умел ходить по лесу, не спотыкаясь и не собирая на себя паутину и клещей. Он ловко подныривал под ветки, переступал через гнилые пни и подмечал, как лучше пробраться меж деревьев. Хоть он и барчук, но имение отца располагалось в деревне, и Адриан часто удирал, чтоб побегать по лесу. Там он строил шалаши, разводил костры и жарил грибы, нанизанные на хворостину. А уж когда прикидывался деревенским пареньком, тогда и вовсе возвращался под крышу только поспать.

— Погодите, Аверий, — вдруг остановился Карницкий. — А Подрачка — чья земля?

— Додумался наконец, — одобрительно хмыкнул Марчук. — Ничья она, государю принадлежит. Надзор над ней губернаторский.

— А те парни упомянули «нашего барина».

— Вот-вот, Карницкий.

Оглушительный треск падающего дерева прервал разговор. Едва утих гул потревоженного леса, как застучали топоры, отсекая сучья от ствола. Мелькали потрепанные некрашеные зипуны, слышались окрики лесорубов, где-то в стороне ржали перепуганные лошади. Карницкий глянул на Марчука, но тот не двигался с места. Ждал чего-то. Долго ждал.

Наконец один из дровосеков отошел в сторону, развернул заранее спрятанный узелок, вытащил ломоть хлеба и сел перекусить.

Марчук немного повозился в кустах, привлекая внимание обедающего, потом вышел, кивнул мужичку и присел рядом.

— Можно?

— Да чего ж нет? Садись, земли полно, ага.

Аверий вытащил из мешка соленое сало, отрезал кусок, протянул собеседнику. Тот довольно крякнул, взял и сам отломил немного хлеба для благодетеля.

— Смотрю, всё рубите и рубите. Никак строите чего?

— Ага, строим… Барину хоромы строим, ага. Не, ну а как же без хором-то? Дом, он кажному надобен.

— Откуда ж в Подрачке барин? Прежде-то не было.

— Не было, ага. А вот нашлися. Как с неба свалилися, ага, — дровосек хмыкнул. — Мы ведь попервости с чужаком ихбродь спутали, в жарник хотели погнать, ага.

— А он чего?

— Да ничего. Говорили, барин мы. Ну, тут уж и мы увидели: то ж барин наш, ага!

— Что, один приехал? Без холопов, без приятелей, без семьи?

— Одни, ага. Говорю ж, как с неба свалилися, ага. Босые, одежонка худая, а всё одно сразу видать — барин!

— И что, злой барин-то?

— Ну, как злой… Не злые. Обычные, ага. Ну, кому в рыло дадут, кому плетей прикажут. Только вот стариков наших… — он отвернулся, всхрюкнул носом.

— А на дороге зачем людей поставил?

— Дык… — мужик задумался. — Кто ж знает? Барин же, ага. С чего мне ведать, чего им взбрыкнулося?

— А с людьми пойманными что делает? Убивает?

— Да не. Живут вон, ага. С нами робят. Один тут с нами деревья валит, ага. А, хотя одного-то да! Тыкву ему срубили. На колу вон торчит, зубы скалит, ага.

— Эт за что ж его так?

— Сам не видывал, уж потом мне пересказали.

С поляны послышался голос:

— Бурый!

— Иду! — отозвался дровосек и быстро досказал: — Пулял он в барина нашего, ага. Бах! Барин со скамьи кувырк, разозлились, ага, грят: «Пороть и голову срубить!»

— А барин-то цел?

— Целы. Смазал пуляльщик-то, ага.

Мужик встал, стряхнул крошки с портков, поднял топор и хотел было уйти, но Марчук напоследок спросил:

— Не боишься, что я чужак какой?

— Хе, чужак, ага. Что я, чужака не признаю? Сразу ж видать: здешний.

— А барина сразу не признали, значит?

— Вид у них чудной и говор странный, ненашенский. Но оне ж барин, ага. Оне грамоту ведают и слова всякие умные.

— А не хворал ли кто в деревне? Барин или другой кто?

