Пробравшись к шкафу — а в такой тесноте необходимо было производить манипуляции с дверками, иначе они не оставляли прохода, Василиса воззрилась на нехитрый набор спецодежды. Пара серых платьев, три фартука (один, должно быть, нарядный, потому как был белым), новые, хрустящие от крахмала панталоны, размер которых поразил: они наверняка заканчивались где-то под коленом и делали попу на два размера больше. Вместо лифчика на полочке лежал корсет с простыми тесемками, а не атласными лентами, каким Васе представлялся этот предмет гардероба. Рядом разместилась коробочка с гребешком и душистым мылом, в ее боковом отделении торчало с десяток костяных шпилек — как намек на ожидаемую от служанки прическу.
Василиса с сожалением скинула розовый сарафан. Изрядно помятый, с пятнами по подолу, он все равно выглядел лучше, чем безликая одежда в шкафу. Бюстгальтер и трусики тоже пришлось снять — Вася надеялась носить их и дальше, но после пруда им требовалась стирка.
Наскоро умывшись в тазу, куда налила воды из кувшина, кем-то заботливо наполненного, Вася натянула объемные панталоны и сунула руки в лямки корсета.
— Черт, как же его шнуруют?
Выкручиваясь в попытке затянуть тесемки, Василиса краем глаза заметила идущую мимо комнаты белокурую женщину, полуобернувшуюся на шорох и тихие ругательства.
— Вы не могли бы мне помочь? — окликнула ее Василиса. Может быть в своем мире она не посмела бы обратиться к незнакомке, поскольку трусики-танго мало что скрывали, но панталоны смело можно было назвать парашютами, надежно укутывающими чуть ли не ее всю. А незакрытая полоска спины — кем ею удивишь? Руками-то Вася надежно придерживала все что нужно.
Незнакомка, молча подойдя со спины, перекинула мешающиеся волосы вперед и умело потянула за шнуровку. Ее прохладные пальцы споро порхали по коже, поправляя то тесемки, то съехавший набок корсет.
— Ой, так мне совсем нечем будет дышать, — взмолилась Василиса, когда очередной рывок сделал ее талию осиной. Незнакомка утешительно похлопала по плечу и потянулась к открытой шкатулке. Зрачки Васи расширились: изящные длинные пальцы с ухоженными полированными ногтями тонули в нежнейшем кружеве. Щеку щекотало чужое дыхание, а прядь длинных пепельных волос змеей скользнула по ее груди.
«Блин, уж не призвала ли я на помощь хозяйку замка?!»
— Мне неловко, давайте я сама расчешусь! — Вася попыталась обернуться, но незнакомка не позволила, крепко схватив ее за хвост, который принялась чесать. Осторожно и без упреков по поводу запутавшихся в волосах веточек. Шпильки исчезли в скрученном узле одна за другой.
— Ну все, теперь ты смело можешь спускаться вниз. Никто не найдет в тебе изъяна.
Побледневшая Василиса обернулась как в замедленной съемке, страшась увидеть того, кто только что шнуровал ее корсет, и лелея надежду, что незнакомка вполне может быть обладательницей неженского голоса.
Увы, из комнаты выходил самый настоящий мужчина.
— Не благодари! — легкий жест рукой, когда пена кружев на манжете взметнулась подобно паутине на ветру. Длинные, почти до пояса волосы, стелились по не особо широкой, но все-таки мужской спине. Бриджи и немалый размер ноги дополняли портрет «незнакомки», оказавшейся «незнакомцем», сейчас довольно весело насвистывающем мелодию. Васе только и оставалось проводить его взглядом.
Какой конфуз!
— Познакомьтесь, это нэнни… — Хосефина сделала паузу, тужась воскресить в памяти имя новенькой. Они стояли в просторном помещении, судя по утвари — кухне. Возле очага орудовала ложкой на длинной ручке дородная повариха, у тазов с картошкой и очистками сидели двое мальчишек, а вдоль длинного разделочного стола выстроилось еще человек десять.
Василиса пришла на помощь — она помнила, что не называла Хосефине себя:
— Мое имя Гражданка Иванова, — уверенно представилась Вася: так было записано в бумагах на Торгах, ее первом документе в чужом мире, и не стоило разрушать легенду.
— Я буду называть тебя просто Ги. Ненавижу длинные имена, — Василиса обернулась. К косяку двери прижимался плечом тот самый мужчина с длинными пепельными волосами. У Васи захватило дух при взгляде на его красивое лицо с лучистыми синими глазами. Высокий и изящный, он поражал воображение не только внешним видом, но и отточенными движениями: природа поработала над ним на славу. Взмах ресницами, чтобы привлечь к себе внимание, и за спиной Васи послышались сдержанные вздохи. Незнакомец вроде бы небрежно откинул упавший на лицо локон, но Василиса знала, как бы она ни старалась повторить довольно простой жест, у нее все равно не получилось бы так чарующе. В общем, смотрела бы и смотрела. Незнакомец, заметив ее интерес, одарил ее полуулыбкой, в которой чувствовалась горчинка иронии: прекрасный гад отлично понимал, какое он производит впечатление. — Можно? Мы ведь были так близки… Я даже помогал тебе зашнуровать корсет…
— Преклонись перед Их Высочеством, — больно ткнула куда-то под лопатку Хосефина.