— Не, не хворали, ага. Федьке токма ногу зашибло. Пойду…

Марчук тоже поднялся, стряхнул прилипший сор и вернулся к Карницкому, который слушал разговор со стороны.

— Так он один всего! — выпалил Адриан. — Может, тогда просто пойти и убить его? Как с тем, что в Верхнем Яре был.

— Думай, Карницкий. Ты сам всё слышал. Что мы знаем теперь о чужаках в Подрачке?

Юноша вспомнил, что именно от Марчука зависит, станет он Стрелой или Молотом. Так что лучше бы поднапрячься и не разочаровать наставника.

— Он один. Возможно, маг, подчиняет людей, не любит стариков, не боится убивать. Зачем-то строит себе дом. Перекрыл дорогу, ловит проезжающих и подчиняет их себе тоже.

— А еще у него есть защита, что не пропускает пули, — добавил Марчук.

— Но мужик же сказал, промахнулся стрелок!

— Мужика того там даже не было. Стрелял либо Хромой, либо его питомец. Думаю, всё ж питомец. И каким бы дурнем он ни был, вряд ли стрелял с полусотни шагов. И, помнишь, барин-то кувыркнулся. Не думаю, что он настолько быстр, чтобы уклониться от пули. Значит, попал питомец, но пуля не пробила защиту.

— Надо было и Хромому выстрелить! Мало какой амулет выдержит два выстрела подряд.

Карницкий вдруг вспомнил, что дровосек сказал про стрелка. Это означало, что Млада Зайца убили? Он всего-то второй или третий раз выехал на вызов. Надо было сразу его в Молоты отправить! Сразу же видно, что не быть Зайцу Стрелой.

— А если там не амулет? Или не один амулет? Маги бывают всякие. Или, может, у барина доспех особый, невидимый? Такое тоже было.

— Что же тогда делать? — растерялся Карницкий.

— Пойду в Подрачку. Если повезет, барин не убьет меня, а подомнет. Световые знаки помнишь? Ночью не спи, следи за деревней, прям с этой стороны. Когда рубщики уйдут, сядь на опушке и глаз не своди с ближайшей улицы.

— Но как же вы? А если он вас заставит всё рассказать? И о Молотах, и об Ордене, и обо мне?

Марчук будто и не слышал вопросов младшего.

— Мешок мой забери. Не хватало еще арбалет иномирцу отдать! И это… у тебя амулет на кровь наведен или на ношение?

— На кровь, — проблеял Карницкий.

— Жаль. Ладно, глядишь, амулет Молчана поможет. И это… если знаков не будет, с утра беги к станции, перескажи Молотам, что узнали. Пусть командор сам решит, как быть.

Держа тяжелый потрепанный мешок, Адриан растерянно смотрел в спину удаляющегося Марчука, пока тот окончательно не растворился меж деревьев.

* * *

Аверий обошел стороной дровосеков по уже вырубленному участку леса, пробрался меж беспорядочно сваленных ветвей, несколько раз споткнулся о спрятавшиеся под травой коряги и неожиданно для себя вышел к деревенскому кладбищу. Оградка уже покосилась от старости, и Марчук, недолго думая, перемахнул через нее.

Даже если не знать, где ты находишься, по одному кладбищу можно понять, деревенское оно или рядом с городом. А иногда и угадать, кто лежит в могиле: крестьянин, мастеровой или благородная кровь.

Марчук любил кладбища. Словно попадаешь в иной мир, но не так, как чужаки, а на изнанку своего же. Повсюду стояли небольшие домики, едва ли по пояс, иногда сделанные наспех из веток, глины и тряпок, а иногда построенные по всем правилам: из тоненьких стволиков, в которых вырублены пазы, со стропилами, дверью и окнами. Были люди, которые делали домики похожими на жилище покойных, другие, наоборот, мастерили что-то совершенно отличное. Некоторые умельцы украшали могильные дома искусной резьбой, другие выкрашивали в яркие цвета, третьи складывали небольшие шалаши, которые разметет при первой же непогоде.

Стыдно, если на могиле нет дома, в котором душа умершего сможет укрыться, пока Спас не придет и не заберет ее с собой на небеса. Это значит, что покойник был настолько недобрым человеком, что ни его дети, ни родня, ни соседи не захотели поставить что-то достойное. По обычаю дом на могиле нужен только на сорок дней после смерти, всего лишь на месяц, но Марчук знал, что многие следят за могильными постройками годами, поправляют крыши, подкрашивают стены. Так было правильно.

У орденцев редко бывают могилы. Чаще всего их тела сжигают, и на стену отделения при входе прикрепляют еще один именной амулет. В самых старых отделениях стена может быть полностью закрыта амулетами. Таков путь. Даже после смерти душа принадлежит Ордену.

Впрочем, Марчука сейчас интересовали не вопросы бытия после смерти, которыми так часто увлекаются питомцы, а свежие могилы на подрачском кладбище. Они были хаотично раскиданы, значит, и впрямь барин убивал не домами, а по одному-два человека едва ли не из каждой семьи. И могильные постройки еще не потемнели от дождей и солнца. Как сказал тот рубщик? «Только стариков наших…» Он приказал убить всех стариков. Зачем? Они не могли ему угрожать. Если он хотел убрать все лишние рты, то почему оставил детей? Может, потому, что иначе люди бы взбунтовались и вышли из подчинения? Но многие любят своих отцов-матерей не меньше. Или ему дети нужны для чего-то иного? Или ему вся деревня нужна для чего-то иного?

Он их не убивает, заставляет строить себе дом, следит за дорогой, значит, не хочет, чтобы о нем узнали прежде времени, забирает проезжих себе и не боится, что те сбегут. Не боится раздавать оружие.

Странный чужак.

Иномирцы редко жаждут крови, уж Марчук-то это хорошо знал. Чаще всего они хотят либо отыскать дорогу обратно, либо проложить себе путь в этом мире. В доорденские времена бывало, что чужаки женились, рожали детей, работали и умирали, как обычные люди. Редко, но бывало.

Иногда иномирцы приходят с жаждой рвать, жечь и покорять. Мнят себя великими и всемогущими лишь потому, что увидели простых крестьян без магии и оружия и решили, что тут для них нет преград.

А этот чужак… Чего хочет он? Что видит? Захватывает немаленькую деревню, но не идет дальше. Строит дом, но вырезает стариков. Казнит за нападение, но не зверствует. Действует так, будто у него есть некий план. Ждет сородичей?

Марчук покинул кладбище, прошагал через густо поросший травой луг, потом через огороды и вошел в саму Подрачку. Вроде бы ничего необычного. Ни невидимой преграды, ни магической стены, хотя Аверий знал, что у него способностей к магии нет. В Ордене такое проверяли.

Спустя минуту к нему подбежали трое молодых парней, у одного орденский пистоль в руках, только не заряженный. Аверий усмехнулся. В Ордене свои оружейники, потому необученный человек вряд ли сообразит, как заряжать такой пистоль и как из него стрелять. Понятно, что опытный мастеровой или солдат рано или поздно догадается, но землепашец скорее руку себе оторвет.

— Эй ты! Идем с нами! Барин зовет! — крикнул самый рослый.

Говорит так, будто деревня испокон была поместной, а ведь всего-то недели две прошло, как появился чужак.

Впрочем, Марчук и не собирался сопротивляться, спокойно пошел куда велено. Лишь на главной улице замедлился, глядя на изуродованную голову Млада Зайца, насаженную на пику.

— Барин у нас крутого нраву, — сказал один из парней, — но судит по чести. Не бузи, и жив останешься.

Аверий кивнул.

Барин нашелся возле своего будущего дома. Он указывал на стену, уже поднявшуюся на две сажени вверх, и громко выговаривал за какое-то бревно, которое показалось ему негодным.

— Так ведь, вашбродь, исперва дерево сушить надобно, — оправдывался невысокий мужик с потным грязным лицом. — Лето, а то и два. Иначе дом перекособочит, щели пойдут.

— Нет! Дом нужен сейчас! — продолжал яриться барин. — Как другие строят? Тоже лето-два на улице живут?