Василиса послушно склонила голову, но потом дерзко подняла глаза на пепельноголового.
— Мой лорд, можно я буду называть вас нежно Ив? Мы ведь были так близки. Вас даже не смутили мои панталоны.
— Почему вдруг Ив? — прекрасный гад поднял идеальную бровь.
— Только что нэн Хосефина велела преклониться перед «Их Высочеством». Я так же, как и вы, не хочу забивать голову лишними знаниями.
— Дерзкая девчонка, — в этот раз тычок в спину был более ощутимым, но громкий смех прекрасного гада остановил Хосефину.
— Оставьте ее. Она мне нравится, — он вновь перевел взгляд на Василису. — Я разрешаю тебе, и только тебе, обращаться ко мне как Ив. Это забавно.
Прощальный взмах рукой, и Их Высочество скрылось в темноте коридора.
— А зачем милорд сюда приходил? — послышался мужской голос сзади. — Сколько здесь служу, не припомню случая, чтобы друг хозяина спускался на кухню.
— Не понятно, что ли? — повариха так треснула черпаком по краю котла, что все присутствующие вздрогнули. — Его привлекли панталоны нэнни Ги.
— Ну, это не впервой, — произнесла одна из служанок, переливая из кастрюли кипящее молоко в кувшин. — Какие только панталоны его не привлекали.
— Что за разговоры?! — Хосефина вновь высоко вздернула нос. — Не забывайте, вы служите в приличном доме!
— Жаль, что панталоны нэн так никого и не очаровали, — шепнула проскользнувшая к двери довольно миленькая служанка. Она незаметно пожала Василисе руку.
Послышались скрытые смешки, но стоило Хосефине повернуться к позволившим себе вольность, как лица тут же сделались каменными.
— Работать! Все работать! — похлопала она в ладоши, и слуги, вспомнив о делах, разбежались.
Лорд Ракон уходил с Торгов раздраженный. Мало того, что его выбили из колеи встреча с душевнобольной старухой-гномкой и обнаружение купленного им вместе с нимфой венка из поникших лютиков, так еще на самом аукционе при попытке купить прислугу он выпал из «забега», забыв предложить очередную цену и очнувшись только тогда, когда устроитель трижды стукнул молотком и прокричал «Продано! На сегодня это все!».
Венок полетел в ближайшую урну, но через десяток шагов совсем не в ту сторону, куда собирался идти, Фольк очнулся и вернулся за «лютиками». С доказательствами не следует расставаться раньше времени.
— Вези в «Утешение»! — приказал он извозчику и в раздражении швырнул венок на соседнее сиденье.
Пришло время поразмышлять. Купленная нимфа никуда не денется, а вот старуха, предсказавшая беду, могла покинуть остров. Надо будет успеть выяснить, что она имела в виду, лопоча слова, так похожие на предсказание. А вдруг все произнесенное ею важно, и он упустит момент, отказавшись докопаться до истины?
Ох, как же герцог злился на себя! Он, не верящий ничему и никому, все-таки повелся на слова гномки, лишь увидев увядший венок. Тут простое совпадение и ничего больше! Так нет же! А он почему-то едет к пристани, вместо того, чтобы вернуться в замок!
С чего бы ему терять покой из-за какой-то там нимфы? Даже если она переспит со всеми обитателями замка, ему будет все равно, поскольку все знают, что жительницы Нимфеи слабы к мужскому полу, а потому их любовь нельзя воспринимать всерьез.
Нет, он точно сошел с ума!
— Извозчик, поворачивай в замок!
Венок, дернувшись вместе с экипажем, съехал на пол. Герцог поднял его и, уколовшись о засохшую травинку, вспомнил электрический разряд, прошивший его тело, когда он целовал нимфу.
— Нет, я передумал. Гони в «Утешение»!
Если Хосефина наотрез откажется работать с «непристойной» помощницей, он придумает куда деть нимфу. Жаль, что следующие Торги на прислугу только через неделю.
Здание приюта «Утешение» было небольшим, чистеньким и пахнущим дезинфицирующими средствами. Сестра милосердия, вышедшая навстречу, качнула в приветствии головой, затянутой в белый платок с символом утешения на нем. Улыбающийся кругляш с глазами точками должен был свидетельствовать, что в приюте каждому рады.
— Где-то часа два назад сюда привозили гномку. Две косы, кожаная куртка, шерстяная юбка.
— Под ваше описание попадает каждая вторая жительница горного края. Гномы с семействами еще вчера прибыли на праздник Сотворения первого молота, и к нам то и дело привозят потерявшихся.
— Сейчас кто-нибудь из них здесь? — не зная, как еще описать старуху, Фольк решил устроить опознание.
— Да, но… — замялась сестра милосердия.
— Ведите! — приказал герцог, и его повели. В огромной ванне отмокал совершенно голый гном. Смрад стоял такой, что лорду Ракону пришлось прикрыть рукавом нос.
— Это от его одежды. Никто из наших не хочет ее стирать. Мне кажется, он упал в свиной навоз.
— Мне ляжку! Хочу целую ляжку! — не открывая глаза, пророкотал гном и со всей силой ударил по воде, окатив при этом и сестру и, герцога.
— Он еще и буйный. Всех остальных уже забрали, а за этим никто не идет.
— Гномы не говорили, в какой гостинице они остановились?
— Нет, мы как-то не интересовались. Внесли взнос на милосердие и свободны.
— Оставьте нас наедине, — приказал лорд, вытирая лицо платком. Утешительница замешкалась у порога, но все же вернулась за валяющейся на полу гномьей одеждой и, брезгливо сморщив нос, унесла с собой.
— Где сейчас твои сородичи? — герцог пальцем ткнул бородатого мужика в плечо. Понятное дело, днем в гостинице сидеть никто не будет. Не для того приехали на остров, чтобы пялиться в окна.
— Убери, хвост хряка, свои копыта! — прорычал гном, вновь попытавшись стукнуть кулаком по воде. Его рука была перехвачена, что вызвало недовольство бородача. Он изволил открыть глаза. — Ты кто такой, плешь тебе на всю голову?
— Я лорд Ракон, а ты кто?
— Я Ульрих Большие Яйца! — с вызовом ответил гном и дернулся всем телом, чтобы высвободиться из захвата и наглядно явить доказательство своей клички. — Эй, ты чего?! — застыл он в согнутой позе. Его борода, колени и половина зада вместе с «доказательством» намертво вмерзли в покрывшуюся льдом воду.
— Поговорим? — спокойно произнес герцог, отряхивая от изморози руку.
— Больно! — пожаловался вмиг протрезвевший гном. — И стыдно…
— Чем быстрее ответишь, тем быстрее я уйду. В какой гостинице остановились твои сородичи, и где они сейчас?
— В «Гномьей норе», не понятно, что ли? Эта единственная, где нам все по росту.
А Фольк и забыл, что в его владениях есть такая. «Нору» давно строили, еще на заре становления острова, когда герцог пригласил гномов для кузнечных работ на пристани и в замке. Тогда и повелось отмечать на Раконе день «Сотворения первого молота».
— Сейчас, должно быть, дрыхнут где-нибудь, иначе давно явились бы за мной.
— Среди вас есть старушка, — Фольк замялся, не зная, как описать накликавшую беду.
— Среди нас этих вечно ворчащих старух с полсотни, — не облегчил задачу Ульрих. — И что сделала тебе несчастная женщина?
— Почему несчастная? Очень даже довольная была, когда накаркала беду.
Гном даже в таком положении сумел выразить высшую степень удивления: поднял брови, раз не сумел поднять голову.
— А поподробней?
— Лепетала что-то о том, что я не должен покупать поникшие лютики.
— А ты купил? — гном извернулся, чтобы посмотреть на герцога. И взгляд его был весьма напряжен для находящегося навеселе, что невольно отметил Фольк.
— Хватит расспрашивать об ерунде, скажи лучше, есть ли среди ваших старух провидицы?
Гном захихикал, вмиг вновь приняв дурашливое выражение.
— Да каждая гномка, считай, провидица. Вот сколько раз мне жена говорила: «Ульрих, наступит день, и кто-нибудь схватит тебя за твои большие яйца!», а я, дурак, не верил. И что теперь? Стою раком, а лед промораживает мои бубенчики. Нет, не видать мне больше деток, весь запас проморозил!
Герцог поморщился. Он устал слушать лепет пьяницы.
— А вот еще надысь сестра жены взялась квохтать: «Если ты не перестанешь пить, однажды проснешься среди свиней!». Как в воду глядела! Хочешь, мил человек, я тебя с ней познакомлю? Всю кручину как рукой снимет. У нее бедра, что таз, в котором варят варенье, а сиськи, что два ведра. Любо-дорого было бы такую облапить, да женат я. Нельзя.
Лорд Ракон повернулся к двери.
— Куда? А я? — завопил гном. — Ведь обещал!
— Я сказал, чем быстрее ответишь, тем быстрее я уйду. Я был с тобой честен.
— Но как же?..
— Само оттает. Скоро. Жди.
Воздух на улице после того, как лорд Ракон покинул «Утешение», показался сладким.
И не видел он, как Ульрих, превозмогая боль, сначала освободил из плена льда бороду, а потом и все остальное, и поспешил, укутавшись лишь в простыню, в гостиницу, где вытребовал себе перо и бумагу, чтобы накарябать всего два слова: «Королева проговорилась». Записка была отправлена в Мрачные горы с самым быстрым голубем, коих для связи с родиной всегда держали в «Норе».