— Дык купить можно уже сухое… Вон, в Лопатино лесопильня стоит, какое хошь привезут, вашбродь.

— А деньги? Деньги ты мне дашь? Есть у тебя столько? Нет? Вот и молчи, идиот. Ты же лучший строитель тут, вот и строй!

— Лучшим батя был, — тихо сказал мужик.

Но барин его уже не слушал, повернулся к Марчуку и осмотрел его сверху донизу.

— Ну, кто такой? Откуда взялся? Тьфу, уже сам, как мужичье, заговорил.

— Аверий меня звать, по прозванию Марчук, — сказал орденец.

— А по профессии? — барин подождал немного. — Должность, говорю, какая? Работаешь кем? Зачем пришел?

— Всего помаленьку. Могу и за скотом ходить, и землю пахать, и ложки резать. А пришел глянуть, как люди живут. Место себе ищу.

— Да ты, брат, философ! — барин хлопнул Марчука по плечу. — Оставайся здесь. Тут работы полно, невесту тебе найдем, женишься, а? С оружием умеешь обращаться? Из ружья стрелял?

— Приходилось, — медленно сказал Аверий.

— Эй, Лось, дай-ка сюда свой пистолет! Да давай, не жмись, всё равно стрелять не умеешь. Вот, глянь, такие видел уже?

Марчук взял в руки орденский пистоль, явно принадлежащий прежде Хромому, потому как был уже устаревшего вида. Хромой держал свое оружие в порядке, чистил, смазывал, из мешка доставал редко, а этот деревенский увалень уже успел его испачкать, вон, опилки и песок всюду.

Ну да Спас с ним, с пистолем. Аверия больше поразил сам барин. Ладно, оружие дал незнакомому человеку, может, у него и впрямь защита невидимая. Но почему барин ведет себя как… Аверий даже не знал, какие слова подобрать. Никакой благородный не будет спорить с простолюдином, особенно со своим холопом. Не будет хлопать по плечу. Не будет уговаривать холопа отдать что-то. Этот же равняет себя и крестьянина. Даже не заметил, что Аверий ни разу не добавил «вашбродь».

Видал Марчук и таких, кто в господа из простолюдинов выбились. Так те ведут себя еще хлеще! Нос задирают, лишнее слово боятся сказать холопу, сквозь зубы цедят. Такие уж точно бы не пошли на стройку и не завели бы спор с мужичьем.

А этот ведет себя… Аверий наконец понял, кого напоминал ему барин. Ребенка! Только дите несмышленое не видит различий между тятенькой-барином и Федькой-конюхом. Только дите может сначала псину приблудную приласкать, а на другой день пнуть. И любопытство в его глазах горит тоже дитячье, неразумное, глупое. А ведь барин-то с виду далеко не ребенок, уж лет двадцать всяко пожил, а то и тридцать.

— Не, таких не видывал. Чудное какое-то, — ответил Марчук, возвращая пистоль.

— А ведь ты непростой прохожий, — вдруг сказал барин. — Лось, что думаешь? Непростой, да?

— Ага, вашбродь.

— Есть в тебе что-то такое… Ты случайно не из военных? Ага, вздрогнул. Я так и знал. Слышал, что тут в армию на всю жизнь забирают. А ты, значит, сбежал. Потому и шляешься по лесам, боишься, что поймают и на каторгу отправят. Не боись! Вижу, что мужик ты хороший, толковый. Останешься, так никто тебя не поймает. Я своих не сдаю! Будешь у меня главой охраны. Сейчас, правда, назначить не могу, но как дом построю, так сразу, десяток вот таких обалдуев дам, будешь их гонять, как тебя гоняли. Круто же, да?

Барин ненадолго замолчал, будто задумался, а потом Марчук вдруг почувствовал, что должен остаться в Подрачке и слушаться вот этого человека, как бы глупо тот себя ни вел.

— Да, вашбродь.

— Отлично. Теперь отыщи Грамотея, пусть он тебе найдет дом, и лучше бы с какой-нибудь симпатичной вдовой, да? Ну, иди, устраивайся.


Загрузка...